Правда о бесплатном хлебе и вреде водки

***
     Деловые друзья всё-таки «подставили» отца. Он «отдал всё что заработал» в большом Гастрономе с опытными экспедиторами-товароведами и в июле 1961 уволился по «собственному желанию». После чего четыре месяца болтался где-то без записи в трудовой книжке и вне дома. Насколько я помню, он шабашил на тарном складе Гвоздильного завода, куда я забрёл проведать его по маминому поручению. Папа в грязно-синем халате, с молотком в руке и гвоздями в губах, среди горы деревянных полуразбитых и штабеля отремонтированных ящиков для пива, вина и минералки.

***
     В городе Таганроге. 1960-61 годы, мне – 9–10 лет. Когда у мамы рабочая десятидневка, я после уроков шел в «Подвальчик», брал у мамы деньги, переходил через дорогу и обедал в большой городской Столовой № 8.
     Хлеб – бесплатно. Нарезанные на тоненькие 20-24 кусочка (по стандарту д.б. – 16) кирпичики серо-белого лежали на отдельных столах, накрытые марлей или белым тонким полотном от мух, коих (в летнее время) были тьмы. Человек, пройдя через раздачу к кассе, рассчитывался, ставил с подноса тарелки на свободное место, шел к этим столам и брал хлеба, сколько было нужно. Количество подходов не ограничивалось явно.
     На столе были солонка, перечница и горчичница. Соль поваренная каменная в прямом и переносном смысле. Перец бывал, но я им не пользовался, как впрочем и горчицей, но видел, как народ, схватив со стола два вечно пустых судочка, бежал на раздачу, чтобы поменять пустые на полные. Студенты и нищие брали полтарелки супа или чай и приносили полную с горой тарелку хлеба. Мазали один кусок горчицей, накрывали вторым куском и запивали эти бутерброды супом или чаем.
     На каждой стене плакаты: «Хлеб береги – в меру бери», «Пальцы и яйцы в солонку не тыкать».
     Борщ – помои, котлеты из жира, костей и жил с сухарями. Гуляш – из пяти кусочков условно-съедобного мяса размером 2х2х1,5 см – три не жуются. От кислого соуса через полчаса гарантированная изжога. На выбор два–три салата – как будто их уже ели. Гарнир – жидкое зеленоватое пюре, слипшиеся холодные макароны, кусок каши.
     Поэтому мой выбор – полпорции какого-нибудь полупрозрачного супчика и полторы порции (три штуки) оладий или сырников, 100 г жиденькой сметаны и компот из сухофруктов.

***
После денежной реформы. Чай – 1 копейка, сахар на кассе, каждая ложечка за отдельную плату. Какао – 7 коп. стакан, кофе желудёвый (с цикорием) – так же, с 20% натурального – 11 коп. В 62-м хлеб стали убирать и выдавать под надзором подавальщиц и мойщиц, а после (а может и до) Новочеркасска поднос с хлебом переехал к кассирше по копейке за кусочек.

1961 г. 06 августа. На борту корабля "Восток-2" в космос полетел летчик-космонавт №2 майор Герман Степанович Титов.
13 августа. ГДР закрыла границу с Зап. Берлином.
19 августа. Завершено строительство Берлинской стены, призванной помешать бегству восточных немцев на Запад.
17 октября. XXII съезд КПСС. Осуждения сталинизма. Новый Устав и Программа построения коммунизма к 1980 году (закончил работу 31 октября).
31 октября. Тело Сталина вынесено из мавзолея.
09 декабря. СССР и Албания разорвали дипломатические отношения.

     Полёт Титова и особенно коммунизм через 20 лет – это нам очень понравилось.

***
     Каждый раз в начале учебного года не меньше недели уходило на то, чтобы «самые продвинутые» вспомнили то, что им вбивали в головы в предыдущие годы. За это время утрясалось и расписание уроков.
     Очень плохо было с чтением вслух. Не было сил слушать мучительное собирание слова по складам, бессмысленное добавление к нему следующего слова, полное непонимание знаков препинания и даже точки в конце предложения. Не читал народ летом. И таких было процентов сорок. А когда в «Родной речи» перестали печатать знаки ударения в каждом слове, можно было засмеяться на уроке, не боясь получить строгое замечание...
     Читали мы сказку «Заяц-хвастун». Девочке Ире В. достался абзац, в котором герой сказки, заскочив на пенёк, обратился к робким сородичам с речью, воскликнув призывно:
     – Эй, вы, трусЫ! Именно так, с ударением на последнем слоге, произнесла бедняжка это слово, что отозвалось в половине класса и не сдержавшейся Глафирушке весёлым смехом.

