Жизнь российская Книга-1, Часть-1, Гл-72

Глава 72

"Горькая правда"
Сермяжная правда жизни


Правда глаза колет.
(Русская пословица)


Как только гражданка Сухарева показалась в дверном проёме, Кульков немедленно вскочил с насиженного места, привычно поправил на лбу выцветшую от солнца и времени «пилотку с красной звёздочкой», ловко схватил «винтовку-трёхлинейку» обеими руками, шустро пересёк «перепаханную снарядами и бомбами прифронтовую полосу» и проворно туда, в «окоп вражеский», он, славный и смелый русский солдат Вася-Василёк, занырнул.

С ожесточёнными залихватскими визгами и победоносными криками «ура!» он туда влетел. В нутро самое Василий попал. В кабинет доктора угодил. Чуть не сбив с ног выходившую женщину.

Василий Никанорович это сделал очень вовремя, потому как туда же рвались ещё две потные разбитные тётки, которые яростно вопили, что у них очередь уже прошла и что они стояли тут первыми. Как очередь могла у них пройти и с какой такой стати они называли себя первыми – никто не знал, и никто не мог понять этого. А Кулькова это уже не интересовало – он уже пересёк «линию фронта», он уже был в «глубоком тылу врага».

Молодая русая дама в серо-голубом халате, которая давеча выходила из кабинета со списком очередников, оказалась медицинской сестрой. И звали её вовсе не Варей. Она сидела за столом сбоку.

А прямо перед Кульковым находилась седая, уставшая от жизни и работы, пожилая докторица с жёлтыми от курева зубами. И такими же жёлтыми глазами.

Почему? Неизвестно. Много причин можно найти. Выбирай любую.

Видать, печень шалила. От печени много чего зависит. Многофункциональный орган. Она такая… зараза… многостаночная…

Или пузырь желчный вразнос пошёл. Он тоже в процессе жизненном участвует.

А может, поджелудочная железа изжила свой положенный по штату ресурс. Износилась. Вот-вот непоправимое произойдёт… лопнет. И тогда всё… тогда хана…

Или дома у неё сплошные непорядки. Ералаш. Кавардак! Бедлам! Кошмар!

Муж там чего натворил… С соседкой снюхался… С консьержкой спелся… Можа… и дитё уже от них, обеих шалав, народилося…

Или… сын старший в тюрягу попал… Грабанул кого-нить… Или, чего доброго, убил… утопил, задушил, застрелил, зарубил, расчленил, с крыши скинул. Снасильничал…

Или… дочка от рук отбилась… и во все тяжкие рванула. Вон их на Тверской сколько… На Ленинградке… На Ярославке… В других злачных местах… Толпами стоят. Ордами. Татаро-монгольское нашествие! Со всего света чувихи съехались. Чувырлы. Шалавы. Бабочки ночные. Шлюхи. Проститутки.

А может… младшенький сынуля – наркоман законченный!! Клей нюхает, марихуану курит, таблетки принимает или ширяется уже без отрыва. Кокс! Героин! Метадон! Синтетика… Бывает же так.

В семье-то не без урода… Как пить дать. Урод на уроде едет. И уродом же погоняет. Охламонов тоже много в каждой семье.

Врачиха, может, из-за этого всего и сидит такой отрешённой. Задумчивой… Не в себе… И тоже одета в серо-голубой медицинский халат. Не совсем, конечно, он серый… и не совсем голубой. Скорее, грязный… не свежий… Но такого же врачебного покроя… Только того. Ранешнего. Фронтового. Без воротника. У которого правая пола на левую глубоко запахивается и пояском завязывается по талии. Без карманов. Или задом наперёд одевается. На войне в таких раньше ходили медики. В госпиталях армейских. В прифронтовых. Да и в тыловых тоже так эскулапы были одеты.

И эта утомившаяся от жизни и работы седая прокуренная морщинистая женщина ещё и в очках была. В круглых. В маленьких. С толстыми линзами. На шее её стетоскоп болтается сикось-накось.

Василий Никанорович задумался: «Кто же она такая?.. Как узнать? Не будешь же вопрос в лоб задавать. Нет. Неприлично. И не в хорошем тоне. Да ещё женщине».

