ЖЕНА

Эту роль мечтает сыграть каждая девчонка. А если кто-то говорит, что не хочет, как в свое время моя дочь, то это оттого, что не уверена в успешности такого сценария. Например, неудавшаяся мамина жизнь. Предубеждение против мальчишек, которые обижали в детстве. Или отсутствие объекта.
Мне судьба трижды предлагала эту роль. Я каждый раз играла ее по-разному. С третьей попытки даже начало получаться. Но в этот раз семейную труппу пришлось распускать не по моей вине.
Итак, попытка первая. 16 января 1971 года была премьера: я согласилась на главную роль жены Ильина Сергея Власовича, в обиходе – Серёги, моего одноклассника. Оба были молоды, ему – 22, мне – 21, и одинаково глупы, несмотря на то, что он был двоечником, а я почти отличницей. Любить нас никто не учил, «самоучителей» в виде эротических и порнофильмов не было и в помине, и даже разговоров на темы любви и секса в очень узком девчачьем кругу я не помню. Да и не было самого понятия «секс». Первый раз мы поцеловались до свадьбы. Это было в 1970 году, в марте. Было очень холодно, шел дождь, под ногами сплошной лёд, мы гуляли по Ревякина между ул. Рабочей и ул. Пушкина. Не вынимая руки из карманов, он чмокнул меня где-то в правый угол губ и поскользнулся. Смутились оба. Шли до дома, не разговаривая. И даже не сказали друг другу «до свидания».
После свадьбы было примерно так же. Только через три (!) года замужества я «догадалась», что хорошего в этой моей роли. У моего партнера по роли все получалось как-то очень быстро и он, довольный, засыпал мгновенно. Чего я не могу сказать о себе. Неужели и в наше просвещенное в этом плане время есть такие «недогадливые» мужья? Неудовлетворенность любовной игрой сказывалась, конечно, и на микроклимате семьи. Впрочем, семья, т.е. мы с Сергеем, осваивали новые роли внутри его прежней семьи – родителей и сестры, которые были прямо рядом, за тоненькой дощатой перегородкой и еще более тонкой фанерной дверью, на которой не было не только замка, но и простого шпингалета, поэтому не было никакой гарантии, что у нас реально не появятся зрители в любой момент.
Со временем, когда мы жили на съёмной квартире, я могла бы играть эту роль лучше, но это уже как-то не было востребовано. Мой муж часто уезжал с друзьями на рыбалку, которая сопровождалась выпивками, а может и чем-то другим.
У нас была молодость, был азарт, но не было опыта, мудрости, и все потихоньку разваливалось. Мне кажется, что если бы даже нас не разлучили обстоятельства, мы через некоторое время разбежались бы все равно. Слишком разными мы оказались людьми.
Я была на первых ролях как мать нашей дочки Светы, как добытчица денег, как хозяйка, но все менее значимую роль играла в личной жизни мужа.
Возможно, что и я не была гениальна в роли жены. Но главными все-таки считаю три фактора: неопытность и несостоятельность партнеров, неумение доставить удовольствие друг другу и, в-третьих, увлечение С. алкоголем и его сибаритство. В конце концов, его асоциальное поведение, которое привело к его заключению и расторжению брака со всеми сопутствующими неприятностями. Новая роль «разведёнки» была особенно неприятна. В начале 80-х годов прошлого века  отношение к расторжению брака было ещё очень нелицеприятным. Позиция общества была, как правило, на стороне мужчины: ушёл, значит жена плохая, не сумела…и т.д.
Да, наверное, в этом много правды, и я напрасно взваливаю всю вину на партнера. Если спектакль не удался, то виноват не один актер. Нужно ли было мне продолжать лицедействовать? Делать вид, что всё хорошо, как поступают многие? Играть роли за всех?
