Глава 1. Затишье перед бурей

– Раз, два, три, четыре, пять, шесть…
Монотонный счёт перебивался речью ведущего вечернего выпуска новостей. Антенна, обычно стоящая на подоконнике, была переставлена на телевизор: сигнал стал хуже, и к привычному потрескиванию добавилось шипение, экран пошёл рябью, а голос диктора стал едва различим. Максим вслушивался в репортаж, пытаясь разобрать хоть слово и в то же время не сбиться со счёта.
– Максим, почему ты не считаешь? – В голосе Марины звучала обида. – Считай! И не подглядывай!
Демонстративно закрыв глаза руками, Макс продолжил считать громче.
– Сорок семь, сорок восемь, сорок девять, пятьдесят… – Марина радостно побежала прятаться. Она носилась из угла в угол в попытках найти укромное место, смеясь, громко топая, и то и дело задевала табуретку, наступала брату на ноги и спотыкалась о ковёр. Честно досчитав до пятидесяти, Максим внезапно осознал, что его сестра вряд ли умеет считать хотя бы до двадцати, и решил импровизировать. – Семьдесят четыре, девяносто два, сто семь, пятьсот пятьдесят…
Услышав длинные незнакомые числа, Марина запаниковала, залезла под стол и затаилась. Место было хорошее: за скатертью в пол её точно не было видно, а если ещё и сидеть тихо, то брат никогда её не найдёт. Они договорились играть только в зале, чтобы не отвлекать маму, которая весь день хозяйничала на кухне. Праздники у Погарских не были редким явлением. Собирались семьями, поэтому подготовка к застолью занимала много времени. Влада, как настоящая хозяйка, никого не пускала на кухню, а чтобы мужчины не скучали, она отправляла их в магазин, заставляла заниматься уборкой и просто по-человечески просила не лезть под руку.
– Семьсот тридцать четыре… восемьсот шесть… восемьсот сорок девять… – Макс, лениво считавший всё это время, почуял запах вишнёвого пирога и ускорился. – Девятьсот девяносто семь, девятьсот девяносто восемь, девятьсот девяносто девять, тыся…
– Максим! – Голос матери прозвучал неожиданно громко. – Максим! Ты что, оглох? Иди открой дверь.
– Я иду искать! – крикнул Максим и вышел в коридор.
Догадаться, кто пришёл, было нетрудно: Юлий всегда опаздывал, пунктуальны были только Романовские. Не успел Макс открыть дверь, как его окружили радостные Жуки – так за «образцовое» поведение все называли погодок Серёжу и Ваню, младших детей Романовских. Растолкав братьев, в объятия Макса бросилась Лена.
– И тебе привет, – рассмеялся Максим, отводя от лица непослушные кудри подруги. – Проходите.
– Максимка, держи! – Романовский гордо вручил крестнику трёхлитровую банку домашнего яблочного вина. – А где Кнопочка?
– Потерялась, найти не могу, – нарочито громко ответил Макс и вполголоса добавил, – мы в прятки играем. Она под столом.
– Вас понял!
Сняв ботинки, наступив на задники, и обтерев руки о штаны, он направился в зал на поиски Марины, то и дело приговаривая: «Где же моя любимая Марина?.. Куда же она подевалась?.. Как я буду жить без моей Кнопочки!».
– Ну артист, – хмыкнула Аня, глядя на мужа, и расстегнула второй сапог. Она повернулась к Максу и кивнула на банку в его руках. – Ну чего ты стоишь, иди маме отнеси. Я сейчас приду.
Аня стянула с себя сапоги и осталась в одних колготках. Мельком взглянув в зеркало, висевшее на двери, она пригладила волосы, поправила воротник блузки и отряхнула юбку. Потом она обвела взглядом беспорядок, который оставили после себя её дети и муж: Ваня и Серёжа побросали свои куртки, а их ботинки не то что не были убраны, они даже рядом не стояли, по всему коридору от них остались мокрые и грязные следы, а отец семейства пошёл играть в прятки с дочерью лучшего друга, совсем забыв проследить за своими детьми. С тяжёлым вздохом Аня подхватила разбросанные ботинки за шнурки и, стараясь не наступить туда, где уже наследили жуки, на цыпочках подошла к обувной полке.
– Как Мамай прошёл, а ещё в гости пришли… бессовестные, никакой помощи не дождёшься.
Кое-как распихав детские ботинки и не найдя себе тапки, Аня тяжело вздохнула и направилась на кухню. На столе, который был испачкан мукой, лежала скалка, там же рядком стояли стаканы, а также миски с ложками, тёрка и кастрюля с компотом. На плите под полотенцем остывала курица, в духовке доходил вишнёвый пирог. А Максим, как истукан, совершенно потерянный, стоял посреди кухни, вцепившись в банку.
Влада, оглянувшись через плечо, сполоснула тарелку и поставила её в стопку к остальным.
– Ой, Анюта, привет!
– Что помочь? – сразу спросила Аня.
– М-м-м… – Влада ненадолго задумалась. – Я сейчас пирог вытащу, домой тарелки?
Аня протиснулась к раковине, отодвинув в сторону Максима, и, поцеловав подругу в щёчку, принялась за посуду. Влада отряхнула руки от воды, взяла полотенце и развернулась к плите, у которой всё ещё стоял её сын. Раздражённо посмотрев на Макса, она выдохнула, пытаясь не завестись сильнее.
– Максим. Ну чего стоишь как неприкаянный. Поставь ты уже эту банку и иди! Хотя нет… – Влада осеклась и кивнула на помытую посуду.
