Крым. Осень 1971. Часть 1

3.09.1971 Пятница.

Кажется, это самые тяжкие дни в моей жизни. Я готовила себя к трудному, думала, что
выдержу. А тут даже нервы ни к черту. Недавно Рюрик снова нагрубил мне; я бросила
работать, села в стог соломы и разревелась.

Потом он пытался поговорить со мной, но откровенного разговора не получилось.
Говорил-то он, а я слушала, не зная, как ответить.  Он говорил, что я могу, но не хочу
работать лучше.

"Когда Бодрова еле шевелится, ее можно простить - она больна и слаба здоровьем,
а уж если ты еле двигаешься, то просто противно смотреть. Тебя бог ничем не обидел,
такая здоровая, в баскетбол играешь..."

И т.д. болтал. Приводил в пример Бурлинову, которую я не могу терпеть. Он говорил
совсем не то, что было мне нужно.

Так или иначе, плохо ли, хорошо ли, я работала, выполняла все его приказания, правда,
без излишней услужливости. Не улыбалась ему, не рассказывала ни о чем.

Он сказал, что у меня бывают такие моменты, будто змея укусила. Господи, неужели
непонятно? Он - кандидат. Что ему еще надо? А я? А мне? Я никто и ничто. Смотрю на
свои загрубевшие рабочие руки и думаю: одними мозолями сыт не будешь.

4.09.1971 Суббота.

...Мамочка родимая,
Работа лошадиная.
Не хватает хомута
да ядреного кнута...

Очень много работы. В первый раз сеяла на тракторе. Понравилось очень. Однажды
работали до 9-ти часов вечера при свете фар. Вот это романтика!

Уже поздно вечером ждала я автобуса на остановке, курила, сидела на лавочке и слушала
болтовню пьяного парня - шофера, который после скандала с женой первому
встречному болтал о своей личной жизни, полной горести и обиды.

Как медленно идет время. И никак не дождешься отпуска. А отпуск нужен, как воробью
крылья. Уже посеяла Рюрику широкорядник. Сказала ему, что иду в отпуск, он не хочет
ничего знать и слышать об этом. А я не могу видеть его, такого злого и грубого.

5.09.1971 Воскресенье.

Как не верится, что не идти на работу. Сплю и вижу: еду в 139-м и вдруг вспоминаю -
ведь я же в отпуске! Просыпаюсь... Да... правда... На работу не идти. Душа распахнулась
и сердце запрыгало. Как хорошо. Я блаженно закрыла глаза: сейчас чуточку подремлю,
а потом начну готовиться к отъезду. К отъезду! Боже мой! Как хочется кружиться, петь
какую-нибудь жутко веселую ересь, вроде:

"Мне бы замуж, замуж
За кого угодно.
Мне бы замуж, замуж
Буду я свободна.
Кого хочу, того люблю,
Куда хочу, туда пойду.
Мне бы замуж, замуж,
Душу отведу.

Эх, и почему у нас в деревне не стоят военные!"

Это мы с Лариной вчера смотрели музыкальную кинокомедию "Шельменко — денщик".
Мура такая, но арии там ничего.

Она мне по ходу действия рассказала о новом своем кадере-таксисте, который побывал
уже у нее дома. И в кино утащила меня потому, что не хочет сидеть дома, "Славка из
головы не вылазит". Тоже, верно, отголосок ушедшей любви. Ну что же поделаешь,
се ля ви...

Уезжаю. Ни до кого нет дела. И так долго не увижу баб, Рюрика, Бодрову, Гришку,
Соньку. Как они надоели мне!

А вчера обсуждали мое поведение. Как я могла так поступить? В такое горячее время
взять путевку! А потом приедет и скажет: "Здрасьте, я отдохнула. Как вы тут посеяли
без меня?" И Рюрик был вне себя: "Подумаешь, путевка. Пускай пропадает. Я бы тоже
мог взять в летнее время путевку, сколько угодно путевок. Совсем без соображения."

Я даже не смотрела на них, мне было противно. И я думала только об одном: я не хочу
их видеть, я все равно уеду, чего бы мне это ни стоило. Я молчала. За меня говорила
Мари Сафроновна. Она говорила, что молодежь - есть молодежь и хочет отдохнуть
вовремя, что сев уже почти кончается, меня могут заменить.

- Тогда  пусть ищет другую работу, - рявкнул Гр. Д.
- И найдет, найдет, только не сразу, - ответила Мари Сафроновна.

