Учитель

К своей профессии я с самого начала относилась очень серьёзно. А где, кстати, это начало? В школе, когда я ещё была ученицей и с восторгом смотрела на своих учителей? Или когда училась быть учи-тельницей в институте? А, может, когда впервые вошла в первый доверенный мне 10 «а» класс Чечено–ингушского селения Сурхахи, куда приехала по распределению? Минут десять изображала строгую учительницу, говорила правильные слова и видела внимательные, изу-чающие, но застывшие лица, на которых уже готовы были появиться скука и равнодушие, а потому резко сменила «штампованную» речь на человеческий язык, и мои старшеклассники, воспринимавшие русскую речь почти как иностранную, заулыбались, глаза их засветились, посыпались вопросы, и я вздохнула с облегчением: есть контакт!
С того памятного дня 1 сентября 1973 года прошло около 40 лет. Но до самого последнего 1 сентября, когда я написала заявление об уходе на пенсию, так же волновалась, переступая порог класса. Потому что ученики ждут от своих учителей чего–то похожего на чудо. И нужно было не обмануть их ожиданий и сделать всё для того, чтобы жизни их сложились.
Школьный альбом, который я завела много – много лет назад, начинался эпиграфом: «Понимаешь, мама, я – учитель. Видишь, я вхожу, робея, в класс. Это мне доверили учить их, сорок душ и восемьдесят глаз»…
Официальные сведения обо мне, как об учителе, можно найти в моём досье. Там всё расписано в соответствии с требованиями выше-стоящего начальства. Это по их прихоти учителя тратят на создание портфолио драгоценное время, которое по праву должно быть отдано детям.
Роль учителя и в моей судьбе, и в жизни каждого человека, и в жизни общества, независимо от отношения власти к нему, была, есть и останется важнейшей. За годы работы накопилось много вопросов к власти по поводу организации системы образования. Знаю, что никто и никогда не признается, по чьему заказу развалили лучшую в мире школу. Кто из смотрящих на меня с экрана министров подписал смертный приговор нашей будущей науке и культуре?
Что волновало меня как учителя и классного руководителя? Что бы очень хотелось изменить хотя бы в установленных рамках?
Придётся пояснить, что в школе у меня были разные амплуа, говоря театральным языком. Начинала в Чечено–Ингушетии по основной специальности – учителем русского языка и литературы. В СШ №6 г. Балашова, куда я пришла после рождения дочери, часов по специальности не было. Мне дали изобразительное искусство и черчение плюс два часа труда (домоводство и кулинария) в 5 классе. Труды на следующий год я отдала, т. к. это не мой профиль. Хотя ничего сложного там не было, и готовить и шить мне всегда нравилось. Изо и черчение я вела 4 года, пока не ушла на пенсию Сергиенко Н. И., учитель истории. Директор школы Сорокина Тамара Петровна, историк с университетским образованием, предложила мне переквалифицироваться на учителя истории. Было страшно. Но она сказала: « Я помогу. На курсы поездишь, сама позанимаешься. Библиотека у тебя хорошая, голова работает». Я согласилась. Действительно, мне пришлось много « догонять», а потом всю жизнь учиться. А потом, в 90–ые, после резкой перемены в политической ориентации страны, переучиваться, как и всем. Учились не только преподавать, но и жить по–новому. Жить по-новому и учить по-новому было трудно потому, что ещё думали по–старому, а к зарождающемуся новому не было ни концепций, ни учебников, да и душа не лежала. Учителям истории, как никаким другим категориям граждан, было понятно, что дорога к государству благоденствия по-американски лежит через дикий капитализм. А это значило, что неизбежны грабежи, насилие, передел собственности, девальвация материальных и духовных ценностей и весь тот правовой беспредел, которые свалились на нас под лозунгами демократии в кавычках.
Истории не только всеобщей, но и отечественной мы теперь вынуждены были учить по учебникам, которые «вбросил» нам как мощнейшее идеологическое оружие фонд Сороса. Эта бесплатная помощь ещё дорого обойдётся не одному поколению россиян.