Да, у дочери был бы отец, которого ей не хватало всю жизнь. Но ведь он  и после развода был! Не на одной сцене, т.е. не в одной квартире, но он ходил мимо нашего дома, он жил рядом. Он не хотел играть роль отца. Ему так было удобнее: ни алиментов, ни подарков, ни прогулок на катере, ни много еще чего, что связано с ролю отца. Ему никто не запрещал встречаться с дочкой ни дома, ни вне его.
Да, аплодисментов мы не сорвали оба. Оба оказались неважными супругами, родителями и просто членами семейного коллектива.
В паспорте поставили штамп о расторжении брака, но это уже мало меня волновало, так как в это время шла полным ходом «репетиция» нового «сценария», соавтором которого в какой-то степени был и теперь уже бывший муж. Дело в том, что именно Сергей прислал ко мне моего родственника, моего двоюродного брата Евгения помочь в ремонте дома. Никто не мог тогда даже предположить, что мой брат станет моим мужем! И началась новая «игра». Как там:
«Игра любви, игра до слёз.
Довольно бы, но поздно, поздно.
И начинается всерьёз,
Что начиналось несерьезно…»
Да, Евгений пришел, увидел, победил. И всё началось. Всерьез и надолго, на целых десять лет.
Он пришел, потому что его попросили. Потому, что у меня в это время умерла мама, и он не мог бросить меня в беде. Потому, что не хотел возвращаться к родителям. Вообще, о наших отношениях сосед А. сказал так: «Вы спасли друг друга. Ты Женьку - от пьянства, он тебя - от одиночества».
О том, какую роль в моей судьбе сыграл Е.Т., я точно описала в стихах посвященных ему:
«Мы в горе встретились с тобой…»
(см. сборник стихов).

А мне достались роли матери Терезы и Марии – Магдалины одновременно. Я утешала, хоть и сама нуждалась в утешении. Жалела, вдохновляла, настраивала на новую жизнь. Одним словом, новая роль так захватила меня, что я не заметила, как стала очень близка к Е. по духу, по планам на устройство семьи. Но особенно приятно мне было играть роль женщины, которую обожают. Были цветы, комплименты, прогулки по ночному городу. Флёр романтичности отношений полностью отсутствовал в первом браке. Мы строили новую «сцену», мы выстраивали новые отношения, где были не только я и он, но и на равных – дочка, которую Е. любил, и баловал, и потакал иногда ее капризам, как хороший отец. Хочешь шубку – пожалуйста. Белые сапожки? – Собирайся, поехали в магазин. Дипломат – конечно куплю. О магнитофоне давно мечтаешь? А как же девочке без музыки! И т.д.
Каждый старался играть свою роль как можно лучше, подыгрывая друг другу: угодить, порадовать, услышать аплодисменты.
Всё было хорошо, но мы не учли, что нас свела не любовь, а обстоятельства. Да, нам всем было хорошо. Но правды ради надо сказать, что Е.Т. до прихода к нам был сильно пьющим человеком. Совместными усилиями моими и его мамы Анны Кузьминичны мы убедили Е. съездить в Феодосию (Крым) к профессору – наркологу Александру Романовичу Довженко. Он согласился и справился с его и нашей помощью с пагубным пристрастием. И вот тут проснулась его мужская сущность: он влюбился. Мучился. Боролся с собой. Роль двуликого Януса ему давалась с трудом. Он чувствовал, что я догадываюсь о его «побочной» роли. Он придумывал предлоги, чтобы уехать из дома, а я делала вид, что верю ему. Когда он возвращался, я не устраивала сцен, а мирно спрашивала: «Ужинать будешь?». Его это смущало, он менялся в лице, мрачнел, и однажды в сердцах сказал: «Лучше бы ты меня ударила».
Да, мне очень грустно было расставаться. Я играла свою роль женщины то исступленно-вдохновенно, то обреченно–трагически, но понимала, что уходить со сцены нужно красиво. Я отпустила. Он ушел. Под Новый год, 31 декабря в 9 часов вечера.