"М.С., миленькая, зачем вы за меня нервы свои последние тратите?" - думала я, я ведь
все равно поеду, что бы они здесь ни говорили, как бы ни грозили и ни грубили.

А Рюрик-то, Рюрик.  Он зла не держит, но как он взбесился. Все уважение пропало к
вам, Ю.А. сразу после того дня, когда вы первый раз заорали на меня и потом уже
неоднократно, как на лошадь, вы еще тогда сказали, что надо работать по-человечески,
а не как скотина. Вы не помните зла, а я-то помню. Вам когда-нибудь приходилось
страдать от обиды, от неосторожного слова, больно ударившего по сердцу. Вы-
счастливый. Вы и оскорблений не помните, вам нанесенных и совсем не чувствуете,
что обидели, порой и незаслуженно обидели человека.

Вы вот признались, что зря попрекнули меня баскетболом, но мне ведь от этого
нисколько не легче. Наоборот. Больше вы от меня и слова не услышите о лыжах
и баскетболе.

Не без удовольствия я наблюдала, как он злится на меня. Разговаривал вроде бы
нормально, но всем своим видом давал понять, что ненавидит меня в этот день. Даже
"до свидания" не сказал, просто ушел - и все. Я тем более не стала заходить к нему
прощаться. Ушла и забыла "зональный", как будто сроду там не работала. Простилась
с Верунькой у автобусной остановки, случайно встретившись с ней. Она привезла мне
большое яблоко (и очень вкусное) от своих.

4.10.1971 Понедельник.

Ну вот я и приехала, "курортница - путешественница", как меня назвала Верунька в
своем письме ко мне.

Я соскучилась по Москве, по дому, по родным березкам. Ехала в поезде и глаз не
могла отвести от милых сердцу русскому березок, одетых в красочный осенний наряд.
Посмотришь на них издали, и мнится, будто это вовсе и не златокудрые деревца, а
выбежавшие на пригорок танцовщицы, сплошь обвешанные медно-бронзовыми бляхами.

То тут, то там дразнятся карминно-красными гроздьями рябины. Невозможно хорошо!
Столько красок. И непривычно. Уезжали-было жарко, купались, а приехали — дождь
и даже снег. Еще вчера на пляже ребята наши смеялись: "В Москве 8 градусов жары!"
Я - дома. Удивительно.

Надо писать о поездке. Впечатлений много.

5.10.1971 Вторник.

С утра идет снег. И холодно. Так странно все вокруг, не могу привыкнуть. И не знаю,
что одеть на себя. С утра занялась стиркой, все белье грязное.

Вчера позвонила моя новая подруга Таня, она обещала меня постричь сводить к своей
парикмахерше. Надо по дороге купить маникюрный набор (отныне и навеки) и всякие
проявители для пленок и бумаг.

Буду освещать воспоминания и укладывать в памяти. Много печати меня ждет и прислали
контрольную по ботанике: ошибок нет, зачтено. Господи, ведь надо начинать заниматься.
Столько дел сразу обрушилось после отдыха. И все неотложные.

Ну ладно, потихонечку начну описывать поездку.

Итак, Крым. Поезд Москва-Симферополь отходит от 4-ой платформы Курского вокзала
в 15:20. Провожала мама. Дорога была скучноватой, спасал только сон и окошко.
Приятно было слышать стук колес и ощущать расставание с Москвой.

Попутчицей оказалась старушенция довольно "диетическая" (боится микробов, простуды,
свежего воздуха, не пьет и не курит, в карты не играет и любит, чтоб ей улыбались);
она ехала "к великой моей радости" тоже в "Кулон", где была и раньше и где ей очень
понравилось, так что за дорогу можно было не беспокоиться.

Крым встретил нас неприветливо. В Симферополе шел дождь и местные говорили, что
первый день льет, до этого погода стояла отменная.

Обычно в Крым едут через Симферополь. Сюда ведут все пути — железнодорожные,
воздушные, шоссейные. Нам надо было доехать до Алушты на троллейбусе, а оттуда
на автобусе или на катере до Рыбачьего.

Дорога от Симферополя до Алушты отличалась живописностью горного рельефа.
Я жадно смотрела на горы, взору открывались удивительной красоты панорамы.
Можно было любоваться вдоволь, не отрываясь от автобусного стекла.