     Костя Гутник пошел дальше: при чтении отрывка наизусть он князя Гвидона так переименовал, что А.С. Пушкина аж перекосило на портрете. Но в этот раз кроме меня понимающе хмыкнули от неожиданности только Вовка Башта и Петька Викторов, поэтому Глафира благоразумно сделала вид, что ничего не произошло. Но отец Гутник на следующий день в школе появлялся.

     Чтобы подвигнуть своих и чужих чад к чтению, родительский комитет класса организовал небольшую переносную библиотеку из собранных по ученикам книг. При этом я, посещавший городскую библиотеку и читальный зал, с удивлением узнал, что многие одноклассники не ведают, что такое общественная библиотека.
     Дабы не разлагать дисциплину в классе, я честно брал по одной из принесенных в класс книг. Потом всех загнали в школьную библиотеку и родительский комитет меня не беспокоил.
     Сегодня кажется странным, что, несмотря на любовь к книгам (а может именно из-за приверженности к хорошей литературе), у меня возникали трудности с выполнением заданий по русскому языку, в которых предлагалось придумать предложения с определёнными словами. Я считал, что предложение должно быть содержательным, умным и длинным как в книгах. Мучился и напрасно тратил время, пока мама не выдавала мне простое, короткое бытовое предложение. Раз, другой – и дальше я уже справлялся самостоятельно.


***
«Подвальчик» (окончание)

(В пятидесятых годах прошлого века цены на водку колебались от  21 р. 20 копеек за обыкновенную ("сучок"), до 30 рублей 70 копеек за бутылку "Столичной". В 1961 году была проведена денежная реформа и цены на водку выросли. Водка "сучок" исчезла, "Московская" стала стоить 2 руб. 87 копеек, "Столичная" 3 руб. 12 копеек (В стоимость входила цена пустой полулитровой бутылки – 12 коп. – Б.Ю.). Народ слагал стихи: "Товарищ верь, придет она – на водку прежняя цена...". Прежние цены, однако, не вернулись, а бутылки получили пробки из фольги – с "козырьком".)

     Оттепель, некоторое ослабление государственного «н-и-и-з-з-я-я», регулярная выплата нищенской зарплаты на госпредприятиях – привели при отсутствии Товаров Народного Потребления к «неуклонному росту благосостояния» городского населения. Это неизбежно вызвало рост спроса на вино-водочные изделия и всплеск эмоций после принятия изделий внутрь. Эмоции не всегда были адекватными, и с этим надо было что-то делать. И тут вспомнили об указе 19 декабря 1956 года «Об ответственности за мелкое хулиганство, нарушение общественного порядка и спокойствия, проявление оскорбительного неуважения к гражданам, сквернословие и другие непристойные проступки, совершенные в общественном месте»…
     Государство знало только один способ борьбы за нравственность народонаселения (в дальнейшем – электорат, оно же – россияне).
          ЗАПРЕТИТЬ!
     Нет, не народ. И не нравственность. Запретить продажу спиртного в магазинах до 9 утра и после 19 часов.

     Заведующая обычно появлялась в магазине только днём; грузчик, оправдывая кличку – «Портвейныч», к 18-00 либо уползал пьяненький домой, либо «отдыхал» в подсобке-складе на коробках или мешках, так что до закрытия магазина я был у мамы за охрану, грузчика и продавца мелкого штучного товара.
     Представьте себе картинку.
     Маленький подвальный магазинчик-гастроном. До 18 часов 59 минут полки за спиной продавца должны сиять блеском бутылок «Столичной», «Московской», «Зверобоя», «Спотыкача», «Перцовки», «Портвейнов» и «Вермутов», дающих львиную долю выручки. За выручкой (денежной) и ассортиментом и количеством спиртного ГОСУДАРСТВО следило с особой тщательностью.
     Но в 19-00 всё это бутылочное великолепие должно мгновенно исчезнуть в подсобку, под прилавок, на худой конец за шторку. А суровые мужики («уж, если я чего решил, я выпью обязательно») с горящими глотками и жаждущими глазами ещё стоят в очереди, и маленькая продавщица физически не может помешать им, перепрыгнув через прилавок, схватить намеченную бутылку и, прыгнув обратно, взлететь по лесенке из подвала на улицу. У каждого прилавка мента не поставишь.
     Дисциплины у мужиков не хватало, но совесть была. Деньги за пойло, зажатые в кулаке, они оставляли на прилавке.

