Журавли

                Ранним октябрьским утром Анна Николаевна вышла из дому вместе со своей внучкой Кариной. Карина взяла на работе отпуск за свой счёт, чтобы поехать вместе с бабушкой в Белоруссию. Женщины на минуточку задержались у входной двери, чтобы ещё раз подумать, всё ли необходимое взяли. Карина заглянула в сумочку. Паспорта, билеты, — всё на месте.

— Вперёд, бабуль!
— Карин, а лекарства ты не забыла?
— Родная моя, ну куда же мы без твоих лекарств? Всё взяла, но давай договоримся:  поездка нам предстоит тяжёлая, поэтому давай, возьми себя в руки. Тем более, в другую страну отправляемся…
— Я спокойна. Не волнуйся за меня.
— Я очень на это надеюсь.

                Женщины заторопились на остановку, как раз подходила их маршрутка. Свободные места оказались в разных концах салона. Карина прошла в конец микроавтобуса, предоставив бабушке возможность сесть рядом с симпатичной девушкой, явно студенткой. Сумка, тубус — на часто попадаются такие девушки, избравшие для себя техническую специальность и умеющие делать чертежи.  Наверняка, бабуля тоже заинтересовалась соседкой. Уже о чём-то разговаривают. Это хорошо, пусть отвлечётся от своих мыслей.  Карина слышала, что ночью бабушке не спалось, она несколько раз выходила из комнаты, сказывалось волнение…
А вот и вокзал. Анна Николаевна вышла  из маршрутки и ждала внучку. Вот и Карина показалась в дверном проёме, на секунду замешкавшись, подняла голову вверх.

— Карина, давай живей, поезд ждать не будет!
— Бабуль, ты посмотри, — Карина подняла глаза: в небе летел журавлиный клин.
— Ох, Господи! — Глаза Анны Николаевны наполнились слезами.
— Бабулечка, милая, ну что ты?  — Карина поставила чемодан на землю, обняла бабушку. — Им ведь сейчас самое время на юг лететь.
— Нет, Карин, это знак. — Анна Николаевна вытирала платочком глаза. — Карина, не зря мы едем, вот увидишь!
— Идём, моя хорошая, видишь расписание? Наш поезд уже прибыл, а стоянка у него непродолжительная. В вагоне поговорим.

                Женщины устремились к своему вагону. Проводница посмотрела паспорта, назвала места. Купейный вагон, есть свободные места. Не сезон… Поезд, идущий с юга, как правило, пользовался повышенным спросом в летние месяцы,  сейчас поток пассажиров схлынул. Женщины вошли в свободное купе. Попутчиков пока нет. Вот и славно, можно спокойно поговорить.

                Две недели назад Анна Николаевна получила письмо из райцентра в Минской области. Руководитель поискового отряда сообщала о том, что в результате поисков были обнаружены останки бойца Красной Армии и чудом уцелевший солдатский медальон,  записку удалось восстановить и расшифровать. Судя по данным, нашли отца Анны Николаевны, считавшегося без вести пропавшим.
— Карин, не зря журавли пролетели. У меня сердце сжалось. Я к папе еду. — На глаза пожилой женщины снова набежали слёзы. — Внучка, ты ведь представить себе не можешь, каково это — всю жизнь без отца и всю жизнь в неведении. Вот ты можешь мне не поверить, а я помню тот день, когда мама письмо получила, не треугольное, как всегда от папы, а обычный конверт. Прочитала и закричала. Мы тоже заревели, не понимая, что случилось, но испугавшись — уж очень страшно мама закричала.  А потом как-то успокоилась и нас стала успокаивать: «Пропал, это не погиб. Даст Бог — найдут. Может, ранен? Найдут! Не плачьте, и я не буду».
Анна Николаевна задумалась, глядя в окно на мелькающие деревья в осеннем убранстве.  Не отыскался отец. Сколько мама слёз пролила в подушку, а при детях держалась, надеялась. Помнила женщина и ссору мамы с соседкой, которая в сердцах кричала: «Да что ты ждёшь? Кого ждёшь? Пропал он! Как же, сдался в плен, поди. А сейчас живёт где-нибудь, как у Христа за пазухой…» Мама тогда тихо, почти шёпотом сказала: «Не смей! И по себе других не суди!» С этой соседкой мама перестала здороваться.

