Цаца, закусившая удила
Ему 50. Он журналист, не профессионал, но уже и не любитель, учитывая его опыт работы в этой сфере, не дружащий с техникой, но хорошо ориентирующийся в поисковой системе гугла.
Он историк, но тоже не профессионал, а любитель, хоббист в этой области, написавший несколько книг по истории, в которых в основном раскритиковал других историков профессионалов, изучающих вторую мировую войну и специализирующихся на ней, критика заключалась в том, что он каждого, кто касался святая святых ВОВ, ловил на лживом слове, говоря в противовес своё единственно честное.
Личная жизнь — это забота о пожилых родителях, что значит жены и детей не имел, да и некогда было, он был профессионалом во всем, а главное, что он был большим ребёнком, не умеющим строить отношения со взрослыми, зато умел обижаться на них, каждый раз закусывая удила и не понимая, что при этом не может уже никак оставаться человеком.
В отличие от других, он не скрывал своего отношения к людям, когда им, возможно, было противно сказать ему правду, и потому они её скрывали.
Да и зная о тщеславии его, которое зашкаливало там, где оно явно не нужно было, и вовсе молчали, только периодически поглаживали его, когда он расслаблялся и начинал говорить о себе такие вещи, которые полностью раскрывали его натуру и его отношение к людям тоже.
Несмотря на своё благоговейное сыновье отношение к родителям, любовь к ним и заботу, стеснялся их, не существованием в своей жизни, а их рода занятий, отец был простым работягой, который к тому же, в отличие от сына, в доме все делал своими руками, которые росли у него из правильного места, а мать, о которой любящий сын, если все же заходила речь о его предках, с его слов всю жизнь работала экономистом, на самом же деле являясь простым бухгалтером.
Уважая бывшие советские социалистические реалии, в которых он родился и вырос, не помнил, что тогда все профессии были нужны, все профессии важны, и продолжал стесняться своих родителей, которые дали ему вообще-то жизнь, позволили учиться, получить образование и прочее и неизвестно, вообще - то какой ценой.
Своим таким поведением страшно напоминал героя из фильма “Папа”, с Машковым в главной роли, такое же отребье сыночка, гениального музыканта скрипача, которого до беспамятства любил его необразованный отец.
И потому всегда, при общении с ним, с этим журналистом и историком, с хоббистом почти во всём, которого величали Вадим Петрович, когда случайно вылезала вся эта некрасивая, по его мнению, правда наружу, хотелось сказать:
” Не с твоими же родителями общаюсь, а с тобой, Вадик, и мне плевать кто они такие, а ты стыдишься самого святого, что имеешь, папа мама — дело святое. Не помнишь? Ты же любишь сыпать цитатами и афоризмами от великих и заодно анекдотиками, которые у тебя всегда под рукой, на подхвате, как и гугл, из которого ты всё, и их тоже, берёшь, демонстрируя свою отличную память и умение к месту их употребить”
Но даже если бы кто-то и сказал бы ему нечто подобное, это всё равно ничего бы не дало этому великому журналисту, которым он так и не стал, как и такому же историку, которому важно было, что о нём подумают другие, узнав кто его родители, в действительности— простые работяги. Правда, он никогда не думал о том, как к нему хорошо будут относиться, узнав, что он просто мразь с таким отношением к тем, кто произвёл его на свет, для того, чтобы он таким подонком стал.
Да, и не было тут никакой совковой идеологии, которой он при необходимости, как по потребности, размахивал, как красным флагом, давно проникшись новыми временами и всем тем, что они с собой принесли, не оставив на задворках всё ханжество и лицемерную ложь того строя, которые слившись в единое целое, усугубили и так не лучшие реалии из прошлого и настоящего.
Так и у Вадим Петровича, это был всего лишь его очередной бред, как и всё остальное, его значимость, как журналиста, которого почти никто не знал, правда, он знал многих, тех, о ком писал гнусненькие статейки, язык которых отличался больше дворовым жаргоном, хотя он был способен и на другое, на нормальное языковое самовыражение и даже на глубокую аналитическую выкладку, хотя никто за ним ничего не проверял, в отличие от него самого, когда он, как великий всезнайка историк, гонялся за допущенными ляпами от других.
И потому его материалы прокатывали на “ура”, ещё и учитывая, что народ привык глотать, не прожёвывая любую инфо пищу, которая только выглядела аппетитно и даже не очень, зато была деликатесом и не проверяя при этом её вкусовые качества и сроки годности к употреблению.
