Гл. 8. Демонология по Венечке. Дьявольский гроссбу

                Глава восьмая
                ДЕМОНОЛОГИЯ (по Венечке).
         ДЬЯВОЛЬСКИЙ ГРОССБУХ. И ТОЧНОЕ ЧИСЛО БЕСОВ

Не помнит точно Веня. Следом за носом, который Аркадий Ильич хотел срезать Каменскому, или в другой раз. Но точно помнит.
В воздухе ощутимо попахивало огарками.
Так накалялась беседа…
Веня немножко принюхивался и осматривался.
Должно быть, поэтому и заметил, как от груди Катерины Львовны отскочила  брошь, которую Вениамин Иванович в своё время подарил Катерине Львовне тайно, та ж нацепила. И вот цацка оплавилась (так значитца, разгорячилась барыня, такой у неё был кровоток). Вениамин Иванович совершенно убедился в том, когда с лёту подхватил  дешёвый брюлик и получил ожёг, натуральный. Вдобавок укололся о булавку.
- Прям горишь, Катерина Львовна!
- Ах, Веня!..
Очевидно, Катерина Львовна по своему поняла Веню. И конечно, не в том смысле, что хфигуры могло разнести от внутреннего жара.
Веня, снявши с руки перчатку,  поднял надушенную,  отчасти одеколонами,  отчасти ромами  руку и тыльной стороной ладони потрогал лоб  барыне.
- Да у вас впрямь температура, Катерина Львовна. Енто… градусник, может, поставить?
- Ага, чаю липового с малиной…  Пуховые одеяла. И – в постели. 
Катерина Львовна внимательно поглядела на Веню.
- А што, Веня, - тихо сказала,  - можа, правда, сбежим…  Пёс с ею, с ентою революцией, пропагандою, ну и вообче всем протчим. Пропади оно всё пропадом.
И обдала Веню липовым жаром…
Всё существо Венино устремилось к Катерине Львовне.
Всё лето на плечи и груди Катерине Львовне сыпало сверху липовым цветом, пропитав её до нутра, наскрозь,  так что самое сердце у барыни золотым сделалось. С того, верно, натурально и влип в неё Веня. И самого золотом обнесло, особо власа золотыми сделались.
Катерина Львовна, верно, так ей  понравились услужения Вени, вдругорядь уронила заколку.
Веня, оторопев, уже у самой земли  подхватил цацку.  Подхватив, собирался шмыгнуть промеж ног дьяка Ахиллы, которого отвязали, наконец, от столба и который вдруг стал на пути между Веней и Катериной Львовной, как дьяк для чего-то сдвинул столпы. Веня упёрся в яйцы Ахилле. Катерина Львовна прыснула. Дьяк с высоты своего роста, не без нежности взявши за шкирку Веню, приподнял его от земли. 
- Што енто  вы, Веня, в мудях у меня копаетесь, а, господин хороший?!.
- Та, от,  брошку Катерина Львовна обронила, искал цацку вернуть владелице.
Веня разжал ладошку, предъявляя находку собранию, и под аплодисмент товарищей, не без труда, а всё ж причепил висюльку к груди барыни (камею с нимфой, рыжеволосой,  отпечатанной на эмали). Благо, отверстие на груди у Катерины Львовны, которое просверлил Веня в одну из своих безумных  ночей  (замечу, самым тонким своим сверлом с платиновым наконечником), никак даже не сплющилось. (И, опять же, замечу, чтобы Веню не судили за порчу городского имущества, потому самым тонким).  Острие застёжки без звука (никаких царапин) вошло в  грудь Катерине Львовне (то есть с одного боку, выйдя наружу с другого, рядышком). Заведя за край шляпки, Веня защёлкнул иглу на  аглицкой булавке. 
- Благодарю Вас, Вень Ваныч!

- Варвары, которые разграбили и снесли дом причта, на месте ж его возвели себе особняк, они, конечно, понесут наказание, - пробухтел дьяк, возвращаясь к разговору о связке бандитов и власти и неслыханном самочинстве ворюг. -  Сам выпорю  негодяев! – разбушевался Ахилла. – Поскольку живы. В ум между тем не возьму, как быть с теми, которые окочурились…   
- Что вы имеете в виду, батюшка? – осведомился Тургенев.
- Да как ж… Ишо перед оккупацией неметчины вашу церковь, Иван Сергеич, сожгли. Так с ею ж тыщи протчих храмов вничтожили… Одни извели в качестве действующих, другие завовсе порушили.  В аккурат после революции. Перед Отечественной. И, значитца, после войны… Считай, сто лет как прошло.  Игде они,  которые рушили?  Все – мёртвые…  Как с энтими обходиться? А?..  Может, они нарочно.  Намеренно откинулись. Таким, от, манером, натворивши черных своих дел, взяли и  сгинули. Схоронились в земле. Чего тут не подумаешь… Пропали, как провалились.   Соответственно - ушли от возмездия. Дьяволы!
Смотри! - не унимался Ахилла. -  Он там, за Окою, за синею,  - дьяк простёр над головами соратников могучею дланью и повёл ею влево,  - наискосок от Марьинского моста. Там тоже  церква стояла… Да какая!  Покрова Пресвятой Богородицы. Высоченная,  колончатая, пятиглавая, густо вишенного цвета, не церква – букет.  Ненаглядная! Краше не было  и нет! На всём белом свете! – Ахилла вздохнул. – Взорвали, варвары!
Дьяк побагровел. Медный лик Ахиллы двинулся пятнами. 
- Как подумаю, что сию верею, сей столп, «кафоликон» сей и  на воздух за секунд подъяли… Как если б тело Христово распяли да расчленили, живодеры,   закладным взрывом.   Как помыслю, что её нет, так сердце  слезьми обливается!  Кровями заходится! Дыхать мне нечем! Стоять не хочу!
Дьяк пошатнулся.
- Хоть  за ими следом иди и вчиняй им наказание. Живым, конечно, над мертвыми изгаляться нельзя. Но мне, как мертвому, имеющих одно с ими состояние, можно. М-да… Два десятка лет опосле кирпичи от стен её мужики по домам таскали, вытаскать не могли. 
Ахилла набрал в грудь воздуху. Грудь дьяка едва не лопнула, надувшись колесом. Слышно было, как у Ахиллы смещаются и потрескивают ребра.
- Правда, правда, снесли и вмёрли… Куда ж эт годится? А?   Ну что ж  энто делается?!. 
Энто те суки, господи мя прости, - не унимался Ахилла, - взрывали и поджигали храмы, размещали в церквах склады, содержали во храмах конюшни, устраивали в них  тиятры кукольные с марионетками, которые даж впереди большевиков и тех поперед бежали! Одержимые! Так, от, усердствовали!  Не для чё жё же сносили! Как допрежь державу снесли! Босота голоштанная! Ладно, без грамоты, так без царя ж в голове, без Бога в сердце!.. Хужее каменных! У куры и той есть мозги. Энти – безмозглые. Энто каку же лютость надо иметь в крови, чтобы  такую красоту и порушить! Господи, не человеки се!.. Бесы Рассеей правили! Бесы сидели по кабинетам. И в шуйце у них горели печати каиновы, с молотами и серпами, в деснице ж – наганы, огнь изрыгающие. И ад следовал за ими, там, где они прошли.  Чуете, господа! Запах серы! Смердит в воздухах! И по сю пору.