В учебнике всемирной истории под редакцией А.А. Кредера нет и двух страниц о величайшей державе мира – о России. А перелом в ходе Второй мировой войны произошёл, оказывается, не под Курском, а у атолла Мидуэй в Тихом океане. В учебниках по отечественной истории исчезли все имена национальных героев. Враньё достигло таких масштабов, что хотелось всё бросить и уйти. Страшно тяжело было говорить кривду учащимся. Не говорить совсем я не могла: ведь им предстояло сдавать экзамены по утверждённым программам.
Единственное, что я могла себе позволить – давать альтернативные мнения выдающихся историков и политологов об исторических событиях и предлагать учащимся самим делать выводы.
Свою позицию я, как могла, выразила стихами, опубликован-ными в местной газете:
Бывало всё на нашей маленькой Земле.
Она обугливалась, снова возрождалась,
Венчалась к царствованию башнями кремлей.
Всё миновало, а история осталась.
Её для нас по крохам берегли,
Писали в кельях мудрые монахи,
Выкрикивали те, которых жгли,
И те, кто за неё пошли на плахи.
Её топтали, били много раз,
Её не раз переписать пытались,
Но, битая, она дошла до нас,
Чтоб мы сегодня с правдой не расстались.
Чтоб мы её, Историю, спасли
От злых наветов, от неправды страшной,
Чтоб мы боролись тоже, как могли,
Чтоб дети знали правду дней вчерашних.
А мы забились в норы и молчим.
И слово правды нам – макулатура,
И сетуем на кухнях и ворчим,
Что гибнет наша древняя культура.
История жива, пока живут
Историки, от Бога альтруисты.
Пока её, Историю, несут
Учителя, поэты, журналисты.
Вот потому и не ушла. И постоянно повторяла, что историю переписывают в соответствии с политической ангажированностью. Что для того, чтобы найти золотую середину, нужно сопоставить множество источников разных периодов и разных авторов.
Учила не осуждать, а рассуждать, принимая во внимание конкретно–исторические условия. Создавала проблемные ситуации и побуждала их самих принимать решения. Вот Афганская война. Сейчас много говорят негативного о том, что было принято неверное решение о вводе наших войск в эту страну. Погибли наши ребята. Более 13 ты-сяч. Можно ли было поступить иначе? Называю источники, документы. Предлагаю изучить ситуацию, предысторию вопроса. На завтра назначается заседание Политбюро ЦК КПСС. Вы – члены экспертного совета. Подготовьте материал для принятия решения.
Так почему же всё–таки ввели войска? А если бы не ввели? А было бы уже тогда то, что происходит теперь: рядом с нашими границами недружественные войска, военные базы стран НАТО, наркотрафик и т. д.
И так на каждом уроке. Ни одной «лёгкой» темы.
Когда в канун какой–либо знаменательной даты ретивые журналисты, словно свалившиеся с луны, недоумевают, что их респонденты – школьники не могут назвать какую-то известную личность (заметьте, им известную, потому что они учились в советской школе, где об этом рассказывали), мне хочется потрясти их за грудки и спросить: «А у дяди из Министерства образования слабо об этом спросить?» Программы исковерканы, выхолощены. Никаких национальных героев. Кроме, правда, Колчака и Деникина. А где же, хотя бы ради исторической правды, имена героев Гражданской войны, победивших внутреннего противника и изгнавших интервентов? Вместо Чапаева, Зои Космодемьянской, Алексея Стаханова в учебнике биографии американских президентов, военачальников и даже биография Гитлера!
Хочется бросить такие учебники вслед тем, кто их писал, издавал и разрешил по ним учить нашу молодёжь. Это предатели, иуды.
Хочется спросить и у господ журналистов, и у «отличников» министерского Олимпа, знают ли они, по чьей прихоти учителя теперь не учат истории, а «натаскивают» учащихся к сдаче пресловутого ЕГЭ, где учащиеся должны большей частью не знать, а угадывать. Учитель обязан следовать Программе – это закон. И то, что его накажут за отступничество – полбеды. Наказаны будут дети, не прошедшие тестирование.
