Аллея. Глава 5

В авто Денис думал об эмпатии, что она убивает в человеке рациональность и логику. Думал о себе как о страдальце и что «взгляд страдальца сужается до размера слезинки, которая в его представлении равна океану несправедливости».

Авто высадило Дениса у входа в инспекцию. В атриуме снова было пусто. Он подошёл к стеклянному глазу на ресепшене и привычно произнёс:
— Денис Тонин, стажёр.
— Бирюзовая дорожка, аудитория 118, — машинным голосом ответил глаз.
«Вот так! Тёска-психолог в бирюзовом комбинезоне и дорожка бирюзовая. Шифруются, стратеги!» — размышлял он, ища глазами бирюзовую полосу.

Дверь аудитории 118 была закрыта. Денис дважды пытался открыть её: один раз от себя и один раз к себе. Решил подождать, прижался спиной к стене у двери, чтобы не мешаться в проходе. Он стоял и думал о возможном разговоре: с кем и о чём? Его беспокоила закрытая дверь:
«Буду вот так стоять и терпеливо ждать. Постою минут десять или пятнадцать, если никто не откроет, вернусь к ресепшену. Может, у нас в инспекции психолог дальтоник? Всё-таки бирюзовый и зелёный легко перепутать». — Стажёр улыбался своим умозаключениям.

От начала коридора быстрым шагом к нему приближалась фигура в униформе цвета дорожки, по которой шла. «О… это тёска Алекса!» — вспомнил Денис.
— Здравствуй, стажёр, ждёшь? — спросил «бирюзовый».
— У меня выбор небольшой — жду, — ответил на выдохе Денис, показывая интонацией спокойствие.

Тёска открыл дверь на себя и указал рукой, что можно войти, прокомментировав свой жест:
— Денис, входи, выбери себе место поудобнее.
Денис вошёл и увидел, что в большом помещении нет окон, а бежевые, словно ткань халата, стены увешаны картинами с яркими геометрическими фигурами, такими, как рисуют дети пищевыми красками в начальной школе. На деревянном дощатом полу расставлены три пары коричневых кресел, которые казались надутыми так, что если сесть, то можно утонуть или беспорядочно кувыркаться в поисках нужного положения тела.
— Садись на любое место, — ещё раз попросил тёска, ожидая, пока Денис примет решение.
Стажёр, не очень выбирая, сел в кресло, которое располагалось в средней паре между стеной и дверью. Сидеть — удобно, даже не понять: сидишь или лежишь. Его сопровождающий занял кресло напротив. Он достал свой планшет, включил его; свет голубого экрана добавил загадочности в обстановку коричневых и бежевых тонов интерьера. Сейчас можно было разглядеть уже знакомого Денису мужчину, читающего с экрана планшета: в его широкую грудь упирался круглый подбородок без складок, тонкие широкие губы немного косили набок, прямой массивный нос расходился симметричными густыми бровями в форме домика над широко раскрытыми улыбающимися глазами, и лоб — высокий морщинистый лоб — завершал всю конструкцию овального лица под зачёсанными назад русо-седыми волосами.

Минутка молчания. Тёска оторвался от планшета и представился:
— Алексей Сашин, психолог инспекции. Как ты уже догадался, ко мне можешь обращаться по имени. Но признайся, насчёт тёски не смекнул, или я ошибаюсь? — Алексей улыбался, его глаза бегали по лицу Дениса, ища подтверждения.
— Нет, вы не ошиблись. Я не подумал, что «Алекс» можно отнести и к «Алексею», и к «Александру», ещё и к фамилии, — ответил Денис и осёкся: «Не фамильярно ли получилось?»
Алексей рассмеялся негромко гортанными звуками. Хотя это сравнение он уже слышал, но то, как произнёс юноша — быстро и смело, — было впервые. Продолжая улыбаться, спросил:
— Денис, когда ты последний раз плакал? — и через паузу добавил: — Если вообще плакал?
— Вчера. А причину вы наверняка знаете, — ответил Денис ровно, без запинки, но звучно.
Алексей приложил к своим губам ладонь, указывая этим жестом, что можно говорить не так громко.
«Хорошо, что он не знает о «рыдании» после смены», — подумал Денис.
Алексей сделал вопросительную мину:
— Причина мне известна, но реакция на неё не соответствует указанному уровню твоей эмпатии. Смотрю данные, а там написано — «умеренно»?
— Я прошёл тестирование, как остальные стажёры. Если нужно, можете протестировать снова, я готов. Мне нечего скрывать, и оправдываться незачем, — ответил Денис твёрдым тоном, подозревая, что Алексей пытается вызвать у него раздражённость.
— Да, у тебя нормальный уровень эмпатийности, но твои эмоциональные проявления могут мешать работе — чувствительность мешает пониманию людей. Денис, как тебе кажется, ты понимаешь людей? — неожиданно спросил Алексей.
Денис замялся, опустил глаза в пол и ответил вопросом:
— А для чего мне их понимать? — Вопрос был таким наивным, что стало заметным, как смутился Алексей, но он быстро замял смущение и поправил:
— Например, когда ты увозил ёрика из семьи, ты понимал, кто он и что хотят его родные?
— Понимаю, что ёрика нужно изолировать, и понимаю, что для родных горе — терять дорогого человека. Знаю, что в момент, когда человек стал ёриком, он перестал быть человеком, и чувствую, что пока они видят любимого, пусть даже в обличии невменяемого существа, у них теплится надежда, что вдруг это не так, вдруг не всё потеряно. Но я в отличие от них точно знаю, что всё — всё кончено и нет никакой надежды.
— Ты жалеешь их — родителей Риты? — спросил Алексей, пристально разглядывая лицо Дениса.
— Нет, я их не жалею. Мне обидно, что ничего нельзя сделать, что я ничего не могу.
— А если ты ошибаешься?
— В чём, в том, что утилизирую бывших людей, а кто и почему сделал человека ёриком? Я знаю, читал и слышал о преступниках, о полицейских, о наркоманах и прочих девиантах. Сама болезнь их уничтожает. А как же те, кто к ним не относится? — снова ответил Денис вопросом на вопрос.