Дорога петляла в горах, огибая холмы, опускаясь круто вниз и змейкой поднималась в
гору. Правда, особенного разнообразия красок не наблюдалось, осень здесь еще не
наступила, да и растительность не отличалась пышностью и многообразием. Сами
горы с проплывающими мимо них облаками вносили прелесть в окружающую природу
и необычность.

Добрались до места мы 8 сентября к вечеру, предстояла довольно нудная миссия -
оформление. Меня успокаивало то, что со старухой своей меня не поселят, так как
она должна была жить у хозяйки.

Поселили меня в самом лучшем номере сей гостиницы. Корпус 1 на горе, 4-я комната.
Удобно влезать через балкон, не бежать по лестницам; вид на море и слышен его плеск.
Комнатка очень уютная на 4-х человек.

Вечером познакомилась с Таней и ее мамой Н.М. Первое впечатление - нежный, грудной
голос Тани и плавные, гибкие движения. Мама ее поначалу выступила свойским человеком.
Тане 22 года, она эрудирована, умна, интересна собой, аккуратна, учится на 5-ом курсе в
МАИ, к тому же - йог, индивидуальна.

Она стремится делать все так, как хочется и как она считает нужным. Она копается в себе,
ищет именно то, что ей надо, чего она хочет. Мне понравилось в ней целеустремленность
и воля. Она постоянно находит в себе недостатки, как внешние так и в характере, в
манерах и охотно как-то берется их устранять.

И ей это удается именно благодаря ее воле. Она, правда, любит себя и порой не замечает
окружающих и их привычек, но, в принципе, она в какой-то степени одаренная личность
и не похожа на других.

Ей вот очень хочется, чтобы все в жизни было красиво. Одежда человека, его лицо,
манеры поведения, отношения между людьми, даже близость с любимым человеком
должна быть какой-то расчетливо красивой. Обычно когда охватывает страсть, порыв -
тут уже не до красоты.

Мне всегда приятно было на нее смотреть: и когда она занимается гимнастикой -
пластичность, одухотворенность бывшей фигуристки, и когда она плавает в море,
когда танцует, говорит, ест: даже когда стоит или сидит, от нее веет необыкновенным
обаянием.

И меня не удивляло, в общем-то, что у нее было много поклонников, все ребята с ходу
влюблялись в нее и многие считали за счастье только видеть ее или поздороваться с ней.
И наверное завидовали мне, что я могу непринужденно общаться с ней, и она любит меня,
потому что я ее понимаю. Может я немного преувеличиваю, но натура незаурядная.

Жутко хочется писать о ней, но я дам себе слово обо всем понемножку, все равно
красивых фраз у меня не хватит и скоро все забудется.

В тот же вечер мы имели счастье познакомиться с третьим членом нашей комнаты.
Мы уже готовились лечь в постели, когда дверь открылась, вошла милая довольно
девочка, поставила чемодан и сказала: "Здравствуйте, меня зовут Ира."

Это и была "Эллочка - Людоедка", как мы потом с Таней ее называли. Она владела
определенным запасом слов жаргонного порядка, ограниченным кругом интересов
и сумела так надоесть, что шли на все, только бы поменьше с ней видеться.

Она все же сумела поделиться с нами своим жаргоном и даже в Москве нет-нет да и
ляпнешь: "За будьте любезны", "Ну и х..хорошо", "чудесно", "капитально" и т.д.
И знакомилась она так же, сразу, непринужденно, без хитринки. Подошла ко мне и
протянула пачку сигарет: "Жажды не испытываешь?" Таня тогда тоже растерялась,
а мне уж сам бог велел.

Ира, конечно, не обременяла себя лишними думами и мыслями, лишними физическими
движениями. Сразу же рассказала нам свою биографию, показала фотографию мужа,
в общем, как на духу. Есть семья, есть работа, зачем еще к чему-то стремиться? Даже
учиться, зачем?

Правда, ей еще мало лет -19, она не чувствует чепухи своих слов, но кое в чем она
разбирается (надо отдать должное). Ведет себя просто и ясно. Ей сделаешь хорошо, она
тут же тебя поцелует и скажет: "Ком золота", сделаешь плохо - надуется, обидится,
а то и матом обложит. Но это все пришло позже, а пока мы с первым впечатлением друг
о друге заснули.

Наутро Таня встала рано (железный режим) с солнышком и с некоторой робостью,
уверенная, что ее не поддержат, сказала: "Я вообще-то пойду побегаю немного,
позанимаюсь физприветом.