Сомнения пациента разрешились сами собой. Враз стало всё ясно. В одну минуту.

Это была врач Антонова Ольга Олеговна. Так она ему сказала, во всяком случае. Сама сказала. Добровольно. И честно. Глаза в глаза.

«Странно… – подумал Кульков, – что-то здесь не то… Антонова же та врачиха, красавица писаная, у которой я уже был… Неужели и эта Антонова? Сёстры, что ли… И звать обеих Ольгами. Отчества одинаковые… Совпадение? Или врёт кто-то из них… Надо разбираться. Надо у кого-то узнать. О!! Вот кто мне скажет!! Тётя Глаша!! Она всех врачих знает. Но это потом будет, не сейчас. А теперь не время. Точнее, времени вообще нет. Надо смириться и поверить этой… с жёлтыми зубами… и с такими же глазами… Ладно. Предположим, что эта тоже Антонова. Любая баба может быть Антоновой. Все они по мужу фамилию себе берут. А мужиков Антоновых пруд пруди. У меня только на памяти штук пять Антоновых. Пусть и она будет». – Василию Никаноровичу показалось, что у этой женщины почему-то должна быть другая фамилия, не Антонова. Смертяго! Очень подходит. Мертвяго! Тоже ништяк. Он про такие фамилии в книге «Ты и твоё имя» читал. Занятная книжка. Чудная. Петроваго-Соловаго. Можно и так. Гадких! Вредных! Жёлтых! Сухово-Кобылина… в крайнем случае… Хи-хи… Или… или Смирнова-Водкина… Черезпень-Колодина…

Докторица тем временем спросила громко, заученно и привычно:
– Ваша фамилия?

Василий Никанорович вздрогнул, ему стало страшно, что эта смурная врачиха каким-то странным образом догадалась, что в этот момент он подбирал ей подходящую фамилию. Поэтому он взял себя в руки и ответил достаточно резко и даже поучительно:

– Куль-ков! Да! Кульков моё фамилие! Да! Именно так. Не Куликов, не Жуликов и даже не Муликов. А именно Кульков!!!

– Понятно. Но не надо так нервно реагировать, гражданин! И кричать не надо. А то и в психушку можно загреметь на веки вечные. Да! У нас это запросто делается. Понятно? Так что… поберегитесь… Осторожней на поворотах… А где ваша карта амбулаторная? У меня её нет. Где она?? Я вас спрашиваю… Эй! Гражданин…

Василий Никанорович сник тут же. Но ненадолго. Инстинкт говорил ему, что не надо раскисать. Надо в кучку собраться. Что ж… если надо, то надо! Встал по стойке смирно. Честь только не отдал. Не сообразил. Мысли другие были. В психушку ему явно не хотелось, не надо туда, нет. Он похлопал себя по карманам, напряг память, старательно вытащил из-за пазухи вспухшую и смятую подшивку растрёпанных по краям листов… с двумя огромными канцелярскими скрепками поверх зелёной полиэтиленовой полоски в месте склейки… и молча протянул врачу-терапевту. Та брезгливо помотала головой, взяла её двумя пальчиками, сморщилась болезненно, как от острого зубного недуга, раскрыла, полистала лениво, потом произнесла:

– Садитесь. На что жалуетесь?

– Ну… дык… – начал было рассказывать Кульков, но докторица резко перебила. Она громко и грозно спросила:

– А почему у вас карточка на руках? Это что такое?? Неположено это!!

Василий скромно промолчал, с горечью во рту сел на потасканный колченогий стул возле такого же потёртого сального стола с недоеденной ватрушкой на нём и грустно провёл глазами по обшарпанным стенам и замызганным мятым шторам, по унылым шкафам-гробам с грязно-серыми картонными папками-скоросшивателями на полках, по не первой свежести осмотровой кушетке со следами запёкшейся крови и расплывшейся мочи на порванной местами выцветшей обивке.

Женщина-терапевт терпеливо ждала ответа. Она видела, что с пациентом творится что-то неладное. Она дала ему ещё один шанс собраться с мыслями.