Я просидела с момента, когда он мне объявил об этом, до рассвета с включенным во всех комнатах светом, работающим телевизором до тех пор, пока к утру не пришла встречавшая новый год у подруги дочь. Он вернулся…через два дня. Но я попросила его больше нас не беспокоить.
Мне казалось, что это моя последняя роль – жены и женщины. Я простила Е. искренне, хоть и с болью. Я поняла его. Но, может быть, зря мы не прощаем своих оступившихся, увлекшихся мужчин? Ведь кто-то правильно сказал: «За одного битого двух небитых дают». Он много раз впоследствии высказывал сожаление, предлагал сойтись. Его удерживало то, по его же словам, что мой новый избранник был…его родным братом.
Да, третья роль жены тоже была мне подброшена, то есть досталась без всяких усилий с моей стороны. Евгений Трофимович через год приехал поздравить нас со Светланой с наступающим Новым го-дом и предложил привезти ко мне своего младшего брата Володю, ко-торый полгода назад разошелся с женой, чтобы мы не скучали по от-дельности. Он не подозревал тогда, что становится автором нового сценария со мной в главной роли.
Объясняю. Его родной младший брат Владимир был и моим братом. Двоюродным. Я воспринимала его, как младшего родственника (он на одиннадцать лет моложе меня). Он был женат, росли два сына, но он и сам вел себя как деревенский пацан: летом ходил по улице босиком, в одних плавках, волосы носил до плеч и был очень похож на мультяшного героя Киплинга – Маугли. Так я его и называла. Семейная жизнь у него не заладилась. Жена была больна, ей самой нужен был присмотр. Дети были не ухожены, и их подкармливали и присматривали за ними бабушка с дедушкой, да жена Володиного брата Александра. В общем, терпение его лопнуло и они разбежались. Дети остались с Володей.
Когда Е. привёз мне «новогодний подарок» - В. с гитарой и шампанским, никто еще не знал, как распределятся роли. Но когда через полгода Женька увидел меня в Репном, в доме у Володи, и всё понял, он просто рассвирепел. Грозился, что руки брату не подаст, что это черт знает что, возмущался: «Ты что, на птицефабрике не мог бабу себе найти?» В. спокойно, как всегда, не повышая голоса, ответил: «Ты же сам мне ее нашёл. Твоё предложение совпало с моим желанием, она давно мне нравилась». (Это потом подтвердила и его бывшая жена Вера Анатольевна).
Оказывается, что эта роль жены готовилась задолго до того, как мне ее предложили? И не мной?
Свою новую роль я «учила» на ходу. (Смотри статью в «Балашовской правде» от 7 марта 2003 года «Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь»).
Наша история так поразила журналиста Ишкову З.П., что она, изменив имена, возраст детей и некоторые обстоятельства встречи, написала о нас.
И здесь мне тоже пришлось играть несколько ролей. О них – позже. А сейчас – только роль жены. Кстати, мне предложили стать женой официально. Но, во-первых, я не хотела никаких юридических формальностей. Мне хватило первого развода. Во-вторых, мы были близкими родственниками, и по закону такие браки в нашей стране запрещены (мы же не французская знать, женившаяся сплошь и рядом на своих кузинах).
Опыт исполнения роли жены по первым двум сценариям очень пригодился. Я многое знала теперь о мужчинах. Научилась «встраиваться» в их жизнь, не ломая себя. Я была старше, и для В. это тоже было хорошо, так как по жизни он не был приспособлен к исполнению главной роли. Он с удовольствием принимал мои правила игры, и очень скоро стало понятно, что гармония возможна. Она возникла одновременно и в ведении хозяйства, и в общении с детьми, и в интимных отношениях.