Веня при сих  словах дьяка повел носом.
Достал из 22-го кармана колбу и сделал такое движение, как если б загреб посудою воздуха. Засим запечатал ёмкость точно выточенной по горловине и натуральной пробкою от шампанского. – Эт я на пробу, господа, лабораторную. На предмет научного определения газового состава атмосферы, самой, значитца, её  консистенции.
Веня засунул обратно в карман колбу.
Щелкнул карманной застежкою. 
- Должен сказать, - засим заявил Веня. – Чувствование у вас, ваше преподобие, отменное. Обоняние весьма тонкое. Но суждения и выводы неправильные. У человеков же ваще обоняние спорченое.  И никакого зрения. Ничего не чувствуют, ничего не видят.
- То есть?
- Вы, ваше преподобие, верно заметили: Россией правили и орудовали в ней бесы. Однако полагаете, что, дескать, только след от их пребывания на земле остался, след,  который доносит до нас ветер. Прошли, мол,  напылили, накопытили и пропали. Эт глупость. Фатальная такая ошибка… Последствия, то есть геополитические, в виду такой позиции, могут оказаться катастрофическими. 
- Поясните.
- Извольте.  Видите ли, батюшка, бесы… они так, чтобы совсем…- лицо у Вени приняло таинственное и загадочное выражение. Веня осмотрелся кругом. И наклонился к статуям.
- Бесы, они, - тихо сказал, - не вмирают.
- О, как!
- Да. Если ж и ложатся в гробы, для вида… Прост передохнуть.  Потому даж в гробах изгаляются. Обычно ж проваливаются…
- Куда?
- В ад. Непосредственно.
- С чего эт?
- Положено им, - отвечал Веня. – По сущности бесовской. Однако  с некоторых пор всё перепуталось. Вишь, тут какая диспозиция.  В революцию, имею в виду, в 17-м годе, они повылезли со всей земли, инд, послетались в Рассею. Не только полезли с нашей родимой землицы. Стеклись со всего свету. Сколько ни было.
- Ну и… что?.. Чего из энтого следует?
- А то…  Поскольку не вмирают, а проваливаются и не берет их  ни здесь, ни там никакая зараза, и гикаются всё с одного и того же места, с Рассеи, то и скопилось их видимо-невидимо прям здесь, под Рассеей, какая она ни большая. И от дуло и пучило землю. Пока они обратно не повылазили. Пока не вышли на поверхность, зараз с адом. Ад он уже здесь, на земле, батюшка.  А не где-то там… Типа, у черта на куличках. Гля,   черти, черти, они кругом!..
Веня наново потянул носом воздуху.
- Дыхать же нечем… Вы  чё,  ребята!  Заложило вам чё ли носовые пазухи?..
Я эт давно заметил, - продолжал Веня. -  И в трубу смотрел, увеличительную, и мелкоскопом пользовался, брал почвы для химического анализа, больше ж, конечно, руководствовался прост глазом.  И увидел… Как преисподняя перемещается. Как подымается, прямо сюда к нам, метр за метром. Так, чтоб незаметно.
То есть для человеков.
Эт нарочно.
Чтоб понемножку…
Предумышленно и преднамеренно.
Так, чтобы оказавшись в аду, человеки никак не смущались, принимая адскую жизнь за привычную, за обыденное и нормальное состояние, от века положенное им, и не спохватывались.
То есть бесы они даже не то что повылазили. Произошло такое смещение ада… - Веня подыскивал слова.  - Передвижение его, ползучее, всею его громадой. Надвинулась, значитца, преисподняя на Рассею и накрыла с головою Рассею. Пробы они покажут. Сколько в воздухе серы.
Веня закашлялся.
- Свербит, от, в груди, - сказал.
И ломит, мол, кости. От энтих  всех примесей, пояснил. 
Ваще, мол, какой-т симбиоз в стране получается.
- И, вишь, не токмо в воздухе, не только в том, что касается почвы, железа с кровью и потом смешанных, как в геенне, но и человеков, - сказал, - с бесами.
Веня при сих словах сел на бордюрчик, снял сапожок, звякнув шпорцею. Подумавши, потянул за носок. Удалил оный, пошевелил пальцами, разминая их, раздвинул пальцы, всматриваясь между ними, потрогал пятку  и  для чё-т, взявши себя за щиколотку двумя руками, поднёс оконечность к подбородку. Достаточной гибкостью ещё обладал Веня. Внимательно осмотрел шершавины. Опустил ногу. Только опустил,  пощупал голову.   
- Вишь, - пояснил. – Они ж браки с человеками устраивают. Мало что души перекупают.  Не только дьяволы, но и дьяволицы, все энти лилиты и мелюзины, они ж с человеками совокупляются…
Направо и налево, значитца.
Вот он, мол, и смотрит, нет ли у него меж пальцев, а то и на голове отростков. Не растут ли у Вени копытца.
- Говорю вам, - вскричал Веня. - Смешались бесы с человеками. И занялись перевоплощением человеков. Натуральным! Превращением в бесов же! -  донёс.
Такое, мол, дьявольское кровосмешение.
Веня немножко молча посидел.
В задумчивости пребывал.
- Ваще им, бесам, - поднял голову, - в уме не откажешь. А уж в хитрости и в изворотливости… Тем более. 
От…
Из замарашек тут ж повыбивались в люди.
Чем гаже,  тем выше прыгают.
Чем мелкотравчатей, тем благочинней и благообразней (в физии), расходился Веня.
Как оно водится.
Позанимали наилучшие, наиглавнейшие должности, казенные, все места,  которые подоходней, даж самые низкие, похабные, главное, начальничьи.
Соответственно обзавелись одежкой, даж орденами, которые, правда, прячут.
По упаковке, шмотью и порткам в самый раз определять принадлежность сих иносветных к пеклу, их звание и статут. 
То исть  ежели при галстухе, в пинджаке, пинджак с лоском и искрою, как принято у начальников, копыто  в востроносой туфле - 100 процентов – из преисподней, из геенны огненной, он самый.
Теперь,  кабинеты…
Вы не заходили, Веня бывал в их кабинетах. 
Непременно, штоб над головою  – патрет. На стенке.  Презента али премера. А то бывает, и энтот и тот, оба – висят. Али прям на столе.  По бюсту. Стоят.  Тут хочешь, не  хочешь, закрадётся в голову мысль: кто ж у них заглавный, значитца, бес…
- В принципе, оно, конечно, ад, - глаголел Веня. - он давно уже сюда переехал, вся Рассея и даже земля сделалась адом. Сам я так полагаю, что со столицей в Орле.  Ходить далеко не надо. Самые высокие из учреждений, доподлинно известно, они ж и самые представительные по бесам.  Ясно же.  Как он там, на холме,  - Веня указал перстом на Болховскую и куда-то выше, вдоль улицы…  Там у них их штаб-с-кватира.  Там избранники и представители ада, присяжные его и заседатели. Там… 

Веня не успел договорить.
Иерей встопорщился, Захария.
Знак вопроса в тонкой изящной его фигуре выпрямился и сменился на восклицательный.
Веня отодвинулся.
- Чё-т у тя, Вень Ваныч, не всё сходится…
- К примеру?
- Ну, в частности… С чего эт бесы проваливаются?
- Правда, с бодуна, чё ли, - вставил Левша.
- А ежели не проваливаются, то и не восходят, - закруглил, как б  колесом, свою мысль Захария. -  И, значитца,  нет в Орле ада, - сказал. - .  Напротив. – Захария пошамкал губами. – Многие у человеков привилегии. Выходит, поклёп ты, Веня, на власть совершил. Когда б перевесть на бумагу, так и вышла б лементарная  кляуза. Вишь, состряпал.
Веня натурально  позеленел.
От возмущения и даже от злости.
- Да как ж… Как ж,  вам, батюшка, и не знать. Белены, чё ли, объелись. Не, не, - пожаловался Веня собранию. - Как с пупа;, от, сорвались… А ежели сами провалитесь?..  То есть взял вдруг и предположил Веня.
               
                ***               
Господа!
Тут случилось странное происшествие.
Настолько странное, что требуется отдельная для его акцентирования главка.
Дело вот в чем.
Веня настолько поразился суждением иерея, по которым бесы и не проваливаются в землю, больше того, незнанию иерея отчего проваливаются, что начал (замечу, уже не в первый раз) глотать ртом воздух. Не батюшка, а какой-т нехристь. Простых положениев не знает.
Едва не задохнулся Веня.
То есть от растерянности.
Начал крутить головой. Искать как бы помощи у собрания. И так сильно крутил оною, что чуть не скрутил голову, но уж точно, что шею. С того и опомнился.
Опомнясь, Веня - честно сказать, и сам не мог бы объяснить для чё, - но, от, предложил и всё тут, предложил Захарии лезть на колокольню.
То есть у Вени возникли некоторые подозрения относительно Захарии. Тот ли он, за кого и столь бесцеремонно себя выдаёт.
И, конечно, Веня знал, скажем так, с какой целью делает сие предложение.
Но для чего ж для выяснения личности свящика лезть свящику  на колокольню? Что не было другого способа у Вени испытать и проверить иерея на предмет «нутреннего» его состава, то есть кто он на самом деле, иным каким способом? Не обязательно ж для этого посылать Захарию на колокольню и чтобы лез до креста, до самого (то есть такую нутреннюю мысль имел Веня, но в горячке как-то не высказал оную, что как долезет иерей до креста, так и гикнется, если бес, от креста ж они проваливаются. Щас же ночь и крест не виден, чтобы испытать свящика на один погляд. Хуже того, ударится свящик башкою о колокол, совсем сделается ясно, кто он. Колокольного звона сатаны вообще на дух не переносят).
Словом. Предложил Веня и воззрился на Захарию. Что он скажет.

Захария ж… Захария  отказался лезть. Сослался на то, что, дескать, хотя и тонок он в хребтине, но может проломить лестницы, поскольку весьма при всём том тяжёл как скульптурное из меди и бронзы изделие. И вообще, с чего это ночьми и по верхотурам шастать.
Гм… Похоже, темнил Захария. То есть так рассудил Веня.

Конечно, разное рассказывают… Чего случилось в ту ночь  в аккурат под церковью Михаила Архангела. И отозвалось далее,  сказалось на всей окрестности. Но у нас есть точное знание.
Словом.
- Нехристь! – взвился тут Веня. И: - Люцифер!
Так, от, назвал свящика.
Такие выказал подозрения.
Как ж, боится, вишь, повредить колокольню. Чтоб  влезть. На деле ж  только сатаны лезть трусятся.
Ну и мол, щас  сам гикнешься…
Хых.
Чё ни чё. А инд…
Как в воду глядел Веня.

Бывают такие ночи в Орле… Откуда и с чего нанесёт хмари, ударит ветер, завьётся воронкой, пылью и нечистью в столб.  И вдруг – тихо… Глянешь вверх,  а глядеть некуда.  Низко, набухши черной  водяной тяжестью, опустилось как если б  не на голову небо. И всё за секунду делается. Только подымешь голову, как тут же и обвалится небо...
Как бы и что бы там ни было.
Но факт есть факт.
Как только Веня произнёс имя демона, сброшенного с самых небес да вниз Господом (и тот, как известно, вошёл в землю), рвануло ветром, бухнул на колокольне Михаила Архангела благовест, густо и долго, и как-то гулко, так как если б небо вдруг раскололось и, может, даже сердце у Вени.
Веня не успел пошелохнуться.
В воронкообразный вихрь ветра, образовавшийся прямо над головой статуй, следом ударил огнь небесный.
И…
Захария вскрикнул и исчез.
Провалился, значит, в преисподнюю.
Сто процент Люцифер!..
Зря, что ли, спужался лезть на колокольню. 