Не раз задавала себе вопрос (а кому ещё?) как можно проводить ЕДИНЫЙ экзамен, если программы и учебники у всех разные. Уровень подготовки у одних – базовый, у других–углубленный, а экзамен–единый.
Концентрная система образования, введённая в 90-ые годы, и через 10 лет не усовершенствована. Можно ли считать углубленным изучение во втором концентре (10-11 классы), если на изучение темы «Великая Отечественная война» отводится…4 часа! О каком патриотизме, каких героях можно успеть поговорить. Тут хоть бы успеть перечислить основные события.
Премьер-министр Путин В.В. в одной из телепрограмм недоумённо разводит руками: что же предпринять, чтобы уничтожить в стране русофобские, националистические и даже фашистские настрое-ния? Неужели воспитанник и выходец из системы КГБ не знает, как это делается? Не знает, что идеологическая война, которая ведётся против нас, в том числе и благодаря Соросовской программе исторического образования - это поэффективнее ракетно-зенитных установок любого класса?
Думаю, и гитлеровский программный документ, в котором ещё накануне Второй мировой войны определялось как главное оружие алкоголизация населения, разврат, уничтожение культуры, ему тоже знаком со студенческой скамьи.
Хочется спросить, кто вы, господа? на кого работаете? Если вы свои, то откройте глаза на правду, спасайте молодёжь, пока не поздно! Или вы считаете, что будущее России вас не коснётся? Конечно, в Англии хватит места не только Березовскому и Лужкову. А проклятий потомков вы не боитесь. Играть по праздникам в глубоко верующих – это для легковерной публики. Возрождение не религии, а, прежде всего, церкви - это процветание идеологического института порабощения людей. За фантастически короткий срок церковь обогатилась так, как не обогащалась ни одна религия мира, даже во время крестовых походов. Миллиарды тратятся на возрождение храмов. Я не против сохранения и даже создания новых культовых ценностей. Но возрождать нужно, прежде всего, науку, храмы искусства. Жиреют попы. В школе теперь не только главными не считаются, но и не входят в разряд обязательных математика, литература, история, то есть все предметы, которые развивают мышление, научное представление о мире, содержат практические знания, в том числе и география, и черчение.  Обязательными стали основы православной культуры, физкультура, основы безопасности жизнедеятельности.
Тысячи часов по всем телевизионным каналам, доступным бедноте – голые, похабные, размалёванные девицы, реки крови, хамство, распутство и мордобой. Грубость начальства с экрана – как эталон обращения с подчинёнными. Холопство и барство напоказ. Многие очень правильно полагают, и это тоже озвучивается с экрана, что тер-пение ещё сохранившихся мыслящих людей однажды лопнет. И рва-нёт. Мало не покажется никому. А так хотелось бы дожить свой век без революций и потрясений.
Впрочем, пора вернуться в школу. Позицию я свою обозначила. Это то, что касается содержания школьных « спектаклей». Теперь о разнообразии репертуара. Параллельно с историей я вела обществознание. Мне досталось то время, когда общество бывшее с его коммунистическими особенностями уходило в прошлое, а новое общество ещё не сложилось и даже не оформилось теоретически. Советские учебники с их марксистско–ленинской философией уже стали анахронизмами, а новые ещё не были придуманы. Так и учили почти целое десятилетие, перебиваясь отдельными журнальными статьями. Потом брошюрами по отдельным разделам обществознания, которые посту-пали в школу, что называется, с пылу с жару.
Первый приемлемый учебник, который был написан профессором Боголюбовым Л.Н., включал элементы истории философии, со-циальной психологии, экономики, права, культурологии.
Я полюбила этот предмет, потому что он давал возможность вживую общаться с детьми, быть им полезной. Они тоже увлеклись. Этот предмет и этот учебник, безусловно, способствовали социализации молодёжи в новых условиях.
