О неизбежности закономерного Алгоритмы Истории 4

 
 
 Для удобства изложения, начнём с той же Европы.
Падение Римской империи повлекло за собой утерю многих технологий. Упомянем лишь некоторые из них.
Римляне покрыли провинции сетью прямых, как стрела, дорог, порой, сохранившихся до наших дней. Это позволяло перебрасывать войска, например, из Каледонии, нынешняя Шотландия, к берегам Евфрата, современный Ирак, с невообразимой скоростью. Империя располагала весьма небольшой армией, один легионер на триста человек населения; но на опасных направлениях    всегда обладала численным превосходством над противником.   
В Тёмные века общественная жизнь скукожилась до размеров феодального поместья, а житель Лангедока не только никогда не бывал в соседнем Провансе, но и ничего не знал о последнем. Первоклассные дороги оказались не востребованы; старые пришли в запустение, новых никто не строил.
 

 Почти две тысячи лет в Риме стоит Пантеон, ныне задействованный под христианский храм. Диаметр купола 43 метра и девятиметровый проём в центре купола не просто впечатляют, а завораживают. Он сооружён благодаря использованию бетона, который затем был забыт на столетия.
Спустя полторы тысячи лет в Риме возвели шедевр эпохи Возрождения храм Святого Петра. Но даже в этом случае подобные достижения были невозможны.
Римляне довели до совершенства античную печь, а по сути, котельную, гипокауст. Это позволяло эффективно отапливать не только огромные виллы, но и самую большую в истории человечества баню Термы Каракаллы. Термы могли вместить до двух тысяч посетителей. Тому, кто был в Сандунах, легко понять несопоставимость размеров. Не будем забывать, что   эта уникальная система в качестве источника энергии использовала только дрова!
Европейцы упростили гипокауст до камина, то есть костра с вытяжкой. И до самого конца 19 века, пока не появилось централизованное отопление, мёрзли, кутаясь в пледы, все зимы напролёт. На фоне русской печи это, как говаривал классик, «всё равно, что плотник супротив столяра!»


Для полноты картины уточним, что по уровню общественного богатства, иначе ВВП на душу населения, Европа догнала Рим лишь после окончания Наполеоновских войн. Это была уже эпоха машинного производства!
               
                ***
 Теперь мысленно перенесёмся на другой край планеты, в Японию.
В середине XVI века на японских островах завязалась оживлённая торговля с европейцами. Японцев, в первую очередь, интересовало огнестрельное оружие. Расплачивались, в основном, золотом и серебром.
Весьма успешно распространялось и христианство. Через полсотни лет разбогатевшая компрадорская буржуазия готова была «слить» страну, превратив её в колонию. Пример Филиппин показывал, что это вполне реально.  Патриоты хорошо осознавали грозящую опасность. Но, в отличие от России эпохи Петра Великого, был принят курс не на модернизацию, а на самоизоляцию.
   

Торговлю с иностранцами   монополизировало правительство. Вначале была запрещена миссионерская     деятельность, а затем любые иностранные религии. Следом был прекращён ввоз иноземных книг.
Под страхом смертной казни японцам запрещалось покидать территорию своей страны без особой   санкции, а также строить большие суда, пригодные для дальних плаваний. Иностранные же купцы давали специальное обязательство заниматься только торговлей.
После подавления восстания крестьян-католиков, сёгунат рядом указов окончательно «закрывает» Японию для иностранцев, стремясь пресечь любое чужеземное влияние. Из страны были поголовно высланы   португальцы и испанцы. Все контакты с западным миром перешли в руки   голландцев – протестантов, за то, что они помогли     подавить восстание католиков.  Два раза в год был разрешён заход голландских и китайских судов лишь в один порт в империи – Нагасаки.

Но самым невероятным стало то, что японцы отказались сначала от производства, а затем от полного использования огнестрельного оружия.  Случаев такого осознанного, целенаправленного отречения от уже достигнутых технологических возможностей в истории всего человечества найдётся весьма немного.
В государстве воцарились тишь и блажь. Десять поколений самураев не участвовали в войнах и не имели боевого опыта. Если бы японцы закрылись году эдак в 550, а открылись в 800, никто бы этого и не заметил. Но жизнь, как говорится, «такова, какова она есть, и больше ни какова». Японию от катастрофы спасли островное положение и значительная численность населения.
 

