Двадцать лет спустя или Песни о Будде

      Двадцать  лет  спустя или песни о Будде, увиденном в замочную скважину


     Когда жизнь не ладится, хочется бытия. Бытие есть последнее оправдание неудавшейся жизни, ибо только на весах бытия разница между счастливой и удавшейся жизнью и несчастной и неудавшейся практически сводится к нулю. Сходным образом совершенно несущественна разница между так называемыми „положительными и отрицательными“ персонажами в искусстве, если они одинаково мастерски исполнены.
     Бытие похоже на идеально отполированное зеркало, в котором любые шероховатости окружающего мира производят на нас принципиально иное впечатление, нежели когда мы с этими шероховатостями сталкиваемся в жизни. Буддизм и есть манифестация такого всеобъемлющего космического зеркала.
     Восточная мудрость утверждает, что как только ученик духовно созревает, он тотчас же встречает своего мастера. Причем встреча эта, как правило, случайна. Однако случай, стоящий на службе высокой закономерности, в разы выразительней этой последней, пытающейся обойтись без случая. Вот вам попутно и наилучшее объяснение смысла земной жизни : все в ней видимо случайно и невидимо закономерно. Но я отвлекся.
     Чтобы выехать за границу, я вступил в брак с девушкой-еврейкой не любя ее. И это было нравственное преступление, кармическая оплата которого так же неизбежна, как восход или закат солнца. Мы прожили вместе семнадцать лет и нажили сына, а также полное человеческое взаимопонимание. Это и было кое-какое оправдание моего преступления против любви. Но все же далеко не достаточное.
     И случилось то, что не могло не случиться. Моя первая жена влюбилась в иранца, который еще прежде безумно влюбился в нее. Они вступили в брак, который, к сожалению, оказался еще несчастней нашего с нею.
     Для меня, однако, самым большим плюсом его стали невыразимые страдания в первое время. Ими я, хочу надеяться, хоть как-то искупил вину моей долгой юношеской безлюбовности. Самое же страшное было то, что я по-прежнему не умел любить.
     Влюбляться – да. Но любить, то есть отдаться женщине целиком и полностью, а главное приоткрыть ей все свои тайные слабости, – я еще не был в состоянии. Зато подобный шаг я уже вознамерился во что бы то ни стало сделать в ближайшее время. Он начал видеться мне главным смыслом жизни.
     И вот двадцать лет спустя после выезда из России на Запад я вернулся в родные места. Почему так долго я оттягивал возвращение, вопрос особый и прямого отношения к данному стиху не имеет. Правда, некоторая параллель со второй частью моей излюбленной трилогии А. Дюма меня втайне радует. Но гордиться ею я, конечно, не имею права.
     Так или иначе по возвращении я встретился со всеми моими лучшими друзьями детства и юности. Среди них был одноклассник, который предложил зайти к соседке : тоже нашей общей однокласснице. Я с нею, оказывается, в свое время годами сидел за одной партой. Это была симпатичная девушка с голубыми глазами и совершенной фигурой.
     В свое время мы не „задели друг друга“ как подрастающие мужчина и женщина, но бессмертная и безошибочная оценка мужским взглядом женщины жила во мне все это время, оказывается, дремлющей жизнью. Как своего рода независимое от меня малое духовное существо. Жила и дремала. А теперь проснулась. Проснулась после того, как я узнал, что та девушка ни разу не выходила замуж. Я же к тому времени был уже несколько лет в разводе.
     „Это судьба“, – решил я про себя. Действительно, тайную веру в судьбоносное предназначение событий земной жизни я не могу искоренить в себе до сих пор. И это несмотря на то, что она (вера) ни разу толком не оправдалась. Скорее, наоборот : там, где я ожидал любовный взгляд и поцелуй свыше, следовали незамедлительно щелчок или поджопник. Так вышло и на этот раз. Но все по порядку.
     Мы с другом поднялись по лестнице. Позвонили. Открыла старая мать. „Оли нет дома, – сказала она, пристально и подозрительно в нас в подъездном сумраке вглядываясь, – а вы кто?“ Мы представились. В этот момент как раз поднималась по лестнице. Она издали и мгновенно меня узнала и ласково обратилась по имени.