Больше и хуже того, как стало известно в последствии, в центре града Орла в ту же ночь и в тот же момент также пало (со стен, как и в ту уже подзабытую Венею ночь, когда Веня устроил в граде Орле натуральный грандиозный бедлам, сущий апокалипсис), пало со стен и тоже исчезло, как провалилось сквозь землю несколько барельефов с именами членов реветрибунала 23-го года прошлого века,  одного члена коллегии ГПУ (из предвоенного ареопага)  и некоего председателя заксобрания (бывшего уже после Отечественной), в разное время принимавших решения о разграблении, закрытии, ликвидации и подрывах церквей в Орле, а также расстреле или заключению по тюрьмам орловских свящиков.
Исчез же и сгинул памятник Дзержинскому (от стен ФСБ). Само собой, он тож провалился под землю (как считал Веня).
Причем, граждане Орла  ещё не знали о сих утратах (ещё спали), а статуи были уже в известности… (Птицы  донесли. Мы  уже говорили где-то, что мастер Левша был в приятельских  отношениях с синичками. Заметим, не только с ними. Так вот. Фигуры ещё и не пришли в себя, как севши на лоб к Левше и распустивши над головой его хвост и веером крылья, знакомая мастера сойка, птица шумная и говорливая, чиркнув клювом Левше об ухо, проговорила на человечьем языке: 
«Пра. Т-б-дчти… Дзржнский тож пыр-валился….»
Ну и протчее всё такое, в том числе про «быр-рыл-ефы», которые, правда, прост,  якобы под сурдинку, как донесла  сойка, то ли: «Стрндили», то ли: «Спзд-ли... Бл-я бду-бду»…
(Между нами, эт Веня проказницу научил, ну, на человечьем разговаривать).
Получалось очень эффектно.
Статуи поняли. Что говорила птица.
Не знаю, наверное, опечалились. Барельефы, памятник Дзержинскому… Разные, конечно, по виду изделия. Но по содержанию сродственные.  То есть по отношению к фигурам. Как тут не печалиться.  Сам Веня не в траур, Веня в торжество впал.
Проваливаются  таки аспиды.

Да…
Ради справедливости стоит заметить, как было оно на деле. Да, ударил ветер. Да, отвязалось било. И бухнуло по колоколу в одно время с прорезавшей тьму молнией и далее разлетевшимся, раскатившимся над фигурами громом. Это понятно.
Как-то статуи всё обходили стороной яму,  образовавшуюся от фельдмаршала Каменского при появлении его из под земли. Некому было засыпать. Не до ямы было орловским коммунальщикам. В яму энту, значитца, оступившись, и провалился Захария.
Что до чекистов из ревтрибунала,  то есть с барельефами их, барельефы свинтили, - как обычно, втихаря. 
Но вот что странно – именно в ту же (описываемую нами)  ночь стырили. И ни в какую другую.
Ну что тут поделаешь. Так, от, совпало.
Кому-то не хватило металла, чтоб сдать на бабло да пустить на «путинку». Что до Дзержинского.
Втихаря же (так отчего-то принято) и в ту же именно ночь – ещё одна странность, но факт  – эвакуатором забрали Дзержинского.  Памятник то есть наркому.  Поставили его на платформу и увезли. Барельефы в утиль. Энтого в  мастерские, на реставрацию, очистить  от копоти и помета и покрыть краской, золотою, поистерлось то на шинелке наркома золотишко.

Да, конечно, позже  всё разъяснилось. Но не в тот самый момент. Весьма впечатляющий. Конечно, тут много чего сошлось, чтоб события таким, от,  манером выстроились. Но выстроились же. Случайно ли? В сам деле. В любом случае, Веня воспользовался ими.

Ливень был коротким и мощным. Тут ж прояснело. Выглянула луна.
Отряхнувшись, Веня поискал (так, на случай) глазами Захарию. А вообще, конечно, был убежден, что тот уже гуляет по преисподней. Но тут из под земли пошли стоны. Хых. Мать честная, не допровалился, - здесь  Захария. Вообще же, конечно, в геенне немало оступившихся в вере свящиков. И с ими бывает. Но Захария оказался правильным свящиком.
Однако не избежал от Вени внушения.
Дабы закрепить победу, Веня вчинил иерею целую лекцию  относительно психического поведения, в частности,  остервенения  бесов, поднял завесу над темной историей происхождения некоторых личностей, течения жизни сего отрепья и открыл глаза свящикам на установленный Веней доподлинный и математически выверенный, так сказать, алгоритм  размножения бесовского, склонный к увеличению их числа в геометрической прогрессии. (Как б по закону Паркинсона, есть такой ученый, занимавшийся статистикой, то есть законами, по которым  что ни день растёт число начальников, в данном случае применительно к бесовской номенклатуре).
- Вишь, батюшка, - начал Веня, вызволив того из ямы, - чем обернулись для тя твои отрицания. Сам чуть не провалился… Да как ж.  Говорю тя… На дух  черти не переносют колокольного  звона. Быдто не знаешь.
Ну и далее. Звон, мол, вгоняет лукавых в тоску, в смертную. Хых! Далее, в землю, по колено. Далее по грудь, далее с головою уходят. За волоса тянут себя - вытаскивают. Потроха свои, на поверхность. Вытащат себя - ходют, маются. Ходют, ходют, инд раз и с разбегу – сигают. В бездну.  Тут уж 100 процент проваливаются. Потому как бездна на второй раз она пред ими  тотчас расступается. Из жалости к бесам. То есть, когда совсем их заест тоска. Понятно, со звону, с колокольного.  Таким свойством православный звон обладает.  Так пужают сатанов колокола. Такоже кресты. От  одного виду их аспиды, ток увидят, падают в оморок. Бьются в судорогах. Инд, истерики закатывают. Прадед Венин, не преминул заметить Веня, Семен Арсентьевич Колокольцев, человек со звонкой фамилией, не в пример Вене, сам видел, как один из аспидов на глазах у него в землю провалился, как-т дож боком низвергся. Может, от одной фамилии, которую имел  прадед… Да. С того, значитца,  они первым делом, ток ступив на землю, то есть после революции, и рушили  звонницы и колокольни. Само собой, сбивали кресты. Устраивали пальбу. Взрывали храмы. Ничё не помогало. Всё одно, через раз на другой, не тотчас, конечно,  но проваливались в ямы. (Веня чуть не сказал, как ты, от, Захария, но сдержался). Много за век в землю их занесло. Пока обратно в Орёл не выносить стало.

Веня, закончив с очередным периодом противубесовской речи, не без подозрениев (всё еще) глянул на иерея.
- Ясно?!.
- Ясно. Бес, верно, попутал меня, Веня. Хорошо, гм, что не на колокольне. Не на верхотурах вселился. А то б с колокольни да в яму. Конечно, по неверию и вселился. Что не взлез на колокольню. Полез бы, Господь он, конечно, б помог. А как не полез, то и угодил в яму.  Падал и чуял, как лез в меня бес. Полагаю, при падении выскочил. Как, от, косточка вишенная из Николая Семёновича. Тож выскочила. А так чуть и не издох. (Эт если кто забыл, в главе первой у нас записано).
Захария на всякий  случай покрестил себя.  А заодно и Веню.
Ни Веня, ни Захария не провалились под землю, то есть под знамениями. 
Стояли,  якоже ангелы.
Кто ж знает, может, ими и были.

