Правда Абая

Истина Абая  – ключ к правде общества

Писатель Аймен Игилик ставит перед сегодняшним казахским обществом прямой вопрос: «Основной вопрос – хотят ли казахи познавать Абая или нет? Эй, казахи, как объяснить  ваш бездумный побег в пустыню. Кому вы создаете проблему?! Если вы не полюбите Абая, мир его не полюбит, если вы не будете восхищаться, Абаем не будут восхищаться, этого вы желаете?!
Мир готов восхищаться Абаем. Божественный цивилизационный путь такой: «люби все человечество, считая всех своими братьями». Лучших из лучших своих сыновей казнившие казахи, родных своих детей бросившие и продавшие казахи, пропитанные водкой и анашой, продавшие свое богатство – землю предков казахи. Этому вы научились, в этом вы преуспеваете? В чем здесь вина гениального Абая?    
Считая причитавшего над вашей судьбой гения слишком для себя многим, чего вы добились – таскаете на себе сегодня мешки, пестрые сумки и коробки». («Акикат», №10, 2015) 
Заключение этому длинному монологу дает философ Абдирашит Бакирулы: «нечего скрывать, мы были обеспечены техническим оборудованием и фабриками: развивая технический потенциал, была возможность заложить прочный фундамент своего предпринимательства. Однако во время приватизации все перешло в частную собственность. Торговля превратилась в главную сферу извлечения доходов. Но для развития общества торговля не оказывает влияния: поскольку в торговле нет новизны. Следовательно, там где нет новизны, нет поисков и развития. Наоборот, казахский язык и культура посредством иностранных товаров встают на путь экспансии. Таким образом, постепенно мы ослабили человеческий потенциал.»      
Русскоязычные (казахи) болеющие душой сегодня за наследие Абая в статье «Бронзовый саркофаг или духовный оппортунизм «Советстанцев» связывают сегодняшнюю общественную мысль с Абаем: «Думаю, кого среди казахов сегодня я бы мог любить или уважать?» (Абай, слово 22). Как можно, ориентируясь на эти мысли и наставления, им стоять на своих позициях, и не делать, по сути, ничего. Или, отлив Абая в бронзе своих слов, они думают, что «приватизировали» и его, оставив только себе право пользоваться его высоким именем, а на самом деле топить в этой же бронзе смысл его слов? Тогда это не памятник классику, а бронзовый саркофаг, которым укрывают от «лишних взглядов» то, чего стыдятся.» («Деловая неделя», 16 ноября 2007 г.)
Это – измерение Абая по правилам международных требований. «Наследников» советского абаеведения их сегодняшние противники в казахской культуре обвиняют в  «духовном оппортунизме «Советстанцев». Поскольку слова ошибочного познания Сабита Муканова «До революции в казахской литературе нет старшего брата» можно сегодня обратить в «авторитарное абаеведение». Абай может выпасть из контекста мировой цивилизации. Однако Абай окончательно впечатался в историю как «казахская правда». Он был передан в надежные руки...   
Выступавшие против прогресса противники Абая сообщали из Семипалатинска, издавна бывшего под строгим контролем царской армии укрепления, что Абай «сеет смуту в народе и выступает против его величества императора». В том, что дом Абая считали политически ненадежным очагом, присутствует жазненная «правда» Абая...    
Поставить цивилизационного Абая на свое место было непросто для казахского общества, потребовало жертв, за счет этого Абай остался живым.
Оглашение концепции Абая «Моя задача – развитие языка, распространение искусства» было ответом на завоевательскую политику.
Поэтому первый впечатавший Абая в «историю» Европы, первопроходчик Алихан Бокейханов углубился в «загадку» поэта: Абай стал главным «Манифестом» периода ренессанса казахской истории.
Россия в начале прошлого века многотомную историю огромной империи «Россия. Полное географическое описание» поручила руководству избранных ученых П.П.Семенов-Тяньшанского, В.И.Ламанского, 18 том «Киргизский край» доверили Бокейханову, этот выбор был не случайностью, а закономерностью, связанной с признанием степени его учености. В Средней Азии среди тюркских народов по численности, территории казахи находились в первом ряду: такой народ не мог не родить таких евразийских личностей, как Ибрай Алтынсарин, Абай Кунанбаев, Чокан Валиханов. 
Отделить от них Бокейханова было невозможно.