В те дни, когда сёгунат взял курс на изоляцию, отцы – основатели ещё даже не высадились на Восточном Побережье США.
За четверть тысячелетия успели появиться английские колонии, которые затем благополучно отделились от метрополии, США в своей экспансии обкорнали Мексику, как кукурузный початок, прибрали к рукам Калифорнию и вышли к Тихому океану.
Это была первая глобализация, и она докатилась и до Японии. Хотя самые кровопролитные схватки с сиу предстояли ещё в 1876году, а с апачами даже в 1883году, краснокожие могли и подождать. А вот не дать поживиться Японией англичанам, французам или русским надо было спешить.
В 1853 году США направили в Японию экспедицию ВМС во главе с командором Перри. Эскадра, состоявшая, в основном, из пароходов имела на вооружении около сотни новейших орудий Пексана, стрелявших разрывными бомбами.
И японцы дрогнули! Как какие-нибудь ацтеки или занзибарцы. Не понадобилось даже применять силу, хватило и демонстрации. Страну распечатали, точно бутылку старого вина.

Но японцы крепко выучили урок. Страх перед технологической отсталостью вошёл в генетический код нации. Вскоре последовала гражданская война, где сторонники модернизации победили. Затем бурный промышленный рост, военные и технические успехи.
 Однако островной изоляционизм, впрочем, как и у британцев, это тоже далеко не абстракция. И мы слышим, как нынешнее поколение жителей Страны Восходящего Солнца заявляет: «да, мы вымрем, как и белые европейцы, но пусть нас заменят роботы, а не лаосцы с камбоджийцами».
 Немцы с французами согласны и на постевропейский халифат. И это принципиальная разница. Как мы видим, японцам повезло. Одним словом, проскочили между жерновами истории.
                ***
               
Но есть примеры и не столь радужные. Обратим наш взор на остров Пасхи.
Если посмотреть на глобус, на карте это видно не столь отчётливо, данный островок есть самая отдалённая на планете, пригодная для заселения людьми, часть суши.
Площадь, чуть более полутора сотен квадратных километров, позволяет смело втиснуть шесть штук таких внутрь МКАД, то есть в пределы Москвы образца 2008 года. Естественно, и освоили  люди его, наряду с Новой Зеландией, в самую последнюю очередь: в начале тринадцатого века.
В эти годы крестоносцы взяли Константинополь, Великий Курултай избрал Тэмуджина  Чингисханом, а первый правитель инков  Манко Капаку основал столицу будущей империи город Куско.
 Кто-то  резонно заметит, что восемьсот лет не так уж и мало. Но это как считать. Соседом острова, по левую, через Тихий океан, руку является Австралия. Так вот туда люди проникли уже  сорок тысяч лет назад. В Южную, находящуюся по правую руку, Америку пятнадцать тысяч.

 Европейцы открыли остров в начале 18 века, через пять веков после первопроходцев. Произошло это аккурат в день праздника Пасхи, так что с названием фантазировать не стали.
Сами островитяне в те дни ровным счётом ничего не знали ни о Светлом Христовом Воскресении, являющемся, собственно, Пасхой, ни об Исходе народа божьего из Египта, послужившем основой Песаха. Они молились своим, ясное дело, ложным богам, а остров называли Рапа-Нуи. Поэтому ни пасхарями, ни пасхистами первопоселенцев величать мы не станем. Рапануйцы, они и есть рапануйцы.


Обычно полинезийцы, отправляясь на поиски новых островов, брали с собой трёх животных: свинью, собаку и курицу. Однако на Рапа-Нуи завезли только курицу. Полинезийская крыса   не являлась домашним животным, но она считалась    деликатесом и закономерно попала на остров.
 Ресурсы Рапа-Нуи оказались обильны. Густые леса, состоявшие из высоких, крупных деревьев, в основном пальм, давали возможность строить большие каноэ с аутригером, что позволяло вовлекать в оборот гигантские объёмы рыбы, морских птиц, морских млекопитающих, черепах и другие дары безбрежного океана.
Заметим, и в наше время это самый слабо эксплуатируемый участок мирового водного пространства. А уж в те дни!

 Выращивание таро, бананов и сахарного тростника с лихвой покрывало потребности, как в сложных, так и в простых углеводах. Небольшая группа первопроходцев стала размножаться по экспоненте.
Вскоре плотность населения превысила сто человек на квадратный километр. Это, всё-таки, не Бангладеш с её тысячей, но уровень современной Франции. В России, заметим, всего девять.

