Пикник на ристалище1-4повесть Криминальные хроники

Ристалище, (от старорусского «ристать» — двигаться, бегать, ездить) — площадь для конных состязаний (ристанья), а также само рыцарское состязание. Лексический семантический архаизм, употребляемый при проведении военно-исторических мероприятий и ролевых игр живого действия.

1.
       Степан Степанович сидел на рукоятках кирки  и лопаты, стараясь укрыться от прямых солнечных лучей, попадающие в яму. Лопатой накрыл бутылку воды, чтобы она не нагревалась. Утолить жажду теплой жижей было трудно. В городе установилась обычная для этого времени года жара. Он перестал работать, пока не станет хоть немного прохладнее. Руки и лицо обгорели на солнце, покрылись пузырями и очень его беспокоили. Надзиратели попрятались от солнцепека под деревьями и даже не подгоняли Степана с Федором, прекративших работу. Но вовсе не из жалости к пленникам, а потому что сами не хотели выходить из тени. Федор, рывший яму рядом со Степаном, попытался, пока охранники отошли, поговорить с ним. Но Степан не захотел слушать бредни шурина, тем более, говорить, рискуя быть избитым надзирателями. К тому же для этого надо было выйти из символической тени. Верить хвастливым рассказам брата жены о его связях среди силовиков и бандитов он давно перестал. Степан совершено точно вычислил, что из-за глупости Федора и его, Степана, жадности и мягкотелости, они роют могилы для себя и своих семей. Рассчитывать на помощь со стороны он престал уже в первый день. На их поляну из леса выскочила иномарка с ищущей уединения парочкой. Федор бросил лопату, стал махать руками и кричать влюбленным «Помогите!». Тогда один из охранников приблизился к орущему Федору и прикладом автомата успокоил шурина, а старший из охраны повернулся в сторону машины и изобразил, что прицелился в неё, сделал выразительный жест стволом автомата «уезжайте» и повернулся к машине спиной. Парочка посмотрела на трех крепких мужиков с автоматами, избитых, окровавленных Степана и Федора с лопатами, роющими яму, мигом захлопнула открытые, было, двери и через минуту машина скрылась в лесу. Степан почти двое суток ждал, что приедет милиция. Но никто так и не появился. Он не понимал одного, почему их с Федором еще не зарыли в этих вырытых ими могилах. В глубине души Степан смирился с тем, что они заслужили смерть. Надеялся только на одно, что удастся спасти от мучений Людмилу и детей. Украсть из бандитского общака миллионы рублей, попасться с поличным и остаться после этого в живых невозможно. Федор затих.               
Семен впал в прострацию. Ему вспомнились события шестилетней давности, как он по такой же жаре окучивал картошку на 10 сотках тещи, как продал водку и консервы первым покупателям, как создавал семейный бизнес по мировым шаблонам, как все эти годы добывал деньги, как рухнул первый банк Олега Долженко и как он смог вывернуться. Вспомнил наставления и рекомендации друга Эммануила, благодаря которым он из миллионера и одного из самых богатых людей региона за пару недель превратился в нищего. С подачи друзей и того же Эммануила и Долженко связался с Красным полковником. А как ему было хорошо, сытно и комфортно! Было очень неприятно вспоминать, как его большая и дружная семья превратилась в клубок змей, какую ненависть вызывала их с Людмилой семья и их крошечное благополучие у всех окружающих.         
   Вчера приехал еще один широко известный в городе бандос по кличке Бешеный бегемот. Что он хотел, Степан так и не понял. Его не били, ничем не грозили. Был обстоятельный допрос, как у следователя. Бандит на прощание оставил ему целую бутылку холодной минеральной воды. За этот подарок Степан Степанович был искренне благодарен. Об этом человеке Холевич слышал еще при советской власти, когда разразился скандал. Конце 80-х у Бегемота были рабочие бригады, занятые строительством и капитальным ремонтом железнодорожных путей. Одна бригада состояла из бывших зэков, вторая была укомплектована студентами-горняками. Появился очень хороший заказ на работу  на танковоремонтном заводе. Возник спор, чей будет заказ, в результате, бригады передрались. Итогом побоища было четыре трупа и пять тяжело покалеченных. Степан допил остатки чистой воды, подаренной ему вчера. Он опять стал думать, зачем бандиты Красного полковника сооружают сиденья вокруг ям. Неужели они собрались, пригласить на запланированную экзекуцию многочисленных зрителей, смотреть  казнь его вместе с Федором. Все может быть. Само плохое, если их с Федором заставят драться между собой за право жить победителю и его близким. Холевич помотал головой, отгоняя возможные картины предстоящей драки. Снова всплыли воспоминания, как они с Людмилой начинали свой бизнес.
 
2. 
 
   Степан Степанович Холевич, инженер механик, проработавший почти 20 лет начальником цеха станкостроительного завода, был доволен жизнью, Советским Союзом, и перспективами на будущее. В «совке» его все устраивало, что не мешало ему вечерком на кухне ругнуть СССР в целом, коммунистов в частности и непонятную всем систему целиком.

В 27 лет, проработав на заводе четыре года, женился по любви на враче местной поликлиники Бурлаковой Людмиле Петровне, которая была моложе мужа на пять лет. Родители жены и её брат, Федор Петрович Бурлаков, тоже трудился на станкостроительном заводе. Теща Раиса Алексеевна Бурлакова на том же заводе почти тридцать лет была санитарным врачом, приехав по распределению на Дальний Восток после окончания Казанского Медицинского Института. Перед пенсией заняла должность главного врача санитарно-медицинской части завода и профилактория при нем. За работу во вредных условиях в 50 лет вышла на досрочную льготную пенсию. Петр Викторович Бурлаков, мужчина видный, основательный, заядлый рыбак, как в 21 год демобилизовался из СА, так всю жизнь, до 62 лет, проработал на станкозаводе в качестве мастера.