Макс начал судорожно искать, куда поставить банку. На кухне совсем не было места: столешницу заставили хрустальными вазочками-салатницами с селёдкой под шубой, оливье и морковью с чесноком, около плиты с одной стороны лежала мясорубка на разделочной доске, с другой громоздились сковородка и кастрюли, даже подоконник был весь заставлен уже готовой едой. Выбора у Макса не оставалось, и он поставил банку на угловой диван, достаточно жёсткий, чтобы с него ничего не упало. Тем временем Влада вытаскивала из духовки вишнёвый пирог. Вдруг раздался лязг противня, она зашипела, отдёрнула руку и схватилась за ухо. Максим понял, что если сейчас он не уйдёт, то мать, которую он уже успел довести своей нерасторопностью, обвинит его в том, что обожглась. Макс в два шага оказался около Ани.
– Что взять?
– На. – Аня всунула ему в руки стопку тарелок. – Иди разложи, потом за вилками придёшь.
Уже оказавшись в зале, Максим застал замечательную картину: Лена двигала антенну, чтобы настроить звук телевизора, Серёжа и Ваня, играя в какую-то неведомую игру, периодически дёргали за провод, а их отец, сидя на диване с Мариной, выбирал себе заколку из её коллекции.
– Пап! – жалобно завопила Лена. – Убери их! Они мне мешают! Ну Ваня, ну сколько можно?
– Ваня, не трогай провод, – громко сказал он младшему сыну и, ткнув в заколку-ромашку, обратился к Марине. – Раз жёлтенькой нет, давай беленькую.
– Это не провод! Это космический хвост!
– У нас важная космическая миссия, – с гордостью добавил Серёжа. – Нельзя упустить пришельца. Её.
И он указал на сестру, которая снова принялась возиться с антенной и не слышала его слов. Мальчики вытянули из-под стола по табуретке, перевернули их ножками вверх и поставили рядом друг с другом. Серёжа шлёпнулся в «кресло» главного пилота, Ваня, повторяя за братом, залез в правую табуретку, и, взявшись за штурвал, которым послужили деревянные ножки, направил свой космический корабль в погоню за пришельцем.
– Ваня! Осторожно! Камни! Поворачивай! – завопил Серёжа, откидываясь вместе с табуреткой налево.
– Право руля! Лево руля! Право руля! – верещал Ваня и дёргал за ножки табуретки.
– Внимание! Впереди планета… планета Телевизор! Туда!
– Серёжа, ты что, совсем дурак? Там же написано: «Рубин»! Это планета Рубин.
– Да? Ну ладно.
– Я должен быть первым пилотом, ты вообще в космосе не разбираешься! Ты что, здесь в первый раз?
Спор братьев резко прекратился, когда над ними нависла тень старшей сестры.
– О нет! На нас напал страшный пришелец! – воскликнул Ваня и, вжавшись в днище табуретки, выпучил глаза и испуганно прошептал Серёже. – Не смотри ей в глаза… она тебя заморозит!
– Так, космонавты, кто у вас главный?
Братья ткнули пальцем друг в друга. Лена, будучи щедрым пришельцем, подарила каждому главному пилоту по щелбану и, миновав их космический корабль, подошла к Максу, который не спеша расставлял тарелки.
По нему было видно, как он не хочет возвращаться на кухню. Макс то и дело разглаживал скатерть, рассматривал узоры на стаканах и только что принесённых им тарелках. В этот момент к нему пришла грустная мысль: куда же делась его любимая красная кружка в белый горошек? Её разбили, а ему не сказали? Он посмотрел на младшую сестру, усердно возивившуюся со своими заколочками. Неужели это она? Даже если так, я же не могу на неё обижаться. Да нет, точно не она, наверняка мама. Она этот сервиз ненавидела. Его же деда Костя подарил. А может быть, ему этот сервиз обратно отдали? Жалко всё-таки…
– Чего тут стоишь грустный? Плачешь, что ли? Слёзы в стакан собираешь?
– Нет, – отрезал Макс, гипнотизируя стакан и думая о кружке.
– Ну посмотри на меня. Своими брульянтовыми глазёнками.
– Как говорил Юлий, – Макс исподлобья взглянул на Лену и ухмыльнулся, – если что-то синее, не значит, что оно мокрое. Так вот. Голубые – не значит грустные. Пойдём.
Макс приобнял Лену, и они пошли на кухню, где их уже ждали новые поручения.
– Крепостное право отменили в 1861 году. Я чувствую себя рабыней Изаурой! – загундел Макс, когда мать вручила ему кастрюлю компота и он понёс её в зал.
– Бедолажка, ну поплачь ещё! – отозвалась Лена, удерживая в руках шесть салатниц.
– Максим, вот о чём тебя ни попроси, всё время слышу одно и то же! – прикрикнула Влада, снимая фартук. Она ещё раз обвела взглядом кухню, чтобы убедиться, что дети всё унесли, и пошла приводить себя в порядок.
Влада на секунду заглянула в зал, проходя по коридору в спальню. Лена уже разливала компот, Аня рассаживала детей, вытащив их из перевёрнутых табуреток, а её муж открывал банку с вином. За общим столом не хватало только Миши. Он мог находиться в двух местах: в их спальне или в детской, грустно играя на фортепиано. Поскольку оттуда не доносилось ни звука, то у Влады не осталось сомнений, что Миша опять сидит на телефоне, вызванивая Юлия.
– Миш.
Влада тихо вошла в спальню и закрыла дверь, убедившись, что в коридоре никого нет.
– Миш. Миша, – позвала она, подходя к столу. – Ну ты чего тут? Все только тебя ждут, пойдём.
Миша поднял взгляд на жену, отвлекаясь от своих мыслей, и неопределённо махнул рукой в сторону телефона. Влада нахмурилась, сразу поняв, в чём дело.
