Север всегда со мной

     У меня был друг Игорь Алексеев.  Его нет на этой земле уже более четверти века. После него не было и теперь уже, наверняка, не будет новых друзей. Сколько времени мы провели в спорах на различные темы, которые,  в конце концов, заканчивались общим согласием. Только в одном случае мы не находили компромисса, эта тема - Крайний Север. 
      Я знал, что он не разделяет моих восторгов при разговорах о Севере, Арктике, полярных красотах. Оно и понятно. Обстоятельства, с которыми пришлось столкнуться ему, были совсем иными, нежели мои. И он всегда скептически улыбался, когда я предавался полярным воспоминаниям. Но делать нечего, они сидят где-то глубоко во мне и появляются моментально, как только появляется малейший повод. 
      Вчера по какому-то российскому каналу шел двухсерийный документальный фильм "Полярник". Мало, кто обратил на него внимание. Сюжет прост до примитива. В одной деревушке Малороссии одиноко живет пожилая женщина. Каждое лето к ней приезжает сын - здоровенный мужик, живет в доме и все делает по хозяйству. Но время отпуска подходит к концу, он собирает вещички и уезжает в Арктику, поскольку каждый год возглавляет полярные экспедиции на дрейфующие станции Ледовитого океана.
      80 процентов эфирного времени создатели фильма уделили тяжелой работе зимовщиков на льдине полярной ночью, в пургу и бешеный холод, начиная с момента высадки с ледокола, и кончая раскалыванием льдины летом на куски и приходом спасательного корабля. Я смотрел, и сердце колотилось, как овечий хвостик. Постоянно смотрел на часы, с ужасом убеждаясь, что оно не стоит на месте, а неумолимо идет вперед, предвещая окончание фильма. Со мной творилось что-то невероятное. Такого еще не бывало. Какой-то театр абсурда! В жарком Израиле так ностальгировать по Арктике! Бред собачий. Но факт - есть факт, такое случилось на днях.
     В одном из своих рассказов, я как-то пытался объяснить что-то похожее на это состояние, но чтоб так отреагировать на фильм,  такого от себя не ожидал. Ведь прошло почти полвека, как покинул те широты, и казалось, все быльем поросло, ан нет, на поверку вышло, что только притаилось где-то глубоко внутри и, при удобном случае, вырвалось на свободу. Вот даже сейчас пишу и чувствую, как у меня что-то внутри дрожит. В тот вечер ходил и примерял шкуру этого мужика на себя и завидовал, мол, ему хорошо, он твердо знал, что подойдет срок, и он сядет в самолет, потом на ледокол, а я…, в лучшем случае, в другое кресло.
     На этом можно было и закончить нашу беседу, кабы иезуиты с  российского телевидения твердо  не решили меня добить. Не успел отдышаться после "Полярника", как на следующий день они показали "Запасной аэродром" с молодым Ростоцким. Сюжет также незамысловат: молодой парнишка после смерти матери решил найти отца, который о нем ничего не знает. Много лет назад у этого полярника был кратковременный роман с молодой ученой - биологом. Все просто, как мир, и смотреть, по большому счету, нечего.
      Закавыка в том, что все события происходят на аэродромах Тикси, Диксона, Норильска и мыса Каменного, где я бывал не единожды. И снова снятая с высоты птичьего полета рвущая душу панорама тундры с блестящими на солнце излучинами рек и множеством блюдец озер, испуганно убегающие от ревущего вертолета олени, висящие на высоте человеческого роста дождевые облака, полеты самолетами малой авиации на мешках с мороженой рыбой и передвижения по рекам на лодках с подвесными моторами, грохочущими так, что могут поднять мертвых из могил.
      Последний удар телевидение нанесло мне вчера, показав документальный фильм "Хозяин оленей". Это спокойный и неторопливый рассказ о семье долганского оленевода, занимающегося своей работой где-то на просторах Таймыра.Того самого полуострова, который я проехал вдоль и поперек, останавливаясь на день - два точно в таких же домиках - балках, пропахших запахами сыромятной оленей шкуры, разделяя с хозяевами их незамысловатую трапезу: котлеты из оленины и строганину из какой-нибудь жирной северной рыбы. Через день -два мы расставались, обещая увидеться вновь, но отлично понимая, что, скорее всего, это не случится. Жизнь подтвердила и расставила все по своим местам.               
     С тех пор, как навсегда покинул Заполярье, прошло, без малого, полвека. Часть этих лет я прожил в огромном мегаполисе – столице России, часть - в городе маленькой и жаркой страны на побережье Средиземного моря. Но, удивительная вещь, каждый раз, когда вижу в экране телевизора кадры, где метет пурга, и человек, прикрыв лицо воротником, пытается идти, сильно наклоняясь вперед, преодолевая сопротивление ветра и глубокого снега, всегда ощущаю легкое волнение. Услужливая память тут же подсовывает до боли знакомые картины теперь уже далекого, но почему-то очень близкого прошлого.
     Бесконечные пространства тундры с низко стоящим над горизонтом солнечным шаром, обжигающе холодный воздух, полное безмолвие, слепящие кристаллы снега, собаки, свернувшися комочком и уткнувшие свои черные носы в собственную теплую шерсть, урчание двигателей вездеходов и заиндевевшие ресницы и брови людей.
     Или другой видеоряд - ночь, срочный вызов на операцию в госпиталь, резкий скрип снега под унтами, особенно хорошо слышимый в такое время суток, ни души, темные глазницы окон домов, а в небе – фантастическая вакханалия цвета и света в немыслимых вариациях формы. Северное сияние во всей своей красе на половине небесной сферы!
     А разве может оставить спокойным возникшая в памяти картина широченной сибирской реки, с обеих сторон окруженной тысячами квадратных километров абсолютно нехоженой тайги, и ты, одиноко стоящий не каменном утесе и сверху обозревающий это великолепие.
     Что тут лукавить, это, без сомнения, - первая любовь, ни с чем несравнимая и запоминающаяся на всю жизнь, редко счастливая, но всегда прекрасная.
     Думать, что все эти чувства, вызваны щемящей грустью по молодости, по временам, безвозвратно минувшим, не кажется мне единственно правильным. В этом есть, конечно, что-то, но не все. Ведь в Москве и Питере я жил тоже, будучи молодым, но, тем не менее, при виде теле- и кинопрограмм об этих местах, таких эмоций не возникает. И не потому, что, мол, мало люблю или равнодушен к их красоте. Это не так. Я очень люблю Москву, правда, не эту, сегодняшнюю, более красивую, но более холодную, а ту, мою, близкую, теплую, хорошо знакомую. Что касается града Петра, то вообще считаю, что более красивого города встречать не приходилось, и всегда, когда о нем отзываются с пренебрежением, бросаюсь на защиту, как в бой.
     Нет, любовь к Северу – это что-то особое, не идущее в сравнение ни с чем другим, она, как болезнь, не поддающаяся полному излечению ни лекарствами, ни временем. Но, если быть до конца откровенным, я и не желаю быть здоровым.
      Кто объяснит мне, в чем удивительная притягательная сила этого "безобразия"? Жить там тяжело и довольно скучно, дома - без признаков элементарного комфорта, да и развлечений абсолютно никаких. Может быть потому, люди чуточку получше, а слова "Долг" и "Честь" ими полностью не забыты. Не знаю, не могу достоверно сформулировать ответ на этот мучающий меня вопрос, но с годами все больше и больше склонен считать, что это ностальгия не столько по месту, хотя это тоже имеет полное право на жизнь, сколько по времени - времени молодости, любви и надежд.