  У Холевичей родилось двое детей, сначала мальчик, а через год девочка. Через шесть лет семья получила от завода трехкомнатную квартиру. Отстояв в очереди почти девять лет, купили «копейку». Спустя 10 лет, «копейку» поменяли на «шестерку». Степан, как передовик производства, получил место в ГСК рядом с домом. Обзавелся теплым, со светом, просторным гаражным боксом. Стал членом садового хозяйства и заимел положенные десять соток, плюс две прирезанные, в трехстах метрах от фазенды тещи. Начал строить типовой загородный «курятник». Так как у тестя и тещи также было двенадцать соток, продовольственная программа в одной отдельно взятой советской семье Холевича была практически решена. Если к этому добавить кур, яйца и поросят по праздникам, которых выращивали немолодые, но очень крепкие родители Степана, проблем с продовольствием накануне развала СССР у них не было. Отец Степана - Степан Алексеевич Холевич, как и все в их семье  тоже проработал всю жизнь на станкостроительном, после армии водителем в гараже, а ближе к пенсии заведующим гаражом. Был очень известным и уважаемым на заводе человеком. Его жена - мать Степана Клавдия Ивановна, родилась в селе в их регионе, и так и не смогла оторваться от земли. Родители Холевича жили в собственном доме с большим огородом в поселке, расположенном в 100 километрах к северу от города. Здесь семья Клавы прожила 150 лет, с тех как её предки ещё при царе перебрались сюда из воронежской губернии. Холевичи, выйдя на пенсию, переехали из города в этот дом, отремонтировав его благоустроив.
Степан вместе с женой Людмилой дважды посетил заграницу. Первый раз по профсоюзной путевке попал в морской тур «Из зимы в лето», без заходов в иностранные порты. В 88 году, как передовик производства, получил путевку на двоих в социалистическую Румынию. Прикидывали еще через тройку лет записаться в профсоюзе на Болгарию.

  Будучи человеком умеренно потребляющим алкоголь, и вынужденный постоянно бороться со сплошным алкоголизмом подчиненных на работе, Степан от всей души приветствовал начинание Горбачева по вырубанию виноградников. Рассматривал вопрос о вступлении в     партию. Но не успел, КПСС  приказал  долго жить.

  Затем быстро и как-то неожиданно развалился СССР. Заводская проходная, что вывела в люди Степана Холевича и добрую половину жителей областного центра, закрылась. Произошедшее в стране и его родном городе Степану сильно не понравилось. Правда, проходная, в отличие от завода, не закрылась и продолжала функционировать в прежнем режиме. И завод в тартарары не провалился, даже продолжал работать столярный цех, раньше упаковывавший в деревянные ящики станки, поставляемые на экспорт. Прочих работников, кроме охраны и плотников со столярами, в том числе и Степана Холевича, отправили в неоплачиваемый бессрочный отпуск. Плотники теперь упаковывали распродаваемое ультрасовременное германское оборудование завода, демонтируемое в цехах. В свободное время изготавливали под заказ мебель, чтобы хоть что-то заработать. Перед крушением СССР, при Андропове, задумали громадную реконструкцию завода, Идея была замечательная, денег вложили немерено, много чего начали, но ничего не окончили.

  Степан, превратившись в безработного, сначала думал, что при его квалификации новую работу найдет без проблем. Шли недели и месяцы, он посетил десятки фирм, развешал сотни объявлений, но найти новую работу по специальности не мог, как и вообще хоть какую-то работу. Пять тысяч безработных только с его завода - на небольшой город это очень много.

  Из областного центра шли три дороги - на север, на запад и на восток. На юге была граница и бескрайний Китай. Так сложилось, что у семей Холевичей - Бурлаковых было пять дачных участков, плюс у родителей Степана был домик в деревне.

  К востоку от города, на 10 километре, базировались тесть и теща Степана, и там же, в 300 метрах от фазенды тещи, располагался участок Степана и Людмилы. По дороге, идущей на запад, на окраине свои 6 соток получила семья брата Людмилы. Холевичи и их родственники своими земельными участками окружили столицу региона.

  Члены рабочих династий Холевичей - Бурлаквых были по советским меркам людьми работящими и зажиточными. И, несмотря на наступившие тяжелые времена, по мере сил поддерживали друг друга.

  Тещина фазенда, как они называли этот клочок земли, располагался на краю дачного поселка и выходил окнами на шоссе. Дорога в этом месте делала поворот, и прямо перед домиком обочина дороги расширялась до 50 метров.

  Степан на дачном участке тещи методично обрубал корни у набравших силу кустов картошки. У Холевича с детства сложилась привычка очень много читать. Журналы и газеты он не любил, но подержать в руках книгу доставляло ему огромное наслаждение. Как большинство мальчишек СССР, он бредил космосом. Несколько повзрослев, начитавшись пиратских романов, заболел морем, как-то незаметно для себя увлекся Станюковичем. Чуть позже влюбился в русскую фантастику 20-х годов. Любимым авторов у него стал Александр Грин. Холевич вырос, стал инженером, а любовь к Грину осталась. Остался и любимый герой –капитан Дюк. Новелла о капитане Дюке, вовлеченном в секту Голубых Братьев, не выходила у него из головы. Степану казалось, что все в этом рассказе любимого автора списано с него. Как Дюк, он перед обрубанием корней картошки три часа ведрами таскал воду из пожарного пруда и поливал грядки.

       Над городом стояло марево. Третью неделю не выпало ни капли осадков. В июле это случалось почти каждый год. Урожай этого года сгорал на глазах. Степан был в состоянии тупого бессильного бешенства. Бесился он не от того, что ему приходилось вкалывать при 35 градусной жаре при штиле. Его напрягало другое. Он, здоровый 50-летний мужик, который все может делать и руками, и головой, не может обеспечить свою семью деньгами даже на самую скромную жизнь.

  Размахивая мотыгой тихо зверея, он собирался прекратить изображать из себя нигера на американских хлопковых плантациях. Как их изображал советский кинематограф, в прошлом веке, и ставшие модными мексикано -бразильские телевизионные сериалы, c Голливудом в придачу. Надо бросить тяпку, вылить на себя два последних ведра воды, принесенных для полива. Пойти в крошечный домик, достать из подпола банку маринованных красных томатов и корнишонов тещиной домашней засолки, (Раиса Алексеевна была редкой мастерицей заготавливать на зиму соленья, они отличались прекрасным вкусом, никогда не взрывались и ценились всеми, кто их попробовал хотя бы раз). Вынуть из морозилки запасенную тещей бутылку водки, (её прятали от постоянных набегов воров, соседей и бомжей в специальном тайнике в подвале), начать снимать стресс традиционным для России способом: литр беленькой и банка огурцов на закуску.