Я была, конечно, рада такому обороту дела и не заставила себя долго ждать. Предложили
Ире, она удивилась: "Что вы, девочки, я не бегаю". Потом на пляже она так же гордо
заявила: "Я не плаваю". Вызывающе так, будто хотела сказать: "Вы что, за дурочку меня
принимаете?"

Но простим ее. Она не такая уж и плохая, часто ее было жалко. Она хорошо танцует,
играет в карты, шахматы недурственно, сносно поет.

О Ларисе (третьей моей соседке), первое впечатление сложилось хорошее, но она
оказалась трусливой и хитрой дрянью. Отвратная девица, писать о ней буду вскользь.

Ира была небольшого роста, с напудренным носом и шиньоном рыжих волос, Лариса -
высокая, с узкой талией и необыкновенно большими бедрами. И рот у нее тоже был
большой. Ира, когда поссорилась с ней, точным своим жаргоном определила внешность
Ларисы: "А рот! Ой, - хлеборезка. Смерть комарам!"

Погода стояла хорошая. И куда только тучи делись, что обложили накануне небо.
Ну вот и море. Оно еще теплое. Еще не осень.

О, какое оно спокойное и величественное! Возьми меня к себе! Возьми и успокой. Я так
устала там, дома, так далеко ехала, чтобы увидеть тебя, я так соскучилась по тебе, море!
Оно принимает, ласкает, оно тоже соскучилось. Я блаженствую, закрываю глаза и отдаюсь
полностью во власть моря.

А оно успокаивает (куда делись тревоги, печали? ничего нет, кроме упоения, ощущения
офигительного счастья), укачивает. Ой, как хорошо. Лежишь, наслаждаешься и думаешь:
"Вот оно, ради чего стоит жить и страдать, вот оно-счастье".

Я плавала все дальше и дальше за буек, привыкая к морю. Сначала пугали даже медузы,
такие противные, скользкие. Надежда Михайловна оказалась отличным пловцом.
Мы с ней уплывали далеко-далеко и видели оттуда издали наш пансионат, маленьких
людишек.

Вечером 10 сентября отправилась с Л. и Ирой "ловить кадров". Должны же мы выяснить,
как нам проводить вечера. Случайно попали в бар, пригласили ребята из "дикарей". Как
в данном случае изрекла бы Ира: "Скажу проще".

Ирочке тяжело без мужчины, и она висла на ребятах, сама была инициатором всяких
пошлых интрижек, которые глупо начинались и кончались так же глупо. У нее же эти
сцены вызывали чувственность и переживания.

Мне неприятна была такая "ловля кадров", и я приблизилась к Тане,  благо она относилась
к сим компаниям минорно. Мы как будто разделились на пары. Ира с Ларисой шлялись
по кадрам, а мы с Таней бродили и философствовали, разговаривали за жизнь.

11.09.1971

Утро. Я явилась злостным нарушителем общественного порядка. Заплыла за буек,
меня поймали и заставили мести 3 часа территорию спасательной станции. Я работать
не стала, сказав, что работа пыльная, к тому же я приехала отдыхать. Чуть не отослали
в Москву, спасла Н.М.

После этого случая мы уходили на камни, в дикую обитель, где сами распоряжались
своей судьбой. Уплывали далеко в море и однажды напоролись на дельфинов. Я очень
испугалась, уже прощалась с жизнью. Но все обошлось, мы ушли от них. Дельфины,
в общем-то, не опасны, умны, спасают людей, защищают их от акул, но они могут
"заиграть" или заглянуть в глаза, и это жутко.

Конечно, зверя в море много, тьма всякой живности, опасной для человека. Но есть
непередаваемая прелесть в этих дальних заплывах. Заплывешь далеко-далеко и видишь
вокруг себя только море; вдали берег и крошечные людишки. А здесь бескрайний
простор, и это море, и небо, солнце, вода совсем плотная и хорошо держит, ну и страх,
конечно, есть. Но чувствуешь себя куда лучше, чем бултыхаешься у берега.

Уже начинаешь понимать таких фанатиков моря: один заплыл в безбрежный морской
простор - акула ему ногу откусила (зубы у нее до старости сохраняются острыми и
взамен устаревших сразу же вырастают новые), но он не успокоился и еще дальше
заплыл в другой раз - вторую откусила. Но без риска и без боли, наверное, не познаешь
великое наслаждение жизни, счастье и так сильно его не ощутишь.