- От так и они, - съязвил Северьяныч, - стоят ныне по храмам. Аки ангелы. Бесы то!.. Аки яички святочные.  Стоят светятся. Ну, сущие ангелы. И ничё с ими не делается. С бесами. Вот, что я хотел тебе заметить, Веня. На деле ничё их не берет. Ни звоны, ни кресты. Ни каждения душистым дымом. Ни кропления святой водою. Визиты наносят в церкви, центральные места занимают. Батюшки ж им и предоставляют. На самых  видных точках  утверждаются. У самой солеи, при алтарях стоят. И  на обеднях они. И Всенощные, бывает,  отстаивают. Понятно, по праздникам. И, прости меня Господи, целуют кресты!  Прикладываются к иконам!..  Благословения у батюшков просют. И те дают им. Заместо анафем  аллилуйя поют иродам! Помилуй, помилуй нас, грешных, Господи! Стоят. Не проваливаются. Хучь хны. С чего ж эт, а, Веня?   
- Дык, просто, - отвечал Веня.
Мол, он, Веня,  имел в виду тех – бывших - ишо не совсем совершенных бесов.  Ежели ж брать их  в их  развитии…  Тогда, конечно, тогда  другое дело.
Тут, мол, вот дело в чём. Как верно заметил мастер завивки и укладки волос о партиях, напомнил Веня, то  партии, навроде партии коммунистов, той же  правящей партии ядроссов (от слова ядро)  и даж  ЛДПР, они, как б эт сказать, модернизируются, што ли…  Постольку и бесы, как состоящие в энтих  партиях, и  даж сугубо, они тож эволюционируют вместе с партиями. Совершенствуются, как сказал Аркадий Ильич. Ничё ж не стоит на месте. Опять же, поскольку бесы поголовно сделались начальниками, постольку поголовно состоят в партиях. Без партии не сделаешься начальником. Эт вся практика показывает. Противу же практики не пойдёшь. Бесы ж, известно, ходят в самых крупных начальниках. Следовательно и соответственно – состоят в самых крупных, в заглавных партиях. Заглавные ж быстрее всех модернизируются. С ими ж и преж всего модернизируются самые крупные бесы. Как, от, фельдмаршал.  Тот ишо бес. Веня не стал расшифровывать и распространяться о Каменском. Сам Каменский предпочёл промолчать. Дык, в  чем состоит модернизация? – спрашивал то есть сам себя Веня. И отвечал:  -  Ну к примеру, от, щас?.. Щас  в ушах у бесов затычки. Н-да. Эскулапами вправлены. Вестимо, от колокольного звону. Берушами называются, только вместо ваты свинец, две три капли, обернутые прорезиной, как от радиации. Ни единая нота внутрь не идёт.  Заместо лиц - маски. Как только к церквам подходют, тут ж натягивают. Такие они, из винила, маски, ну прям,  как из кожи человечьей, не отличить. Мускул не дрогнет. На глазах – пелены.  Не глаза – бельма. Как тут и чем кресты замечать? Они и не замечают. Чё ли не знаете, какие у начальников лица - невидящие. Глаз фактически нет. Или такими заплывшими щёлками, поросячьими глядят. И даж видно, как под штанами хвостами крутят. Бывает же, что хвост – пыром. В зависимости от того, с кем говорят. Со старшим или мландшим бесом. И потом, для чё им теперь проваливаться, ежели ад здесь, под ногами у нас,  ну и у  них. В  аду ж, как и положено им, бесы  – хозяева. Времена переменились.
С другой стороны (мы приводим рассуждения Вени), конечно, чтобы добраться до бесов, щас много проще. Не нужно под землю спускаться.  Тем паче - к самому центру.

Так пришлось углубляться в гемисферу Данту.
Веня сообщив сие для чё-т обвёл глазами собрание.   
Весьма тяжело углублялся, сказал. 
Кстати говоря, как далее рассуждал Веня, всем прочим реконструкциям ада сам Веня предпочитает описание, сделанное именно Дантом,  поскольку тот своими глазами преисподнюю видел.  Конечно, для энтого Данту пришлось спускаться под землю. Теперь же они, голубчики, тут, на поверхности. Рядом.  И даж  на виду. По крайней мере в России. У нас определенные преимущества перед Дантом. То есть в смысле созерцания бесов.
Вообще, Люцифер, счёл нужным разъяснить Веня, когда он сошёл с ума и в виду безумия своего восстал противу Господа, Господь он не вертикально, тут Веня был в некоторой претензии к Данту (имеем в виду географию ада, как тот её обрисовал в комедии), Всевышний по косой зашвырнул демона в недра и с определённым смещением. Ни у Вергилия, костистого провожатого Данта, ни у самого Данта, случайно ж заблудился в лесу, не было  ни компаса, ни карты, ни визирной линейки для определения азимутов при  перемещении по аду. Не лучшим образом ориентировались и во многом наобум двигались.  Отсюда и искажения в комедии, по части адской географии. Вишь,  даж в Божественных  творениях случаются ошибки. Словом,  Люцифер вмёрз в лёд - здесь, у нас, под Орлом. Точнее, посерёдке между Орлом и Москвой. Конечно, на большой глубине, главное ж ногами. У ног же его, от, в чем беда,  располагались восьмой и девятый круги ада, самые низкие,  с их десятью злопазухами и четырьмя поясами. Под Орлом и Москвой, значитца, окроме бесов,  оказались самые страшные из злодеев, которые преж на земле и когда либо топтали землю. От они и повылазили, ну щас, наряду с бесами… И преж всего, конечно, в официальной столице России, в Москве.  Ну и в Орле, рядом же, как пупе земли.

- Какого рода злодеи? – испросил Захария. –   В восьмом и девятом круге?
- Мздоимцы, - отвечал Веня. - Воры, казнокрады, ростовщики,  взяточники…
- То-то смотрю, спасу от мздоимства нету. Точно, значит, повылазили. И верно,  прямо сюда. Кто же еще?
- Те, которые морили человеков голодом и к сему прибавляли им наихудшее из истязаний – отнимали детей у родителей.
- Прям один к одному, - сказала Грушенька.
- Что один к одному?
- Дык, из пятой квартиры вчерась тож четверых мальцов каки-т надзорные органы от родителей увели в виду нищеты их, аккурат с полицией. Нищету же для них сами и навели. Чтобы забрать детишков.
- Какое ж  из злодейств почитается в аду за самое страшное? – поинтересовался между тем Иван Северьяныч. - Кто они,  которые облечены сим мерзким и подлым статусом?
- Перевертыши! Поддельщики людей!..  – отвечал Веня.- По нашему оборотни, - уточнил, - которые, чтобы втереться в доверие к людям, выдают себя за человеков, которыми никогда не были.
- Как ж наказываются? В аду? Ежели попадают в ад.
- Гадами делаются. Гы! Натуральными. Ну, пресмыкающимися.
- М-да, от бы и энтих,  которые повылазили, вывести на чистую воду.   
- Штобы они ползали…
- Аки гады.
- Инд скакали,  как блохи.
- Как гиены питались бы падалью.

- В сам деле… кем же ещё бывают? Там, у Данта, в аду?
- Предметом, неодушевленным, - отвечал Веня.  - Какой-нибудь вещью, непотребною. Ни рук, ни ног, а как-т ходют.
- Дык, точно, как работы. У нас тож… Машины и всякие там автоматы здесь на земле  тож не седни,  так завтра повыдадут себя за человеков.
- Не, правда,  ну всё, как у нас. То есть напротив, у нас, как у них в преисподней.
- Говорю ж, ад сюда переехал.
Веня для верности посмотрел себе под ноги, как бы высматривая признаки ада.

Конечно,  не смотрел – не видел.
Как глянул – так обмер.
Особ, когда присмотрелся. 
У сапожка, причем левого, почему Веня запомнил, потому что левый был с дыркой, так прохудился, и, значит, в дырку вползала сороконожка… Веня чуял, как щекотало большой палец. 
Веню даж передернуло.
Живописец переступил с ноги на ногу и еще на шажок отступил.
Мало ли чё…
Немножко подумал и проговорил, причём  с видимым убеждением:
- От так самые мерзкие из них выглядели.
Тут в носу засвербело. 
Веня потрогал нос, немножко чихнул,  и снял с носу – да что ж эт такое? – пиявку (правда, в жизни себе пиявок не ставил).
«Какой-т метаморфоз нечистой силы!» -  пробормотал.
И тут ж…
С руки, - право, что за такая напасть, - сбил бычьего слепня.
Да, да, господа! Это было начало атаки… Точнее, её  прелюдия,  ещё точнее, первый достаточно краткий наезд или наскок на Веню гостей из ада, так, от, перелицовывающихся… О самой атаке и  имевшем место уже массовом и единовременном превращении бесов в насекомых, случившимся несколько позже на Карачевской 12/3 (двенадцать дробь три), мы и расскажем позже, в следующей главке.
Пока же ток скажем.
Следом и не без  содрогания сбросил Веня с сапожка, мать честна, не поверите, скорпиёна. 
Гм… Вообще говоря.
Я тож не очень верил Вене.
А хвост у скорпиона, вынужден заметить, господа, между тем трубою стоял, чтобы, значитца,  вонзиться в Веню.
- Вишь, все энти злодеи, - заключил Веня, - изначально были не человеками. Как минимум, наполовину. Наполовину и определённо  – гадами. То есть бесами.
Веня с  вниманием всматривался в уползающих тварей, верно, решая про себя, какие из них,  то есть на 100 процентов, а какие ещё ток наполовину бесы.

Немножко, в виду размышлений, пришлось подразвить тему Вене. То есть относительно симбиоза, или сращивания, по простому же – скрещивания вышеупомянутых видов между собой, бесов, значитца, гадов и злодеев.   

- Пребывая в аду, - сказал, -  и будучи там под мучительством бесов, злодеи не прост переняли привычки бесовские и много чему у них  научились. Преж всего сии ироды трикрат увеличили и приумножили имевшийся у них, но ток земной,  тут ж сделавшийся адским опыт и навык мучительства человеков. К человечьему привлекли бесовский арсенал с положенным  бесам  оснащением в виде ядов и жал, клыков и когтей, которые – одни (умело) втягивают (под лапы), другие (те ж яды)  в железах у себя прячут. Ну и по факту  тож превращаются в бесов.
Словом, с ими нужно быть повнимательнее и, может, даже организовать какую-никакую конференцию по распознаванию бесов или там курсы по обучению их секретам, с последующим повышением квалификации на высших уже курсах в отношении  распознавания бесов.   

- Тем не менее, можно сказать, с нынешним местоположением иродов есть уже известная определенность, - подвёл некоторые итоги Веня..
Такоже, сказал, с расположением главных  их штабов и точек.
Там они, мол, где сидят начальники.
Эт более  менее ясно.
Но, от, численность их…
Тут заковыка.
Много тайных и засекреченных  должностей…  Много путей, которые ведут к ним. Много входов, для чё-т заметил Веня, в помещения, которые они занимают и которые ими заполнены.  Но выходов, именно выходов, заметил, из  кабинетов - больше. Эт, конечно, не случайно. В том числе глыбоко под землёй и для прохода далее в самую землю. Под землёй могут прятаться.