– Придёт твой Юлий, ну ты не знаешь его, что ли? Сколько лет знакомы, а ты всё ещё…
Она вздрогнула и осеклась – зазвонил телефон.
– Юлий, – хмыкнул Миша вместо приветствия и намотал провод на палец.
– У аппарата. Чем занят?
– Да так, ничем.
Влада посмотрела на мужа исподлобья и отложила тени. Не получив ответной реакции, она сердито плюнула в коробочку с тушью и принялась остервенело красить ресницы.
– А я вот разбираюсь с последствиями маленькой бумажной катастрофы.
– Опять твой стеллаж?
– Да… – протянули на другом конце провода, сделав многозначительную паузу. – Бухгалтерия замучила.
– Давай разбирайся со своими делами и приезжай.
– Конечно-конечно! Авось прибуду к девяти, коли бюрократия отпустит.
– Юлий, – вздохнул Миша, – мы когда в последний раз виделись? Вот и я не помню. Тем более сегодня суббота, успеешь ещё наработаться.
– Ну так за меня мою работу делать никто не будет. – Миша не видел Юлия, но был уверен, что тот улыбается.
– А Аркаша что? Не поможет, что ли?
– Да хватит его уже эксплуатировать!
– Ну-ну. Ясненько, – протянул Миша и коротко глянул на часы.
– Кстати, Мишель, ты не представляешь! У нас сегодня…
– Послушай, тебя сегодня ждать вообще или нет? – Миша откинулся на спинку кресла, постукивая пальцем по телефонной трубке и уже уставая от этого разговора. Поточить лясы Юлий любил. – А то всё юлишь да юлишь.
Юлий что-то пошуршал, посопел, помолчал несколько секунд и бросил трубку. Миша понял, что больше разговора не будет: этот жест Юлия означал простое и лаконичное «не знаю, возможно».
Это «не знаю, возможно» Миша помнил ещё с институтской скамьи. Юлий всегда относился к жизни легко, не загонял себя в рамки ненужными обещаниями, жил с девизом «не знаю, возможно», да и вообще вёл себя как хотел, очаровывая окружающих своей харизмой, хаотичностью и лёгкой наивностью, которая иногда придавала ему вид безобидного городского сумасшедшего. И если к жизни Юлий относился легко, то к делам – совершенно серьёзно, а редкие данные обещания выполнял с особым рвением, и то только потому, что давал их самым близким людям.
Тяжело вздохнув, Миша повесил трубку и повернулся к жене. Уперевшись ладонями в колени, он наблюдал, как Влада подкрашивает губы. В голову полезли безрадостные мысли: о брате, о безуспешных попытках исправить ситуацию, о впустую потраченном времени. Казалось, его рассудок затуманило переживаниями, он стеклянным взглядом смотрел на своё отражение в трильяже и ничего не видел. Из забытья его вывело лёгкое касание к плечу.
– Пойдём, – вполголоса сказала Влада, чуть сжав его плечо.
Миша понуро взглянул на жену, попытался улыбнуться. Ничего не вышло: улыбка получилась какая-то кривая, похожая на гримасу. Миша досадливо отвёл глаза – ему не хотелось, чтобы Влада видела его таким, слабым и готовым разреветься. Сколько бы он ни пытался избавиться от мучивших его мыслей, они никуда не уходили, лишь сильнее завладевали им. Все размышления в итоге сводились к одному – к тому роковому дню, 19 октября 1989 года.
За два прошедших года Влада научилась улавливать самые незначительные изменения в поведении мужа, ей было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что Мишу вот-вот накроет с головой. Она наклонилась, поцеловала его в лоб и засмеялась, когда Миша принялся недовольно оттирать помаду и протянул: «Влада, ну ты чего… сделала? Тебе же опять губы красить». Он встал, растёр лицо ладонями, Влада поправила ему воротник рубашки, нежно пригладила выбившуюся прядь. Миша подал руку жене, смиренно кивнул в сторону двери и позволил Владе себя увести.
– О, Миша, а мы уже заждались! Давай садись, мы тебе кресло подвинули. Марина, – Романовский слегка наклонился к Кнопочке, которая довольно сидела у него на коленях, – помаши папе ручкой и скажи, чтобы он быстрее садился к нам. А то без него невкусно.
– Нет, ты не понимаешь. Без папы вкусно, но без папы нельзя, – не по-детски грустно вздохнула Марина.
– Как хорошо, что без Юлия можно, – отшутился Миша и начал пробираться к креслу.
– Сестрёнка-то мудра не по годам, вся в мать. – Макс придвинул табуретку ближе к столу, чтобы родители смогли протиснуться между ними с Леной и омерзительно длинной югославской стенкой.
– Зато ты весь в отца, – иронично заметила Влада, усаживаясь на стул возле мужа.
Повисла неловкая пауза. Лена, сидящая слева от Макса, наблюдала за младшими братьями: Серёжа сосредоточенно совал нож между зубьев вилки, Ваня вылавливал из своего компота курагу. Они расположились на диване – там были самые хорошие и удобные места – рядом с родителями, которые посадили между собой Кнопочку.
– Ну, а чего ждём? – сказал Миша. – Давайте есть.
Застолье началось. Романовский жевал салат и задумчиво всматривался в пустое место напротив, оставленное для вечно опаздывающего товарища.
– Да выключите вы его уже! – Он зло махнул рукой в сторону телевизора. Аня дёрнулась от неожиданности и чуть не ударила Марину локтем. Все подозрительно покосились на раздражённого Романовского. – Вот Юлия нет, а он как будто есть. Шума столько же. Кто вообще додумался оставить именно это место ему? Это на случай, если он не придёт? Чтоб было ощущение, что наша лягушка-путешественница всегда с нами?