Очень полюбился и мне, и ребятам предмет, который продержался в школе всего 8 лет. « Этика и психология семейной жизни». Думаю, предмет этот изъяли не потому, что он был плох или не нужен, а потому, что эти часы оказались технически необходимы для введения новой единицы преподавателя ОБЖ.
По признаниям выпускников никто и никогда с ними не говорил так предметно, а главное так доверительно и с такой пользой для дальнейшей жизни о самопознании и познании личности другого при выборе друга, спутника жизни, о том, что значит быть готовым к семейной жизни, о микроклимате в семье.
Помню, как увлеклись ребята трудами Дейла Карнеги после того, как мы провели практикум по мотивам рекомендаций автора «Как вырыть яму семейной жизни». Они играли роли членов семьи, повторяя их ошибки в общении, и сами смеялись над собой, и удивлялись, что действительно так легко разрушить семью, если постоянно упрекать друг друга: «Вечно ты…, это всё твои родственнички…, если бы не я, ты бы давно…» и т.д.
Курс предназначался для учащихся 10-11 классов и попадал в точку. Ведь именно в этом возрасте люди всерьёз задумываются о последствиях взаимоотношения полов, о создании семьи. Мне нравилась роль старшего друга, с которым можно посоветоваться, не рискуя нарваться на нравоучение. У нас практиковалась переписка с учащимися. Они писали мне в тетрадях то, о чём по разным причинам не могли сказать вслух. Я им отвечала там же. Если секрет был очень важный, писали на листочках, которые потом можно было легко уничтожить. Я гарантировала, что никто никогда эти их откровения не прочтёт. Поверьте, это была не игра. У ребят возникают такие проблемы, которые доводят их до самоубийств, преступлений, наркомании, алкоголизации. Предотвратить это можно только имея опытных психологов, тонко чувствующих подростков.
Введение штатных единиц психологов в школах-затея хорошая. Но приходящие со студенческой скамьи расфуфыренные девицы не решают серьёзной, очень серьёзной проблемы суицидальности, душевного и духовного одиночества, противостояния алкоголизации и прочих современных нравственных болезней молодёжи даже на 10 процентов. Они решают проблему собственного трудоустройства, да и то ненадолго. Как только им надоедает играть в «учёных» и получать небольшие деньги, на которые не разгуляешься, они исчезают, не оста-вив по себе ни сожалений, ни воспоминаний, не говоря уже о пользе.
Ещё один предмет, который мне довелось вести опять же в 10-11 классах – мировая художественная культура. Предмет нужный при наличии другого учебника и другой программы. Ни в учебнике, ни в программе никакой системы не просматривается. Изучая курс два года, учащиеся на выходе не имеют целостного представления о культурологических процессах ни в мировой, ни в отечественной культуре. А ведь этот курс мог бы решать задачи координации знаний, полученных учащимися в течение всего периода обучения в школе на уроках музыки, изобразительного искусства, литературы, этики, истории, физической культуры и др. Кроме того, 10 класс можно было бы посвятить только отечественной культуре, а в 11 классе обозначить вертикальные и горизонтальные пласты развития, «встроить» нашу культуру в мировую и наглядно показать, что их развитие на всех этапах было неразрывно связано.
Жаль, что знания, которые накоплены за годы работы, иллюстративный материал, письменные источники, записи музыкальных произведений останутся невостребованными. Жаль, что этот курс не-редко ведут совершенно равнодушные люди, не особо озабоченные качеством своих уроков.
Я не имею специального образования. Но так сложилось, что разрозненные знания получала в течение долгого времени. Например, два года работала в художественной мастерской под руководством довольно известных местных художников Ф.И. Соколова, выпускника Суриковского художественного училища, Папкина В.В.- инженера–эстетика, художников- дизайнеров Шубина В. и Карпова В. И., Мещанова В.В., в то время студента Московского института искусств. Я не стала художником, но оформительской работой занималась всю жизнь.
