Сон 3 или что делать, если...

Сон #3 или что делать, если забыла запереть на ночь шкаф с игрушками

Мне 34. Каждую ночь я ложусь в постель с фонариком в руках, обнимая плюшевого пса по кличке Рекс. Я живу с матерью и не засыпаю без снотворных, на которые уходит добрая часть зарплаты. Ещё одна часть уходит на психолога, ещё - на лечение больной матери и последняя на социальные потребности типа еды, одежды и оплаты коммуналки.

Врачи говорят, что я ни в чем не виновата, что мать не имеет ко мне претензий и что я должна жить дальше, но жизнь остановилась 24 года назад, а на смену ей пришел страх и чувство вины.

Благодаря Рексу я могу расслабиться, чтобы таблетки начали действовать, а благодаря фонарику я чувствую себя в безопасности, зная, что в случае чего, смогу увидеть, что происходит вокруг. Каждую ночь вот уже 24 года я задаю себе вопрос, почему тогда мне не приходило в голову спать с фонариком? Может всё сложилось бы иначе…

Я очень радуюсь, когда не вижу сны, но если вижу, то они всегда одинаковые и все как один похожи на тот день, когда я забыла запереть шкаф с игрушками.

-Мам, а шкаф закрыт?
-Да.
-На ключ?
-Да.
-Точно?
-Да, дорогая. Ложись спать.
-Хорошо. Если шкаф закрыт я не буду бояться.
-А зачем тебе бояться?
-Куклы, которые лежат в шкафу - они живые. И злые. Я слышу, как по ночам они скребуться своими ручками, пытаясь открыть дверь. Поэтому я запираю шкаф на ключ.
-Какая ты у меня выдумщица! Разве куклы могут быть живыми?
-Ещё как могут. Они портят мои мягкие игрушки - рвут их, а потом весь день притворяются не живыми. Они злые! Злые! Я не люблю их.
-Ну-ну, утро вечера мудренее. Засыпай. Рекс с тобой. Если какая кукла потревожит твой сон, то Рекс защитит тебя.
-Да, мама. Спокойной ночи.
-Спокойной ночи, милая.

Гаснет свет в комнате, мамины шаги удаляются, а я начинаю петь песенки про себя, чтобы не думать о том, как темно вокруг и страшно. Я пропела уже все, которые смогла вспомнить, убаюкала Рекса, а сон всё не шёл.

Что-то в шкафу начало шевелиться. Сначала потихоньку, будто кто-то ворочается, пробуждаясь от долгого сна. К этому шороху присоединяется ещё один и еще - теперь их уже несколько и все они вертятся и крутятся, пытаясь пробраться к двери. Я почти не дышу, только лишь крошечные поверхностные полувздохи, которые заставляют сердце бится чаще, сильнее. Оно заполняет собой грудную клетку и хочет вырваться, спрятаться, замереть, но никак. Руки такие мокрые и холодные, а ноги плотно поджатые к груди уже совсем затекли, но мне слишком страшно, чтобы пошевелиться. Я вся обратилась в слух острый и внимательный. Сейчас, благодаря ему, я в полной темноте "вижу", как скребут дверь шкафа маленькие резиновые ручки, как они пытаются вскарабкаться повыше, забираясь на мягкие игрушки, чтобы достать ручку дверцы, вытолкнуть ключ и и выбраться наружу.

"Рекс, ты ведь защитишь меня, я знаю. Ты не дашь в обиду нас с мамой и всё будет хорошо. Будет хорошо. Будет хорошо…"
Шорохи затихают в безрезультатных попытках отворить дверь, мой страх затихает вместе с ними, и я наконец могу заснуть. Как же хорошо…

Звон падающего на пол ключа.
Скрип открывающейся двери.
Из шкафа вываливается разорванная выпотрошенная плюшевая кошка, за ней голова лисы и топ-топ-топ… крошечные резиновые ножки в пластиковых башмачках семенят мелкими шажочками.
Я слышу, всё это слышу, но не открываю глаза, отчаянно пытаясь их зажмурить. Крепко обнимаю Рекса, утопая носом в его плюшевом боку и чувствую, как  маленькие ручки тянут мое одеяло вниз, карабкаясь по нему.