– Он всегда с нами, – рассмеялась Лена.
– Как и дядя Макар… – пробурчал себе под нос Максим. Лена посмотрела на него испепеляющим взглядом.



Заскучавшие дети уже полчаса ёрзали на диване, а для взрослых застолье только начиналось. Серёжа и Ваня вылезли из-за стола, стянули с комода альбом с цветными карандашами и прямо там уселись на пол рисовать. Марина всё ещё сидела на коленях у крёстного и совсем не замечала, что мальчики забыли про неё и не позвали с собой.
– Дядя Бебе, – Марина дёрнула крёстного за рукав и заныла, – давай опять играть в парикмахерскую!
– Но ведь у меня очень уже красивая причёска!
– А будет лучше и ещё лучше… Ну у тебя же волосы старые, им грустно! А у меня заколки весёлые! Дядя Бебе, ну пожалуйста!
– О! Кнопочка… – заговорщически прошептал он Марине. – А мальчики-то без тебя там что-то делают. Давай к ним скорее! – Он спустил её на пол.
В это время жуки усердно чертили схему своего межгалактического корабля и обсуждали план захвата планеты Телевизор. Вокруг детей валялись карандаши, уже готовые карты вселенных и два паспорта гражданина космоса.
– А можно мне с вами?
– Нет. Нельзя! У тебя нет документа! – запротестовал Серёжа.
– Я гражданин космоса! – вставил Ваня и ткнул пальцем в брата. – И он тоже гражданин космоса! А ты нет.
– Это нечестно! Я тоже хочу! Почему мне нельзя? Я тоже гражданинка космоса!
– Ну ты без паспорта, а без паспорта на борт не пускают.
– Если вы меня пустите, я вам буду помогать! Как захотите! Я вот рисовать умею, раскрашивать… Петь…
– Ладно! Будешь у нас звездочётом. Первое задание – держи карандаши, рисуй звёзды.
Марину приняли в игру, она стала частью космического экипажа и совсем забыла про дядю Бебе, который тоже веселился, но уже в своей взрослой компании.
– Знаете, что наша Крыса учудила? – Влада придвинулась ближе к Ане и хлопнула рукой по столу. – Ну просто туши свет, бросай гранату!
– Опять ваша директриса?
– Лариса Денисовна, – издевательски прогнусавил Миша. – Ненавижу эту вонючую крысу! Каждую ночь одно и то же: Лариса Денисовна то, московский скунс это!.. Что она опять сделала?
– Да Вальку она уволила, а эту старушенцию, мумию ходячую, оставила! Нахваливала её, как незнамо кто!
– Валя… Это та, которая твоих детей взяла, пока ты в декрете сидела? – задумалась Аня. – Светленькая такая? Кудрявая?
– Ну да, Валька! Она же ангел! Её дети обожают. Умница, красавица, работящая, ну просто золото! Но оставили ту, с которой песок сыпется! Я всё понимаю, Нина Ивановна опытная, ответственная, знает много, но у неё уже явно маразм. В кабинете пахнет как… в старом шкафу, то-то Крыса туда и наведывается постоянно. – На этих словах Максим и Лена навострили уши. – А вот у Вали всё чисто, опрятно, цветочки стоят, тетрадочки аккуратной стопочкой лежат, детки говорят у неё хорошо, прям как королевская семья. Не учительница, а загляденье! И так с ней поступить… Заявилась к ней на урок, ворвалась, чуть дверь с петель не сорвала! Ещё и перебивала постоянно, да что она понимает в английском?! В её чёртовой физике из английского только алфавит, да и то избранные буквы! Свинство, натуральное свинство! Мне Валечка потом всё в слезах пересказывала, мне её так жаль было, а эту Крысу я бы своими руками прямо на месте задушила… Достопочтенной Ниночке же уже пора того, аля-улю, на пенсию, в домик с решётками на окнах! – Влада покрутила пальцем у виска.
– Скажи спасибо, что тебя не уволили, – заметила Аня.
– А что Влада-то, – возразил Миша. – Эта Лариска на Валюху давно зуб точила, ей, видите ли, претило, когда личное смешивали с рабочим. Вот географу повезло, проскочил. Это потому что он мужик! Валюхе она явно завидовала – молодая, ноги от ушей, волосы свои, одета с иголочки, и кавалер у неё о-го-го!
– А ты прям знаток, я смотрю. И давно ты в женской моде спец?
– Я? Не-е-ет, – протянул Миша, обращаясь к другу. – У меня вон, сидит. Не спец. Законодательница, – по слогам проговорил он.
– Подожди, – перебила всех Аня. – Правильно ли я понимаю, что Вале с географом нельзя, а этой рыжей куропатке с физруком – можно?
– Так они чего? Пусть хоть по всей школе под ручку ходят. Что им за это будет? – горько вздохнула Влада. – Они женаты. В браке.
– Хорошую вещь браком не назовут! – радостно встряла Лена.
– А вы что вообще уши развесили? Идите поиграйте, – изумился Миша, который уже забыл, что Макс с Леной всё это время сидели с ними. – Во что сейчас дети играют?..
– В парикмахерскую. В заколки. М-м, э-э-э, ну, эти, провода… стулья, как их там… камни… Лена!
– Космос, пап. – ответила Лена с издёвкой.
– Ну вот, отлично, идите поиграйте в свой космос.