- Так понимаю, от людей… - вставил Аркадий Ильич.
- Даж от Господа! - высказался Захария.
- Ну да, ежели какая заваруха случится… - отвечал Веня. – На случай бегства.  Нет же у них Родины. К центру земного ядра могут спуститься. Там у них их бункера. В центре ядра. У самих подошв Люцифера.
Разговор несколько уходил в сторону. То есть от выявления собственно численности бесов. Хотя как и сказать…

- Вообще, - заметил Веня. - Прячутся даже по кладбищам!..  Человеческим. Ничем не брезгуют. В гробах почивают на лаврах!
Лежат, мол, прибавил Веня, в  мундирах. При орденах и регалиях. То есть: как ни в чём ни бывало. Причем, хых, на самых завидных полянах. 
- Самые ж крупные из князьёв тьмы, - тихо проговорил Веня, для чё-т оглядываясь, - энти вообще забили себе места на Красной площади.
- Как, от, не стыдно… - кажется,  Любовь Онисимовна  так высказалась.

- Из под земли принимают парады, - продолжил Веня. И: -  Вишь, - пояснил, - в их  домовинах такие специальные щёлки проделаны, - Веня помолчал, - штоб наблюдать. Хх-ых… Там в Москве, под кремлевскими стенами, целый некрополь бесов лежит. Конечно, конечно, не всякий и - бес. Есть, есть и там человеки. Но так от лежат, прости Господи, - что вперемежку с бесами. Как-т не по-человечески.  И не распознать, где бес,  игде человек.

Захария тут снова выпнулся.
Он тоже, мол, наслышан.
- Заглавные бесы, - сказал, - напомаженные и умащенные,  ваще выставляются напоказ  – для обозрения человеками, даж мёртвые. Хорошо ещё, что одёжкой прикрыты.
- Это штобы хвосты прятать, - заметил кто-то.
- Ну да. Конечно.  Даж мертвые ими крутят. Тьфу!..  Самоубивц, посягнувших на собственные души, подснежников там, просто беспачпортных, и тех хоронют отдельно, за стенами кладбищ. Согласно  уставу кладбищенскому. Энтих, вообче душ не имеющих, правда, кладут по центральным делянкам скуделищ, а то и на всеобщее, в сам деле, выставляют обозрение… Как энтого затворца, Шушенского и Сестрорецкого, - прибавил и весьма внушительно вдруг Захария.
- Подразумеваешь, который в Мавзолее лежит, в самих Москвах,  на главной площади?  Товарища Ленина?.. – Аркадий Ильич эт сказал. Офицер к тому времени уже в аккурат заделался большевиком, даже если ещё и  в партию не вступил. Не вступил, но  имел уже определённые, и ясно какие,  мнения.
- Ну да, - отвечал (не моргнув глазом) Захария.
Мол, очень и даж весьма интересовался настоящим предметом.  Потому о нём досконально и всё знает.

- Чё ж тут знать… Известно, под стеклянной бронею товарищ Ленин лежит, - сказал Аркадий Ильич. - Под гранитными в тыщи пудов плитами. А как живой из себя выказывается.
- Ну да, ну да… А то, что гроб его на хрустальных чепях подвешен, ни о чём не говорит тя? Главное ж, висит и - не раскачивается. 
- С чего ж ему раскачиваться? – искренне удивился тупейный художник.
- Как ж… У панночки, ведьмачки  – раскачивался.
- Какой ещё панночки?
- Гоголевской,  - счёл нужным прибавить Веня. 
- Панночка лёгкой была, - объяснила Любовь Онисимовна. – От гроб  и раскачивался. Прям летал. Как на качелях. По воздуху. Энтот же… 
- Энтот не летат оттого, что сил в него нет. – прорек Захария. – Инд,  не панночка…  Сам Вий в гробе лежит! – Захария на всякий случай покрестился. - Как б отдыхат. Передыхивает. В себя, значитца, приходит. Потрепало ж его в революцию. В сам деле. Вишь, даж веки в нём и те – накладные. Ресницы крашенные. На 100 % - из свиной щетины. Свиная, вишь, самая крепкая. Свои – выпали. А нос виниловый,  - не преминул заметить иерей. 
- Свой игде-т гуляет по Питеру, на пару с носом коллежского асессора Ковалёва, - выскочило из Вени.
- Рот, гм, для чё-т зашит, - продолжил Захария. - Верно, и сами бесы боятся,  ежели заговорит. Губы суровыми нитками стянуты. Но от, от разойдутся, идол  взвопит  и воззовёт к бесам!
- На последний шабаш! – вымолвил Туберозов.
- Не исключаю, - согласился Захария. – Но правда,  правда, смотри… Заместо ушей - искусственные скважины, инд, быдто всё слышит. Заместо глаз протезы, стеклянные, но всё зрит. И дух его, дух, вызванных им из ада стихий и всеразрушения, над Москвою носится. Чую. Всё носится, носится…

Господа! Происшествие за происшествием.

Только сказал сие Захария…
Как…
Сам и пошатнулся.
Хотя, конечно, конечно, тонкий слишком уж был.
Насток тонкий…
Что чуть не сдунул его взвившийся вдруг в сквере и наново ветер. 
А взвился, ить, наново, взвился. Ветер то.
В столб опять закрутился.
Точно, точно, как перед бурей. 
И даж, чудилось, по всему свету.
По всему, чудилось, и даже  было видно…
Вот, вот уж  начнётся…

Мановеньем руки Веня (так передавал мне сам Веня, я только повторяю), мановеньем руки Веня остановил ветер. Эт правой. Левой успокоил фигуры, которые пришли в волнение.
- Продолжайте, - сказал Захарию.
 
- Продолжаю. Сам в нутрях у себя пустой, - тихо сказал Захария. - Ни сердца в нём, ни мозгов, значитца. Вынуты.
- Хранятся в институте мозга в порядке тридцати тысячи срезов, – уточнил Веня. 
- В общем, полый, как кукла. И всё б ничего… Однако ж на пятке у него (со слабиной, как у Ахиллеса) заплатка…  И, вишь, черти в неё заносятся…  Такоже в ноздри. Они завсегда найдут себе дорогу. И оттудова, значит, из пустоты, незримо так перед народом кривляются, перед проходящим, как есть изгаляются.  Мол, мы тута… Можа, повеселимся! Типа, ежели хотите бунта!..  Можа, поднять, мол, Дзержинского?..  А то призвать Бенкендорфа?.. Для их,  вишь, главное, затеять смуту… Штоб человеки перебили друг дружку…
- Как же, что их не видно?
- Дык, как? Черти – они ж безобразные.  Мальцам даж известно. Но ежели вдуматься, что это значит? А то, что не имеют образа, видимого.  От их и не видно. Пока не вселятся в человека и не примут его образа.
- Вселились же… Сам говоришь…
- Гы. Не человек эт.

С того, мол, что не человек, и не видно их. Как они там в нём возятся. 
Страшнее другое.
Мало, что изнутри.
Снаружи… 
Бесы не ток в гробах, но и над гробами вьются.
Над энтим, в частности.
Поскольку окучивают гробовище.
Только для него одного… Для одного, а созданы, вишь, вещал Захария, цельные учреждения служек,  с государственным статутом, секретные всякие лаборатории и тайные институты. И в энтих учреждениях видимо невидимо облеченных даж научными званиями и степенями бесов, то есть под видом человеков. И, от, мол, сохраняются институты…  Гуляют по их коридорам бесы. Тут тебе  и медики, самого широкого спектра и профиля. И любого пошибу. И анатомы, следят за патологиями, тех же костей. И энти, как их, антропологи, по черепу одному могут воссоздать человека, как воссоздали Грозного. Так и Ленина каждый день, считай, воссоздают заново.  Тут тебе и биологи, это чтобы не завелось в теле у беса плесени от залежалостей. И химики, которые колдуют над питательными смесями и составами для мертвой бесовской плоти. И физики, и электрики, и инженеры, занимающиеся устройством и апгрейдом бесовского капища. Тут тебе и портные, которые шьют для мертвого костюмы,  и парикмахеры, которые  причесывают его и умащивают,  как тупейный художник причесывал и умащивал графа,  в частности, стригут ногти мертвому, бывает, что отрастают, а как же, известно, у мёртвых завсегда и даж непременно отрастают ногти, а уж у бесов 100% (процентов), снимают заусеницы,  далее, массажисты и даже банщики.
- Банщики зачем?
- Как ж…  Кремлевский затворник раз в году, однако ж в течение целых  полутора месяцев, принимает разные ванные.
- Всамделишные, чё ли?
- Натуральные, ток бесовские… Поскольку не человек, то и ванны соответственные в  него… Нечеловеческие.
- Такие душистые, верно!?. – вырвалось из Катерины Львовны.
- От, от. До нестерпимости. Для человеков, конешно. Вишь, жизнь в бесах противу человеков поддерживается как б наоборот. То, что для человеков яд – есть жизненное средство для бесов. Потому вождь принимает формалиновые ванные.  Жидкость сия, Катерина Львовна,   пахнет смертью. Однако  для бесов эт как живая вода. Эт для них эликсир бессмертия. С неделю в ней вождь пребывает.
- Долго… Для чё?
- Отмокает… Как б нежится… С другой стороны, через смесь сию тело его лишается гниения и распада. Сейчас  даже куриц в формалин  помещают, – прибавил Захария. - Которые разлагаются.  Отбеливают их, затем красят и опять на прилавок выставляют. Не отличишь от промышленной свежезабитой.  Далее купания в спирте. Быдто в огне. Всё как в аду.  Для закрепления процедуры. Засим джакузи с постепенным наращиванием глицерина и навроде поваренной, но только не натриевой, а калиевой соли, э, так называемой ацетатной, кислотной. Оченно гигроскопичная и, значит, поддерживает влагу в организме. Глицериновые и ацетатные ванные - самые долгие. Чтоб каждая пора, кажная клеточка ими пропиталась. Эт есть кровь для дьявола. Ну и потом, обкалывания разные и притирания для изводу пигментов, ну, пятен, вплоть до того, што бес делается румяным, как б живым, а не напомаженным. Вишь, кожу, к протчему всему, мало для гладкости, также для цвету и приятственности накачивают парафином,  заместо подкожного жиру. Парафин вымочен, слышал, в аглицких розах, розы из Чеширского, якобы, графства. Заместо личины является как б «лик» и даж с ореолами. Быдто это святой в стеклянном гробу лежит. Оттого, кстати говоря, что и сама домовина покоится на стеклянных плитах, чудится, что бес висит. Сам по себе. Только, что правда, то правда,  не летает в воздухах. Народ, всё одно,  бывает, как глянет в него, так отключается - падает в оморок. Кажется ему, что Вий летает.

