Упартый. Часть 3, гл. 2

Начало см. http://proza.ru/2022/11/26/623
Предыдущая часть http://proza.ru/2023/03/02/1674

               Комнату Стаса перегородили шкафом, возле окна поставили кровать Ирины Аркадьевны. В изголовье на тумбочку перенесли телефон. Изредка звонил Димка, интересовался самочувствием. Такие дни были для Ирины Аркадьевны праздником. Когда уж очень донимала бессонница, преимущественно часа в три ночи, бабушка сама звонила внуку, изрекая бесценные советы и рекомендации.
               Стас безропотно оплачивал счета за междугородние разговоры, понимая: для Ирины Аркадьевны это почти единственная возможность отвлечься от непрестанной боли.
               Второй отдушиной стал Валька. С возрастом он разлюбил прогулки. Жорик, подкупая ласками и обещанием безграничного количества лакомств, с трудом умудрялся дважды в день выводить Вальку на несколько минут из дома. Возвращаясь, пёс виновато вилял хвостом, проходя мимо хозяина, тыкался носом в свисающую с кровати ладонь Ирины Аркадьевны: «здесь я» и тяжело опускался на шерстяной коврик рядом с больной. Отдохнув, Валька поднимался, подставлял под руку свой нос, бока, спину, с видимым удовольствием позволял себя гладить, слушал рассказы Ирины Аркадьевны о том, где и как болит сегодня, сочувственно вздыхал и опять засыпал.
               Ирина Аркадьевна Валькино сочувствие ценила. Заметив, что собака трясёт ушами, она подняла такой переполох, что Стас был вынужден, отложив все дела, отправиться с Валькой в ветеринарную клинику, предварительно выслушав:
               – Что значит сейчас денег нет? Дорого? Возьми мою пенсию. Станислав, идите немедленно: ты же видишь, животное страдает.

               Кость срасталась медленно, боли не проходили, опираться на ногу Ирина Аркадьевна не могла. Стас договорился с соседкой, бывшей медсестрой, чтобы она помогала Ирине Аркадьевне купаться, делала массаж и, когда уж очень прихватывало, колола обезболивающее: таблетки помогали слабо.
               Если нестерпимый приступ боли случался ночью, Валька будил Жорика, научившегося делать уколы не хуже медсестры. Ирина Аркадьевна стеснялась, отказывалась, но раздавшийся в плечах, возмужавший внук басил:
               – Брось, ба. Можно подумать, твоя попа сильно от моей отличается.
               – Золотые у тебя руки, Жорик, – вздыхала Ирина Аркадьевна. – Совсем не больно. Тебе в мединститут надо, на врача учиться.
               – Я подумаю, – милостиво соглашался внук. – Можно и в мед. Там девчонок много.


               Чтобы заполнить в душе пустоту, образовавшуюся после отъезда Димки, Стас нежданно для самого себя начал писать исторические детективы.
               В юности Петровский был романтиком, за что и полюбил историю времён Великого княжества Литовского, хранившую немало чёрных дыр и роковых тайн. Великие князья, убийства, отравления, политические интриги и борьба за власть, а среди этого, словно зёрнышко между жерновами мельницы, маленький человек. Этого человечка, был ли он актёром-скоморохом, лирником, отставным пехотинцем-стрельцом или бродягой-монахом, Петровский любил и каждый раз делал его похожим на деда Павла. Таким же прямодушным, в чём-то неловким, по-белорусски упартым: если уж за какую мелочь зацепится, пока не разберётся, что, почему, кто виноват и в чём причина, ни за что не отступится. За такое и многократно побои получал, чтоб не совал свой нос в дела княжеские, но и женской любви был удостоен. Тут Стас не скупился…
               Конечно, не все были согласны с тем, как Стас трактовал те или иные исторические события. Дескать, не мог Витовт* не получить корону из-за того, что где-то мышь пробежала, но Петровскому нравилось так выстраивать цепочку событий, что поступки простых людей неожиданным образом влияли на политические судьбы мира. В отличие от историков, твёрдо верящих, что только они знают, как всё было «на самом деле», читателям это тоже нравилось, и в магазинах стали спрашивать книги Петровского.
               Стас отказался от репетиторства и работы в школе: вымышленные герои днём и ночью оживали в его голове, ругались, ссорились, мирились и молились, требуя выплеснуть слова на бумагу. Когда удавалось написать удачную главу, они ненадолго замолкали, а потом всё начиналось сначала.