  В сосновый бор к реке в установившуюся над городом жару хотели попасть тысячи горожан. Ехали на автобусах, личных и служебных автомобилях, на велосипедах и мотоциклах. Стремились к прохладе семьями, компаниями, по одному и целыми коллективами, сбежав с работы пораньше. Степан Степанович наметил для себя количество кустов картошки, которые он сегодня любой ценой обязан окучить. Оставалось два куста. Из бесконечного потока машин на обочину свернула очень большая иномарка темно-вишневого цвета. Таких он еще не видел, скорее всего «американка» подумал инженер. Он был рад под любым предлогом отвлечься от махания тяпкой. Из машины вышли пять мужчин средних лет в костюмах и галстуках, совершенно не уместных в стоящей жаре. Степан, внимательно осмотрев прибывшую компанию, подумал: наверное, проверяющие или заезжие коммерсанты с переговоров, захотели остыть после городской жары. Им чего-то не хватает - сделал вывод дачник, продолжая окучивать картошку. Мужчины гуськом двинулись к ближайшим кустам, о чем-то споря. Двое приехавших не спеша подошли к забору дачного участка и окликнули Степана:
- Слушай, мужик, поехали на природу. От жары все одурели, мозги закипели! Забыли взять выпивки и закуски. Рядом лавка есть?
 - Есть. По той стороне, километров 20, село стоит. Десять по бетонке и столько же по грунтовке. Потом только в военторг на аэродроме, - объяснил Холевич.
Приехавши загрустили, крикнули попутчикам, что надо ехать 20 километров на аэродром. Из машины стали кричать, что надо ехать, время идет. Тут Степану будто черт шепнул, что это его шанс. Он остановил отходящих уже мужчин:
- Мужики, можно организовать четыре беленькой, соленых и маринованных огурцов и помидоров, консервированных баклажанов, банок десять тушенки. Хлеба, правда, нет, но есть прошлогодние сухари...
- Берем все, что есть! - ответил представительный мужчина, скорее всего, старший в приехавшей группе.

  Через полчаса все прошлогодни запасы солений и маринадов перекочевали в бездонный багажник американской машины, к ранее сложенным в него палаткам и спальным мешкам. Туда же отправился почти полный ящик водки, тушенка и старые рыбные консервы. Гости не взяли только крупы и макароны. На продажу ушли алюминиевые вилки и ложки, разномастные кружки, миски и тарелки, даже пара кастрюль и антикварный примус, все, что десятилетиями скапливалось на даче. Степан продал все неликвиды, запасенные тещей на черный день за последние годы. Присовокупил и удочки тестя, за что последний, обнаружив исчезновение удочек, устроил грандиозный скандал. Оставил себе на вечер лишь одну бутылку водки и банку тушенки. Брали гости не торгуясь, уж больно хотели покинуть солнцепек, укрыться от зноя в спасительной зелени леса, добраться до реки, поскорей окунуться в неё, смыть пот и городскую пыль. В тот день Степан выручил от продажи столько, что хватило запасти пару ящиков водки, взамен одного проданного, обновить запасы консервов и посуды, и еще остались деньги на ремонт машины, подарки женщинам, и чтобы заправляться полгода.
Загружая последние банки солений, Степан уже совершенно точно знал, чем он и его родня будут заниматься завтра. Холевич понял, какая услуга необходима жителям города. Он нашел свою, еще никем не занятую нишу в бизнесе. У его семьи есть садовые участки рядом с тремя дорогами, связывающими столицу региона с остальным миром. По этим дорогам мимо дач его родственников ежедневно идут бесконечные колоны грузовых автомашин, везущих в столицу области товары, едут тысячи легковушек с несметным количеством дачников и колхозников, стремящихся на свои участки. Еще больше горожан стремятся в лес и на реку отдыхать. Каждому из них необходима булка свежего хлеба, бутылка, а то и две чистой воды, желательно минеральной, каждому третьему требуется водка, минус язвенники и трезвенники.
На первом этапе он решил на базе пяти или шести дачных хозяйств, принадлежащих ему и его родственникам, создать сеть магазинов по продаже товаров первой необходимости, максимально приближенную к потребителям. Самое главное - обеспечить поставку хлеба, хорошего хлеба. В те мутные времена с производством хлеба в областном центре наметился кризис. Директора городского хлебного  комбината сняли за непонимание остроты момента, в обстановке кризиса он не смог или не захотел удержать низкий уровень цен на социально важный для населения продукт - хлеб. Вот его и выгнали с работы. Его замы хором начали воровать все, что могли, за что и отправились в тюрьму пачками. Уволился главный инженер, разбежались технологи, начало сыпаться оборудование, а комбинат держал цены и не мог найти денег на их ремонт. Качество продукции упало до уровня городской канализации и стало напоминать непропеченную глину, так как стали экономить электрическую энергию, а энергетики периодически и вовсе её отключали за неуплату. Власти пытались завозить хлеб из соседних райцентров, но его не хватало. Проблема поставки нормального хлеба постепенно вышла на первое место. У кого будет хлеб, у того и соберутся покупатели. Торговую сеть решил назвать своим именем «У Степана». Назвать это «сетью» было преувеличением. Сначала это должны были быть утепленные 20- и 40-футовые контейнеры с небольшим навесом, закрывающим покупателя от снега и дождя, над вырезанным окном выдачи товара и одновременно витриной.

3.

  Площадка на повороте с остановкой рейсовых пригородных автобусов сама собой превратилась в центр местной жизни. Жители называли его «торговым пятаком на десятке» или на остановке. Все столбы и любые поверхности, торчащие из земли, брошенные блоки фундаментов, громадные кольца, диаметром по 2 метра, из которых строили дренажную водоотводную систему, чудом выжившие деревья и столбы были обклеены объявлениями о продаже дач, овощей и фруктов, услуг по ремонту, покупке чернозема, и по поводу тысяч других нужд. Зимой коммерсанты торговали здесь с машин углем и дровами, под Новый год - елками, летом - саженцами плодовых деревьев, семенами и рассадой, а дачники – картошкой, зеленью и редиской.