Второй источник - мои институтские знания по фольклору, зарубежной и отечественной литературе, древнерусскому языку и культуре, которые я развивала в течение всей жизни, постоянно читая самые яркие образцы мировой классической и современной литературы.
В домашней библиотеке более полутора тысяч книг, большая часть которых по этике, эстетике, культурологии, живописи, театру, жизнеописания великих людей. Собрано более тысячи репродукций картин отечественных и зарубежных художников.
В курсе преподавания истории всегда максимально, насколько позволял учебный план, занималась изучением вопросов культуры. К сожалению, мои коллеги нередко, по их же откровенным признаниям, этими уроками манкировали, «раскидывая» их на другие темы или оставляя учащимся для самостоятельного изучения. Не припомню ни одного урока, когда бы ученики остались равнодушными к вопросам культуры. Да ребята и сами часто делали сообщения. И очень старались. Я требовала, чтобы они не просто проговаривали подготовленный текст, но рассказывали так, чтобы всем хотелось не только дослушать до конца, но и узнать о предмете изложения ещё больше.
Много лет работала над темой «Изучение вопросов культуры в курсе средней школы». Собирала материалы – аудио, видео, письменные. Писала рефераты. Выступала с лекциями перед коллегами в рамках постоянно действующего семинара «Культурология. Традиции и новаторство в современной культуре». Давала открытые уроки, в том числе и на городском конкурсе «Учитель года», и стала победительницей.
Но мною движет не амбициозность, честное слово. Просто обидно, что эстетическое воспитание, как, впрочем, и воспитание в целом, и сохранение культурных ценностей находятся на задворках. Поэтому старалась использовать любой ресурс. Считаю, что первые лица государства, прикрываясь демократией, ведут себя преступно, отдав на откуп оголтелым барыгам СМИ. «Четвёртая власть» от души старается. Так старается, что уже теснит со своих позиций первые три власти. Когда заматереет поколение, воспитанное на мате, хамстве, крови, льющейся с экрана и не только, порнографии, национализме, отрицании исторических и культурных ценностей, отупляющей рели-гиозности, жить станет тошнее всем. В том числе и тем, кто сегодня с таким азартом подпитывает всю эту гнусность.
Выдающийся деятель мировой культуры, дипломат, а в начале пути скромный писатель из Татарстана, Чингиз Айтматов разглядел надвигающийся культурный апокалипсис сквозь толщу ещё не прожитых человечеством лет и назвал это манкуртизмом. К сожалению, его предсказания сбываются. И даже быстрее, чем можно было предполагать.
Ещё три темы, которые меня всегда волновали: загруженность детей; грубость, которая захлестнула школу и незащищённость учите-ля.
Неужели никто из тех, кто цинично защищает детей на словах и создаёт умопомрачительные санитарные нормы, не удосужился про-вести мониторинг учебного времени учеников?
Ведь не секрет, что в погоне за нагрузкой для учителей, учащимся ставят в расписание на день 6-7, а то и все 8 уроков плюс 3-4 часа на подготовку домашнего задания. Это же двенадцатичасовой(!) рабочий день. А главное – постоянный стресс от того, что что-то не доучил, что тебя любой учитель может стыдить публично, наказывать, ставить двойки, расписывать с тайным злорадным предвкушением ученический дневник, выставляя напоказ ещё и родителям «нерадивость» ученика: пусть, мол, тебя родители накажут по первое число!
Когда Алла Пугачёва спела «Нынче в школе первый класс вроде института» нам ещё казалось это безобидным преувеличением. Однако, ребёнок 1-3 класса уже сегодня не может выполнить домашнее задание самостоятельно. Нередко справиться с заданием по математике не может даже выпускник физмата, а по русскому языку – два дипломированных филолога.
Дети, систематически не получающие удовлетворения, затюканные замечаниями, двойками и упрёками со всех сторон, просто утрачивают интерес к самому процессу учения – всё равно не получается. Они рано начинают осознавать себя неполноценными, несостоятельными и начинают «протестовать». Протестность может проявляться по-разному: любой повод не пойти в школу (у меня, кажется, горло болит…), уход с урока, ложная мотивация невыученного урока и т. д.