               Как раз во время перепалки главного героя, придворного музыканта князя Витовта, непременно присутствующего на княжеских застольях, с очаровательной монахиней, Стас переходил улицу на красный сигнал светофора, не замечая сигналящих машин, пока его не вытолкнул на «островок безопасности» худой старик в потрёпанном пальто.
               – Ну, ты даёшь…
               Старик вытер платком вспотевшее лицо, покосился на Петровского, усмехнулся:
               – Не узнаёшь? А я когда-то на твоей свадьбе польку отплясывал.
               Стас встрепенулся:
               – Бекирыч? Ой, простите, Ольгерд Бекирович, рад вас видеть.
               – Ещё бы, – усмехнулся академик Деньковский, – как-никак из-под колёс вытащил. Случилось что?
               – Да нет, задумался.
               – Слышал о твоих успехах, даже читал. Для человека, изучавшего творчество Чёрного – весьма неожиданно. Что, в каждом болоте свои черти водятся?
               Добродушно засмеялся:
               – Я, кстати, в Иллинойском университете твоего старшего встретил. Оказывается, тоже химик. Неплохой парнишка. Фамилия только у него какая-то странная, сменил что ли? Не поймёшь этих молодых. Девчоночка с ним была рыжая… Так влюблённо смотрела, я позавидовал даже.

               – А вы как? – постарался сменить тему Стас.
               О том, что Димка почти сразу поменял свою фамилию на фамилию отца, не так давно проговорилась Ирина Аркадьевна. Она же рассказала, что Ника, каким-то чудом найдя Димку в сети, уговорила отца перебраться в Штаты.

               – Жена, бывшая уже, в Штатах осталась, а мы с дочкой вернулись, – вздохнул Бекирыч.
               И, предупреждая следующий вопрос, продолжил:
               – Год назад умерла моя Катенька. Продлили ей жизнь, насколько смогли. Но и там медицина не всесильна. А хоронить я её домой привёз, – горько хмыкнул. – На то, чтобы перевезти умершего человека, денег нужно столько же, сколько на хороший курс лечения. Но, знаешь, Станислав, мне кажется: человек в последний путь должен уходить на той земле, на которой родился.
               – Соболезную, Ольгерд Бекирович. Где вы сейчас? В Академию, в свой институт вернулись?
               – Шутишь? Кому я здесь такой отщепенец-не возвращенец нужен?
               – Времена изменились, – пожал плечами Стас.
               – Думаешь? – Деньковский вздохнул. – Нет, Станислав, с наукой покончено. Мы с Катенькой люди деревенские. Вот и Катюшу похоронил в Деньковке, на кладбище. Там тихо, птицы щебечут, сирень по весне цветёт… Понемногу родительский дом восстанавливаю. Баян свой импортный продал, купил гармошку. Хожу каждый день к Кате, играю, ей нравится…

               Шумел город, все куда-то спешили, а Стас вдруг так ясно представил себе Деньковского с гармошкой на кладбище, на лавочке под кустом сирени, что защемило сердце. Вообще, после отъезда Димки, оно часто давало о себе знать.

               Бекирыч заметил, что Стас побледнел, изменился в лице, понял по-своему:
               – Думаешь, пью я там? Нет… Хотя, бывает, заходят мужики, наливают, но… Горе водкой не зальёшь, это я тебе как химик говорю. Формулы у них разные...


* Великий князь Литовский. В 1430 году было решено признать Великое княжество Литовское королевством. На торжество коронации прибыло много гостей, однако послам, везшим корону, так и не удалось попасть на литовские земли.

Продолжение см. http://proza.ru/2023/03/17/1395