Иерей ещё что-то бубнил, в частности, про уксусную кислоту, которую колют в точки с пятнами, про хлорку и перекись водорода, которыми кожа  также отбеливается (как у курицы), про хинин, в нём тоже беса купают, эт противу микробов.
Публика заворожено слушала.
И не замечала, как наливается кровью лицо цирульника, а Катерина Львовна нехорошо и всё крупнее дергается. Пока зарезанный охфицер не кинулся на священника с криком «А вот тя вбью!».  Екатерина ж Львовна не забилась в судорогах.
«Видно, бес, бес, из Ленина и прям в ея прыгнул и тут ж вселился!» - пробормотала Любовь Онисимовна.
Но вот Катерина Львовна уже поднялась. Цирульник же, белее мела, будто отбеленный тою ж хлоркой и перекисью водорода, проговорил в лицо иерею:
«Да вы, батюшка, сами и есть бес. Сами и есть дьявол!»
Это уже за один вечер по второму разу в отношении свящика  (случайно ли?) было сказано.
Батюшка никак не смутились.
Привыкшие были к хуле и поносам всяческим. 
И то: к святым людям бесы чаще всего чепляются и засим как б привязываются.

Что до Аркадия Ильича и Катерины Львовны, похоже, похоже было, что оба  уже пропитались идеологией Шушенского и Сестрорецкого затворника. Возможно, что  уже посещали собрания компартии.  И может, разговаривали с товарищем Дзюганом, генеральным их секретарем.
- Шушенский затворник он же защитник! – кричал офицер. - Всех униженных и оскорбленных, все обездоленных и закланных, всех попранных…
- Всех политических повозвращал с этапов…  Повызволил из тюрем…  Первыми декретами дал мир человекам, хрестьянам землю!  – вторила цирульнику Катерина Львовна.  – Не бес се, но ангел!
- Можа… Можа… - тихо сказал свящик. –  Можа и ангел, навыворот. Но ток не для статуев. Статуям ниче не давал. Не защищал он статуев. Хужее того. Эт первый их вешатель!  - провозглаголел Захария.

- Чего? 
- Как ж…  1 мая 18-го году в революционный праздник Ленин сам и лично дал старт по накидыванию петель  на шеи статуям и сдёргиванию их с пьедесталов. Первым и сам взял в руки веревку, сам сделал первую петлю и сам же накинул её на шею статуе. Великого князя Сергея Александровича удушил. С великого князя начал. Члены ВЦИКа  Яшка Свердлов, Аванесов и Смидолович помогали ему тянуть за веревки. По всей стране было слышно, как загремел князь по булыжнику к Тайницкому саду…
- Так притеснитель же человеческого роду… Энтот князь Сергей Александрович…
- А князь Багратион тоже? Герой Отечественной 12-го году? Эт позже уже… Но скажите на милость для што? Для што усыпальницу его  взорвали? Зараз с костьми князя. Памятник русским воинам на Бородинском поле  разнесли…  Осподи!  Бронзового Ивана Сусанина в Костроме скинули в Волгу…
Тысячи памятников, мол, разметали. Тыщи соборов порушили. Каменные, а стонали…
- Не исключаю, - свящик сказал, - человеки – все как едино есть бесы.  Ставят и  рушат. Ставят и рушат памятники.
Нет веры человекам.

Так уже началось полное расхождение с человеками.

Можа, следует вообще покончить с человеками,  оставить ток каменных..
Можа…
Постановили.
        Для начала.
Изучить человеческую природу.
Ну и само собой – бесовскую.
Засим принимать уже окончательное решение.
То есть, что же делать с человеками.
Создали специальную комиссию по изучению…
Председателем поставили Ивана Северьяновича Флягина,  очарованного странника, - не одну, кстати говоря,  душу человеческую засек, эт не даст никому спуску.  В  замы страннику предоставили Катерину Львовну, душегубку, шла от партии коммунистов. Для гармонии комиссии. Исполнять секретарские обязанности назначили графа Каменского, от ядроссов,  фельдмаршала и держателя акций монументального театра, как умеющего посредством актерской игры срывать с человеков (и соответственно, надо полагать, с бесов) маски…
Любовь Онисимовна шлепнула печати на протоколе (да, да, вели протокол).
Веня подписал бумагу.

                ********* 

- А чё, Веня, собственно с твоим счётом?.. Скок ты их насчитал? Бесов?
Эт когда уже Любовь Онисимовна поклала бумагу в портфель (ридикюль заменял его крале) и щелкнула  блестящим и щеголеватым на пружинке замочком.
Засим о том же испросил вдруг Захария.
Веня смутился.
- Я ж говорю, издесь заковыка…
Но в целом, мол, он, Веня, кровь из  носа, однако  определился со счетом,  с численностью лукавых. В общем то справился. 
- Так скоко ж их?
Веня как-т уводил глаза. Не отвечал прямо.
- Конечно, - сказал, - хотелось бы ответить сразу, в мгновение ока, м-да,  в секунд закруглиться. - И пояснил: - Штоб не докучать обществу, то есть особо. Понимаю, - заметил.  - У хфигур туго со временем. Большая занятость. Помимо стояния перед лицом граждан Орла и радования их эстетическим снаряжением и соответственным содержанием, совершенством форм,  таких,  как у Катерины Львовны, от одного лицезрения которых, к примеру, - сказал, - округлых её, тугоплавких и вместе столь нежных грудей, можно сойти с ума, от, как я, пра, ну прост схожу, - (кстати говоря, за эту простоту и  простодырость фигуры и любили Веню, очень нравился фигурам Веня своей простодыростью), - гм, м-да, - продолжил Веня, -  много,  много у вас протчих занятий… Любовь Онисимовна вяжет. Груша гадает. Граф тот тиятр обустраивает в армии. Всё такое протчее.  Однако ж, отдавая себе отчёт в бедствиях, грозящих Отечеству, - сказал  Веня, - должен, - Веня поднял указательный палец, - не прост, но со всей обстоятельностью информировать вас, - Веня опустил палец,  - сколь  возможной, - Веня подумал,  - так и невозможной, невероятной даж,  - Веня для чё-т ткнул в землю пальцем, - как можно глыбже  и столь ж, - живописец повёл округ себя пальцем, -  широко, скрупулезно, не избегая тонкостев, не упуская подробностев, а не так, чтобы бёгом, как щас, повторяю, информировать  комиссию с академической, со всеобъемлющей, с непогрешимой  точностью  о количестве супостатов, при научном, так сказать, к разысканиям их  подходе…
То есть, добавил Веня, во избежание любых недоразумений. Для общей и безошибочной ориентации комиссии. Предупреждения любых сбоев в её работе.
Такоже, мол, следует донести некоторые общие положения, без которых, опять же, ни тпру, ни ну, ни левой, ни правой ногой.  Ваще. Штоб понятней сделалось значение самого вопроса.  Архизначимость установления самой бесовской численности. Оную, не исключено,  придётся давать в графиках. Ну там,  в степенях,  колебаниях и амплитудах. В прогрессиях  всяких.  Поскольку исследование Венино может привести к астрономической и даж,  гы, выше, цифре бесов. От  цифры ж принимаются решения. Вот почему и цифра сама имеет первостепенное значение.