Алексею показалось, что в беседе с этим молодым человеком он теряет инициативу. Спокойно ответил:
— Когда пожарный тушит огонь, он не думает о том, кто его разжёг; он утилизирует пламя — это его помощь дому, в котором пожар. Точно так же и ты увозишь ёрика из семьи. Но твоя проблема в том, что ты ищешь поджигателя. Для чего ты его ищешь? — спросил Алексей и пристально посмотрел на Дениса.

Денис думал, что психолог знает всё о его догадках, о поиске Лизы, Тани. «Ну и что, что знает? Разве это запрещено? В какой инструкции написано, что у меня не должно быть элементарной потребности знать? А я боюсь, переживаю… За что — за правду или за себя? Но оправдываться я не буду!» — подумал и ответил:
— Ищу потому, что хочу знать, хочу быть спокоен, что всё справедливо.

Алексей снова дотронулся пальцами до своих губ, указав тем самым, что не обязательно так громко… Сменил своё положение в кресле, опёршись на правую руку, стал спрашивать:
— Мы с тобой сидим в одном из помещений инспекции. Напротив — корпус лаборатории, ещё дальше — исследовательский… и ещё — и ещё. Вокруг нас сотни людей. Как ты думаешь, они хотят знать, что всё справедливо, хотят справедливости? — Алексей после вопроса смотрел на Дениса и ждал его ответа.
Денис молчал. Алексей продолжил:
— Хорошо, сейчас я задам вопрос, ты должен подумать и ответить. Слушай внимательно, не перебивай! — Алексей пристально смотрел в глаза Дениса, продолжал: — Ты провёл собственный анализ — расследование — и тебе известно, что Рита, Софи, Елизавета и Татьяна в течение двух суток одна за другой перешли в состояние ёриков… — Алексей сделал паузу. Денис был шокирован, что в инспекции знают о его действиях. Психолог дождался, пока стажёр «переварит» часть вопроса, и продолжил: — Ты уверен, что трое из них не проявляли никаких девиаций, а я тебе подскажу — Татьяна также, как и трое, — без поведенческих отклонений… Сейчас ты это знаешь, и причина… — Алексей сделал ещё одну паузу и произнёс твёрдо и чётко, чтобы каждый слог был понятен: — Все четверо отбракованы системой как абсолютно бесплодные. — И снова психолог сделал паузу.

У Дениса начали шевелиться скулы; казалось, перетираются зубы. Он проскрипел словами:
— Разве бесплодие — это девиация? Кому это мешает?
— Это противоречит благополучию общества. Я просил тебя не перебивать. Теперь ответь на вопрос… Что ты намерен делать, зная это? — Психолог изучал лицо Дениса и ждал ответа.
— Это несправедливо, так не должно быть. Бесплодие — это болезнь… они не виновны в этом… — стажёр бормотал, опустив глаза.
— Денис, что ты намерен делать, зная это? — Алексей Сашин повторил вопрос. Встал, отошёл к углу комнаты, где был вмонтирован шкаф с водой, достал две бутылки и вернулся обратно в кресло, открыл одну из бутылок и протянул угрюмому Денису, который явно сдерживал свои эмоции. — Возьми, попей.
— Спасибо, — стажёр сделал несколько глотков, посмотрел на Сашина и произнёс: — Не знаю, но так не должно быть.

Психолог, сидя напротив стажёра, ещё минуту разглядывал его лицо, затем встал и сказал:
— Вот что, Денис, тебе до следующей смены более суток. Постарайся отдохнуть, подумать и завтра сформулируй ответ. Езжай домой, отдохни, я вызову авто. — Сказал Алексей и бережно потрепал Дениса за плечо: — Отдохни дома как следует. Я тебя проведу до выхода.

В авто Денис вспомнил, что последний раз завтракал вместе с Тоней, почувствовал голод. Ему так хотелось есть, что все мысли направлялись к еде. Когда авто высадило его напротив дома, он бежал через лужайку, через крыльцо и прихожую, через гостиную на кухню к шкафу с печеньем. Денис суетливо разорвал упаковку и жевал — проглатывал — жевал — глотал — жевал — глотал. Кусочки падали на пол. Когда печенье закончилось, он наклонился к полу, чтобы собрать упавшие крошки.