Такое положение дел Вадима журналиста и историка устраивало по всем статьям, и он старался дальше, выкладываясь на полную катушку со своим безапелляционным мнением, которое вечно выкатывал вперёд на публику, как на блюде, и тыкал им в каждого, кому это надо было и кому нет, и которое даже подвинуть нельзя было, иначе, Вадик тут же становился обиженной цацой и мог потом ещё долго не разговаривать со своим обидчиком. И не просто долго, а даже год- два, как позволит его задетая не в меру амбициозная личность.
Точно так же он год не общался со своим бывшим коллегой, который посмел сказать великой и ужасной цаце своё мнение по поводу написанного ею материала, сказав, что не стоило всё же писать такие вещи о человеке, который только умер, говорить, что и слава богу, что умер, туда ему и дорога, по причине, что тот, будучи режиссёром и участником афганской войны, снял не в тех красках и тонах фильм об о тех событиях, показав в нем всю неприглядную действительность происходящего тогда. А Вадим в тот момент, флюгер его тогда в ту сторону повернулся, был на волне советикуса и патриотизма, и в оппозиции не состоял, не примкнул, и потому, конечно же, надулся, как ёж, показав все свои иголки, и не стал больше разговаривать с тем, кто только намекнул ему на его, мягко говоря, не тактичное поведение.
Позже они снова стали общаться, ведь от недавнего обидчика цаца могла почерпнуть для себя что-то интересно важное, чтобы потом это важное и интересное можно было использовать в своих гнусненьких статейках от журналиста Вадима Петровича Н.
Правда, долго их вновь возобновившееся общение не продлилось, подлая натура Вадика, которая не была его второй натурой, а именно первой и единственной, не давала ему покоя, и он, вспомнил былое, когда он с сегодняшним прощённым им обидчиком работал вместе в одной конторе, и тот тогда написал нечто фельетона на их общего коллегу, что разумеется, не предполагало прочтения им самим.
Но цаца же была неутомима и ей не терпелось, она просто обязана была, если не попортить жизнь человеку, то хоть, как тому режиссёру, хоть и посмертно, но напакостить. И Вадик не просто отослал тому фельетон, он лично зачитал ему написанное сто лет назад, что не отменило реакции того, когда он услышал правду про себя, а правда, как известно, редко бывает приятной в отличие от красивой лжи.
Сам автор узнал об этом гораздо позже, почувствовав что-то неладное, когда герой его фельетона не проявил особого желания с ним поговорить по телефону, сославшись на жуткую занятость.
Уже тогда, хотелось спросить у этого хоббиста, а как он думает, их общему коллеге и герою фельетона понравилось то, что он ему прочитал, или он в отличии от него самого любит слушать правду о себе?
И кого, вообще, кроме себя, не своих собак и кошек, он любит, уже обходя тему папы с мамой, которые не угодили любимому сыну своими профессиями, которые важны, и которым он давал теперь деньги на жизнь, хотя не дал денег на своё зачатие с рождением, бесплатно урода произвели на свет.
В общем, одним только этим поступком, других и не надо было, Вадим Петрович открыто и не скрываясь, продемонстрировал всю свою сущность и больше они уже никогда не общались, хотя где-то в гугле мелькал по прежнему журналист, историк и цаца Вадик, как и раньше обижающийся на всех тех, кто не хотел замечать его значимости в этом мире, наверное, даже и в том же гугле, когда он кричал, пытаясь достучаться до сердец его читателей и просто людей, и до тех, на кого успел обидеться, сообщая им о том, что находится на волоске от смерти, что какой-то там особой важности государственный кровопийца ему яйца пообещал по одному отрезать, кастрируя уже навсегда, обещал, хотя на самом деле этого не было, он не был знаком с цацой лично, тем не менее, сумел пообещать по причине, что и его, как того режиссёра афганца, журналист сумел со всех сторон грязью полить, а отмыть в своих статейках не захотел, предпочёл обидеться, как делал это обычно, когда обижался на другого за то, что сам обидел его.
В общем, всё, чем мог в реальности гордиться этот человек, это удила и детство в штанах вместо яиц.
Удила, которые всё же мешали ему быть человеком, чего он в упор не хотел замечать, потому что всё больше выискивал огрехи в чужих жизнях, которые его, вообще-то не касались.
Но его натура! Что не давала ему покоя ни днём, ни ночью, не позволяла ему вести себя иначе, только как цаца, закусившая удила, после того как сильно напортачила в своей и зачем- то ещё в чужой жизни.
08.03.2023
Марина Леванте
Свидетельство о публикации №223030800873