В таком случае, первооткрыватель великого реформатора казахского общества Абая Алихан Бокейханов, соратник Ленина-Плеханова, в востоковедении пошедший по следам Чокана, получивший «государственное сознание», оставшееся от хана Жанибека, вышедший из колыбели языка биев времен Бокей хана, родившееся из ауры почвы Абая первое познание Алихана Бокейханова стоит в начале абаеведения, он продвинул вперед казахское общество на один век: превратил в стержень науки, образования, политики.   
Выразительность национального языка у Абая: «наедине не хвалю свой народ уездному, своему народу говорю, что я не сдался» – настоящую литературу Алихан видел безупречно. Поэтому юрист, экономист, дальновидный политик Алихан наряду с казахскими поселениями и географией в эту историческую книгу добавил национальную поэтику – Абая, написал в никем не стираемом подлинном содержании. 
Это был 1903 год, когда Абай был еще жив. В 1905 году по поводу кончины Абая в написанном для «Семипалатинского листка» некрологе Алихан дополнил, систематизировал этот проект «Абай». Спустя 2 года в книге «Записки Семипалатинского подотдела западносибирского отдела императорского русского географического общества» (1907) была напечатана биография Абая вместе с фотографией. Если заметим, Бокейханов в этих системных делах создал условия, чтобы абаеведение с самого начала сложилось как наука: его целинное познание «абаеведения» в контексте казахской литературы, в образце художественного видения особенно важно. 
Истоком творчества Абая была устная литература – народный язык, в вышеупомянутой книге (1903), впервые открывшей казахской поэтике окно в Европу, предисловие из жыра «Козы Корпеш – Баян Сулу», записанного А.С.Пушкиным в 1833 году – начиная с богатства языка казахского народа, культуры, мышления, способности к запоминанию подняться до Абая – целостность находит в завершенном Ауэзовым «абаеведении»: Ауэзов от этой концепции – от «следа» Алихана не отступал. 
Алихан Бокейханов глубоко проникся реформой, совершенной Абаем в казахской литературе – в 1870 году в книге, изданной Радловым, он не мог не прочитать Шортанбая, Ногайбая: они были широко известны в Каркаралинском округе, с детства пропитанный их поэтическим даром он изучал их вместе с Абаем – взвешивал на весах их поэзию – в классическом реалистическом стиле Абая. Алихан дает понятие об их поэтической грамотности на уровне с Абаем – полностью исчерпав школу доабаевского периода, раскрывает новое направление в казахской литературе, созданное Абаем: «Наконец как представителя нового течения в киргизской поэзии следует называть Кунанбаева – автора многих стихотворений, изящных по форме и поэтических по содержанию (особенно описания природы). Этому же автору принадлежат хорошие переводы «Евгения Онегина» и многих стихотворений Лермонтова (который оказался наиболее понятным для киргизов): таким образом у семипалатинских «;ле;ші» (певцов) можно слышать, например, «письмо Татьяны», распеваемое, конечно, на свой мотив» (204 стр.)
В некрологе 1905 года наряду с жизнью Абая на уровне тезиса полностью заявляется «это познание»: «...Абай, как эти стихи покажут, представлял недюжинную поэтическую силу и составляет гордость киргизского народа. Еще не было киргизского поэта, так возвысившего духовное творчество народа, как Абай, чудные его стихи, посвященные четырем временам года (весна, лето, осень и зима) сделали бы честь
знаменитым поэтам Европы». Это залог творческого познания Алихана, который видел Абая в одном ряду с Гете, Пушкиным, Лермонтовым.
Советское литературоведение не смогло художественно познать Абая: политизировало – сломило его дух. Самая его вершина – Абая посчитали «копией» русской литературы. Радостно, что всей России имя Абая, его природный дар были известны до революции: он получил признание русских передовых мыслителей.   
Генерал-губернаторство степного края в сообщении издания «Особое прибавление к Акмолинским областным ведомостям»: «Крупный научный работник Западной Сибири и Семипалатинского края Е.П.Михаэлис обнаружил в казахской степи крупный поэтический талант. Это – казахский поэт Ибрагим (Абай) Кунанбаев. Михаэлис несколько лет занимался его воспитанием. В результате этого у казахского народа появился замечательный поэт Кунанбаев, вся степь с любовью читает его талантливые произведения: как написанные самим поэтом, так и переводы (он перевел на казахский язык басни Крылова, некототорые произведения Пушкина.» (1888, 18 ноябрь)
Далее Абай в издании «Дала уалаяты» опубликовал стихотворение «Лето» впервые под своим именем (раньше публиковался под именем Кокбай – Б.К.), причиной чего было резкое увеличение числа его поклонников.   