  На противоположной стороне дороги находился стационарный типовой пост ГАИ перед въездом на территорию непосредственно города, где официально проходила его граница. На торговом пяточке разместились три дорожных указателя. Первый - остановка общественного транспорта со стилизованным рисунком синего автобуса, она называлась «10 километр». Второй - белый плакат с названием областного центра перечеркнутый жирной синей чертой, третий километровый столб с цифрами 10 и 22 на двух табличках говоривших о том, что от города путешественник проехал 10 километров, до конца дороги оставалось 22 километра. Дорога была построена военными в 40-х годах прошлого века. Первоначально она числилась секретной, и на месте поста ГАИ стояли шлагбаум и армейский КПП. Проехать по дороге мог только обладатель специального пропуска, по преимуществу, машины с военными номерами. При Хрущеве, в начале 60-х, дорогу открыли для всех и передали областному управлению по строительству автодорог. Но при этом земля под дорогой и обочины остались в ведении армии. Пока существовал СССР, больших проблем не возникало, но как только земли стали менять собственников, появились разногласия и противоречия. Так собственник земли не давал разрешения строить нормальные кирпичные автобусные остановки автодору. Город, выделивший деньги на их строительство и пустивший рейсовый автобус, был завален потоками жалоб от горожан, но ничего не мог поделать. Дорога вела к военному аэродрому дальней бомбардировочной авиации. В середине прошлого века с этой точки, максимально приближенной к Транссибу и, в тоже время, в глубоком тылу, самолеты могли долетать до Токио и обратно. Это было жизненно важно в 30-е годы и ближе к концу Второй Мировой войны - летом 1945 года.

  В пяти километрах дальше, на север от торгового пятака на границе города, начинался великолепный сосновый бор. Лес из вековых в два обхвата корабельных сосен и кедров раскинулся вдоль широкой, когда-то судоходной речной протоки. Река изменила русло, большая вода ушла к китайскому берегу и протока перестала быть судоходной. Лес рос на высоком песчаном берегу протоки. Противоположный берег, низкий, сырой, болотистый, поросший зарослями кустарниковой ивы, пять раз в год при малейшем изменении уровня реки уходил под воду. Низкий берег, мало пригодный,  для жизни и отдыха, очень любили и постоянно посещали любители рыбной ловли с переметом и закидушками. Переплывали туда на лодках, обычно резиновых. Высокий сухой берег изобиловал плесами и заводями, озерами и старицами. Этот райский уголок выжил и не был вырублен под ноль, благодаря авиационной базе. Лес оказался прекрасной естественной маскировкой для расположенных в нем складов и различных служб советской армии. Лес окружили 20-километровым забором из колючей проволоки, на каждом свороте поставили шлагбаумы и часовых с автоматами. В 90-х армию сократили, начав со служб на периферии, солдат охраны демобилизовали, склады вывезли, а что не смогли, разворовали или просто бросили. Скоро без должного ухода, забор по периметру и шлагбаумы сгнили, брошенные склады и казармы, построенные кое-как в годы войны из подручных материалов, без отопления зимой, заливаемые дождями летом, разрушались и превращались в заросшие бурьяном небольшие холмики руин. Все, что можно было выломать, выломали. Из разграбленных дачниками и селянами сооружений различного назначения все вывозилось на Жигулях и Запорожцах. Вывезли оконные и дверные блоки, полы и балки перекрытий, стропила, трубы, даже шифер с крыш, уложенный в 40-е годы. Все, что могло пригодиться в хозяйстве, вплоть до использованного при строительстве старого кирпича. После того как армия покинула райский уголок и природа до некоторой степени сгладила последствия присутствия людей и их хозяйственной деятельности, самый серьезный ущерб лесу нанесли современные военные строители. В годы запустения они организовали в лесу несколько карьеров по добыче песка и глины. Карьеры, под давлением неугомонной зеленой общественности, со временем забросили. Огромные ямы оплыли, превратились в небольшие глубокие озера. Прекрасное место отдыха, которое тут же облюбовали горожане.

  Единственная территория, не захваченная и не разграбленная отдыхающими, дачниками, селянами и отступающими военными, была бывшая база отдыха экипажей. Она имела сохранившуюся ограду, высотой три метра. Забор построили сразу после войны из бетонных плит, предназначенных для быстрого создания аэродромного покрытия взлетных полос. Их завозили из европейской части СССР по железной дороге. Большая их часть пошла на строительство шоссе, но сотня-другая нашлась для сооружения ограды профилактория. Плиты поставили вертикально, зарыв их в землю на полтора метра. Забор огораживал пятнадцать гектаров заповедного леса с двумя озерами и 400 метрами берега реки. Комплекс располагал пирсом, собственной котельной, КПП и трехэтажным, построенным из силикатного кирпича, типовым санаторием-профилакторием на 75 мест. Его соорудили в начале 70-х. годов 20 века. На первом этаже жилого корпуса находился собственный пищеблок, а скорее, офицерский ресторан. Рядом в 100 метрах в отдельном здании построили типовой кинотеатр-клуб, полностью разграбленный и полуразрушенный. Неизвестные украли плиты перекрытий из-под крыши. прочие постройки хозяйственного назначения, включая автономную водонапорную башню из красного обожженного кирпича, возведенную еще сто пятьдесят лет назад. Её воздвигли военные в 1883 году, о чем свидетельствовала дата, выложенная кирпичом на стене, ближе к крыше. С шоссе до базы отдыха была проложена из бетонных плит двухкилометровая автомобильная дорога, которая начиналась от столба 15-й километр.