Если с Рапа-Нуи, то есть, южной части Тихого океана посмотреть на север, то можно мысленным взглядом окинуть дугу, которая от Хоккайдо поднимается через Курилы и Камчатку к Чукотке, а от Аляски спускается к Калифорнии.
В рассматриваемую эпоху там по берегам ютились едва ли более миллиона туземцев, балансируя между голодом и смертью. В наши дни не менее двух миллиардов едоков черпают биоресурсы из данного региона.
 И это при том, что к реализации умопомрачительной программы разведения аквакультуры на просторах Охотского моря ещё и не приступали.
Так что пятнадцать тысяч рапануйцы, масса которых была равна массе пяти синих китов, напугать безбрежный океан не могли при всём желании.
С точки зрения переселенцев, они попали в Эдем, как минимум, на Клондайк. Простим им использование других терминов, наших они не знали.

Если уж бушмены в бесплодной пустыне и эскимосы или, скажем политкорректно, инуиты среди ледяного безмолвия, не забывали о своих богах, то какую благодарность должны были испытывать к высшим силам рапануйцы?! Они и прониклись!
Надо чётко осознавать, что после переселения, островитяне потеряли все связи с бывшей родиной. Она осталась лишь в мифах и смутных воспоминаниях. Вся Вселенная сузилась до размеров островка, который по периметру можно обойти за день.
Все производительные силы общества были брошены на сооружение  каменных погребальных площадок аху и каменных статуй моаи.  Энтузиазм, с которым египтяне строили пирамиды, а шумеры башни зиккураты, здесь не идёт ни в какое сравнение.

Для транспортировки статуй требовалось огромное количество больших деревьев. Ну, и рубили их во имя всего лучшего, от души. Даже отсутствие металлических топоров не стало препятствием.
Когда наваждение, то есть религиозный экстаз, развеялось, поезд уже ушёл. Конечно, поезд здесь метафора или, скорее, даже аллюзия, но деревья-то были далеко не абстрактными. А потом их не стало. Ни одного! Маленькие деревья тоже вывелись. Здесь уже постарались крысы, уничтожая все семена подряд.
 Тут же прекратилось строительство культовых сооружений, и началась необратимая деградация общественной жизни. Отсутствие каноэ отрезало людей от океана. На тростниковых плотах далеко не уплывёшь. Выяснилось, что едоков несравнимо больше, чем еды.

Интенсификация земледелия как-то ещё могла решить вопрос с калориями, но категорически не хватало животного белка. Куры стали драгоценностью. Поголовье крыс сократилось на порядки.
Вспомнили изрядно подзабытый старый добрый каннибализм. Человек стал основной пищей для человека. Но есть друзей явно не комильфо. Единая структура разделилась на кусочки, началась война всех против всех.
Казалось бы, по мере убывания населения, а оно сократилось в десятки раз, социальное напряжение должно было спадать. Но мясорубка деградации вертелась уже по инерции.
 Как тут не вспомнить костры Инквизиции и тридцать седьмой год! Чисто академическим, можно считать вопрос о том, успел бы последний островитянин съесть предпоследнего до появления европейцев, или оздоровление всё-таки бы наступило.

 Возникновение и расцвет цивилизации вложились в четыреста лет, вырождение в один век. Много это или мало?
 Шумеры, осушив болота, покрыли Междуречье тучными нивами уже за три тысячи лет до н.э. Не падало плодородие ни при ассирийцах, ни при Александре Македонском. Система рухнула уже во времена халифата, когда арабы заменили местные технологии насильно внедрёнными импортными. Как видим, процесс длился практически четыре тысячи лет.


Но есть и другой пример. Как безудержные снежные барсы, в начале семидесятых годов двадцатого века дагестанские пастухи набросились на цветущую калмыцкую степь.
Подкупая жадных начальников-коррупционеров, они разводили огромные отары овец, повышая экологическую нагрузку пастбищ до масштабов коллапса. По отчётам же всё было как нельзя лучше.
В Европе появилась первая пустыня. Казалось, у калмыков нет иного выхода, как откочевать обратно в родную Джунгарию. Но патриоты, или, всё-таки, националисты, выдвинули призыв: «не позволим, чтобы кованый даргинский сапог топтал священную калмыцкую землю!».
 Кто-то готов   разглядеть в лозунге явную коннотацию или даже плагиат. Но тут уж не до тонкостей. Чабанов, то есть дагестанских пастухов, начали резать. Парням, чьи деды, преследуя Наполеона, брали Париж, это не так уж и сложно.
Война этносов прервалась неожиданно: социальные потрясения остановили экологическую катастрофу. Наступивший капитализм сделал приписки бессмысленными. Воровать у себя самого глупо. Поставки из Австралии обвалили цены на шерсть и овец просто перестали разводить. Первой европейской пустыне так и не удалось стать самой большой в мире.
Не было бы счастья, да несчастье помогло! Не станем забывать: и у даргинцев, и у калмыков за плечами была шестая часть суши. Как и жители Чернобыльской зоны отчуждения, они могли переселиться на любой из двадцати двух миллионов квадратных километров.