Топ-топ-топ по коридору и в кухню.
Топ-топ-топ в сторону соседней комнаты, где спит мама.
Голова с белокурыми локонами выглядывает из под складки одеяла. Пластиковые глаза блестят холодом в свете уличных фонарей, а пухлые резиновые губы замерли в невинной полуулыбке.
Вот бы мама сейчас проснулась и включила свет, вот бы она пришла сюда и осталась со мной до самого утра, но этим мечтам не суждено сбыться - мама крепко спит.
Где-то в ее комнате хлопнула крышкой коробка с шитьем. Мне так страшно, слишком страшно и чтобы не видеть, не признавать это чувство, я открываю глаза и отбрасываю одеяло вместе с куклой. Она отлетает в угол под письменный стол и я слышу звон. Металлический звон. Свет чертит прямоугольник на темном полу и я вижу как катится шило, выпавшее из карманчика кукольного комбинезона.

Не помня себя от страха я бегу в мамину комнату и не спрашивая, не будя ее, ныряю под одеяло и обнимаю крепко-крепко. "Что ты, тише", - просыпается мама. Ты чего так дрожишь, что случилось".  Я  только бессвязно мычу и обнимаю ее, будто пытаясь сберечь, оградить.

Тихо кругом, и только мамино теплое дыхание скользит по макушке, прижимаясь ухом к груди, я слышу, как бьется ее доброе сердце и засыпаю. Это всё только сон, страшный-страшный сон…

Утром мама не может встать. Ей больно пошевелиться. По постели разбросаны иголки и спицы, несколько торчит у нее из  спины. Изрезаны простынь и одеяло, а рядом с нами, на противоположном краю кровати, где когда-то  спал папа, лежит одна из самых "злых" кукол. Пока я испуганно иду в коридор, чтобы вызвать врача, прохожу мимо своей комнаты и вижу, как посреди нее на полу валяется Рекс. Его синтепоновое нутро разбросано по комнате, оторваны пластиковые глаза и нос, отрезаны лапы, а рядом с ним туловище ещё одной нелюбимой куклы - ее белокурые локоны торчат из-под кровати… на кухне лежит третья, недалеко от столешницы, на которой в подставке стоят ножи.

Когда пришёл врач, он осмотрел маму, покачал головой и забрал в больницу. Ко мне приехала бабушка с которой я прожила несколько месяцев, пока восстанавливали мамину спину. В тот же день я оторвала головы всем своим куклам, руки и ноги, разложила по разным мешкам и выбросила. Рекса я зашила - вернула на место весь синтепон, пришила лапы, вернула на место глаза и нос и с тех пор, никогда с ним не расставалась.

Врачи списали мамино состояние на несчастный случай. Сама она мне никогда ничего не говорила по поводу той ночи, только стала как-то с опаской смотреть на меня и закрывать дверь своей спальни на ключ. Я осталась наедине со своими страхами и чувством вины, да и по сей день ношу их с собой. На работу и к психологу, в магазин и аптеку, на встречи с партнерами по работе и редкие встречи с друзьями. Чаще всего эти чувства напоминают о себе на сеансах групповой терапии - там они особенно тяжелые и неразрешимые. В группе не все меня поддерживают и хоть это запрещено правилами - недобро косятся и уже после сеансов тихонько отведя в сторону осуждают. Мол, мне не здесь надо быть, а в психушке среди таких же больных. Сама я не знаю кому и во что верить. Спустя столько лет, всё произошедшее кажется дурным сном, но при этом он реален. Маму смогли восстановить, но не надолго и теперь в силу возраста она не ходит - передвигается в инвалидном кресле. Она стала замкнутая и отстраненная и больше ни разу не обнимала меня, как в ту ночь, когда я прибежала к ней пытаясь уберечь от беды. Я даже не знаю, были ли те куклы живые, как мне тогда казалось, или это всё детское воображение, а рассыпанные по постели иглы и спицы, моих рук дело - просто я решила об этом забыть? Мама никогда не обвиняла меня, ни разу не упрекнула и сделала всё, что было в ее силах, чтобы меня не закрыли в психиатрическом отделении на принудительное лечение. Она опекала меня, как я теперь опекаю ее с той только разницей, что она отгородилась от меня ширмой внутреннего неясного страха, а я продолжала любить её и беречь ещё больше чем тогда, в детстве. Когда-то эта пропасть, образовавшаяся между нами, ранила, теперь боль притупилась - я заполнила ее тяжелым и гнетущим чувством вины. Мне 34, а кажется, что жизнь давно закончилась, ещё тогда, 24 года назад и сейчас я пребываю в чистилище, чтобы выстрадать всю свою боль.

14.02.23