  Комплекс к описываемому периоду имел неопределенный статус. По назначению давно не использовался, земля под ним была формально передана городу, но все строения при этом находились на балансе министерства обороны, коммуникации принадлежали ВВС. С довольствия и финансирования военные медики объект давно сняли. Подобная неразбериха возникла из-за того, что четыре высоких начальника, примерно равного звания и влияния в министерстве обороны, одновременно попытались приватизировать базу отдыха и прилегающие земли в личную собственность. Они не стали договариваться, а каждый действовал против трех других в одиночку. Ситуацию усугубило снятие со своего поста излишне вороватого, даже по российским меркам, министра обороны. За ним канули в небытие его замы. Перемены коснулись и генералов низшего регионального звена. Все претенденты на базу в одночасье хором оказались пенсионерами на персональных дачах вокруг Санкт Петербурга, Краснодара, Анапы и в районе Сочи с Пятигорском. Эта перетряска крупных военных прекратила соперничество между чинами за обладание данным куском земли. Как только началась перестройка, базу перестали использовать по назначению, как базу отдыха экипажей. Сменилось не менее десяти начальников. Без финансирования на поддержания зданий и сооружений, без ремонта, без оплаты персонала, каждый новый начальник пытался сам зарабатывать, как мог. Но с отключенным электричеством, холодными батареями, поломанной сантехникой и текущей из кранов очень тонкой струйкой водой, да и то не всегда, заманить туриста тяжело. Один из таких энтузиастов-начальников часть хозяйственных помещений превратил в конюшню. Огородил, расчистил манеж для выездки и попытался привлечь владельцев частных лошадей, которым в городе негде было держать резвых жеребцов и кобыл. Данная затея имела все шансы на успех, если бы к ней успели привыкнуть местные богатеи. Но начальника сняли с довольствия, из подполковника он превратился в пенсионера и отбыл на ПМЖ в Ставропольский край. На том затея и приказала долго жить.

  Игорь Тихонов попал в этот райский уголок случайно. Игорь собрался расширять бизнес и менять направления работы. Закончилась эпопея со строительством 200-квартирного элитного жилого дома на земле НИИ и двух его двойников в центре города, продолжавшаяся четыре года. И вот теперь все позади, от продажи своей доли квартир он вернул с большой прибылью все, что вложил первоначально. Он работал долго и успешно, но решил выйти из строительства многоквартирных монстров, прекратить разборки и неизбежные при этом «кидняки» обманутых дольщиков и переключиться на элитное малоэтажное жильё для местных богатеев. Для реализации этого плана ему потребовалось много элитной земли в пригороде. Поэтому все агентства принялись подыскивать подходящие участки.

  Он первым в регионе из числа авторитетных, заслуженно уважаемых, признанных бандитских бригадиров понял, что надо прекращать сотрудничество с ворами, общаком, трюмным братством и прочими понятиями уголовников. Вернее, перестать быть их неотъемлемой составной частью. Пришел к выводу, используя терминологию своего приятеля Вишневецкого, что делать то, что они делают, глупо и нерентабельно. Воры, при всех их амбициях, урывают жалкие крохи от огромного пирога, который в последние годы делят все, кому не лень, под названием Российская Федерация. Новая элита, сменившая коммунистических функционеров, состоящая из академиков, директоров заводов, архитекторов, ученых, преподавателей, банкиров, политиков, артистов, сливки провинциального российского общества, по своему менталитету и сути ничем не отличается от воров, разве что пока не сидели в тюрьмах. Но есть признаки, что государство, как система, исправит это упущение.

        Верхушка армии, начальство МЧС, руководство полиции, прокуратуры и многочисленные структуры, расплодившееся под крышей и вокруг ФСБ, урвали, как минимум, половину торта с вишенкой сверху. Столкновение с военной контрразведкой, верее, даже не с ней, а с парой коррумпированных офицеров, сбило с него гонор. Объединение, его друзей - мутных евреев с местными политиками и полицией на основе банковского капитала из Москвы, решавшими, кто станет смотрящим в городе, кого садить в тюрьму, а кто останется на свободе, лишило его последних иллюзий на счет того, кто в доме хозяин.
  Идея черных, что общак, как неформальное общественное объединение, может быть сильнее слабого государства просто абсурдна. От неё, если он не хочет, что бы его, как и прочих, смело это самое государство, надо менять сферу деятельности. Нет, кто-то из Воров выживет, мимикрирует. даже местами сможет победить, но в итоге проиграет, и при очередной зачистке станет крайним.

  Ознакомившись на местности с брошенной базой отдыха экипажей в деталях и посмотрев всю документацию, что смогли собрать его работники, Тихонов понял - это то, что он искал. Дал приказ готовиться к покупке объекта. В голову сразу пришло подходящее название - Элитный загородный клуб «Пикник на ристалище». Побывав в Великобритании, Тихонов заболел гольфом. Гольф-клуб, совмещенный с клубом для избранных, стало его мечтой. Он страшно жалел, что в 20 и 30 годах аристократов в России почти всех извели, а кто по нерадивости чекистов случайно выжил, ушли в столь глубокое подполье, что рассчитывать на них, как на реальных клиентов, было невозможно. Смехотворные потуги восстановить дворянство, предпринимаемые людьми, типа бывшего мэра Москвы, ничего кроме презрения и смеха не вызывали. Ну и что, что нет аристократов, хватит и просто богатых, приличных людей.

  Первое отрезвление наступило через десять дней, когда он увидел примерную смету реализации его идеи. Второй ушат холодной воды он получил, узнав, что на выбранном им участке земли катастрофически мало, просто для клуба, ресторана, английского парка хватало с избытком, а вот для гольф-клуба мирового класса мало. Нужно не 15 гектаров, а сто десять. А это в свою очередь требовало огромных затрат. Как любой, уважающий себя бандит той эпохи, Игорь имел в принадлежащем ему старинном особинке в центре города казино. Оно было нужно ему для престижа: у всех есть, есть и у меня имется. Особой прибыли оно не давало, окупалось, и то хорошо. Как только вопрос о клубе из голубой мечты стал приобретать реальные черты, Тихонов совершенно правильно решил, что если придется тратить огромные деньги, то самое разумное - все объединить: элитный клуб, гольф и казино, сделать три в одном. Он стал внимательно присматриваться к тому, что происходит в той сфере, что власти хотят взять под контроль игорный бизнес, но это не страшно, русские власти много чего хотят, но очень мало делают, то игорный бизнес почти полностью монополизирован москвичами с такими большими деньгами, что ни обойти их, ни переиграть невозможно. Стать младшим партнером, наверное, получится, но не более того. Так что от идеи «три в одном» пришлось отказаться.