 Рапануйцам же бежать было некуда. А сто шестьдесят три кв. км. обеспложенных эрозией почв были для них слабой надеждой.
Дальнейшие события, развернувшиеся на острове Пасхи, интересуют нас факультативно. Рассказывая об Истинном Боге, белые переловили местных и отправили на рабские работы на материк. Тех, кто не загнулся от непосильного труда и инфекций, затем вернули назад. Некоторое количество прямых потомков первопоселенцев здравствуют и сейчас, но от самобытной цивилизации не осталось ничего, кроме археологических находок!
               
                ***
 Однако участь рапануйцев, ещё не самое худшее, что Зигзаги Истории делают с людьми и народами. И судьба коренных тасманийцев тому страшный пример.   
Первые люди появились в Тасмании   40 тыс. лет назад во время последнего ледникового периода, когда эта земля являлась частью австралийского континента. Около 14 тыс. лет до наших дней уровень моря поднялся, и территория оказалась отрезанной от материка проливом. Для островитян наступил период долгой изоляции. Контактов с внешним миром не было до самого прихода европейцев.
 Культурный обмен с    другими, более   развитыми племенами стал невозможен, и   началось постепенное упрощение всех сторон общественной жизни. Тасманийцы оказались одним из самых примитивных народов на планете. Сравнить их можно было лишь с населением Патагонии.
 Островитяне не знали рыболовных крючков, шипастых копий, изделий из кости, не владели навыками шитья и одевались в грубо скреплённые шкуры животных.  И, что уж тяжело представить, они утратили навыки добывания огня, лишь поддерживая костры.


Нет сомнений, что уже миллион лет назад представители рода хомо умели использовать огонь. Семьсот тысяч лет до нашей эры они   научились огонь добывать. К моменту заселения Тасмании сапиенсы воспроизводили огонь, как минимум, четырьмя способами: высверливанием, выскабливанием, выпиливанием и высеканием.   
Технологический откат островитян можно измерять, пожалуй, даже не десятками, а сотнями тысяч лет! Также заметим, что и многие другие навыки, то же изготовление костяных рыболовных крючков, были   утрачены.
В отличие от засушливой Австралии, богатая природными ресурсами Тасмания с лёгкостью обеспечивала необходимым питанием всё немногочисленное население. И её жители постепенно отказались от рыбной ловли и охоты на крупную дичь, переключившись на более лёгкую добычу.
 Они питались в основном растениями, моллюсками и мясом небольших животных вроде опоссумов и кенгуру. Остров площадью 70000 кв. км, а это Нидерланды и Бельгия вместе взятые, имел не более 5000 поселенцев. Даже охотой, без сельского хозяйства, здесь могло прокормиться гораздо больше людей.


Имело ли место заведомое ограничение численности населения, с учётом крайней примитивности общественного устройства островитян?
Ведь и в двадцать первом веке многие государства даже на грани демографической катастрофы не в состоянии преодолеть эту проблему. И решается она, в основном такими способами, как безумная резня в Руанде в 1994 году, за которой, кроме прямой зоологии, вряд ли что просматривается.
 В соседних с Тасманией Новой Гвинее и Полинезии механизм регуляции был доведён до совершенства. В первую очередь это нескончаемые войны, выражающиеся в охоте за головами.  Единственная их цель, сокращение численности потенциальных едоков при неизменном количестве ресурсов.
 В двадцатом веке этот принцип был возрождён нацистами. Им не нужны были рабы, они зачищали жизненное пространство.
 Наводнившие нынешнюю Германию арабы, с трудом тратя гигантские пособия для беженцев, никак не могут взять в толк, какого это пространства не хватало немцам, ведь кругом так просторно и уютно!