Я тоже, может, сломаю себе когда-нибудь ногу, катаясь с гор, но не кататься- это ведь
не жить. В море мы больше не заплывали далеко.

12.09.1971

Короткая запись в блокноте. Плавала после завтрака. Загорала. Болит кожа. Девчонки
ушли на бухту. Хочется мороженого и еще хочется покупаться голенькими вечерком.

14.09.1971

Отдежурила в столовой. Чистила лук и плакала едкими слезами. Рассказали анекдот
"Почему огурец в пупырышках? -  Пошел гулять с капустой и пока раздевал — замерз."

А потом снова - море! Почему-то в юности всегда сходишь с ума даже от незначительного
ощущения чего-нибудь необыкновенного. Казалось бы, чего особенного в этом море?
Вода как вода. Камни как камни, только соленые и очень жесткие. А вдали небо сливается
с морем в одну ровнющую линию, из-за которой по утрам всходит солнце. Я еще не
видела восхода, мне хочется посмотреть его с высокой горы, над морем и ошалеть от восторга.

Как я соскучилась по тебе, мое милое, бескрайнее море! Жутко хочется убежать от
людей, подальше забраться в дикое, глухое местечко и слушать шум волн.
Быть просто наедине с морем, тихо плескавшимся у ног.

Море, я могу немножко пооткровенничать с тобой, да, излить тебе свою душу? Я здесь
не бегаю за ребятами и "не ищу на свою жопу приключений" (Ирино). Просто здесь нет
такого человека, которому бы я понравилась внешне и который бы мог хотя бы
понять меня.

Мне невольно вспомнился Колька в Карпатах. Уж он-то от меня ничего не требовал,
кроме поцелуев. Он был доверчивый и простой. Я тут же представила его здесь.
О, я бы, конечно, утащила его к морю. Днем мы бы плавали и бегали по берегу,
болтали и смеялись. А вечером лежали бы на камушках и смотрели на звездное небо.

Млечный путь, падающие звездочки - кометы, масса созвездий - волшебство!
И тихо-тихо! А потом купались бы голышом. Так божественно хорошо на пустом
пляже входить совсем голой в черную воду и, отплыв несколько метров, не видеть
спрятавшегося в ночном мраке берега.

Тихо, таинственно, жутко, и сердце замирает от странного щемящего чувства своей
оторванности от всего на свете, полного одиночества среди этой тьмы. Входишь в воду
и плывешь...

Море с легким всплеском принимает твое тело, ласкает тебя и бережно поддерживает.
Гребок руками, толчок - послушное гибкое тело распрямляется- хорошо как, господи.
И ничего не давит, не сковывает движений, не мешает дыханию и каждая клеточка тела
блаженствует.

Поднимаешь голову- синева! "Еще немного" - проносится в мыслях, и плывешь дальше,
навстречу беспредельной синеве моря и неба. Но ночь - это не день. И чувствуешь, что
хозяин моря ночью - не человек, нет, хозяева моря ночью все, всякая тварь морская
сильная и смелая в черной и зловещей морской глубине. А человеку можно испытывать
такое блаженство и смелость только у берега.

15.09.1971

Беспечная жизнь у моря вылилась в какой-то определенный ритм. Встаем с солнышком,
зарядка, утренний моцион морской, завтрак. Даже курение после завтрака, обеда и ужина
стало режимным. Ракушка моя временно превратилась в пепельницу, не утратила
свойства шуметь. После завтрака - снова море, надо использовать хорошую погоду,
последние в этом году теплые солнечные лучи.

Море... Мы сидим на берегу и смотрим в голубую даль. Солнце нежит наши голые
плечи, камни греют наши голые ноги, а море расстилается перед нами, такое спокойное,
гладкое, чистое, необъятное. Мы смотрим в его беспредельный простор, и уходят из
сердца, растворяются в этом просторе усталость и горечь и растет светлое, чистое,
крылатое чувство, и мы уже ощущаем себя сильными, как море, смелыми и гордыми,
как чайки, постоянные и прекрасные спутники морской стихии.

Белый пароход показывается вдали между небом и морем. Скоро мы на таком пароходе
поплывем в увлекательное путешествие. Он так красиво вписывается в море, украшая
и оживляя его. Рыбачья лодка стоит на якоре. А ближе к берегу плещутся, ныряют,
кричат и визжат счастливые курортники.