Кульков не знал, что ответить. Он вздохнул тяжело и зажмурил глаза. Головой отчаянно помотал, стараясь побыстрее избавиться от такого убийственного по всем признакам наваждения. Он никак не мог сообразить: сейчас он спит… или в тот раз спал. Он был на грани умопомешателства. Он был явным претендентом на место в дурдоме.

Докторша глядела на него, мотала головой, жалеючи этого несчастного бедолагу, но не знала, как и чем ему помочь.

Понемногу Василий Никанорович стал понимать происходящее. Делать нечего, надо забыть ту красавицу с милой Варенькой и принять этих… которые сейчас перед ним сидят… Он глянул, с великим сожалением, на Ольгу Олеговну, на медицинскую сестру и задумался: на какой вопрос дальше отвечать: про жалобы? или про карточку? Решил начать с карточки. В карточке всё написано. Там и жалобы его есть…

– Дак я в кабинет статистики ходил, справку им показывал. Они там ещё и свою какую-то бумажку вклеили. Сказали, что теперь к врачу надо идти. Вот я и пришёл. Ашот Карфагенович хотел лекарства льготные выписать, да не успел – в отпуск уехал. Вот я к вам и пришёл. Он там написал, какие мне снадобья нужны… Сами увидите. Я сейчас получше себя чувствую, дома жена лечит: морсы, компрессы, отвары, примочки… Ну, и лекарства в аптеке она покупала. За деньги. А сейчас льготные мне надо получить. Я же не до конца ещё выздоровел. Ну и для профилактики… И по закону мне положено!

– Хорошо-хорошо, вы не волнуйтесь так бурно, сейчас выпишем, обязательно выпишем, – тихо и спокойно проговорила Ольга Олеговна, листая амбулаторную карту и слюнявя жёлтые пальцы, сплёвывая на них время от времени. – Так-с… А зачем он вам пурген назначил? Его же не выпускают. Давно уже. И вам он совершенно не поможет, вам другое надо, – внимательно посмотрев на больного, завершила она чтение медицинских каракуль доктора Айболита. Поморщилась опять, кисло скривя губы, как при тяжёлой язвенной болезни. Пригладила ладошками волосы с боков, заправила выбившиеся под шапочку седые локоны и закрепила их такой же огромной металлической скрепкой, что была на амбулаторной карте пришедшего пациента. Зевнула сладко. Вновь сморщилась. Скривилась. Охнула и ойкнула, за живот схватившись. Допила стакан холодного чаю, дожевала обкусанную со всех сторон ватрушку и вернулась к истории болезни пациента, сидевшего перед ней и постоянно нервничавшего от чего-то. Глянула в корявую писанину и продолжила: – Ещё он выписал вам реманта-фи-ро-тин… – непонятно написано… фигня какая-то… Или реманто-фе-ро-дон… – не разобрать. Чушь какая-то. Ну, Карфагеныч… Вот почерк… То ли клинопись… То ли тайнопись… На скалах разборчивее древные ваятели ваяли. Царапины какие-то… Ещё хуже, чем у меня. Ладно, не будем дальше расшифровывать каракули Карфагеныча и судьбу испытывать; я просто заменю вам эту штуку на овциллококциниум. Хорошая вещь! И от всего. От всех болезней. Люди хвалят. По телевизору реклама идёт постоянно. Сами, наверное, видели. Мы сейчас всем его предлагаем. Зина, выпиши, – повернулась она к медсестре. Потом опять обратилась к больному: – Правда, его сейчас нет в нашей аптеке. Горздрав ещё не перечислил деньги, поэтому и не закупили. Такие вот дела. Но это обычная история. Сегодня нет, так завтра будет. Не завтра, так послезавтра. Ну и так далее. Вы позванивайте в аптечный пункт, как только поступит – так и получите. Придёте, и вам выдадут его по моему рецепту. Понятно? Ну и хорошо. Замечательно. Ну, и арбидол купите себе обязательно. Аспиринчик можно. Попейте… Они ещё и в качестве профилактического средства пойдут. В списке льготных лекарств их нет, минздрав ушами прохлопал и не включил, поэтому я не могу это выписать. Так что вот так. Понятно? Ну и хорошо. Замечательно. Так что в обычной аптеке купите. Там есть.
 