                Когда Аня оканчивала школу, мама как-то села рядом с дочкой на диван, прижала её к себе и сказала: «Анют, ты папу совсем не знала. Тебе чуть больше года было, когда его мобилизовали. До июля 44-ого он писал. От Орла до Сталинграда прошёл, и потом до Минска их полк дошёл. Вот письма его. Все храню, с первого и до последнего. И в каждом он пишет, как любит меня и вас с Тоней. Но Тоня уже большая была, когда папа на фронт ушёл. Она его помнит. Так вот, не только про нас он пишет, а и про родину. Сколько ему пришлось увидеть за годы войны, сколько дорог прошёл! Всегда он писал о том, что враг страшный, но ему не победить советских людей. Не бывать этому. Сколько горя фашисты принесли нам, сколько городов разрушили, сколько людей погибло, но хребет врагу будет сломлен. Поэтому, дочка, кто бы тебе что ни говорил об отце, никому не верь. Он сдаться в плен не мог. А если это  и случилось, то ранен был. Иначе быть не могло! Вот письма, ты можешь их сама все перечитать. Только храни, пожалуйста, чтобы не пропали».  Вскоре мамы не стало. Фронтовые треугольники, давно пожелтевшие, с едва различимыми буквами, написанными химическим карандашом, до сих пор бережно хранятся в шкатулке.  И вот это письмо, полученное в ответ на многочисленные запросы Анны Николаевны. Муж чувствовал себя не лучшим образом, поэтому Анна Николаевна  позвонила внучке, сообщила новость и сразу же услышала: «Собираемся в дорогу, бабуль».

                Мелькали за окном берёзовые рощицы, едва тронутые золотом осени; следом за ними тянулись ввысь ели, а между ними полыхали клёны. Легкий туман у реки, где-то на взгорке небольшая деревенька, кое-где струится над крышами дым из печных труб.

                В семейном альбоме сохранилась всего одна фотография отца. Строгий взгляд почти чёрных глаз, а на губах едва заметная улыбка. Тёмные волосы, чуть вьющиеся. Вот,  и у правнучки они такие же. Анна Николаевна внимательно посмотрела на Карину. Та глядела в окно, не решаясь занимать бабушку разговорами.

— Внучка, давай-ка мы чай попросим у проводницы, и позавтракаем.
Карина вышла из купе, облегчённо вздохнув. Похоже, бабушке не понадобятся лекарства в ближайшее время. Совладала с эмоциями. Карина зашла в купе проводников, попросила принести чай. Вернувшись в своё купе, убедилась в своих ожиданиях, — бабушка постелила на стол льняную салфетку и раскладывала немудрёную дорожную снедь.
— Садись внучка. У нас сегодня поздний завтрак.
— Случалось и позже завтракать, — рассмеялась Карина. — Ты мне лучше расскажи, о чём в маршрутке с соседкой разговаривала?
— Наблюдательная ты моя, — улыбнулась Анна Николаевна, — да увидела тубус в руках красавицы, не удержалась, спросила, где учится.
—   И где?
— В техническом университете. 4 курс. Я удивилась, с её внешностью на подмостки можно, а она в инженеры подалась. Так она мне сказала, что ей нравится выбранная профессия и на театральные подмостки не все рвутся. И ещё сказала, что в стране артистов и юристов много, а вот производство нуждается в специалистах. Молодец девчонка! Побольше бы таких!
Проводница принесла чай, горячий, крепкий и ароматный. Пожелала приятного аппетита пассажиркам и заметила, что вероятнее всего они вдвоём и останутся до конечной станции. Мест свободных много и о проданных билетах информации нет.
— Вот и хорошо! Мы с бабушкой сейчас позавтракаем, а потом отдохнём немного.

                ***
                Поезд прибыл в столицу Беларуси вечером. Осенью темнеет рано, но привокзальная площадь хорошо освещена. Женщины сориентировались, пошли к метро. Номер в гостинице у них был забронирован, а утром  — дальнейшая поездка.

            Поднявшись в номер, осмотрелись. На стенах фотографии с видами города, плазменная панель. Карина взяла пульт, нажала, и спустя мгновение появилось изображение. За кадром пел Марк Бернес, а на экране летели журавли. Анна Николаевна опустилась на стул, заворожено глядя на экран.