Курортники в основном лежат на песке. Иные сидят под тентом, а другие,
преимущественно семейные, укрепляют на четырех колышках простыню и устраивают
себе таким образом индивидуальный балаган. Удивительное ощущение испытываешь,
лежа в жаркий день на берегу моря.

Солнце гладит тебя своими горячими лучами, блаженная слабость разливается по телу,
не хочется двигать ни рукой, ни ногой, только бы вот так лежать и лежать, всю жизнь
лежать на песке и слушать плеск моря.

К Тане приехал ее знакомый, йог. Похож на еврейчика, с большими глазами, тщедушный,
он не привлекал внимания. Я представляла себе йогов сильными, волевыми, фанатичными.
Он был умен, мог выполнять безукоризненно йоговские стойки и любил Таню. Еще в
поезде сделал ей предложение, а она не знала, что ответить этому Рудику. Она не была
влюблена в него, но чувствовала, что именно такой муж ей нужен, улавливала в нем схожие
со своими взгляды и понятия. Но внешне он не подходил ей и был, в общем-то староват.

Она мне много рассказывала о своей жизни, мыслях своих, о любви. У нее есть опыт в
этой области и она, конечно, не поступит безрассудно, поэтому так долго и придирчиво
выбирает. Ей хочется чего-то сказочного и чтобы было все не так, как у всех,
а получается очень даже похоже, реально, как у всех.

Любовь ведь разной не бывает. Проявляется она по-разному, а интимные отношения
очень схожи. Таня очень боится проявления по отношению к ней хоть капли неуважения,
особенно, если она благоволит к этому человеку. Когда я возвращалась из поездок, она
радостно встречала меня и спрашивала: "Ты без меня не скучала?" Создается впечатление,
что она не переживет, если к ней отнесется плохо человек, которого она любит.

Но она не ставит себя на место другого, она все расценивает с вершины своего,
определенного места. Тем не менее, в ней много привлекательных и располагающих
к себе черт

16.09.1971

Чудная погодка! Море спокойное и доброе. С утра размялись с Таней на скамейке
(качали пресс; Ира сказала, что если будем и дальше так качать, то и червяка не выродим)
и побегали по горам.

Затем был совершен заплыв до пирса и обратно. Жаль только, что вдоль буйков, а не
в Турцию. Приняли ультрафиолет. Хочу забрать с собой домой южное солнце.
Девчонки говорят, что я не пропускаю ни одного лучика. Уже отдала себя полностью во
власть жаркого светила. Кожа привыкла, загорела, правда, кусочек  нежной груди,
которую я еще ни разу не показывала солнышку, сразу же, обнажившись из открытого
купальника, обгорел. Слезла кожица, появилась новая и больно дотрагиваться.

В сентябре солнышко уже не такое горячее. В середине лета стояла жуткая духотища,
люди спали прямо у моря, а днем сидели в море или в тени. Так рассказывают местные.
Нам повезло: мы хоть надышались свежим воздухом. Как хорошо валяться, перебирать
в руке гладкие камушки, вдыхать ароматный свежий морской воздух.

А море плещется тихо, тихо. Оно зовет, зовет, манит в свои глубины и Н.М. тоже поняв
это, говорит: "Сейчас еще немножко погреемся и пойдем в море."
Плаваем и на матрасе. Заплывешь подальше и загораешь: так удобно. Вечером море
приняло нас. Теплое-теплое.

Местные говорят, что в сентябре впервые такое теплое море. А как оно искрится! Вижу
искрящееся море и балдею от восторга! Плывешь, раздвигая руками воду и как будто
выпускаешь из ладоней маленькие жемчужинки - бусинки. Море как живое огромное
существо - дышит, лелеет и ласкает. Как легко крутиться в воде, все движения плавные.
Блаженство! Плывешь и кувыркаешься под музыку, совсем как дельфин.

Музыку заводят на пятачке около столовой. Там еще не кончились танцы. И Таня там
танцует. Вокруг нее мальчики, ей весело. Мне очень понравилось Танино изречение:
"Она сливки ела, а я-молоко".

Я себя точно так чувствую в компании. Что и говорить, я не Наташа Ростова и со
взглядами, с эрудицией у меня что-то не то, скованность в разговоре, в манерах. Куда
это годится? Тщательно следя за собой, можно выбиться в люди, конечно, но тогда я
слишком буду любить себя. А так вот, если сейчас на меня посмотреть, то не сожалея,
можно скользнуть взглядом мимо. И откуда эта скованность?