– Хорошо. Куплю. А морс можно пить? – неуверенно спросил у доктора Василий.
– Морс?.. Морс – можно… Пейте, конечно. Если хотите. Вот тут Ашот Карфагеныч больничный вам выписал – ну, листок временной нетрудоспособности. Вы же работаете?..

– Да-да. Конечно работаю! Как же без работы?? Без работы того... Без работы ку-ку... Без работы в ящик можно сыграть запросто. На одну эту шалую пенсию невозможно у нас в стране прожить. Кони кинешь!
– Стоп! Тпру! Вы чего, гражданин? Какое ещё ку-ку? Какие ещё кони??

– Ой, простите. Не кони, а ноги. Ноги можно протянуть, если на одну пенсию жить. Ашот Карфагенович в основном на лошадиную тему со мной говорил. Вот я у него и нахватался. Извините. Больше такого не повторится.
– Хорошо. Как вам будет угодно. Вы получили в регистратуре бюллетень? Лист временной нетрудоспособности?..
– Нет конечно. Не получил.

– А почему? Позвольте вас спросить…
– Дак я же в Пенсионный фонд ездил. Ходил туда…

– А для чего, позвольте вас спросить…
– Дак я за справками ездил. Ходил, то есть. Ашот Карфагенович меня туда отправлял. Он говорил, что без справки ничего у меня не получится. Мол, закон специальный для этого есть.

– Ну и что? Отправлял и отправлял. Ездил и ездил. Ходил и ходил... Потом-то почему не получили?
– Потом ещё кабинет статистики два раза посещал… В первый раз не вышло. Со второго только... А ещё...

– Вы мне арапа тут не заливайте. Сказки мне не рассказывайте. Сказки на меня не действуют. Сказки и есть сказки. Я спрашиваю – почему??
– Ну… как вам сказать… Как объяснить… Забегался. Избегался. Исходился весь. Хождения по мукам у меня были. Времени пока нет свободного. Вообще. Ни часика. Ни минуточки. Ни секундочки. В бегах весь. В мыле. Ноги даже болят. Стёр их до колен. Хотите верьте, хотите нет. Но это так. Честно вам говорю. Как на духу. Бюллетень ещё не получил. Не до него было.

– Оппа!!! – гневно сморщилась врачиха и даже кулачком по столу ударила после того, как более внимательнее пролистала историю болезни.
– Что!? Вы о чём?!! – подскочил Кульков и испуганно глянул на женщину.

– А это что такое?? Вы же ещё и анализы не сдали!.. – снова сморщилась докторша, разъярённо тыча в лицо больному человеку его историей болезни. – Ашот Карфагеныч вам же назначал… А вы что?? Почему не сдали?? Зина! Напиши новые направления на анализы: кровь, моча, кал, мазок и плевок на посев.
– Но… я не знал… Честное слово… не знал… Ашот Карфагенович ничего мне не говорил, – начал оправдываться Кульков.

– Мне это неинтересно. Кто знал, а кто не знал. Порядок во всём должон быть!
– Но я же… – Василий Никанорович пытался объяснить медицинским работникам, что его вины в этом нет. – Я же не знал… Какой с меня спрос… Я же… Я же…

– Вот по этой справке больничный лист получите в регистратуре, – не слушая его, продолжала Ольга Олеговна, протягивая ему какую-то бумажку. – Потом ко мне на подпись. Зайдёте без очереди. Поняли? Я спрашиваю: поняли?? А то будете там сидеть до скончанья века. И лекарство не забудьте получить. В аптеке оно находится. Поняли? Его пока нет в наличии, но будет. Обязательно будет. Узнавайте. Позванивайте. Зина, передай ему рецепт. И направления на анализы дай… И расскажи ему внятно: чего… сколько… откуда… как… где… куда… и когда…



Продолжение: http://proza.ru/2023/03/07/746

Предыдущее: http://proza.ru/2023/03/05/420

Начало: http://proza.ru/2022/09/02/1023