„Быть большой любви“, – нахлынуло блаженной волной на сердце. Нас провели в квартиру. И состоялось тут же маленькое застолье. А еще через неделю большое застолье : пришли все одноклассники кто мог. И практически с первого взгляда на Олю не было в моих глазах иного выражения кроме нежной и бескомпромиссной любви. И ее глаза отвечали мне ровно тем же. И все, кто были рядом, тоже улыбались ртами и глазами, искренне радуясь нашей любви.
     День и ночь мы проводили вместе, что вызывало в моей маме законную ревность. Мой приезд пришелся на Рождество – и контраст между внешним резким холодом города S. и внутренним чудесным теплом в нас обоих тоже запомнился мне на всю жизнь. И мы стали парой. Правда, ненадолго. Через три недели я должен был улетать назад в Мюнхен. Мы условились, что Ольга приедет ко мне в Мюнхен весной.
     Она и приехала. На автобусе, будучи трое суток в пути. И я показал ей мой любимый город. И познакомил ее со всеми, кто мне был близок и дорог. И нам вдвоем было так же хорошо, как пять меяцев назад в городе S. Увы! не совсем так. Что-то изменилось Моя Оленька вдруг начала грустить и тосковать по родине. И эта крошечная, но непобедимая тоска была для моей любви, как еле заметная в теле боль для обреченного умереть от неизлечимой болезни человека.
     Когда же выяснилось, что обратный автобусный рейс переносится на два дня вперед, и моя подруга с отчаяния легла на кровать и несколько минут молча лежала, отвернувшиь к стене, я понял, что все кончено еще как следует не начавшись. И действительно, спустя два месяца она по телефону призналась мне, что любовь ее ко мне куда-то незаметно исчезла. О, нет, тут дело было не в постороннем мужчине. В словце “куда-то” все было и дело.
     Тогда-то я впервые и обратил нимание на значение астрологического знака. Для Близнецов, каковым была она, ничего нет естественней непрестанной смены чувств и настроений. Даже если это любовь к другому человеку. А в общем, наверное, сыграло свою роль то обстоятельство, что еще на школьной скамье мы не „задели друг друга“. Но я, как упомянуто выше, склонен искать во всем „высший смысл“.  А тот, кто ищет, как известно, всегда и найдет.
     И я нашел его. Им оказалась моя состоявшаяся зрелость для настоящей супружеской любви. Ученик созрел для того, чтобы встретить подходящего учителя. Я его и встретил. Ольга вошла в мою жизнь, чтобы помочь мне раскрыть сердце. Она помогла – и тут же удалилась. А ровно через год я встретил ту, которую с теми или иными незначительными отклонениями я хотел бы встречать во всех предназначенных мне земных существованиях. То есть по ощущению.
     Что же до моего милого учителя, так ведь учитель и спутник жизни – разные профессии. Я вспомнил, что пол-города S. знают и любят мою Олю. И она нужна им, а они нужны ей. Так как же я, несчастный гордый человек из чужой и далекой страны мог надеяться заменить их всех одним собой?
     Мое общение с Ольгой закончилось раз и навсегда вскоре после того, как она вернулась в город S. В сущности, она готова была бы поддерживать его и по сей день. Эта прекрасная женщина создана для дружбы, но не для любви.
Теперь, после смерти жены, когда одиночество старости становится постепенно той горькой экзистенциальной чашей, из которой я вынужден пить по глотку каждый день и каждый час – и так до скончания дней – именно ее мне не хватает больше всего на свете.
     О, эта проклятая моя склонность преждевременно заканчивать отношения, дабы молчанием придать им гордый и величественный статус вечного бытия. А теперь мне так хотелось бы живых и теплых слов!
     По слабости моей я попытался все-таки с ней связаться. Но телефон поменялся. И адрес тоже. Все концы в воду. Вот оно : мое вожделенное бытие, освобожденное от жизни. Как говорится, за что боролся, на то и напоролся.
     Получается, что бытие, как и его величайший апологет : Будда, не могут заменить жизни. Право, за это открытие полагалась бы мне по-хорошему Нобелевская премия. Да шучу я, шучу…