Всё это хорошо известно всем, но никто не хочет ничего с этим делать. Значит, кому-то выгодно растить рабов, униженных и оскорблённых?
Почему никто не запретит домашние задания на выходные? Категорически. Ребёнок имеет право отдыхать не только физически, но и морально. Почему у детей не только один выходной, но фактически нет ни одного!?
Вторая проблема, которая уже начинает разрешаться снизу, самими учащимися, - это грубость, беспардонность учителей, а иногда и рукоприкладство. Дети, защищаясь, отвечают тем же: дерзят, хамят, устраивают учителю мелкие и не очень мелкие пакости. Бьют стёкла в кабинетах ненавистных учителей, звонят по домашнему телефону и говорят глупости или откровенно оскорбляют. Уже известны случаи избиения и даже расправы над учителями. При этом, учителя, как правило, предпочитают замалчивать осложнившиеся отношения, понимая, что в этом есть и их вина. Слава Богу, мне не пришлось на себе испытать гнев и немилость  моих учеников. Всё-таки, главным в отношениях с детьми любого возраста я считала взаимное уважение и доверие. Без этого процесс обучения не может быть эффективным. Когда я наблюдала учителей, орущих на детей, у меня просто темнело в глазах, и возникало почти непреодолимое желание немедленно выставить их за двери школы. К сожалению, дисквалифицировать такого учителя было практически невозможно. Я считаю, что в Устав школы и другие нормативные акты необходимо внести пункт об ужесточении ответственности за однократное грубое обращение к уче-нику или унижение его достоинства вплоть до увольнения.
Параллельно необходимо решать и проблему защиты учителя. Не секрет, что нередко учителя становятся жертвами цинизма, жестокости, подлости учащихся. Воспитываясь в криминальной среде, дети рано впитывают пагубные привычки, копируют манеры общения с телеэкрана и переносят это на школьную действительность. Бороться с этим трудно, но необходимо, и начинать нужно с себя всем участникам процесса – учителям, родителям, власти и телевизионщикам.
Ленин когда-то очень точно охарактеризовал кино: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино». Некоторые современные «деятели» пытаются ёрничать (или юродствовать?) по этому поводу, мол, не прав Ильич, телевидение важнее. А Интернет ещё круче. Хотя прекрасно понимают, что кино – это, в сущности, движущаяся озвученная картинка. И приобщаться к этому искусству могут одновременно миллионы. А вот тех, кто «крутит кино» сегодня, очень хочется спросить: «Не боитесь, господа киношники, что виртуальные ужасти-ки, которые вы сегодня производите, превратятся, вашими молитвами, в реальные кошмарики?»
Мы – ещё живые свидетели того, как влияет кино. Мы помним, как наши ровесники играли в Чапаева. (Сегодня даже в учебниках ис-тории имя этого национального героя не упоминается). Появился Фантомас – стали играть в этого «злодея». Знали ли мы тогда, что Фантомас – это цветики. Когда появились американские боевики, дежурить бедным учителям в школьных коридорах стало страшновато. Впору было превращаться в американских копов. Мальчишки по-настоящему, как в кино, били друг друга ребром ладони по горлу, по почкам и печени, тяжеленными модными ботинками (берцами) туда, куда доставали ноги. В разы возросло количество диких расправ школьников с более слабыми сверстниками.
Так смогут ли «жители» маленькой страны – школы – своими силами решить эти недетские задачи? Вопрос риторический.
Чиновники решают совсем другие проблемы. В основном, бумажные. За которыми не видно ни детей, ни учителей, ни настоящих проблем.
Кто-то при помощи информации, на сбор и оформление которой работники школы, от директора до рядового учителя, тратят львиную долю времени, предназначенного для работы с детьми, собирает материал для диссертации. Кто-то из чиновничьей братии изображает за бумажными заборами кипучую деятельность. Кто-то занимается анализом. Так глубоко и так самозабвенно, что иногда и сами забывают, зачем анализируют.