      Чтобы сделать все как хочется, денег надо в раз в десять больше, чем у него. Брать у своих вчерашних партнеров по строительному бизнесу, с кем он прервал сотрудничество, Игорь не хотел категорически. Идти в банки за кредитами - тем более. Тогда он решил, что базу купит при первой возможности, а перестройкой хозяйства займется позднее, когда наберет нужные деньги. Такая недвижимость с годами будет только дорожать. Игорь дополнил свой приказ о покупке базы отдыха летчиков распоряжением купить в этом же лесном массиве еще 300-400 гектаров леса.

  4.

        Степан две недели молчал и ни с кем не делился мыслями по поводу открытия своего бизнеса. Сначала ему было вообще не до того, пришлось сражаться с тещей и тестем по поводу исчезнувших неприкосновенных запасов семьи и необходимости их пополнения. Затем все спокойно обдумать, просчитать возможные варианты, найти решение проблем, которые неизбежно начнут возникать при реализации замысла. Больше всего его беспокоило, правильно ли он оценил количество потенциальных покупателей. Специалистов в этом вопросе он не знал, да и были ли они в их глуши - большой вопрос.
Он на неделю продлил свое нахождение на тещиной фазенде, с утра до сумерек стоял с тетрадкой и карандашом и считал проходящие машины, пытаясь по их виду угадать, куда и зачем они едут. На следующей неделе, перебравшись на сто километров к северу в соседний районный центр, Степан помогал своим родителям - окучивал и поливал картошку и опять подсчитывал проезжающие машины. Два дня потратил на западное шоссе, где базировался брат его жены Людмилы, Федор. Хотя его дача располагалась не так удобно, как у родителей, но отвечала всем требованиям, которые Степан определил, как необходимые для размещения торговой точки. Проведя такие доморощенные маркетинговые исследования, Холевич понял, что, как минимум, в три раза занизил поток проходящего транспорта, который, по самым приблизительным подсчетам, превышал 40 000 единиц в сутки.

         Окучивая картошку, он сообразил, где взять нужные контейнеры, где их переделать, как добыть необходимый хлеб и как договориться с родственниками. Прикинув на глазок, понял, что их с Людмилой жалких ресурсов, даже вместе с запасами родителей, не хватит ни на что. Как бы этого не хотелось, придется брать кредит. Из сарафанного радио он точно знал, что в банк надо идти с бизнес-планом. Он начал искать знакомых в банковской сфере. Единственное имя, которое пришло в голову, было Олег Долженко.

          Степан Холевич и Олег Долженко были знакомы тысячу лет. Друзьями они не были. Скорее, добрыми приятелями. Именно Олег пытался принять Степана в КПСС. Он на полном серьезе уверял, что партия без таких людей, как Холевич, обречена. При этом не уточнял на что обречена, как  именно  быстро. Степан всегда интересовался только производством, общественная жизнь его никогда не интересовала. Олег, напротив, в проблемы техники и технологии старался не вмешиваться, а партийная, комсомольская и профсоюзная жизнь занимала его целиком. Олег помог чете Холевичей с профсоюзными путевками в Румынию и сплавать из зимы в лето. Когда накануне полной остановки завода Степана назначили непонятно для чего начальником цеха, Олег стал освобожденным секретарём партийной (коммунистической) организации. Правда, партия и сама трещала по швам. Долженко последнее обстоятельство нисколько не смущало. Парторг на базе завода начал порождать кооперативы и разные Центры Молодежных инициатив. Сначала Степану даже показалось, что от суеты, устроенней парторгом, будет польза. Его кооператив в столярном цехе наладил выпуск мебели: табуреток для кухонь, шезлонгов, полок для книг, кухонных столов. Столярный цех, единственный из всего завода, смог выжить. Другой его кооператив продал в Китай партию станков. Станки зависли на складе, так как заказчик из Средней Азии, для кого их изготовили, денег из Москвы более не получал, стал независимым, и станки ему теперь не нужны даже даром. Правда, деньги от продажи в Китай до завода не дошли и осели неизвестно в чьем кармане. Кооператоры кивали на китайцев, а те валили все на какой-то швейцарский франк. Наконец, кооперативы Олега занялись демонтажем новой техники, с продажей её по натоптанной дорожке в КНР. Потом заводская комсомолия во главе с партией затеяли строительство на заводской земле девятиэтажные дома под названием МЖК. Летом, числа 15 августа 93 года, Долженко неожиданно уволился со станкостроительного завода, ушел со всех партийных постов, сдал партийный билет. На следующий день всплыл в качестве заместителя управляющего городского отделения промышленно-строительного банка СССР.

  Приятели встретились почти случайно. Степан, так как экономил на всем, в том числе и на бензине для машины, второй день маршировал пешком мимо здания банка. Олег в это время приехал с обеда на новенькой служебной 31«Волге» с персональным водителем. С энтузиазмом и искренним радушием затянул Холевича к себе в банк. Как понял Степан позднее, Олег хотел похвастаться, что смог пережить крах коммунистической партии, и по-прежнему на коне. Даже выиграл от происходящей катастрофы. Теперь у него персональная машина, красавица секретарша, огромный кабинет. Приятели долго говорили, Степан подробно рассказал о бизнес идее. Олег его похвалил, дал пару дельных советов. На прощание сказал:
- Изложи подробно свой план на бумаге, четко, но коротко. Не более страницы. Будет больше текста, читать не будут, утонут в деталях, забудут, о чем говорилось в начале. Посчитай точно, сколько денег тебе надо, тоже без лишних деталей, крупными блоками: фонд заплаты, основные фонды, оборотные. Специалистам детали не нужны. Если что-то заинтересует, спросят дополнительно, не постесняются, им надо понять, можешь ты долг отдать или нет, чем именно ты будешь торговать им совершенно не важно. Напишешь, посчитаешь, приходи. По старой дружбе с кредитом помогу. Только иди сразу ко мне, все эти кредитные инспектора нужны только чтобы клиенту грамотно отказать в кредите. Будешь считать, сразу заложи 5% - мою комиссию. Как сумму получишь, мои проценты мне отдашь. О деталях договоримся позднее. Согласен?                - Спасибо Олег, я все понял.

