Мечта в подарок или Песни о Будде

       Мечта  в  подарок или песни о Будде, увиденном в замочную скважину


     Слово заманивает нас в поездку. Но любая поездка заканчивается возвращением. И возвращение это есть молчание.
     Должна быть в жизни поездка. И должно быть возвращение из нее. И как в первую половину жизни мы совершаем поездки, одни только поездки и ничего, кроме поездок, так во вторую половину жизни мы только и делаем, что разными путями возвращаемся из них.
     И вот мое общее и итоговое впечатление о буддизме таково, что он есть прежде всего душа и дух возвращения, а потом уже все остальное.
     Воистину, куда бы мы ни отправились : к женщине или в религию, в магазин или в дальнее путешествие, в болезнь или выздоровление, в любовь или недоброжелательство, в смерть или в новую жизнь, возвращение из этих поездок так или иначе запрограммировано и ждет нас, хотя мы убеждены, что из иных поездок возвращения нет.
     Но оно есть, потому что таков нерукотворный ход вещей. И вот в той степени, в какой мы устали от поездок – ведь бывает же и такое! – мы и сделались тайными буддистами. Разумеется, вовсе отказаться от поездок – имя которым в широком смысле : жизнь – для нас, обыкновенных людей, невозможно. Но можно хотя бы не стремиться к ним с присущей большинству одержимостью, потому что неизбежное возвращение из них всегда будет нести с собой разочарования и страдания.
     Да, смягчить их, пожалуй, возможно. Устранить – нет. Но и в таком случае игра, как говорится, стоит свеч. Поездка и возвращение в космическом смысле на равных. И все-таки… все-таки поставить возвращение чуть выше поездки было бы больше хорошо, чем плохо, как выразился бы бывший американкий президент Доналд Трамп.   
У меня был в детстве один приятель. Именно не друг, а приятель. Однако наиболее мне запомнившийся. Он был на два года старше меня, учился из рук вон плохо, едва закончил восемь классов и тут же подался в техучилище. Зато никто в его годы не прочитал столько приключенческой литературы, как он. Обо мне и говорить нечего.
Дюма, Стивенсон, Конан-Дойл, Майн-Рид, Уэлс, Саббатини, Райдер-Хаггард, – всех их открыл для меня он, мой сосед по подъезду. Каких только игр – причем на почве и в связи с названными именами – мы не изобрели по его инициативе!
    Я помню даже, как мы всем двором играли в КВН, где я наизусть прочитал пару страниц из «Спартака» Джованьоли. Уж не могу себе и представить, чтобы в каком-нибудь другом дворе нашей тогдашней провинциальной России дети забавлялись более интересно. И, что самое главное, более культурно.
     При этом, повторяю, наш славный заводила физически не смог осилить десятилетку. Кажется, он мне в этом отношении завидовал. Все-таки что там ни говори, университет – одно, а завод – другое.
     Приключенческая литература и игры в мушкетеров были и ушли : точно их корова языком слизнула. А мой университет, пусть и окольными путями, вывел меня к свету. Без учебы в университете я не смог бы эмигрировать. Но это уже другая история.
     Пусть простят меня все мои друзья, приятели и однокашники, что Запад я сравниваю со светом, а Россию с сумраком. Это в те далекие времена я так смотрел на вещи. Теперь я смотрю на них иначе. Дело не в свете или сумраке, а в том, где нам живется вольготней. Иные живые существа не могут вообще выносить свет. Так что же – они из-за этого ниже или хуже других?
     Но продолжаю. С тем моим оригинальным приятелем детства я часто ссорился. И снова мирился. Однажды я проиграл ему в «очко» невероятную сумму денег. Как сейчас помню : я встал из-за стола бледный и растерянный. Я физически не мог бы расплатиться с ним и за два года. Но в то же время что-то наподобие поруганного дворянского чувства чести причиняло мне невыносимую душевную боль. Да, все было убито у нашего русского брата : и честь, и дворянство. Однако, видно, не конца.
     Подобно дождевому червю, разрезанному лопатой, остатки лучшего в нем судорожно копошатся до сих пор где попало. Как, например, во мне в тот памятный момент. Мой приятель с улыбкой заверил меня, что о долге не может быть и речи. И я пожизненно ему благодарен. Дай бог, чтобы этот его поступок, сам по себе совершенно не значимый в условиях тогдашней российской провинциальной жизни, был ему зачтен на весах бытия.
     Между тем время шло. В университетские годы я почти не был дома. Так мы незаметно и разошлись. Я выехал на Запад и обосновался в Германии. И вот спустя долгие-долгие годы мать мне написала, что тот приятель детства умер от пьянки. Я был потрясен и в память о нем выпил бутылку красного вина. Я весь вечер думал о нем.
     Он ведь мечтал стать писателем. И мечтал уехать за границу. В какой-то мере я и осуществил его мечты. Он меня ими заразил. Нет, точнее, он мне их просто подарил. Кто знает : не из чтения ли приключенческой литературы родилась моя неостановимая тяга к Западу? Мне до сих пор кажется, что именно оттуда.
     Ведь если не просто читать Дюма и Конан Дойла, а жить ими, то из этого как дважды два четыре вытекает желание выехать туда, где жили и живут их бессмертные герои. Иначе просто быть не может. И этому научил меня – первого отличника в школе он – неуч. Так что, быть может, без него судьба моя не состоялась бы так, как она состоялась.
     В его же случае пьянка стала единственной доступной ему формой протеста против той жизни, которую он лучшей стороной своей души начисто отрицал. Вместе с тем он умудрился так в нее вжиться, как я для себя не мог бы представить. Так что же : каждому – свое? Или я все-таки умудрился, забрав факел его мечты, идти по туннелю так долго, пока не вышел оттуда в совершенно иной мир?
     Не стану скрывать : эмиграция на Запад была основной поездкой моей жизни. Но давно уже наступили для меня времена, когда не проходит ни дня, ни часа, чтобы я не думал не столько даже о родине, сколько о самых близких мне людях, сопровождавших меня по детству и юности. И это мое возвращение из поездки.
     И на фоне возвращения меркнет ореол поездки. И все сказанные в поездках слова, – они не то чтобы были бессмысленны и напрасны, но без них как будто бы можно было обойтись. Хотя конкретное представление о том, что было бы, если бы их не было, для нас недоступно.
     В душе остается лишь возможность такого представления. Но она – по ощущению – оснащена мощными и запредельными крылами. Кто знает, на какую высоту они способны вознести того, кто отважится поверить в их существование.
     И поверьте мне, у Будды всегда можно чему-то научиться. Даже нам, русским людям, для которых Будда ментально и по несчастью даже дальше, чем для всех прочих народностей.