Время перемен - 3, Глава 3

Анни Дин, Старый Айрин, 239 лет назад:
Мы с Рэйном поженились три года спустя после нашей встречи в том сквере. Вскоре после нашей свадьбы инфосеть взорвалась сообщениями об открытии новой биосферной планеты, пригодной для жизни людей. Прочитав об этом, я долго печалилась оттого, что моя нога никогда на нее не ступит.

Ни мой муж, ни я так и не смогли получить никакого серьезного образования, и обеспечивали себя подработками в сфере строительства, ремонта и уборки. Несмотря на повсеместное распространение роботов, здесь по-прежнему оставалось много физического труда, подчас тяжелого.

Христиан старательно выдавливали отовсюду. Правда, это не сильно помогало, потому что все новые и новые люди на самых разных постах приходили к вере. Кто-то старался не афишировать это, также было много сочувствующих, и даже тех, кто считал преследования христиан несправедливостью и беззаконием, хоть сам и не принадлежал к их числу.

Все храмы были давно закрыты, а священники вынуждены были скрываться. Лишь изредка мы присутствовали на нелегальных богослужениях в частных домах и секциях, либо просто в лесу.
Пару раз мы даже нарвались на облавы.

Впрочем, кроме побоев и штрафов, мы ничем особо не рисковали, потому что и так были в базе данных охраны порядка. Там даже создали специальный отдел для борьбы с так называемым экстремизмом и прочими действиями, подрывающими устои государства – службу безопасности. Сложнее было тем, кто попадался в первый раз, многие из-за этого лишались работы.

Мы были презираемыми изгоями, и едва сводили концы с концами. Когда мы покупали старый мобиль, чтобы иметь возможность ездить на богослужения, о которых из соображений конспирации сообщали в самый последний момент, пришлось залезть в долги, и выплачивать их предстояло несколько лет.

Но, несмотря на всё это, мы старались радоваться жизни. Наша семья была маленьким оазисом мира и любви. Мы стремились окружать себя красотой. Как природной, в виде поездок в лес или на море и цветов в доме, так и рукотворной – я с детства любила заниматься разным рукоделием. Мы читали хорошие книги, слушали музыку и пели. И еще сочиняли стихи и рассказывали друг другу. Всё это было доступно даже самым бедным.

А потом началось страшное. У христиан стали отбирать детей. В инфосети регулярно появлялись жуткие публикации о насилии, якобы постоянно присутствующем в христианских семьях. Их обливали грязью из-за бедности и многодетности. Дети христиан, не знающие изобилия лакомств и развлечений и донашивающие одежду за  своими  братьями и сестрами, обычно хорошо учились и практически не совершали правонарушений. Только это никого не интересовало.

В школах принялись настраивать детей против родителей. Именно тогда там появились психологи.  Они не стеснялись самых гнусных манипуляций, вбивая клинья в семейные привязанности учеников. Ведь ребенок, отделенный от семьи духовно или физически, совершенно беззащитен и уязвим.

С отобранными детьми происходило разное. Самые маленькие просто исчезали без следа. По слухам, их охотно усыновляли обеспеченные семьи. О тех, кто постарше, иногда доходили очень нехорошие вести, вплоть до весьма подозрительных самоубийств. Порой в инфосети появлялись рвущие душу видео, где дети из христианских семей отрекались от своей веры и обвиняли родителей и Церковь в избиениях и принуждении совершать религиозные обряды.

Мы пытались этому противостоять. Если в отношении какой-то семьи инициировался процесс лишения родительских прав, им помогали перебраться на другой континент. Очень часто этого было достаточно, чтобы их оставили в покое. Создавались горячие линии в инфосети, куда могли обратиться христиане, чьим детям угрожала служба защиты детства. Слишком большая шумиха и огласка порой останавливала творящих беззаконие.

Наконец, самые авторитетные священнослужители и миряне после долгих дискуссий и молитв на тайном соборе приняли обращение к христианам, где те благословлялись защищать своих детей вплоть до физического отпора посягающим на них.

Я вышивала картину с цветами и птицами, когда услышала звонок. Мой инт переливался сигналом вызова. Оказывается, к нашим знакомым приехала служба защиты детства, намереваясь отобрать у них двоих малышей. Мы с Рэйном немедленно бросились к мобилю и выехали на помощь. Мы не смогли остаться в стороне, хоть и сами ждали ребенка, который должен был родиться примерно через полгода. Ведь если искать оправдания своему бездействию, когда к твоему ближнему пришла беда, неизбежно останешься без помощи, оказавшись в беде сам.