— Кариночка, ты со своими родителями видишься довольно часто. А что ты испытываешь, когда подходишь к их парадной?
— Наверно, радость. Всегда приятно приезжать домой, к любимым родителям. Знаешь, что тебя там всегда ждут, и ещё минутка, и тебя обнимут крепкие папины руки, мама поцелует. Ой…
— Да ничего не «ой». Ты же знаешь, что я жила с мамой, поэтому как это — приезжать издалека в родительский дом не знаю. А вот сейчас у меня ощущение, что ещё немного, и я встречусь с папой. Второй раз за день журавли. Случайностью это быть не может.
— Бабуль, завтра всё станет ясно. Давай-ка, умываемся с дороги и идём ужинать…
Утром женщины отправились в дорогу. На автобусе доехали до Молодечно. Здесь их встретила девушка, назвавшаяся Яниной;  сказала, что она по поручению Ирины Владиславовны. Жестом пригласила в машину.  Вскоре машина остановилась у небольшого здания. Янина сообщила, что здесь располагаются поисковики. Дверь распахнулась и навстречу вышла высокая красавица. Она протянула руку Анне Николаевне.
— Здравствуйте, Анна Николаевна. Это я вам сообщила о находке. Меня зовут Ирина Владиславовна. А это ваша внучка?
— Да, здравствуйте, Ирина Владиславовна. Это Карина, моя внучка.  Вызвалась меня сопровождать.
Вошли в здание, прошли в кабинет Ирины Владиславовны. Янина включила чайник, поставила на стол тарелку с пирожками.  Ирина Владиславовна поведала:
— Во время войны в нашем городе был лагерь военнопленных. За время оккупации через него прошли около восьмидесяти тысяч красноармейцев и гражданских людей.  Более тридцати трёх тысяч навсегда остались в нашей земле. К сожалению, большей частью, остались безымянными. У многих при себе не было никаких документов, а найденные солдатские медальоны зачастую были пустыми. Бойцам казалось, что навлекут на себя смерть. И скольким родным так никогда и не узнать, где похоронен их муж, отец, брат…  Уважаемая Анна Николаевна, с вашим отцом иначе. Наши поисковики продолжают кропотливую работу, и ежегодно им удаётся находить новые и новые захоронения. А ведь пока  достойно не захоронен последний солдат – война не окончена. За городом в лесу нашли останки, боец в давно истлевшей форме и пробитой каске. Шли бои, как случилось, что он оказался без оружия и в стороне от других? Нашим ребятам удалось выяснить, что он был связистом. Ну это вам известно. Вероятно, выполнял задание, но был убит.  Сейчас я вам покажу фотографию записки из медальона.

                На бабушку Карина смотрела, не отводя глаз. Та будто окаменела. Слушала рассказ, а на лице ни один мускул не дрогнул. Глаза сухие. Столько лет прошло с войны, и спустя годы узнать, что случилось с отцом… Каска пробита.  Погиб мгновенно.  Анна Николаевна встрепенулась.  Протянула руку, посмотрела на фото. Из сумки достала блокнот, в который был вложен треугольный конверт.  Буквы были обведены шариковой ручкой, и без всякой экспертизы было очевидно — писал один человек, сомнений никаких не осталось.

— Давайте  выпьем чай, и поедем, — предложила Янина.
— Ирина Владиславовна, Янина, спасибо вам большое, но сейчас я не смогу и глотка сделать, может быть Карина? — она повернулась к внучке, та отрицательно покачала головой. — Давайте поедем. Только нужно купить цветы.
— Конечно, по дороге купим цветы. Янина, проводи гостей в машину. Я сделаю один звонок, и едем.
Лесная дорога. Между сосен небольшой обелиск, рядом с ним стоят трое молодых ребят. Они шагнули навстречу Анне Николаевне. Один взял её под руку, провёл к памятнику.
— Здравствуй, папочка. — Женщина опустилась на колени, положила цветы. Рукой провела по обелиску. — Вот я к тебе и приехала, родной мой.
У Карины хлынули слёзы. Она положила две розы на могилу прадеда. Теперь она знает, где он погиб. И ещё не раз приедет сюда с мужем и своими детьми. В голове звучала песня:                «…Мне кажется порою, что солдаты,
                С кровавых не пришедшие полей,
                Не в землю нашу полегли когда-то,
                А превратились в белых журавлей»
Как же бабушка была права вчера, утверждая, что клин журавлей не случайно пролетел…