В первый раз в поездках веду себя скромно. Только вульгарно курю, чтобы заглушить в
себе совесть. Мне не нравится и то, что Ира бегает за ребятами, хотя сама она говорит,
что кадров надо "ловить" и произносит якобы к ней не относящиеся есенинские строчки:
"Едут, едут русские б**ди, едут, едут к усатым дядям.

Совершенно нет никакого желания искать такого кадра. Так что по вечерам мне было
ужасно грустно. Тоскливо, поневоле запьешь или закуришь. Иногда после обеда
уходила я на свое любимое местечко, и там грустила в одиночестве. В одиночестве
побыть тоже не вредно. Нельзя же получить все удовольствия сразу: и море, и тишину,
и любовь, и ненормальное веселье.

Что-то соскучилась по Машковой. Была б она сейчас здесь, поговорили бы душевно.
Вообще, по дому соскучилась. Как они там живут, на большой земле? Люська, наверное,
устает от занятий, Ларина все страдает. Тяжело, конечно, ошибиться в человеке и никак
не мочь его забыть.

А Генка живет нормальной семейной жизнью, он не ощущает нехватки любимого
существа. И я, глупая, хотела от него убежать. Убежала... Закрою глаза, и он здесь,
лежит со мной премило на камушках, любуется разбушевавшимся морем. Утром
тоже плыл рядом.

Человек не бывает один. За ним всегда ходит его тень. Сейчас солнышко уйдет за
гору, и он тоже исчезнет. А пока он рядом, и я боюсь открыть глаза.

"...У моря, у синего моря
Со мною ты рядом со мною.
И солнце светит лишь для нас с тобой
Целый день поет прибой."

А море пенится и бушует, шипит мне: "Жди, жди его. Сейчас я выброшу его волной
на берег." И вдруг слышу: "Не отдам, не отдам, унесу назад, унесу." Ах ты, обманчивое
море. Зачем ты кощунствуешь? Ты ведь знаешь, как я люблю его...

Море убаюкивает, хочется уснуть. А волны набегают, и кажется, что волна вот-вот
накроет меня и утащит к себе в пучину. Какое все же милое, укромное местечко.
Можно заснуть, и никто не найдет, здесь так уютно.

Солнышко скрылось, стало темно. Сейчас пойдет дождик, вот он уже капает. Ну и
хорошо. Так не хватает пресной водички, и я давно уже не бродила под дождем. Не
буду одеваться, прямо в купальнике и пойду до пансионата. Какой приятный дождик.
Теплый, освежающий, мелкий. Ну и довольная у меня, наверное, мордочка. Иду и
бормочу себе под нос:

"Я бы взял твои ладони,
К ним губами прикоснулся,
Несмотря на дождик проливной..."

Эту песню у нас во втором корпусе ребята под гитару поют. Ансамбль здесь отдыхает.
Песенки у них ничего, особенно коронная про "Чуду- Юду".

"...Чуду Юду изловлю,
На колени Кощея поставлю.
Для тебя и луну,
И луну улыбаться заставлю..."

Но сами такие чопорные - жуть. С такими лучше не связываться. Они любят только
себя и музыку. Один у них есть "красавец", покоритель женских сердец. Я как увидела
однажды на танцах девочку, вытирающую пот с его утомленного после шейка с ней
лица, мне стало противно. Неужели все такие, у кого талант к искусству?

17.09.1971 Пятница.

Наблюдали с берега, как кувыркаются дельфины. Косяк проплывал в нескольких метрах
от буйков. Зрелище дивное! Те, которые поменьше, выпрыгивали высоко и, описав в
воздухе полукруг, красиво ныряли. А большие дельфины только наполовину показывались
над поверхностью, кивая своей острой головой и помахивая плавниками.
И вспоминалась песня...

"...А  звезды взойдут и уснет прибой,
Дельфины плывут мимо нас с тобой.
Дельфины, дельфины другим морям
Расскажите, как счастлива я..."

19.09.1971

Однодневный поход на гору "Демерджи". Одна из сказочных, удивительных гор с
причудливыми скалами. До основания горы нас подвезли на автобусе. По дороге мы
закупили приятного, кисловатого, хорошо утоляющего жажду вина. Видели, как растут
грецкие орехи, набрали домой в качестве сувениров.