Если кто-то сочтёт меня старой, выжившей из ума брюзгой, послушайте молодых, тех, кто работает сейчас. Хотя и мой, почти 40-летний стаж работы, сбрасывать со счетов не стоит. И с мозгами у меня пока всё в порядке.
Разразившись длиннющим монологом по поводу того, что и не так делали другие, чтобы я хорошо сыграла роль учителя, совсем забыла ещё об одном своём уроке, в конце которого были аплодисменты. Но прежде – ещё апарт–реплика в сторону.
За свою учительскую жизнь мне не раз приходилось слышать формально-вежливое «спасибо за урок» от присутствующих завуча, директора, коллег из разных школ. Но вот аплодисменты и искреннее спасибо от учащихся – это настоящий успех. Было, было! Не часто, но когда на меня снисходило вдохновение, дети это чувствовали очень остро. Я видела отражение своего душевного состояния в их глазах. Больше всего на уроке я ценила, когда у меня на уроке возникал такой контакт.
Однажды во время встречи выпускников, которые по традиции происходят у меня дома, одна из мам моего нынешнего ученика, тоже моя выпускница, сказала: «Вы знаете, Илюшка приходит с Ваших уро-ков, как из театра. Говорит прямо с придыханием: « Мама, ты не представляешь, как интересно слушать. Она так рассказывает, как будто сама была Жанной д,Арк и вела французских солдат на штурм Орлеана».
Да, не умаляя значения других средств обучения, в том числе и современные компьютерные технологии, считаю, что слово учителя, как слово пастыря, ничто не заменит. То есть, личное общение, доверие, мудрость учителя – это то, чего не хватает не только детям, но и нам всем.
Дома родителям, порабощённым потогонной системой, не хватает ни сил, ни времени для общения с детьми. А душа ребёнка растёт вместе с ногами. И, если для растущих ног подбирают подходящую обувь, то для растущей души зачастую не находится ничего подходящего. Так и живёт она сама по себе без тепла и защиты. А ведь ребёнку нужно научиться не только решать задачки, но и любить. Родину, старших, свой дом, женщину или мужчину. То, чем «начиняются» наши дети с помощью технических средств, ничего общего с духовностью не имеет.
К сожалению, хамство, грубость по отношению к ученикам стали едва ли не нормой. Учителя, как и политики, и представители правопорядка всё непринуждённее пользуются тюремной лексикой. Дети охотно им подражают.
Изучая историю педагогики по каким-то мемуарам, я обратила внимание, что в царской школе, то есть до революции 1917 года, в некоторых учебных заведениях было принято обращение к ученикам на ВЫ. Это крепко засело у меня в сознании, но до поры до времени не работало. Может быть, потому что это было диссонансом в сложив-шейся убогой школьной практике.
Но вот однажды мне дали 5 класс. Я, привыкшая работать со старшеклассниками, несколько растерялась. Они были такими непривычно другими, что мне, как со всякими посторонними людьми, было трудно общаться на ты.
Мы познакомились. Я представилась и рассказала им чуть-чуть о себе, причём касаясь в самых общих чертах личной жизни (где училась, где работала). Потом высказалась по поводу регламента: чего я жду от них, что требую обязательно. Особо подчеркнула, что главное условие на любом уроке – это мирная, тёплая атмосфера и желание знать. (см. статью «Без школы я умру»). Спросила, всем ли удобно, нет ли противопоказаний к их «расселению». Объяснила, что на моём уроке они могут сесть «по интересам», то есть, кто с кем хочет. Но –это при том, что они не будут отвлекаться и мешать друг другу. Если договор будет нарушен, то я рассажу проштрафившихся по своему усмотрению на целую четверть. Главное при этом честно соблюдать условия договора и не отступать ни под каким предлогом. Один пример в одном классе, и уже все остальные классы, где предстоит работать, знают: добрая, с ней жить можно, но с принципами. Лучше не спорить и не нарушать.