     Но и после 19-00, когда уже все было спрятано, до самого закрытия в подвальчик ныряли и трезвые, и подвыпившие, и просили, и требовали, и угрожали. Вот тут я и выступал в роли щита от упорствующих любителей «зелёного змия». На продавца-маму с мальцом ни рука, ни голос не подымались. Бурча и ругаясь вполголоса, уходили искать выпивку в другие места.

     А до 19 часов я неплохо справлялся с просителями папирос, спичек и другой мелочи, и даже лихо отпускал «Московскую» за 2р. 87 коп. Все давали, как правило, трёшку. я ставил на прилавок бутылку, а на сдачу предлагал плавленый сырок или банку «Бычки в томате». Кто-то брал на закусь, кто-то просил заменить на курево, кто-то, смеясь, оставлял мелочь на прилавке. Так я давал маме короткий отдых и время что-нибудь перекусить за занавеской, из-за которой она всё равно наблюдала за действиями сына. Потом она возвращалась к прилавку, а я за занавеской начинал сортировать оставшуюся выручку по номиналам. Основную дневную выручку после 17 часов забирали инкассаторы.
     Смех смехом, но этот последний час работы был всё равно тревожным.

***
     Чеховский юбилей всколыхнул интерес к Таганрогу и театру. Показ спектаклей нашего театра в Москве, награждение коллектива, позволили принять к постановке не только Чехова и Островского, но и современные пьесы. Кто-то видимо рассказал маме о театральных новинках, и в отсутствие папы мы с мамой пересмотрели почти весь репертуар драмтеатра того года.
     Как только после летних гастролей возобновился очередной сезон, в театральной месячной афише мы выбрали по названию один из новых спектаклей и в будний день (который выпал у мамы на нерабочую десятидневку) отправились в театр. В этот первый раз маме пришлось долго уговаривать билетёрш пропустить меня – здесь тоже боялись что, не выдержав долгого представления, я начну баловаться и мешать зрителям. (Спектакль в 3-х актах, девяти картинах, с двумя антрактами начинался в 19-00 и заканчивался около 23-х часов.) Но убедившись, что я четвероклассник, нам разрешили пройти по узкой лестнице запасного выхода на балкон (на чеховскую галёрку) с условием, чтобы я не попадался на глаза театральному начальству во время антрактов, хотя билеты у нас были в одну из лож. Кажется, разницу в цене нам вернули. Билет в ложу стоил от полутора рублей, а на балкон – 50 копеек.

     Из свободных в тот вечер мест в последнем третьем ряду балкона, мы выбрали два с лучшим обзором сцены, а до начала спектакля я стоял у барьера и восхищённо разглядывал внутреннее убранство театра.
     Мне понравилось всё и сразу. Поразила огромная люстра под потолком. Хорошо, что я увидел её с балкона, а не снизу из партера. Огромный партер, два яруса лож, вычурная лепнина, бра для подсветки, бронзовка, которую я принял за позолоту. Это вам не кукольный примитив!
     Пьеса «Смерть поэта» (Пушкин и Николай I). Смысл борьбы поэта с властью в целом понял. Смотрел и слушал затаив дыхание, жадно рассматривая декорации и костюмы. Игру актёров оценить не мог, во-первых из-за отсутствия опыта, во-вторых потому, что моментами забывал что это актёры. Только аплодисменты возвращали меня в зал со сцены. До сих пор перед глазами красивое высокое трюмо, к которому в раздумье подходит император в мундире, а с другой стороны из кулисы одновременно, как отражение, выходит второй актёр в таком же гриме и мундире, и становится напротив. И повторяя движения оригинала, отвечает на мысли вслух.
     На премьерные показы или в праздничные, выходные мы не ходили: желающих приобщиться к таганрогской элите хватало без нас, да и контроль на входе в такие дни был пожёстче. А билеты теперь мама заранее брала на балкон, но обязательно в первый ряд.

      (Через год мы уже входили как солидные театралы через главный вход с билетами в ложу или партер и в антрактах посещали буфет. Я спокойно знакомился со всем интерьером театра.
     Запомнилась постановка о разведчиках «На дальних берегах» и пьеса «Каса Марэ», на которую меня не хотели пускать по морально-воспитательным причинам…

     Менялась ситуация в стране, в семье, в репертуарных планах театров. Сцену заполнил соцреализм и старая добрая классика под изменённым названием или с подзаголовком «по мотивам.., сцены из.., вариант на тему».
     Знакомый сюжет, представленный другим актёрским составом или осовремененный новым режиссёром меня не привлекал. Интерес к театру ослабел.
     К тому же, открытый не так давно рядом со школой (на Ленина, 49), кинотеатр «Новости дня», был преобразован в детский, и приобрел название «Смена». Вот сюда я и бегал на детские сеансы за 10 копеек регулярно.)