Старость

Это чувство начинает просачиваться сквозь кожу рук. Руки за эту зиму сморщились.
Смотреть на них неприятно. Но приходится привыкать. Особенно, если появляется боль. Я упорно делаю массаж. Боль уходит, когда я поднимаю гантели. Тогда я ощущаю
уход от старости в какой-то год, когда мне было шестьдесят два.

Я тогда поднимал эти же гантели. Вес, конечно, небольшой - до двенадцати килограмм. Но тогда я поднимал самодельную штангу - пятьдесят килограмм. Штангу я поднимал, чтобы мешок с цементом не казался мне тяжёлым.
Сегодня я имею штангу весом двадцать четыре килограмма. Можно её и увеличить вес.

Но до лета это не обязательно. До цемента ещё далеко. А летом я затащил в дом десять мешков навоза весом с таким же, как мешки с цементом. Конечно, затащу и с цементом. Но летом.
Жить становится всё тяжелее. Стихи, конечно, не затрудняют моё существование, но рисовать силы уде нет. Это более трудное занятие. Руки трясутся, и линии вести приходится неправильно. Портрет выполнить тушью уже не получится.

А красками я перестал писать, потому что продать такой портрет я не смогу. Жалко.
В общем, на компьютере работать можно и такими руками.

Но старость ползёт какой-то заразой! Сопротивляюсь. Женщин избегаю. Смешно, но старухи сразу начнут напоминать, что я такой же. А молодушки испортят мой план дожить до девяноста лет. Мне всё время вспоминается старик, который приехал в город в семьдесят лет из деревни к женщине пятидесяти лет, и умер через восемь месяцев.
Пока я живу один, мне это не грозит.

Меня перестали называть гением. Пригляделся! В гении надо залазить, пока причёска не имеет дефектов. А я в чёрной шапочке выгляжу, пока не сниму шапочку.
Без шапочки я полностью седой. Ещё бы - ничего, но я стригусь сам. Как буду выглядеть, зависит от положения машинки для стрижки волос. А это всегда по разному. Была бы подруга, постригла бы лучше.

Честно говоря, мне уже хватит жить. Не все же доживают до восьмидесяти трёх лет.
Но я смотрю на побратимов-художников, которые перестали стесняться жить!
Все ползут к девяноста годам, как передовики поднимания кистей и палитры.

Пережить их - моя наиглавнейшая задача! Пока гантели висят над моей головой, задача выполнимая. Они и в восемьдесят три года не подняли бы то, что я творю
в садо-огороде!
Там я переживаю даже молодых садоводов. Один геракл показал мне свой торс без
одежды в солнечный день. Ему было сорок лет с хвостиком. А в серый, дождливый день умер вместе со своим могучим торсом. Похоронили без меня.

Мне уже только сообщили.
Одна женщина увидела, как я преодолел горку на велосипеде. Вынуждена была признать меня молодым, хотя моложе меня на приличное количество лет.

Я стесняюсь спросить её возраст, чтобы не обидеть. Не все же имеют такую молодость, чтобы в восемьдесят три года ездить летом на велосипеде тридцать километров каждый день, чтобы ещё и вспотеть на грядках с растущей картошкой.


Март