– Ага, может, Гагарина встретим…
Макс не ожидал, что его слова произведут такой эффект и вообще будут услышаны: именно в этот момент все решили помолчать, повисла гнетущая тишина, Миша будто внезапно протрезвел. Он с такой силой ткнул вилкой в свою тарелку, что раздался резкий скрежет. Аня неловко покашляла, пытаясь разрядить обстановку, но у неё ничего не получилось: напряжение никуда не ушло, только стало ощущаться острее.
– Ну, мы пошли, – Макс взял Лену за руку и потащил в свою старую комнату.
Миша ещё с минуту нервно тряс ногой, зло поджимая губы, и пытался прогнать навязчивый образ из головы. Никто не решался заговорить с ним. Романовские усердно делали вид, что они ничего не заметили, – куда интереснее было выковыривать селёдку из салата. Эта затянувшаяся тишина давила и заставляла каждого чувствовать себя виноватым в своём бездействии. Влада всматривалась в лицо мужа, как он хмурился, морщился и беспокойно сминал край манжета рубашки. Она осторожно накрыла руку Миши своей и, помедлив, робко погладила её.



– Ты совсем охренел?!
Лена со всей силы затолкнула Максима в комнату и захлопнула дверь, навалившись на неё, будто бы кто-то собирался к ним вламываться. Выждав несколько секунд, Лена шумно выдохнула сквозь зубы и медленно повернулась к Максу, который от одного её бешеного вида попятился к окну. Лена натянуто улыбнулась, её глаза сверкнули, она откинула волосы от лица и уверенными шагами направилась к другу. Максим, недоумевая, отошёл в сторону, только собрался что-то сказать, как ненароком задел банкетку и, не найдя ничего лучше, сел на неё.
– Ты мне скажи, у тебя мозги вообще есть? – Лена гневно ткнула пальцем ему в грудь и прошипела чуть ли не по слогам: – Мне говори что хочешь, а с отцом попытайся хоть раз, хоть раз в жизни держать рот на замке.
– Да что я такого сказал? – возмутился Макс.
– Макс, ты дурак или прикидываешься? – неверяще спросила Лена. – Ещё скажи, что ты не знаешь, что сегодня за день?
– Мамины именины? – ответил Максим с лёгким сомнением в своей правоте.
– Ты точно дурак… – схватившись за голову, пробормотала Лена и добавила уже громче: – Имя Макар тебе о чём-нибудь говорит? Или дядю своего забыл уже?
– Пойми меня правильно, – осторожно начал Макс, – я прекрасно помню, кто такой Макар, но он-то тут при чём?
– Максим, ты, вроде бы, умный мальчик, учишься в МГУ, на физфаке. – Лена подняла взгляд вверх и затрясла рукой, будто взывая к небесам. – Логическое мышление, цифры, нет? Это тебе не знакомо? Или со своими мудрёными формулами ты забыл детсадовскую арифметику? Два плюс два сколько будет? Пять? Пятнадцать? Сорок девять?
– Четыре. Но я всё равно тебя не понимаю! Хватит со мной намёками разговаривать.
Лена отчаянно всплеснула руками, подтянула табуретку, стоявшую у рабочего стола, поближе к Максу и устало плюхнулась на неё. Они с минуту посидели молча. Лена облокотилась на закрытое фортепиано и принялась разглядывать озадаченного друга. Максим безропотно ждал.
– Ладно. Да, два года назад тебя здесь не было, ты сидел в своей Москве, а я была тут, в эпицентре, когда всё случилось. Мне хоть и было четырнадцать, но я всё прекрасно поняла. На твоего отца смотреть больно было: места себе не находил, дёрганый стал, на работе до ночи сидел. – Макс вскинул брови. – И не смотри на меня так, мама с папой постоянно это обсуждали, а ты знаешь, какой у отца голос громкий. Если бы у нас был телефон, они бы оба к трубке приросли. А так каждую неделю, если не каждый вечер, собирались… Искали, выдумывали, всё без толку. Альбомы попрятали, чтоб глаза не мозолили… Ещё и Юлий со своей шарманкой, уверовал в химию, задохлика своего приволок, а сам смылся столицу покорять. Как всё вовремя произошло! Это я ещё про остальных молчу… Так что, Макс, пожалей отца. Из-за Макара всем несладко пришлось, но дяде Мише особенно сложно было. Ну говорят же, что у близнецов особая связь…
– Они двойняшки, – по инерции поправил Максим.
– Да хоть пятерняшки, ты понял, о чём я. Два года прошло, Макс, два года! А мы только начали с мёртвой точки двигаться. Попытайся понять своего отца.
– Как я могу понять, если даже не знаю…
– Незнание не освобождает от ответственности.
Пока Макс переваривал услышанное, Лена тихонько выстукивала ритм по крышке пианино.
– Тебе сыграть?
– Сыграй.
Макс развернулся к инструменту, поднял крышку, занёс пальцы над клавишами и задумался. Потом он зажал левую педаль и начал наигрывать сороковую симфонию Моцарта. Максим мог бы сыграть и что-нибудь другое, но на ум пришла только эта мелодия – её он разучил одной из первых. Макс медленно играл аккорды, вспоминая, как маленьким под руководством папы заучивал несчастный соль-си-ре-си, и не замечал, что Лена придвинулась ближе и прижалась щекой к его плечу.
– Знаешь, – внезапно выдал Макс, не отрываясь от игры, – у меня были планы на эту поездку.
– Угу. – Лена смотрела, как накрапывал дождь. – Какие?
– Ну уж точно не болеть ветрянкой, – усмехнулся он. – Хотел по городу погулять, а то летом особо не получалось. Я по воде соскучился, Волга такая у нас красивая. Да и сколько тут воспоминаний хороших… Хоть и дома две недели просидел, а всё равно рад был вернуться.