Словом…
- Товарищи скульптуры! – проговорил Веня.  И завовсе огорошил  статуев последовавшим засим заявлением. – Товарищи, хфигуры!  - сказал. – В обчем, хм,  должон начать сначала…
Да, да.
Типа… Сообществу нужен системный подход.
«Ну прям как в правительстве выступает», «Как академик!» 
- Системный, - продолжил Веня, - подход.  – При сём никак не обращал внимания на похвалы. – Системный,  потому как в любой гибридной войне допрежь всего, - сказал (и повторил наново), - важна информация. Без оной даж  монументам  не победить.
Но преж  всего, один, мол, наиважнейший акцент. Насток большой, что, может,  придётся на несколько ещё  разбить.
В обчем…  Сказал:

– Прошу обратить особое внимание на пружины и мотивы, которые движут бесами.  На ихнюю психологию и особливо психику - злобную, алчную, жадную, вороватую. Главное ж, не покупаться на посулы их. Не вступать с ими в сговор.  И не приведи вас господи, заложить им души! Они ж, аки пиявки,  не ток пьют кровь, народную, питаясь ею, прежь всего бесы сосут энергию из народа, то исть духовную, цедят самый свет, давясь и взахлёб, похрюкивая аки свиньи, истощая и исчерняя народные силы…

Конечно, куда-т опять не туда попёр Вени.
Но, господа, согласитесь, энто было чрезвычайное важное,  может, даже центральное, столбовое определение самого существа и самой сущности бесовской. Без знания оной,  впрямь, ни туда, ни сюда. Такие, от, суки. Мало им крови, пьют человеческие души. От, чем они опиваются!..  Человечьим духом. Не, не. Ну, правда. Ну, суки!..   

Засим Веня, как и обещался, с головой окунулся в историю движения бесовского, вновь погрузился в самый ад, ну, может, чуток до дна не дошёл (глыбоко ж), и полетел вверх по древу бесовской иерархии, сравнивая её с нынешней вертикалью, выявляя сходства и определяя различия, различия, которых, к слову сказать, не нашёл ( то есть между прежними и нынешними,  существующими бесами), в обчем,  шесть тысяч лет обозрел, в библейском то исть исчислении, касательно того, чем вообще то говоря  занимались и чем ныне занимаются  нечистые. И преж всего в своих, так сказать, «идейных» институциях, наивысших,  на государственном, можно сказать, уровне, словом, в научных, гм, научно-исследовательских  учреждениях  и в наисложнейших науках, в таких, от, объяснил Веня, как - демонология, дьяволомания и даже демонолатрия, не говоря уж об ангелологии (в качестве антитезы)… 
- На деле, конечно, эт науки  о партиях…  - сообщил Веня.

В обществе сделалось молчание.
Столь сильное заявление нужно было осмыслить.


Если конкретно, подытожил Веня, он обращался к самым древним источникам, как наиболее надёжным и достоверным, начиная с шумерских, вавилоно-ассирийских, египетских, микено-критских, греческих и римских, etc, документам, с их демонами и злыми богами, с поимённым величанием небесных и адских сил, которые впоследствии трансформировались как личности и поимённо ж, с некоторыми видоизменениями,  перекочевали в чисто бесовские глоссарии и статистические уложения, формуляры, приказы, прочую бесовскую канцелярию, включая современные партийные списки. 
 Для верности Веня, само собой, сверял данные с талмудическими, ветхо- и новозаветными, а такоже кораническими текстами, то есть наиболее влиятельными, не обойдя восточные - Веды, Авесту и буддийские свитки из «Трех корзин», etc…
Собственно подсчёт  начинал с момента падения Люцифера… 
Вишь,  он ещё и не продырявил землю, ещё и не гикнулся в ад, как следом за ним прыгнули протчие демоны.  Как свиньи! Гадамаринские! В которых вселились бесы. Безумие ж оно - заразительно... Все сподручники его прыгнули. И разом, значит, тож превратились в бесов. И Азазель,  козлоногий знаменосец Ада, и Вельзевул, господин над мухами, и баба, Лилит, дьяволица, всего же их было числом - двадцать шесть тысяч, эт по одним спискам, по другим, впятеро больше, щас же, - Веня с точностью установил: - миллион триста шестьдесят шесть тысяч и ищё двести пятьдесят шесть  штук бесов, не зря говорят, имя им легион… Может,  что тьмы тем. И эт, мол, в одной лишь России.
- С год я считал… - сказал Веня. – Вчерась ток закончил.

И тут все вдруг заметили, какой весь из себя изнуренный Веня. В чём только душа и держится. Вусмерть, бедной, уработался.
Любовь Онисимовна бросилась искать одеяла – отдохнуть Вене.
Веня присел на подставленные под  зад его  бархаты.
Тут же испросил чаю. Со сливками и на крепкой заварке.
Однак отказался от сливок. Сказал, что заправит ромом.
Попил и вроде пришёл в себя.

- Какая ж самая трудная категория в счете? – между тем посочувствовал Вене Захария.
Ответ Венин привел в изумление статуев.
Веня сообщил, что он туповат в счете, с дуплом в голове, как б мешком прибитый.
Лица у статуев вытянулись.
Но тут же, впрочем, и прояснились.
Да, трудно даётся ему сия квадрилимония, сказал Веня. Однак посему, мол, приходилось применять сверх усилия и архи старания. И от, в виду невероятности усилий получаются невероятные, ну прост превосходные результаты. Такие пряники. Вообще говоря, вряд ли кто может сравниться с Венечкой в счете.
  - В чем же собственно хитрости и в чём трудности? – полюбопытствовал Северьяныч.
Дык, если говорить о трудностях, трудности в том, отвечал Веня, что Веня завсегда оперирует римскими цифрами. Дед с малолетства приучил, обучая арифметике. Палочки веткой на песке чертил.  Так оно навроде проще. У палочек же ни заусениц, ни сучков, ни загогулин…  Никаких  шероховатостей.  Никакого образа. Напрочь стёсаны.
- Ну и что?
Та как «ну и что»… Не видит Веня, хоть вбейсь, самой по себе цифири. Даж арабской. 
- Почему?
Та как ж… В виду большого художественного дарования. Может, даж чрезмерного. Не может Веня различать никакой цифири, ежели она не дана в образе. Такое, от, специфическое, насток художественное  у Вени зрение. У римской же цифры нет совсем никакого образу. Одне палочки. До счёту ли тут?
 - Как ж вышел из положения?
Каждого из бесов, отвечал Веня,  он как б  представлял в воображении, а  то и вызывал,  напрямую, из  бездны… Ну и рассматривал.
- Для чё?
Чтобы запомнить. В образе. Ну и пометить, отвечал Веня. Цифрою. Ставил, мол, цифру на образ. С образом же  запоминал. Поскольку, мол, оная вписана в образ. Кому на голову ставил. В виде рожек.  А то к заду причеплял. В виде хвоста. Только, поскольку римскою цифрой, прямого. Всем чертям хвосты спрямил. С образом сразу, немедля  запоминал цифру.  Прям впечатывалась в мозг. Не выбросишь.  На пузо ставил цифру. Иногда физию цифрою помечал. Таким образом  общую нумерацию уже представлял,   в виде череды и вереницы чертей в их  последовательности, снизу и доверху, строем, от подошв Люцифера до рогов энтого гада.

Вообще оно,  конечно, случается (замечал Веня) эт так, мол, для сведения, что черти располагаются кру;гом.
Бывает, параллелограммом.
Чем замысловатей, тем непонятней, чё эт такое.  Это чтоб вводить людей в ступор.
Последний из шелудивых, который на самом верху, ясное дело, олицетворяет  из себя сумму всех шелудивых. То есть выказывает счёт и всю сумму их  самим своим образом,  совмещённым с нумером, через который, поскольку связан с образом, легко и даж очень легко просчитывается и  определяется.   
Даж  если сам из себя никудышный, добавлял Веня. Никудышный, но имеет печать (на себе то есть, пояснял Веня) громадности. Да и потом нумер… Выдаёт. А ваще, конечно, маленькие по виду, по содержанию  они самые злостные и злокозненные Ну прост гадостные. Меж тем, случается, вселенскими делами ворочают.

Ваще в том, что касается чинов, продолжал Веня, квалификации и в целом иерархии бесов – эт категория достаточно мутная. Самые низкие в табели о рангах – по факту самыми высокими бывают, самой страшною властью и силою обладают. На Западе, в Европах,  как правило, таких  именуют демонами. Некоторые завовсе без имени. Как, от, к примеру, демон Максвелла. Под чужим и даже под ученым именем скрывается. Сам безымянным мотается по свету. В смысле существования как б прозябает. И, от, какой парадокс. Насток из себя весь мелкий, как существо, что глаз его не ухватывает, даж в мелкоскоп. Соответственно, в наноструктурах располагается, на самом низком, я б сказал, нижайшем из уровней материи, как б эт сказать, в сфере чистых энергий.  Меж тем…
- Конкретней…  Чё ж он там делает? Какими делами занимается?
С энтропией борется, отвечал Веня, понижая её, то есть ни много, ни мало,  с разбеганием звёзд. Звёзды притормаживает. Вишь, самый мелкий… Мелкий, мелкий, инд, адскою силой обладает. 
- Гм… Однако… Выходит, хороший.
- Не то что хороший, прост вмирать зараз со Вселенной не желает. Не ндравится ему.
Правда, энтих, нанодемонов и нанобесов, Веня еще не подсчитывал.  Инструментария (для созерцания) соответствующего нет. Получит струмент,  посчитает.
Скорей всего, их видимо там невидимо, заметил Веня. Маленькие ж. Вообще никакого места не занимают. Но верно, чем меньше, тем заковыристей. Тем жутче. 
Даж представить себе не можно их внешнего виду. Эт при Венином то  воображении. 
Да. Не достаёт воображения Вене.

