Две медали

Давно это было. 10-й год мирной жизни шёл, а мне пятый. Родители жили в колхозном саду. Сторожили его. Многое время не удержало в памяти с того дня, растопило, да сплавило течением. Но рассказ безногого солдата помню. В штанах солдатских, да гимнастёрки с заплатками он ходил, да культяшкой деревянной след на земле оставлял.

«Под Сталинградом был я. Ноябрь, 42 год. Бой жестокий, и день, и ночь шёл. Немцы муравьями лезли. Сдует ветер их, они опять лезут. Огонь, значит, из ружей, автоматов, пулемётов. Время потерялось в белом снегу и чёрной земле — месиво зла одно. А бой не прекращается. Справа танки, два, показались. Командир показывает рукой правой в их сторону, а на ней двух пальцев нет, оторвало.

— "Ты, Васёк, с гранатой, наперерез им ползи, да подрежь того, что правее, гадюку крестовую", — говорит. Спокойно, тихо так говорит, будто муху, отгони, мол. И гранату протягивает. Противотанковую».

Пополз я. Заметил фриц меня. Саданул из пушки. Да не рассчитал, снаряд пролетел выше головы, бухнул сзади по нашим. Досталось тем, что в окопах, наверняка, подумал. Вскочил. Размышляю: пока будет перезаряжаться, пробегу с десяток метров, а там и швырну гранату, в самый раз, под гусеницу. Бегу. А тут пулемёт ударил горячим свинцом. Обжёг он ногу мою тремя пулями. Чувствую, одна перебила кость пополам. Упал. А танк ползёт. Уже рядом совсем. Вижу закопчённый ствол его, гусеницу измазанную грязью и  лязгающую справа от меня.  Пока думал, да от боли скрипел зубами, она и проехала по ноге. Расплющила. Вмяла в землю мою ногу под самое не балуй. И на наших поехала. Обидно так стало. Не человек я для них, деревяшка, какая бездушная словно. Зло охватило. И сколько оставалось сил, со всех их кинул гранату на трек, гусеницу значит. Успел только увидеть, перед тем, как глаза совсем потухнут, растянулась она по серой матушке земле змеёй, а тело её завертелось. Да загорелось. Наши братцы из пушки попали прямо в башку, башню. Больше ничего не помню.
 
Темно. Ночь или вечер, всё одно. И тихий такой голосок, словно из гроба, из-под земли слышу:

— Живой, солдат? — В самое ухо. И даже не голос услышал, а тепло согрело. То дышала сестричка мне над ухом, да губами тёплыми его словно ласкала. — Хорошо. Хорошо. Потерпи, родной...

И потянула меня. Потерял сознание я. Ни чего не помню. Только через неделю очнулся. Без ноги. Отрезали. А рядом — сестричка сидит. Говорит, что она та самая, что вытащила меня. Любой звать. Любовь, значит.

Да и вспыхнула у нас любовь. Трое деток народилось потом, да все один за другим и помёрли. А четвёртого она не смогла родить. Умерла сама. А я же теперь всё каждый день думаю и съедаю себя — лучше пусть бы гусеница танка того и по самому балую то проехала. Лучше мне  его лишиться было бы тогда, чем мою Любашку с детками на погибель навести….»

Солдат заплакал. А медали, что на груди были и которые он никогда не снимал, тихонько друг о дружку звякнули, словно говоря: «Досталось всем в той войне…» — медаль «За отвагу» и медаль «За оборону Сталинграда».

(Навеяно рассказом "Сестра милосердия" В.Козлова http://proza.ru/2016/08/07/725). Хотел вначале написать рецензию, поскольку всколыхнул рассказ душу и за что глубоко признателен ему, но родился вот такой рассказ по воспоминаниям детства.