Предгрозье. гл. 29. 30

29. Демидиха обходила дворы соседей, чтобы напомнить им о  дежурстве по городу. Каждая улица в Рязани выставляла жителей для охраны в ночное время от пожаров и татей. Дежурные должны были обходить свой конец, наблюдать, чтобы никто не смог поджечь деревянный город. А если нечаянно упавшая свечка, или ударившая в дерево молния, или ещё какое происшествие всё же вызывали пожар, дозор должен криками и стуком в железное било поднять спящих людей, и незамедлительно начать тушить вспыхнувшее пламя.
     – Любава, твой-то Добр помнит, что сегодняшнюю ночь нам дежурить? Присылай его, как стемнеет. На той седьмице опять супостата поймали, чуть беды городу не сотворил. Да Вешняку передай, как закончит работу. Он у себя в горшечне занят, обжигает новые крынки. А я к Михайле да к Дмитрию пошла, напомню. Прощевай пока.
     – Ладно, ладно, передам. Да он и сам помнит, уж и топор, и ведро приготовил.
     Как стемнело, у дома Доброслава собрались мужики с северного конца: кто с багром, кто с ведром, кто с топором.
     – Ночь студёная, тёмная, все ли тепло снарядились? Вёдер-то хватит? Ну, поделимся на два отряда, да пойдём с двух сторон навстречу друг другу. А встречаемся у дома Вешняка. С Богом! – скомандовал Доброслав.
     Город спал. Кое-где лаяли сторожевые псы, на берегу, на высокой ветле изредка ухал филин. Хмурые тучи закрывали полную луну, словно не хотели  показывать её лик земле. Застыли в молчании колокола трёх величественных каменных соборов города, небольших деревянных церквей. В высоких хоромах бояр не светилось ни одно окошко, затянутое слюдой. Избы горожан под соломенными крышами тоже притихли, словно куры в курятниках. И только в резном тереме князя, в его книжной горнице, светился поставец со свечами. Юрий, отослав гонца к сыну Фёдору в городок Красный, размышлял о судьбе княжества, о наступлении неприятеля, о спасении города. Все надеялись, что враг зимой не пойдёт в наступление.
      Свечные фонари помогали дозору видеть дорогу. Шли молча, внимательно осматриваясь по сторонам. Внезапно Михайла увидел мелькнувшую за угол тень. Молча поднял руку. Дозорные остановились. Кузнец заглянул во двор дома у сторожевых Серебрянских ворот. Кто-то пытался поджечь стог, стоящий посредине двора, прикрытый старой попоной Видны были искры, вылетавшие от кресала, которым ударял незнакомец. Но тут с другого конца города послышались удары била, за ними – с третьего конца тоже загремела тревога. Тень у стога метнулась в сторону плетня огорода, перескочила через этот плетень и исчезла в овраге.
     – Да чтоб его разорвало, огорчённо ругнулся Дмитрий. – Ушёл окаянный! И не один ведь был: ещё на двух концах переполох подняли! Видно, хотели лазутчики въездные ворота поджечь! Надо бы нам с тобой, Добр, к собору пойти, там дозоры собираются по тревоге. А всем остальным посмотреть за нашим концом, вдруг вернётся поганец!
     На соборную площадь подтягивались представители от каждого конца. Одного лазутчика поймали княжьи гриди – Оглобля и Путята. Они при свете фонаря узнали Узкоглазого и привели его к месту сбора.
     – Вот, паскуда, беду городу хотел сотворить, «петуха красного пустить», да
 мы давно за ним наблюдаем, выучили его выверты. Теперь перед князем
 будет ответ держать.
Басурман в зелёном халате и шапочке зло поглядывал исподлобья на Путяту.
      – Иди, иди, ответ держать будешь поутру. Будить сейчас князя не станем, не велика сошка, чтоб Юрию докладывать ночью. Пока в порубе с дружком своим посидишь, с книжником. Два сапога – пара. Оба лазутчики, – гневно проговорил Оглобля. – А всем дозорам – спасибо. До рассвета посмотрите ещё, и по домам. Сберегли Рязань от большой беды. Хвала вам, земляки. 

     30.  Юрий Игоревич встретил спешно прискакавшего сына Фёдора на высоком красном крыльце, долго не выпускал из своих объятий. Немного успокоившись, прошёл с ним в трапезную горницу. Умывшись с дороги, Фёдор сел за стол. Бабушка его, вдовствующая княгиня Аграфена Ростиславична, не сводила с любимого внука глаз, всё подкладывая ему в мису лучшие куски мяса, рыбы, пирогов, хоть обычай трапезы требовал, чтобы не она это делала. Внук с женой-красавицей, византийской принцессой Евпраксией и их сыном, младенцем Иваном-Постником, жил в своей вотчине, в городке Красном. По вызову Юрия немедленно прибыл в стольную Рязань. После трапезы отец и сын уединились. Юрий подробно описал события последних месяцев Фёдору.
    –  Хочу, сыне, снарядить  посольство к хану с богатыми дарами. Надеюсь, что выиграю время, чтоб подмогу собрать, да и, глядишь, смилостивится Батый, не станет осаждать город зимой. Но посол должен быть мужественным, умным и выдержанным. Кого бы ты для такого сложного дела предложил из наших?– С тревогой в голосе спросил князь.
     – Дозволь, батюшка, мне посольство возглавить, – встрепенулся Фёдор, – я  твой наследник, правая рука. Почти что ты сам. Это и весу придаст, и кто лучше меня знает все твои помыслы!
     Такого ответа и ждал Юрий, и боялся его. Горячность молодого князя была понятна: помочь любимому отцу, сделать для родного города доброе дело, испытать свои силы как наследника. Но если посольство постигнет неудача, всё может обернуться не только потерей жизни сына, но и потерей независимость Рязани, погибелью тысяч людей. Долго не отвечал Юрий Фёдору, долго сидел, опустив голову. Боль в груди и холодок тревоги никак не проходили. Но князь превозмог себя, встал, обнял сына и произнёс только одну фразу: «Ну, храни тебя Господь!».