Когда я обратилась к мальчику, сидевшему одиноко за послед-ним столом с вопросом: «Вам удобно там? Может, пересядете поближе?». Он недоумённо покрутил головой: «Вы мне?» «Да, Вам,» - повторила я. Я вижу, что Вы один, и это грустно». Трудно описать его лицо, его глаза. Да и не только его. Весь класс, и до того сидевший ти-хо, просто замер. Но я говорила так ровно, так спокойно, а ситуация была такой необычной, что они до конца урока так и не решили, как отреагировать. Для меня самой это было неожиданностью. Но это произошло: я созрела.
Такое обращение стало нормой отныне и навсегда. Все привыкли к этому быстро и с удовольствием. По фамилии называла детей только тогда, когда выставляла оценки в журнал. Они с удовольствием проводили со мной и перемены, если я не дежурила в коридоре. Все, кому было необходимо, могли остаться в кабинете. Доверие с моей стороны предполагало их порядочность, и я могла быть уверена, что всё будет в целости и сохранности.
С тех пор наступила новая «эпоха» в моих отношениях с учениками. Я не ходила между рядами (только если меня звали во время самостоятельной работы). Не стояла над душой. Урок вела сидя, вставая только к карте или таблице. Общение сидя имеет ряд преимуществ. Во-первых, возникает атмосфера собеседования на одном уровне - глаза в глаза. Доверительность предполагает внимание, желание или необходимость поддержать разговор (на казённом языке педагогов это называется фронтальной беседой). Чтобы поддерживать разговор, нужно знать предмет. Это побуждало многих не только учить прошлое задание, но и прочесть следующую тему, а то и принести что-то интересное (статью из журнала, репродукцию или фото к теме, мемуары или дискету), чтобы можно было щегольнуть своими знаниями.
Вообще, на моих уроках почти всегда было место «подвигу», то есть возможности проявить себя. Старшеклассников я неустанно учила говорить так, чтобы все слушали, затаив дыхание. Мало что-то «скачать» из Интернета или книжек. Нужно отобрать, отжать матери-ал, пережить, вжиться в него, тогда слушатели поймут и будет польза. И тогда будет заслуженная пятёрка.
Но вернусь к уроку, о котором упомянула раньше. Это был со-вершенно необычный урок, который состоялся 17 августа 2005 года в кабинете №8, то есть в кабинете истории, где я и работала последние 25 лет. Урок был проведён для…гостей, пришедших на мой 55-летний юбилей. По звонку я пригласила их в класс и попросила начать урок так, как они начинали его в школьные годы: стоя поприветствовать учителя. При этом я привычно призвала их встать ровно, выйдя из-за стола. Сказала: «Молодцы. Садитесь, здравствуйте».
Объявила тему урока и открыла доску, где на красочном пла-кате она была продублирована: «От всей души благодарю вас». Обозначила цели урока:
- образовательная – познакомиться поближе друг с другом;
- обучающая – научиться бережно относиться друг к другу;
- воспитывающая – увидеть необычное в самом привычном.
Дальше была игра. Участникам были розданы «карточки» с вписанными благодарностями конкретному лицу. Нужно было прочитать вслух содержание (по рядам, как обычно читали в классе) и определить, о ком идёт речь. Затем нужно было выбрать сувенир из заготовленных заранее и вручить по адресу. Например, в карточке написано: «Благодарю за то, что мы до сих пор не стали героями самых ядо-витых анекдотов о … и… . Нужно было вписать имя и недостающий текст. В данном случае – о тёще и зяте.
Такая форма «торжественного собрания» позволяла решить две задачи: поблагодарить гостей за внимание ко мне сегодня и за помощь и поддержку по жизни и избежать стандартных дифирамбов в адрес юбиляра.
Потом мы посмотрели два видеоролика местного телевидения о юбилярше. А дальше – банкет, с тостами, разнообразием блюд, танцами, играми под весёлым руководством дочери Светланы и замечательно подобранной зятем Сашей музыкой в стиле диско. Но это уже совсем другая история.