Вел нас на Демерджи очень хороший инструктор Лева, заботливый, обаятельный человек.
Начало пути по пологому склону показалось трудным, пока взяли темп, размялись.
Затем уже началось настоящее восхождение, для восстановления дыхания объявлялись
пятиминутки. Я чувствовала себя превосходно, по пути собирала ракушки, которые
висели на стебельках травы, как сережки в ушах женщины.

Растительность гор Крымских весьма скудная, трава жухлая и сухая, дождей нет.
С высотой воздух становится чище, свежее и прохладнее. Дышалось легче. Да как же
это здорово - лезть в горы. Мышечная радость, хорошее настроение, желание лезть выше
и выше. За эти дни море чуть-чуть надоело, страстно хотелось в горы.

Навстречу нам двигались громады фигур выветривания. "Вон китайский мандарин",
говорит Лева,- "а перед ним на блюдечке апельсин, видите? Сейчас мы с вами будем
подниматься, и он постепенно будет этот апельсин заглатывать.

А вот "курочка" выводит цыплят, перед ней "бегемот" лежит, видите? "Монах", "Кувшин
с рюмочками", "Чапаев на лихом коне" - все это предстало перед нами со всей силой
воображения нашего. И мы поражались искусству природы и удивлялись ее красоте
и многообразию. "Вот - "Катюша". Сюда забирались альпинисты в прошлом году с
помощью своих атрибутов." Да, очень похоже, глаза и нос мужественный, волевой.

Мы уже полностью отдались своему воображению. Сами уже, без Левы видим,
выискиваем всевозможные фигуры. Каждая скала здесь что-то изображает.
"Иди сюда", - кричит мне Лариска,- "что я тебе покажу". И проследив взглядом за
ее пальцем я отчетливо вижу обнаженную женщину. Она сидит, вульгарно раскинув
согнутые в коленях ноги и опустив голову. Руки ее, как плети, свисают вниз и красивая
толстая коса, извиваясь змеей, немного прикрывает грудь и падает на камень, на котором
она сидит. "Хулиганская картина", - говорит Лариска. Я киваю и не могу оторвать
глаз от этой "Обнаженной Махи". Как же здесь хорошо!

Мы поднялись выше облаков и силимся сквозь их густую пелену рассмотреть панораму
внизу. А прямо внизу - покрытое голубой дымкой море, около которого приютилась
Алушта с ее темной зеленью парков и стрелами кипарисов, с кварталами белых жилых
домов и здравниц.

Наконец, вершина покорена. Мы, конечно, не первые покорители ее, но все равно гордо
постояли у мачты с флагом, обдуваемые холодным горным ветром и глядя вокруг на
всю красоту Крыма счастливыми глазами.

Привал. После такого подъема вино опьянило. Я не могла прямо стоять и ровно ходить
и отказалась лезть с Лариской и еще некоторыми энтузиастами на одну из скал,
напоминающую массивную голову человека. Она, как ящерица, бегает и карабкается по
склону, почти отвесному, а меня совершенно сдувает ветром даже в ложбинке между
скалами.

Я раскочегарила сигарету и отправилась с некоторыми из наших - знатоками, осмотреть
окрестности, подышать наичистейшим, без всяких примесей, воздухом, посмотреть, где
и как растут эдельвейсы.

Спускались мы другой тропинкой. Пересекли плато и попали в "Долину Привидений" -
царство все тех же фигур выветривания,  напоминающих то каких-то диковинных
животных, то сказочные сооружения...

Здесь можно было покричать и услышать эхо то там, то здесь, будто какое-то чудовище
спряталось в этих скалах и выкрикивало, передразнивая и пугая нас, наши и чужие в его
исполнении звуки.

"Долина Привидений", долина злых духов еще издавна была полна всяких ужасов.
Здесь часто происходили обвалы, с этой долиной связано много интересных сказаний
и легенд.

Спускаться было легко, но там, внизу, нас ждали жара и пот, теплый воздух и автобус.
Правда, мы не прошли мимо родника, бегущего с гор откуда-то, напились холоднющей
воды и имитировали купание.

Мух только ничем нельзя было отогнать, они тучами садились на оголенные места и
не слетали, пока их не убьешь.

И находились, и налазились, и напотелись мы за целый день. Шли домой, к пансионату
и видели море. Сейчас приедем, кинем шмотки - и в море!