Степан также понял, что сам он вопрос решить не может. Брать на себя абсолютно все и в семье, и на производстве он еще не научился, поэтому и привлек к решению жену. Людмила была уже давно целиком за то, чтобы идти в коммерцию. Продолжать жить так, как они живут сейчас, немыслимо. Его агитация попала на благодатную почву, обильно удобренную нескончаемыми слухами о внезапно разбогатевших кооператорах.
Сначала в свою веру он обратил Людмилу, затем вдвоем они взялись за матерей, те, в свою очередь, склонили к активной поддержке затеи Степана мужей. Собрав сторонников в один ударный кулак, поехали агитировать остальную родню, прихватив для родственникам ящикс польского паленого «Наполеона», захлестнувшего страну, на фоне полного идиотизма в этом вопросе четы Горбачевых. Еще не забытого маразма исполнителей из Политбюро ЦК КПСС, с подробным докладом о проекте. Уделив особое внимание блестящим перспективам на следующих этапах. Степан на родне обкатал проект бизнес-плана, который готовил для банка. Первая презентация прошла, в основном, успешно. Идея сделать семью богатой понравилась всем без исключения. Проблемы и разногласия начались, когда перешли к финансовым проблемам. Никто не был готов вложить даже копейку из своих средств. Большинство родни работало на остановившемся заводе или похожих предприятиях, лишилось зарплаты, которая по советским меркам была там очень хорошей. Почти все имели деньги, отложенные на всяческие несчастья или на крайний случай, от похорон до свадеб. Заначки лежали, как было принято в СССР, на сберкнижках Сберегательного банка СССР. Родственники в тот момент не могли поверить и допустить даже в страшном сне, что их похоронные деньги с заначками в один момент превратятся вничто, или их украдет государство и откажется вернуть. Если бы они знали, что их ждет. Вот тогда …
 
  Семейная пара, рвавшаяся в коммерцию, до конца не понимала, какая тяжелая и неприятная, временами опасная жизнь ждет начинающих бизнесменов. С какой нелюбовью и ненавистью столкнутся они на этом пути, даже среди самых близких людей. Они сели вдвоем с Людмилой и попытались рассортировать проблемы. Что требовалось первоначально от родни? Поделиться с новой торговой сетью 40 квадратными метрами из  их 600-700, на которых поставят 40-футовый контейнер. Обязательное условие - 40 метров должны быть расположены вдоль границы участка, выходящего на шоссе. Площадь отрезаемого участка - 12 на 3 метра. Всю электроэнергию, которую потребит торговая точка, он же контейнер, оплатит Степан. Это проще, чем делить и ставить дополнительный счетчик. Если хозяева земли захотят работать в торговых точках, им будут рады, они станут получать за это зарплату в виде процента от проданного товара. С этим согласились практически все. Понятно, что проблем с рабочей силой не будет. А вот финансовой поддержки от родственников не видать. На свой проект он сам должен найти деньги. На начало работы нужно не так и много. Занять у друзей и бывших коллег нереально. Надо идти в банк.

            Но остался нерешенным самый первый и самый важный вопрос, ни, где взять деньги, с этим, вроде бы, все ясно - у Долженко, а сколько денег требуется. Степан сам ответить на него не мог. Надо порадовать детей, купить новое зимнее пальто жене, отремонтировать машину, не забыть родителей, закрыть долги по коммуналке, набежавшие за год. Обычному советскому инженеру было невероятно трудно смириться с мыслью, что теперь семья вторична. Прежде всего бизнес, и только он. Может быть, когда-нибудь потом старые ценности опять выйдут на первое место, но это только тогда, когда бизнес начнет работать и приносить прибыль. Столкнувшись с этой неразрешимой морально-этической проблемой, процесс осмысления застопорился. Степан с Людмилой проспорили два дня, и, наконец, решили, хватит говорить, надо ехать и начинать создавать компанию.
  - Степа ты говоришь, что все продумал. Тогда завтра едем туда, где ты собирался купить контейнера, договариваемся о цене. Оттуда идем к тем, кто будет их переделывать. Завтра решаем проблему с арендой цеха под выпечку хлеба и переделкой нашего домика в склад. Затем составим список товаров, которые будем продавать, и подсчитаем во, что это выльется. Надо иметь хотя бы на месяц работы товары. Подберем поставщиков. Еще раз переговорим с родней, кто полезет через неделю в эту кашу.
  - И твоя, и моя мамы точно с нами, значит и отцы, плюс мы, значит три точки откроем, сразу. Если дело пойдет, то через пару месяцев подтянутся остальные, как раз к сбору урожая успеем.
  -И еще.- прервала мужа Людмила,- бухгалтера не берем, я пойду на курсы и буду считать сама. У меня в классе пять девчонок пошли учиться на бухгалтеров, по пятнадцать лет отработали, хоть и были кончеными тупицами, еле-еле на тройки школу окончили. Как девчонка пошла на бух учет, считай дура. Я мед с красным дипломом окончила. Их учет освою! Все посчитаем сами. Пойдем к твоему приятелю за деньгами. Думаешь, он нам даст?
 -Обещал.- сказал Степан, уже менее уверенно, чем говорил еще месяц назад. Вспомни шутку юности. Чтобы случайно не испортить отношения с женой, у неё периодически исчезало чувство юмора, не стал произносить частушку вслух, ограничился намеком, пусть лучше сама вспомнит. Она звучала,  примерно так: «У кого – ума нет, идет в педагогический институт. У кого стыда нет, идет в медицинский институт. А у кого ни там, ни тут, идет в бухгалтерский институт».

          Холевичи поехали на станкостроительный завод. Там, как помнил Степан, в дальнем углу заводского двора, почти на пустыре, гнили уже не первый год штук 40 контейнеров, 20 и 40 футовых, разной степени исправности. Их собирались отправить на ремонт, на специальный завод   МПС  СССР. Но средств на это не нашлось. Собственностью завода они не были. Когда-то по линии СЭВ в них пришло из ГДР новое оборудование для технического перевооружения завода. Но так как ни СЭВ, ни ГДР, ни СССР, купившего оборудование, более не существовало, то и возвращать контейнеры было некуда. Беседа с охранниками и кладовщиками под польский «Наполеон» с домашними пирожками окончилась договоренностью, к полному согласию и удовольствию сторон: Холевичи вывезут контейнеры с товарного двора в столярный цех, сделают в документах нужные отметки и забудут обо всем. Покупка обойдется новоявленным бизнесменам раз в 20 дешевле, чем все это стило на самом деле. Оплату согласовали в литровом эквиваленте. Затем семейная парочка посетили столярку, где контейнеры переделают под нужды Степана. Здесь уже давно перешли на натуральный расчет, никто и не подумал поставить отметку, что что-то передано с товарного двора, учет здесь уже давно не производился. Договорились о ремонте и переделке контейнеров по чертежам Степана. Утеплители покупал заказчик, все остальное заводское. Оплата, опять-таки, водкой. Ближе к концу рабочего дня добрались до гаража, которым много лет, пока не ушел на пенсию, руководил Степан Холевич, отец Степана Степановича. В память об отце и из уважения к семье, за жидкую валюту договорились о перевозке и доставке контейнеров с территории завода на садовые участки, включая погрузку и разгрузку.