Кроме войн, лишних людей отсекали контрацепция, аборты, детоубийства и самоубийства. Последний способ выражался тем, что люди садились на каноэ и уплывали в никуда.
Напомним, мы об этом уже говорили, ещё, буквально вчера, мужчине чукче было постыдно умереть в муках болезней. Его обычно ударом ножа отправлял в царство теней сын или брат. Так же, как до того поступал он сам. Скептикам подскажем, что леммингам для выполнения аналогичных задач не требуется ни интеллекта, ни эрудиции. Хватает и инстинктов.
Существовал ещё один способ. Вожди и старейшины, часто через религиозные механизмы, просто распределяли среди населения, не хуже, чем дефицитные продуктовые наборы в «первой стране победившего социализма», кому и сколько можно рожать, а кому нельзя.
Не спорю, жителям Бангладеш и Нигерии поверить в это крайне не просто.


Малочисленность позволяла тасманийцам отказаться от войн, как способа решения жизненных задач. По большей части из-за того, что серьёзных проблем, по сути, и не было.
Отсутствие таковых не способствовало и совершенствованию религии. Несомненно, кое-какие страхи и суеверия, даже с элементами дуализма, существовали. Но лишь в зачаточном состоянии. Эти два момента, неподготовленность к любой войне и примитивная религия, стали роковыми в судьбе аборигенов.   
      

 Англичане высадились на острове не хуже, чем марсиане из знаменитого романа Герберта Уэллса «Война миров».  Да, да, того самого Уэллса, что брал интервью у фантазёра не меньшего размаха, товарища Ленина.
Помним, вождь революции заявил, что морально всё, что способствует успеху борьбы пролетариата.  Его визави был ещё безапелляционнее: «Единственным разумным и логичным решением в отношении низшей расы является её уничтожение».
 Если кто запамятовал, марсиане в книге загнулись от земных инфекций. В жизни всё оказалось далеко не так романтично. От привнесённых болезней, точно мухи, вымирали как раз тасманийцы. Вслед за ацтеками, инками, полинезийцами и другими туземными народами.
 Выживших, а таковых было немного, добивали по той же схеме, что и тасманийского волка. Выстраиваясь живыми цепями, колонисты прочёсывали остров, уничтожая всех и каждого. Весь процесс вложился всего лишь в первые тридцать лет девятнадцатого века. Уникальность ситуации в том, что не осталось ни одного тасманийца. Ни одного!
      

 В те дни, когда Пушкин писал «Евгения Онегина», Купер выдал на-гора «Последнего из могикан». И мы свято верим уже 200 лет, что Чингачгук и был реально последним. Но оказывается, что могикане прекрасно живут в своей резервации, работая индейцами и получая за это очень неплохие должностные оклады от федерального правительства.
Как и апачи, которые к прямой зарплате имеют неплохой довесок   от контроля над игорными заведениями. Как и команчи, снимающие ренту с горнодобывающих компаний, промышляющих на территории их гигантской по площади резервации.
Тасманийцы не оказали практически никакого сопротивления и были перебиты поголовно. Нам опять начнут втюхивать байки о техническом превосходстве колонизаторов и тому подобном. Но это не главное.
Семинолы, сиу, даже маори в разгар войн, благодаря продажности торговцев оружием, были экипированы не хуже колониальных солдат. Но зулусы, с одними копьями, а гереро уже в 1904 году просто с палками шли на пулемёты и побеждали.
Папуасы же вообще на рубеже тридцатых годов 20 века с палками в руках громили аэродромы, уничтожая самолёты и живую силу противника.
 Алгонкины в лесах Индианы и дакота в прериях даже моделировали синкретические религии, пытаясь в один строй с Гичи Маниту поставить и Христа.


Тасманийцев преследовал благоговейный страх перед тотальным превосходством пришельцев. Но у них не было духовных основ для консолидации.
Четырнадцать тысяч лет приятного, расслабленного существования не прошли даром. За всё надо платить. В данном случае ценой оказалась жизнь целого народа.
За много веков до рассматриваемых нами событий, Тацит писал в «Анналах»: «И я не стал бы просить у читателей в своё оправдание ничего другого, кроме позволения не ненавидеть людей, так равнодушно погибающих». Присоединимся же к нему и мы.

Пожалуй, стоит немного подсластить пилюлю. Весьма часто поселенцы, а среди них было немало каторжан, брали в качестве наложниц и прислуги местных женщин. Рождались дети. Они не имели политических и экономических прав. Но право на жизнь за ними оставили. Их потомки живы и сейчас. Но это уже другая история.