Кроме нас там уже было двое христиан, проживавших по соседству. Мы поднялись в холл, где находилась секция наших знакомых. Трое сотрудников защиты детства разговаривали с ними через дверь, требуя открыть и угрожая охраной порядка. С теми шутки плохи, они могут и дверь сломать, и даже оружие применить. Поэтому мы решили, что родители откроют дверь, а мы оттесним и задержим детокрадов, пока семья не доберется до нашего мобиля, после чего Рэйн отвезет их в безопасное место.

Я привыкла таскать тяжелые упаковки стройматериалов и ворочать разное оборудование для уборки и отделочных работ, поэтому мне не составило труда удержать в течение нескольких минут визгливую размалеванную тетку из защиты детства.

Услышав сигнал инта, что Рэйн благополучно уехал, я тотчас отпустила мразь, после прикосновения к которой хотелось тщательно вымыть руки, и бросилась вниз. Навстречу поднимались двое из охраны порядка.

- Держите ее, она меня избила! – раздалось сверху.

Нашим удалось проскочить, а мне не повезло. Двое крепких мужчин не оставили ни единого шанса. Один из них заломил мне руку за спину так, что я закричала от боли, и отвел меня в мобиль. Всю дорогу я молилась и надеялась, что всё обойдется. Ну что они мне могут сделать? Оштрафовать или арестовать на неделю-другую, знакомые христиане рассказывали о таких вещах.

Они задали мне обычные вопросы, заполнили какие-то бумаги и отвели меня в крошечную каморку с решеткой вместо одной стены. Такое уже было после облавы на одном из наших собраний в лесу. Скоро либо отпустят, либо зачитают постановление об аресте и отведут в камеру.

Но ничего этого не произошло. На меня надели наручники и опять посадили в мобиль. Мне было стыдно и противно, они обращались со мной так, будто я какая-нибудь воровка или мошенница.

В другом здании меня сразу привели в небольшой кабинет. Сидящий там мужчина в форме, причем не охраны порядка, представившийся как Рон тен Меро, велел снять с меня наручники и начал задавать обычные давно надоевшие вопросы. А потом он развернул над столом экран и пролистнул передо мной несколько документов.

- Ты, получается, злостная экстремистка! Находишься в нашем поле зрения со школьных лет!

- Но что я такого сделала? – недоумевала я.

- Три привода в охрану порядка за участие в запрещенных сборищах! Агенты показывают, что ты принимаешь активное участие в содействии разного рода правонарушителям! Теперь еще и акт насилия в отношении госслужащего при исполнении!

- Я ее не била, честно!

- Служба безопасности разберется!

Увидев мой испуг, он злорадно ухмыльнулся и потряс отобранным у меня интом.


- Разблокируй его!

Я задумалась. Всё равно они его разблокируют, даже если я откажусь. Но ничего интересного для себя не найдут. Просто круг моих знакомых, который наверняка и так прекрасно известен. По-настоящему секретная информация не хранится в инфосети. Лишь при необходимости что-то размещается на закрытых страницах, о которых знают очень немногие и куда трудно попасть. Он еще про агентов сказал. Неужели кто-то из наших способен на такое? Как же он тогда причащается?

Я взяла свой инт и разблокировала его. Тен Меро начал просматривать список моих контактов, явно сверяя его с какой-то базой данных. Пару раз он даже удовлетворенно хмыкнул. Но здесь мне бояться нечего, даже если спросит про кого-то – ну, знакомые, ну, христиане, это они и так знают. А контактов тех нескольких человек, о которых им знать нельзя, в моем инте всё равно нет.

Как ни странно, тен Меро не стал больше ничего спрашивать, просто вызвал охранника и приказал отвести меня к медику. Эта весьма бесцеремонная женщина быстренько проверила меня переносным медицинским сканером и стала задавать вопросы про всякие болезни.

Зачем им это? – подумала я, и мне вдруг стало по-настоящему страшно. Как будто я уже никогда не выйду отсюда, а знание о моих болезнях пригодится, чтобы отправить родственникам более-менее правдоподобное сообщение о моей смерти. Вот только болезней у меня никаких не было, и тогда мне почему-то вспомнились жуткие рассказы об изъятии органов...

Наконец она отстала, а меня отвели в комнату типа маленькой и убогой больничной палаты с решеткой на окне и заперли там.

Я задумалась о Рэйне. Его ведь тоже могут арестовать. Я стала молиться о том, чтобы этого не случилось.

И всё-таки я не могла понять, что вообще происходит, и почему вдруг они прицепились именно ко мне, женщине без образования, не играющей никакой заметной роли ни в Церкви, ни в обществе.

Когда я ложилась спать, то почувствовала что-то под подушкой, и нашла там завернутую в бумажную салфетку булочку. Я съела ее прямо под одеялом, опасаясь видеонаблюдения. На душе сразу стало легче. Кто-то здесь явно сочувствует христианам.