        На следующий день супруги отправились в заводскую столовую. К ним присоединилась мать Людмилы Раиса Алексеевна. Столовая располагалась в типовом трехэтажном сооружении, предназначенном для организации одновременного питания большого количества людей. Пять лет назад построили фабрику-кухню. Оснастили этого монстра общественного питания оборудованием, закупленным в Италии. Итальянцы все монтировали и запускали в работу, попутно обучая советский персонал. Мечта любого ресторатора! Комплекс мог обеспечить трехразовым питанием на шести площадках 8000 рабочих в трехсменном режиме. Когда на заводе работников осталось в 10 раз меньше, и те питались тем, что принесли из дома, фабрика практически остановилась.
     Командовала столовой старая подруга матери Людмилы, тетя Роза. После продолжительной беседы с чаем и рюмкой итальянского ликера, посвященной по большей части воспоминаниям юности, как-никак землячки, обе из Поволжья, женская дружба укрепилась окончательно. Тот факт, что теща Степана возглавляла медицинскую часть завода и отвечала за санитарно-гигиеническое состояние заводских столовых, была важным членом в комиссии по списанию испорченных продуктов и проверяла качество закупаемых у населения продуктов питания, как нельзя более этому способствовал. Раиса Алексеевна, будучи санитарным врачом, вышла на льготную, досрочную пенсию в 50 лет, а её ровесница, Роза Тимуровна, продолжала трудиться.
  Холевич за символическую плату получил в долгосрочную аренду одну пустующую морозильных камер, пятидесятиметровый кондитерский цех и угол склада для хранения продуктов, которые нужны столовой, с отдельным запирающимся входом. Цех и склад простаивали уже второй год. Холевич хотел разместить там производство хлеба на оборудовании господина Довганя «Дока Хлеб», которое еще надо было купить. Но теперь потребность что-то покупать отпала - арендованный цех был оснащен прекрасным новым итальянским оборудованием по выпуску сдобных булочек в самом широком ассортименте. Производить хороший хлеб мог в любом количестве. Тетя Роза на прощание прозрачно намекнула, что если Степа и Людочка захотят переместить арендованное оборудование на другую площадку, то проблем с этим, за символическую благодарность, не возникнет.

  Десять дней ушло у Холевичей на окончательное составление бизнес-плана. С готовым документом они отправились в ПС Банк. После проверки паспортов и предъявления визитки заместителя управляющего, молоденькая сотрудница довела их до приемной того самого заместителя и передала на попечение секретарши. Маргарита, если судить по бэйджику с именем, была, как и в прошлый раз, одета очень ярко, модно, дорого, почти вызывающе и очень сексуально. Людмиле всегда хотелось одеваться также, но у неё  никогда для этого не было средств. Маргарита продержала их в приемной полчаса, пока у шефа не кончилось совещание, и десяток сотрудников в малиновых пиджаках, белоснежных рубашках и одинаковых фирменных галстуках не покинули его кабинет.

  Олег Долженко встретил их демонстративно радушно, встал из-за огромного стола, обнял Степана за плечи, представился Людмиле. Оказывается, он прекрасно знал тещу Степана, Раису Алексеевну. Недаром говорят - мир тесен! Они сотрудничали еще на станкостроительном заводе, когда он командовал распределением профсоюзных путевок, а теща возглавляла заводскую мед. сан. часть, где она оперативно, когда это нужно и кому нужно, оформляла санитарные книжки и направления на санаторно-курортное лечение. Долженко выслушал заранее заготовленный подробный доклад Холевича, взял папку с бизнес-планом, открыл документы и стал внимательно читать. Сделал несколько пометок, отложил бумаги и сказал:
  -Значит так, ребята. Кредит я вам дам. Обещал тебе, Степан, значит дам. Свой бизнес-план спрячьте, куда подальше лет этак на пять, сегодня под него вам ничего не дадут, хотя и хороший. Рано. Кредит дадут тебе, Степан, лично, на личные неопределенные цели. Под залог твоих контейнеров. Говоришь, их у тебя пятнадцать штук. Этого хватит. Вы берете кредит в банке первый раз, тогда послушайте пару правил. Давай договоримся, платить по кредиту строго по графику, почувствовал, появились проблемы, бегом ко мне, я тебе или ей,- кивнул на Людмилу, продолжая наставления, -помогу. Самое разумное, если есть проблемы, перекредитоваться, это проще. Главное, не прятаться, не молчать, не отключать телефон. Это последнее дело. Спрятаться и отсидеться все равно не получится. К бандитам не ходите. Сложится у вас хорошая кредитная история, любой банк пойдет  к  вам на встречу. Нутром, чую, что у вас, ребята, большое будущее.

  Степан много думал, почему у них все так просто получилось? По сути, они украли с территории завода полтора десятка универсальных контейнеров, переделав их за счет владельца, и часть столовой. Позднее арендованное оборудование, как советовала Роза Тимуровна, он вывез. Единственное объяснение, которое он нашёл, означало, что он начальник неработающего цеха и его теща, бывшая заведующая медицинской части завода, его отец, начальник гаража завода, оставались для трудового коллектива начальниками и СВОИМИ людьми в уже третьем поколении, которым позволено многое, что категорически запрещено всем другим, пришлым. Взять у своих,  водку - норма, взять деньги - западало, это нарушает общепринятую мораль. К людям приехали свои, уважили, поклонились народу, все растолковали, вежливо спросили совет. Коллектив решил им помочь, не спрашивая мнения большого начальства, которое было чужим.