– Рад вернуться в Ульяновск? – искренне удивилась Лена. – Я бы уехала отсюда с концами. Дыра, а не город.
– Не знаю, Лен… Я его люблю.
– За одну только Волгу?
– Не только, – тихо ответил Макс и перестал играть. – За людей.
Лена отстранилась, Максим повернулся к ней – они не отрываясь смотрели друг на друга.
– Мир? – Макс протянул Лене мизинец.
– Мир.
Они сцепились мизинцами, улыбнулись и затихли. На улице стемнело, по стеклу побежали дождевые капли, через запотевшее окно не было видно ни светофоров, ни фонарей, слышался только стук трамвайных колёс.
До поры до времени. За стеной стали очень громко говорить.
– О! Началось, – хмыкнула Лена. – Папа со своими тостами!
– А что плохого?
– Плохого ничего. Кроме того, что это вариации одного тоста. Если начало угадать ещё не всегда можно, то середина и конец – под копирку. Давай, давай послушаем, что он там вещает. – Лена резко встала с табуретки, подошла к письменному столу, взяла стакан и вытряхнула из него все ручки и карандаши Марины. – Благодари свою сестру за подслушивающее устройство!
Лена прижала стакан к стене, прислонилась к нему ухом и замерла.
– … тебя поблагодарить, моя дорогая женщина! Владочка, если бы не встреча с тобой, я бы никогда не узнал в жизни настоящего счастья. Ты подарила мне любовь! Я ни за что не забуду эту новогоднюю ночь! Благодаря тебе, Влада, ну и тебе, Миша, чуть-чуть, я могу назвать себя самым счастливым человеком на Земле! Вы подарили мне Аню! Мою любимую жену! Анечка, спасибо, что ты меня выбрала! Если бы ты мне тогда отказала, я бы умер с горя! Это была любовь с первого взгляда, и пускай не все в это верили, мы с тобой идеальная пара! Я тебя люблю, Анюта! За тебя! И за тебя, Влада! Спасибо! Ура!
– Пф, – прыснула Лена, – ничего необычного! Закончил как всегда. Хоть тётю Владу поздравить не забыл, успех! Удивительно, что он в подробностях Новый год вспоминать не стал.
– Ещё не вечер.
Впервые все вместе Новый год они праздновали в 1966-м в квартире у Миши. Они с Владой пока не были женаты, но всё к этому шло. Ребята только поступили в институты, у каждого появилась своя компания. В Политехе Миша обрёл двух друзей, которые остались с ним на всю жизнь, – доброго грузина, у которого по непонятным для Погарского причинам была фамилия Романовский, и долговязого чудака с не менее странной фамилией Назаров-Котт.
Подруги у Влады не отличались изысканностью имён, зато оказались хозяйственными, поэтому уже к девяти на столе стояли вазочки с салатами и даже какая-то нарезка. Миша, как обычно, дамам не мешал. Как будущий инженер он взял на себя самую ответственную задачу – распутать дождик и повесить его так, чтобы лысая ёлка превратилась хотя бы в куцую. Миша настолько увлёкся, что не замечал, что его друзья уже сильно опаздывали. Стоило ему только подумать, что дома подозрительно тихо, как Юлий ворвался в комнату, сбросил авоську с хлебом, килограммом картошки и банкой дедовского самогона, утянул со стола куриную ногу и снова унёсся на улицу, оставив Романовского стоять в коридоре; тот застыл с ещё одной авоськой в руках, в которой печально стукались друг о друга две баночки домашней аджики и бутылка грузинского вина. Он бы так и стоял в дверях как заворожённый, если бы не окликнувшая его Влада. Через пару минут вернулся и Юлий с бенгальскими огнями и стал галантно целовать руки девушкам, предварительно сняв свою пушистую зимнюю шапку.
Уже позже, сидя за столом, Миша понял причину ступора друга: не успев перешагнуть порог квартиры, он встретился взглядом с лучшей подругой Влады Аней, с которой его потом познакомили и с которой он проговорил весь вечер и всю новогоднюю ночь. Романовский был очарован, он ни на секунду не отводил от неё глаз, внимал каждому слову и в целом вёл себя как влюблённый дурак. В ту ночь кроме Ани никого не существовало: ни друзей, ни громкого Юлия, ни Рэмбо, задорно лающей овчарки Миши.
Романовские познакомились быстро, странно и даже сумбурно. На следующее утро Влада пошутила, что Аня быстрее выйдет замуж за своего Романовского, чем она сама – за Мишу, с которым встречалась ещё со школы. Миша тогда лишь фыркнул и посмеялся, не догадываясь, что Влада как всегда окажется права.
– Ну правда не очень поздно, – пожала плечами Лена. – Пойдём хоть во дворе посидим.
– В дождь?
– Это разве не ты скучал по родной воде? – съязвила Лена. – Господи, возьмём зонт и пойдём. Не вижу проблемы.
– Я же только выздоровел.
– Дождик тебя в могилу не сведёт. Ипполита твоего – ещё может быть, а тебя вряд ли.
– Ну ты вспомнила! – Макс забрал стакан из рук Лены и сел на кровать. – Я не знаю, как он в своём Ленинграде ещё на стадии зародыша не загнулся. С ним жить невозможно, мы его со Стёпой еле терпели.
– Терпели? Он всё-таки умер? – Лена подсела к нему, радостно улыбаясь.
– Просто съехал, – отмахнулся Максим. – Мы тогда такой пир на всю общагу закатили…
– С каких пор у тебя есть друзья, кроме Стёпы и Ипполита? – перебила его Лена.
– Да их и нет. А Поля не особо-то и друг. Так, приятель. Друг у меня один – Стёпа.
– А я тогда кто? – возмутилась Лена.