Однако он попробует…  Как-то напрячься… Чтобы увидеть…. Увидеть и посчитать их. И, заявил Веня, прям щас, да, да, немедленно… Зараз. И  не только рассмотреть, чтоб  маленьких, но даже всех, и средних, и самых больших, и даже таких, как мельница, как башня, от, водонапорная (поясняем: эт строения, которые поражали в детстве Веню).
Правда, чтоб не распыляться, для четкости ретроспекции и в целях экономии времени, окинет взглядом только российских, ну, бесов… Но единовременно.  И, конечно,  зараз. 

Осподи! Что ты делаешь, Веня!
С ума же сойдёшь!

Господа!
Закрывши глаза, с минуту смотрел вдаль нутренним зрением Веня.
Далее как-т крупно вздрогнул.
Далее наземь повалился Веня. 
Инд – натурально – задёргался. 
Прям ходуном заходило тело у Вени.
Как при падучей.
Так мостовая трясётся под ломовою лошадью.
Вся мостовая гнётся!
И ухает!
- Воды!   Воды Вене! – закричали разом Катерина Львовна и Груша.
- Нож нужон - разжать ему зубы! – подсказал Северьяныч. – Штоб язык не запал. Инд, задохнется. 
Аркадий Ильич вставил между зубов Вене бритву.
Бабы запрыскали в лицо Вене водичкой.
- Осподи! Неуж помер? – прошептала Любовь Онисимовна. – Сток страху набрался
Веня открыл глаза.
- Хужей чем с бодуна, - сказал. - Отойти не можно.
Поскольку, мол, зараз и сразу прошли перед глазами. Все ироды. Все гады. Все демоны и все сатаны.

Фактически ж, донёс Веня до статуй, от точно так же,  таким же манером, в виду особой методы подсчёта бесов, выработанной им, то есть путем представления бесов, практически с год созерцал их, вперяясь в сию ничтожность. С одной стороны. С другой, в сию громадность. Мильоны ж мильонов бесов прошли перед глазами у Вени! Как б стояли в воздухах. Иные ж на нос к нему садились. Да что там – залетали к Венечке в ноздри. Как к Ленину, гм. И слышал тогда Веня, как волос на голове  шевелился у Вени и дыбом вставал! И не сказать, наскок они безобразные!  Да, с год Веня считал и с год же дрожал как цуцик. Правда, как что не помер со страху? Вдивительно!

Всё одно – вдруг и ещё более, чем преж, ещё более страшное и  ужасное вдруг выражение явилось в лице у Вени. Казалось, щас - вот, вот – треснет, как бывает трескает при помершем хозяине зеркало, и разлетится на куски Веня. Столько в нём обозначилось нового ужаса!
- Просчитался я! – выдавил из себя Веня.
На двести тыщ, мол, занизил цифру. То есть в сравнении с официальной статистикой.  Ужас!.. Не сходются цифры… И то: двести тыщ - не фунт изюму.
Фигуры спросили: что, мол, и вправду, что ли, что есть государственная статистика подсчёта бесов в России? То есть если Веня говорит об официальном неком подсчёте.
Само собой, отвечал Веня.
Во-первых, Росстат ведёт перепись. Во-вторых. Считальная палата. Которая в Москве, на вулице  Зубовской, дом 2.  Палата занимается именно официальным подсчётом бесов, на законных, значитца, основаниях.
- Как эт?
Прост. Палата устанавливает количество госслужащих в соотношении с расходом, который идёт на них, собственно, сколько они получают и сколько воруют. Но эт, в принципе,  щас дело второстепенное. Главное - абсолютная цифра служащих. Оную они дают. Госслужащие ж для человеков - есть начальники. Начальники ж, как уже установлено статуями, по определению - бесы. Таким образом. Считальная палата прямо указывает на количество начальствующих бесов. Проще уж некуда. Хотя, конечно, сама, может,  и не подозревает, что бесов считает… 
- Такой стремительный рост! – вспыхнул Веня.
Согласно, дескать, расчётам Палаты, бесы распочковываются, ну прост фантастически, намного быстрее, нежели Веня считает.
Вот отчего Веня чуток только не спятил.   
Возможно, предположил Веня, предварительно смерив собрание сложным (пришел таки, завовсе, в себя) высокомерно-униженным (от двойственности нутреннего состояния) взглядом, что сказывается, гм, технологическая… - Веня как бы покатал на языке следующее за сим слово, весьма необычное и высоконаучное,  и вытолкнул его, как  ядро из пушки, из дула в полёт, на поверхность: - сингулярность… То исть,  всеобщее убыстрение жизни и времени, скачкообразное… Всеобщие ж принципы  они  равно распространяются на человеков и бесов. Бесы они даже с какой-то поспешностью размножаются. Даж с какой-то неистовостью, с какой-т невероятностью… То есть при подсчете следует установить  коэффициент,  на который следует множить полученную цифру, для верности подсчёта и общей суммы бесов. Тогда статистика будет верной и правильной.

                ******* 
- Ладно, Веня, давай закругляйся,- рассудил вдруг Иван Северьяныч. – А то впрямь окочуришься.
Мы, мол, тож не железные, хучь из железа и сделанные. Тож вымотались.  Тем более, постановление относительно бесов уже принято,  часом раннее. В целом, мол, мы премного благодарны тебе, Веня.
  - Постановление должно быть обоюдоострым. Двухсторонним то исть… -  дёрнулся меж тем и в который уже раз Захария. Быдто какой штырь сидел в заднице у Захарии. И кто-т крутил его.
- Что имеешь в виду?
Вердикт Захарии был ужасен.
- Лукавые прельстили Вас! – бросил Захария. - Да и обвели вокруг пальца! Уложение должно касаться не одних бесов, но и церквей ими взорванных.  Начали разговор с божьих творений и божией красоты… Инд, по дороге потеряли куды-т божьи изделия. Как эт?.. Как если б похерили.  Сами, ить, обеспамятели. Нелюди!  Никто даж не вспомнил…  Об участи той же вишенного цвета церкви Покрова Пресвятой  Богородицы… На кафоликонах же  сих  держава держится! Конечно, бесов нужно упечь. Сгноить по тюрьмам. Можа, загнать назад в преисподнюю. С другой стороны, следовает возвысить архитектурные строения.   Как-т наделить их, гм,   бо;льшими, что ли,  полномочиями. Дать им максимум  прав и свобод. А то, пра,  хужей ж крепостных. Рабская зависимость от человеков. Не говоря уж о произволе от бесов.
Захария пошамкал губами. Вынес вперёд остренький подбородок. С некоторой даже заносчивостью сказал:
- Предлагаю дать церквам и вообче старинным зданьям - статус хфигур… Вообще – человеков.
- То есть?
Бенефактов ответил достаточно креативно:
- Чтобы ходить могли. - Захария при этом переступил с ноги на ногу, как бы показывая, как он ходит. - Как мы… 
Левша, мол, уже предлагал нам пружины для усовершенствования ходьбы. Что-т такое нужно дать зданиям. Вообще архитектурным памятникам, перво-наперво, конечно, церквам, далее мусеям, библиотекам, дворцам, гнездовьям знаменитостей, поместьям родовым и так далее.
Левша стукнул молоточком по наковаленке. 
- Для их чё-т такое соорудить – затруднительно, - сказал. - Хотя - нтиресно…
- Ну хотя б, чтоб могли они  изъясняться. Выражать собственное мнение.  Выйдет решение, что подлежат  сносу, объединяться в ансамбли и в группы. Идти противу… Поднимать бунт.  Сочинять петиции.
- В принсыпе… Технически сие возможно, – размыслил Левша, – произвести апгрейд зданий. Конечно, чтобы совсем одушевить, вряд ли. Се – Божеское занятие. И никак не ниже. Душу только Бог может вдунуть. Вкупе с сознанием. Что до некоторых механических навыков, навроде  интеллекта, ну, как в интернете, значица, когда даже речь - не боле чем производное обыкновенного счёта, то энто, конечно, запросто. Эт можна. Я уж не говорю о чисто поступательных всяких движениях, которыми владеют роботы, чтоб передвигаться, сие на раз плюнуть. Та растереть. В принсыпе. Однако ж имеются затруднения и достаточно веские. У России сурьёзное отставание в электронике. От Запада… Что особо обидно. Без электронной начинки ж, без вживления в фундаменты и в стенки строений наисовершеннейших чипов, без оптоволоконной проводки, и так дале, храмы не смогут изъясняться и  двигаться, переходить с места на место, туда, где им стоять вдобней. Требуется реиндустриализация государства. И на базе её – технологический прорыв. Дале ж, как говорится, Бог нам в помощь.
Записали. И прослезились.

Веня сказал, что уложение должно быть в глубоком секрете.
А то еще не дай Бог взнают.  Кому не следовает… Начнут палки вставлять в колёса. Протчее всё такое. Не дадут осуществиться технологической революции… А так, конечно, как сыр в масле (что статуи,  что здания) будут кататься. Не жизнь, малина начнётся…
С чувством глубокого удовлетворения фигуры возвратились на постаменты…
Чтоб ни гу-гу никому, повторил Веня. Народу ваще лутше не знать, что малина начнётся. Кондрат его хватит. А так мы по тихому… Спустим в преисподнюю бесов… Проведем реиндустриализацию… Ну и всё такое протчее… Жизня наладится…
Фигуры уже взобрались на постаменты.
И даж показательно застыли.
Как б ни сном, ни духом.
Истуканы они и есть истуканы.
Калёным железом жги, метлой мети, не издадут ни звука.
Следующее заседание, объявил Веня, будет касаться кукол.