В., несмотря на свою молодость по сравнению со мной, был опытным любовником. Очень деликатный, терпеливый, нежный, он просто невероятно точно угадывал моё желание, моё следующее движение. И так было всегда, до самой нашей последней встречи 9 января 2007 года. В этот день роковым образом для нас оборвалось всё. Володя, сорвавшись с крыши дома, погиб. Ему было 45. Мне 56. Наши жизни кончились одновременно: его – навсегда, моя продолжалась. Но была пуста, как зрительный зал после спектакля. 14 с не большим лет прошли так быстро, на одном дыхании! И, как в любой драме, здесь были и все земные радости – любовь, дети, рождение новой семьи (Света + Саша), потом рождение внучки Анечки, которую Володя любил очень нежно, какой-то особой любовью. Не потому, что ему были не дороги дети или у него не было других привязанностей, но к этому времени он созрел: была благоприятная аура семейная. Он поправился, окреп физически, набрал нормальный вес в буквальном и фигуральном смысле. Да и Аня была настоящим ангелочком, хрупким, доверчивым, красивым.
Я к этому времени тоже созрела, налилась, не зря говорят, ох, не зря: «Сорок пять, баба – ягодка опять». Я, как героиня Соммерсета Моэма в романе «Театр», сыграла под занавес свою лучшую роль. Любовь Володи дала мне этот последний шанс. Дала силы и вдохновение. Вспомню, кстати, одну фразу из фильма «Москва слезам не верит», где героиня Веры Алентовой говорит: «Как долго я ждала тебя!». Мне кажется, если бы мне предоставили сцену или экран, я произнесла бы это не менее выразительно и трогательно. Я выплескивала свои чувства в личном общении с В., а потом, днём, переживая эти чувства и ощущения снова и снова, иногда в самый неподходящий момент, на уроке, спешила всё записать. В рифму. Получались стихи. Неважно, какие по качеству. Это была летопись моей любви. Я находила для него десятки имён. Олицетворяла со всеми силами природы. Он не поленился посчитать, сколько «образов» я создала. Получилось больше семидесяти. А стихов о нём – более двухсот пятидесяти. Он тихо гордился и говорил, что это точно рекорд для Книги Гиннеса: ни одному мужчине на свете одна женщина не посвящала столько стихов (см. сборник). Жила с ним и недоумевала, как мог такой мужчина, сильный, интересный, фантастический любовник, восторгаться общением со мной, постоянно признаваться в любви. Относиться ко мне, старой, толстой, некрасивой, как к чуду. Время от времени повторять, что ему не верится, что он живёт с такой женщиной. И ещё однажды он сказал: «Я за последние годы плакал дважды: когда хоронил отца – от горя, и когда впервые был с тобой - от восторга».
Несмотря на трудности, жизнь с В. -  это моя лучшая роль. Это апогей моего успеха и у мужчины, и в общественной жизни, и в профессиональной. Но я не сыграла бы так хорошо, если бы не было таких «репетиций». Выстрадана была эта роль. Я её долго и мучительно учила. Анализировала недостатки. Собирала горстями слёзы. Набивала шишки. Всё вместе это дало положительный эффект: мы никогда не ссорились всерьёз, умели быстро перестраиваться в движении к намеченной цели. Не сачковали и не перекладывали дела потруднее на плечи другого. Я была женой–матерью. И отношение ко мне любимого человека было любовно–почтительным. Это моя роль вполне устраивала нас обоих. Никто не знает, как могли бы закончиться наши отношения, если бы развивались не по трагическому сценарию. Но случилось так, как случилось. Прошло уже пять лет. Я стала приходить в сознание. Научилась жить одна, и даже нахожу в этом свои прелести. Я стала совсем дряхлой, дряблой, обозначились болячки. Я бы не хотела, чтобы мужчина видел меня такой. Да и образ жизни, скорее уж режим, у меня такой, что никто со мной уже не уживётся. Безмерно жаль Володю. Но ещё раз повторю то, что мне часто повторяет моя мудрая с детства дочь: «Что Бог ни делает, всё к лучшему». И, как это не страшно звучит, но в этом много правды.