– Ты не считаешься. – Макс сжал её руку и уткнулся лбом ей в висок. В комнате было темно и тихо. Сгущались сумерки. – Мне Стёпа писал. Потерял меня.
– Соскучился.
– Думаешь? – с надеждой спросил Макс.
– Он же там один совсем. А ты ему не чужой человек. – Лена сделала паузу и встала. – Ну что, пойдём?
Лена взяла его за руку и потянула к двери. Выходя в коридор, Макс наклонился к ней и шепнул на ухо: «Только чтобы нас никто не увидел».
– Папа! – услышали Максим с Леной и затаились.
Марина в слезах побежала к Мише. Жуки сгребли все свои бумажки и понесли их родителям, жаловаться, что им всё испортили. Выяснилось, что в союзе космических граждан произошёл раскол. Причиной тому стали карты вселенных: планете Телевизор там было место, а планете Цветочек – нет. Дети удачно отвлекли взрослых, и Макс с Леной прошмыгнули к выходу.
Пока ребята обувались, из зала доносились голоса.
– Папа, моя планета! Цветочек… нельзя! – Марина заревела и принялась утирать слёзы.
– А что она плачет?! Сама нам всё испортила, планету нашу проткнула, карты перечеркала! Мы с тобой больше играть никогда не будем! – На этих словах Марина завыла ещё сильнее.
– Мальчики, – поучительно сказал Романовский, – девочек обижать нельзя.
– Ну это она виновата…
– Нельзя! – отрезал он и обратился к Марине: – Ну Кнопочка, иди к дяде Бебе, иди в парикмахерскую поиграем. А мальчишки пусть в своём космосе сидят. – Он посадил Кнопочку к себе на колени и повернулся к Мише. – Как будем веселить? Чувствую, до парикмахерской я не дойду.
– Чего тебе спеть, моя хорошая? – резко осенило Погарского.
– Песню моей молодости!
Максим, зашнуровывающий ботинок, истерично засмеялся: его сестре было всего четыре года, а её молодость уже прошла.
– Марина. Какая песня? – Миша решил попытать удачу и попросил подсказку.
– Ну папа, это моя! – уже успокоившись, сказала Марина. – Ты что, забыл?!
– Нет! – Миша замотал головой, в попытках убедить самого себя, что всё он помнит. А в голове предательски билось: «Забыл».
Он повернулся к лучшему другу, закинул руку ему на плечо, наклонился поближе, чтобы их никто не услышал, и прошептал:
– Ты помнишь… ты помнишь песню, какую-нибудь, молодости?..
– Нашей?
– Молодости, – настойчиво повторил Миша, не понимая, почему не понимают его. – Молодости… нашей.
– Мгм, – довольно кивнул Романовский, расплываясь в широченной улыбке, и начал: – Те-е-ебе су-удьбу мою вершить!
– Тебе одной меня судить! – подхватил Миша, и они пропели конец вместе: – Команда молодости нашей, команда, без которой нам не жить!
– Ну, самое время уходить, – хохотнула Лена, снимая с крючка зонт. – Ты там скоро?
– Всё, всё, иду я.
Максим открыл дверь, и они отшатнулись. На пороге стоял Юлий.
– Вот так встреча! А куда это вы в такой поздний час собираетесь, Максон-клаксон? – Юлий, радостно улыбаясь, потрепал Макса за щёку, а потом обратился к застывшей рядом с ним Лене: – Добрый вечер, миледи. Надеюсь, вы со своим рыцарем составите нам компанию.
Юлий подхватил их под руки и прошествовал с ними к залу. Недовольные Максим с Леной хмуро переглядывались, тщетно пытаясь избавиться от хватки Юлия: уйти незамеченными у них не получилось.
– Юлий! Быстро в коридор! – прикрикнула Влада, выйдя из-за стола и грозно надвигаясь на Юлия и застывших рядом с ним Максима и Лену. – А вы куда собрались?
Максим только открыл рот, чтобы честно ответить матери, как Лена пихнула его локтем.
– Тёть Влада, а мы… а мы в космос!
– В космос не так играют! – Подскочил на диване Ваня, не упуская возможности поддеть сестру.
– Это скафандр, умник, – парировала Лена.
– И космический зонд. – Потряс зонтиком Максим.
Ваня скуксился и обижено отвернулся.
– Так, давайте раздевайтесь. Раз все пришли, то я за пирогом. – Влада убрала волосы за уши, развернула всех троих и вытолкала в коридор. Она на секунду задержалась в дверях кухни, проверяя, чтобы дети не сбежали, и пошла вытаскивать пирог.
Когда Влада возвращалась с блюдом, в коридоре уже никого не было. За столом теперь действительно сидели все. Кроме Юлия, который внимательно выбирал себе стул. Тут Влада заметила, что он не разулся и уже успел запачкать единственный в доме ковёр. Она быстро поставила пирог на стол и, не сдержавшись, замахнулась на Юлия кухонным полотенцем. Тот сначала не понял, что происходит, а потом запоздало вскинул руки в тщетной попытке прикрыться. Миша засмеялся, глядя на эту сцену: его жена оттесняла Юлия в коридор, размахивая полотенцем как ветряная мельница.
– Понял я, понял, виноват, виновен! Помилуй, бога ради, уберу я всё! Влада, голубушка, полноте! – Наступая на задники, Юлий стащил ботинки, заискивающе улыбаясь Владе, которая грозно стояла с полотенцем, загораживая вход в зал. Где-то за её спиной хохотал Романовский.
– Взрослый человек, а ведёшь себя как ребёнок!
– Виноват. Премного каюсь.
Влада последний раз грозно посмотрела на Юлия и ушла на кухню за чаем. Миша ещё немного понаблюдал за концом этой презабавной сцены.
