1. Тридцать три жизни Моти

Жизнь №1
 Мотя – это человек, живущий в одной из стран, не принадлежащих к англо-язычному миру. Известно, что после победы СССР во второй мировой войне У. Черчиль призвал к объединению англо-язычных сил в  борьбе с русско-язычными силами.  Борьба развернулась нешуточная.  Лживая, льстивая, острозубая – в исконных традициях крысиного ума, основной концепцией которого является желание наживы и власти (больше и выше). Мотя ничего этого не знал, но идея  «больше и выше» его привлекала неимоверно. Заразился Мотя крысиным вирусом и ходил по улицам своего родного города, вернее, городишки, со смешанными чувствами злости, беспомощности и зависти  к блестящим витринам англо-язычных   улочек, находящимися за чертой границы. Мотя вожделел западного мира с придыханием и причмокиванием. Там, за границей, жили особенные люди, почти боги, с приклеенными улыбками, которые невозможно было свести с их лиц, потому как жили они в райской благодати.  У каждого из них был дом с тремя унитазами, лакированная машина и круглые счета в банках. Ничего подобного Моте в своей стране не светило. Старая квартирка в облезлом доме, нужник с дыркой в полу, работа вахтером в организации  для богатых господ, просто полная безнадёга. И когда из англо-язычного мира приехала тётя Вики с пачкой печенек и крысиным усом –антенной протранслировала ему, что надо идти на площадь свергать президента, он не задумываясь пошел навстречу своему новому англо-язычному будущему.  Там всё уже шумело, вертелось, развевались флаги и флажки. Все хрустели печеньем и пили горячий чай, чтобы не замёрзнуть. В руки Моте дали флажок и велели им махать. Мотя махал флажком непрерывно в течение трёх суток. В перерывах он пил чаёк. Чаёк давал столько сил, что Мотя даже не закусывал печеньем.  На исходе третьих суток он вдруг ощутил сильнейший удар изнутри. Сердце подпрыгнуло и остановилось. Мотю не спасли.

Жизнь №2.
Мотю спасли. Оперативно отвезли в больницу, поставив диагноз «сердечная недостаточность». Выпустили его из больницы на второй день, потому что платить за лечение было нечем. Мотю плющило и корежило, болело все тело. Пожилая медсеструшка шепнула ему в оттопыренное ухо, что у него наркотическое отравление, сунула ему в руку пузырек  со снадобьем.  По пути домой Мотя узнал из крысинно-антенной передачи, что тётя Вики кроме печенек раздает англо-язычные деньги. И Мотя снова рванул на площадь. Сердце подпрыгивало в груди и он готов был выплюнуть сердце, он бы отдал всю свою жизнь взамен на желанные банкноты. На площадь Мотя попал в момент начала перестрелки. Пуля снайпера прошила ему сердце насквозь. Мотю не спасли.

Жизнь № 3
Мотю спасся. Он споткнулся, упал на землю. И пуля снайпера прошла мимо. Судьба дала Моте возможность насладиться прорывом и интеграцией в англо-язычную жизнь.  Прорыв свершился в полной красе. Город дымился, зачухонивался, обретал черты развалин. Интеграция пока не свершилась и преподносилась как будущий вход в райские ворота. Всем Мотям дали разрешение на въезд за райские ворота.  Мотя, не раздумывая , рванул в мир обетованный. Добирался он туда в вонючем вагоне,  поселили его там в хостеле на деревянной шконке второго яруса, накормили пластиковой кашей и бумажным хлебом. Ночью у Моти случился заворот кишок. Не спасли.  У него не было медицинской страховки.

Жизнь № 4.
Заворот кишок прошел сам собой, рассосался, изрядно напугав Мотю. Утром ему предложили работу – мыть три унитаза у западного бого-жителя. Взамен обещали деньги и демократическую улыбку.  Мотя воспрянул духом. Ему казалось, что бого-жители какают фиалками. Но реальность вернула  часть мозга Моти на место. Богожители улыбались, но какали грязно и вонюче, как и обычные люди. Нанюхавшись содержимого их клозетов, Мотя впал в отчаяние. Однажды вечером, когда он шел в свой хостел, его сильно толкнул мигрант с темным лицом. Мотя упал навзничь, голову пробило камнем.  Смерть была мгновенной.

Жизнь № 5.
Мотя упал набок,а не на спину, потеряв сознание. Мигрант вытащил из его карманов наличность, карты и паспорт. Мотя остался лежать на улице райского города с огнями витрин. Очнулся он наутро, еле дополз до хостела. Потом приходили всякие бого-люди, тостые и худые, толстых было больше, все они улыбались, скрипели свеженькими жетонами и нашивками  принадлежности к власти. Окончательно Мотя очухался уже в заскорузлом вагоне  поезда, который вёз его обратно, домой. Говорить он не мог – глох от шума. В динамиках  орала Примадонка вперемешку с Мадонкой. Сердобольная проводница принесла ему деревянный пирожок и теплый чай в пластиковом стакане. Приехав домой, Мотя выпил горстями все таблетки, какие хранились у него в шкафах.  Мотю не спасли. Спасать было некому.

Жизнь № 6.
Мотя собрал таблетки в кучу, чтобы разом и не моргнув глазом… Но тут сам собой включился телевизор, который поведал Моте, что все жители его страны переводятся в разряд не бого-людей западного типа, а в разряд богов, которые должны спасти весь мир от русско-язычных завоевателей. Крысиный ус защекотал Мотину поджелудочную железу, в желудке разлилось благостное тепло, и Мотя со счастливой улыбкой избранного заснул на продавленном диване.

продолжение в http://proza.ru/2023/03/07/519