– Ну вот надо же так неаккуратно, – восторженно протянул Юлий, выходя под люстру отряхивать костюм. – Меня! Да полотенцем! Да в муке!
Юлий был в подозрительно хорошем настроении, ничуть не расстроившись из-за того, что его отлупили грязным полотенцем. Миша знал Юлия почти всю жизнь и уже давно привык к его причудам: например, что тот, питающий какую-то нездоровую слабость к ярким, совершенно безумных расцветок рубашкам, узким брюкам, клетчатым пиджакам – и особенно в комплекте к костюмам тройкам – носил их как повседневную одежду, а на праздники приходил полностью в чёрном, начиная с туфель, заканчивая галстуком. Вот и сегодня Юлий явился во всей красе, но в его наряде было одно «но», появившееся буквально несколько минут назад: на его брюках и пиджаке красовались белые отметины, оставшиеся от полотенца.
– Юлий, а повеселее прийти не мог? По-человечески полтора года не виделись, мог бы что-то нарядное надеть, а то снова весь в чёрном.
– Миш, чёрный – это когда ты молоко мимо кружки пролил. А я – нарядный, – довольно отозвался Юлий, последний раз проводя руками по бёдрам. Он осмотрел себя на предмет пятен и остался доволен. – Благо, рубашка не пострадала. Она моя любимая.
«Она чёрная», – чуть было не ляпнул Миша, но сдержался. «У тебя каждая рубашка любимая», – хотел добавить Миша, но снова смолчал.
– О, а вот и жучьи дети! Вы-то мне и нужны. – Юлий деловито потёр руки и подсел к Серёже и Ване. – У меня для вас, господа, есть дело чрезвычайной важности.
– Слушаем вас, – задрав голову, ответил Серёжа.
– Вы, по нашей старой дружбе, заметаете за мной следы, – вкрадчиво проговорил Юлий.
– А каковы условия нашей сделки?
– Одна красивая голубая бумажка номиналом пять рублей.
Жуки переглянулись, согласно покивали и принялись за дело. Пока мальчики вытирали пол, Юлий придвинулся к Ане и серьёзно поинтересовался:
– А что, мы больше не поём?
– Какие песни? Новости рассказывай! – Миша подался вперёд и вопрошающе вскинул брови.
– Новости будут, когда придут остальные.
– Остальные – это кто? – настороженно уточнил Погарский. – Влада? Ну, она ж сейчас на кухне, не здесь. Ты это подразумевал?
– Ну-у-у… Не знаю. Возможно. – Юлий замялся, как-то нервно улыбнулся и перевёл тему. – А где ваши? – Миша наблюдал, как Юлий, показывая собачку, дёргал ладонями у висков.
– Собачки ушли из дома. И прислали мне письмо! – похвасталась Марина.
– Ничего себе! Как здорово! Покажешь? – с неподдельным интересом попросил Юлий.
– Дядя Бебе, пусти меня!
Романовский выпустил Марину, та вприпрыжку побежала к себе в комнату за собачьими письмами. Пока Кнопочка копошилась у себя в шкафу, Юлий принялся раздавать всем комплименты. Ему особенно понравилась укладка Лены, он отметил, что блузка Ани прекрасно оттеняла её глаза. А только что пришедшую Владу, которая поставила перед радостно вскинувшимся сыном ту самую кружку в горошек, он похвалил за выбор украшений. Мужчины не остались без внимания:
– Максимка! – На этом обращении Макс закатил глаза. – Ну жених! Девчонки на тебя вешаются, угадал?
Максим потупил взгляд, улыбнулся и покачал головой.
– Не скромничай! Я знаю, что я прав. Лена подтвердит! – Юлий расплылся в улыбке и подмигнул ей. – Миш, и у тебя хороша мордашка! Влада – счастливая женщина, такого симпатягу отхватила. – Он перевёл взгляд на Романовского и прозрел. – Но орден Юлия Модникова I степени сегодня получает дядя Бебе за самую стильную причёску!
В этот момент Марина вернулась с тетрадным листочком, залезла к папе на колени и протянула Юлию письмо.
– О, псиная почта… – пробурчала Влада. – Ну что, Юлий, читай!
– «Гав-гав, Марина, что в переводе с собачьего означает “привет”! Пишут тебе Армус и Лорд. Мы уехали по важному делу. Деда Костя и дед Наум умоляли нас им помочь. Тебя, Марина, охраняют родители, а их уже никто не защитит. Мы живём хорошо: кормят вкусно, гладят по голове, дают игрушки. Надеемся, что у тебя всё тоже хорошо. Ты только не пиши нам в ответ, нам будет грустно, ведь мы не умеем читать. Приходи иногда в гости, дедушки будут рады, а мы будем тебя ждать. Аф-аф, что в переводе с собачьего означает “пока”!» – Юлий осторожно положил на стол исписанный аккуратным и крупным учительским почерком Влады листок. – Марина, какие заботливые у тебя собачки!
– Жалко, что они сами к нам не приходят, – по-детски громко вздохнула Марина.
Вдруг раздался дверной звонок. Юлий, как ужаленный, поскакал встречать гостей. Кнопочка захлопала в ладоши: «Собачки вернулись!» Миша одёрнул рубашку и схватился за подлокотники кресла. Макс вытянул шею, выглядывая в коридор. Юлий облокотился о стену и загораживал обзор. То, что Максим понял точно, – гостей было двое. Мужчина выпрямился, и Макс сразу узнал эту светлую макушку. Сомнений в том, кто пришёл, не осталось.
Юлий вернулся в зал вместе с гостями.
Миша оцепенел.