Слава Абая в короткое время стала известна в Западной Европе: летом 1885 года приехали американский журналист Джордж Кеннан и художник Форст, до 1890 года совершившие 4-5 поездок по азиатскому и сибирскому краю России. Они уделили особое внимание этнографическому разделу открывшегося в 1883 году в Семипалатинске музея: Форст сфотографировал переданные Абаем в музей кобыз, шамдал, кожаный пояс, отделанный серебром.      
В 1878 году создается Семипалатинский областной комитет по статистике.  Комитет 24 сентября 1883 года открывает первое в Семипалатинске культурно-просветительское учреждение – областной краеведческий музей и при нем общественную библиотеку. В 1878 году первым научным секретарем областного комитета по статистике был Е.П.Михаэлис: приехав в Семипалатинск в 1869 году, он прожил там 13-14 лет. Отчет 1899 года Семипалатинского областного статистического комитета: действительные члены ...Е.П.Михаэлис, А.И.Деров, Ибрагим Кунанбаев (избран 4 мая 1886 г.).
Из отчета 1886 года: «В прошлом году (1885) Долгополов добавил много предметов в этнографический раздел музея, посвященный быту и традициям казахского народа:  убранство казахской юрты, музыкальные инструменты, земледельческие орудия и другие» (Семипалатинские областные ведомости, №19 10 май 1886 год).
Полицмейстер (1885, 10 тамыз, №251) в секретном рапорте генерал-губернатору Семипалатинской области: «Получивший до 15 августа этого года разрешение посетить аул Кунанбая Оскенбаева Чингизской волости, Семипалатинского уезда, ссыльный Нифонт Долгополов сегодня вернулся в Семипалатинск. Сообщаю это, выполнив ваш приказ №260-М от 11 июня.» Конечно, этот друг Абая был в его ауле: Абай не смог в этот раз приехать в город – в августе 1885 года умер Кунанбай.
... Кеннан осмотрел библиотеку при музее: был поражен богатству библиотеки.
В этой оснащенной по вкусу и требованиям ссыльных библиотеке, восхитившей американского журналиста, Абай познакомился с трудами лучших европейских мыслителей. Среди ссыльных друзьями Абая были Лабановский и Леонтьев. (Если бы не умер Кунанбай, Кеннан на этой «встрече» увиделся бы с Абаем – месяцы и годы в библиотеке – в среде своих русских друзей Абай посвятил себя мыслительному труду). В 1891 году в Лондоне вышла книга Джорджа Кеннана на английском языке «Сибирь и ссыльные». В 1906 году под названием «Сибирь и ссылка»  эта книга выходит на русском языке в Петербурге. «...Вечером мы вернулись в город (Семипалатинск) и пошли в дом Леонтьева. В этом доме собралось много неизвестных людей. Все ссыльные. В доме Леонтьева висит портрет Спенсера. Из мебели ничего нет. Гостей человек 15. ...Завязался общий разговор, веселый, живой, непринужденный. В ответ на мой вопрос, Леонтьев рассказал мне историю возникновения Семипалатинской библиотеки, говоря, что она не только служит утешением для ссыльных, но и дала большой толчок умственной жизни города.
– Даже киргизы пользуются ею. Я знаю старика киргиза – Ибрагим Кунанбай – который не только посещает библиотеку, но читает даже таких авторов, как Миль, Боколь, Дрепер.
– Неужто в Семипалатинске есть киргиз, способный читать Миля и Дрепера – воскликнул удивленный студент.
– Смею Вас уверить. В первый же раз, как мы с ним встретились, он удивил меня просьбой объяснить ему разницу между индукцией и дедукцией. А потом я убедился, что он серьезно изучает английских философов и читал всех названных мной авторов.
– И Вы думаете, он припоминает прочитанное? – допытывался все тот же студент.
– Я два вечера подряд экзаменовал его насчет «умственного развития Европы» по Дреперу – видимо понимает» («Сибирь и ссылка», Петербург, 1906)
Освоение Абаем новой письменной традиции для сегодняшней казахской литературы испытание, для казахского сознания – груз. Причина: «революция» не дала развиться этому «учению». Совершивший реформу в казахском языке по концепции Абая Ахмет Байтурсынов сильно прислушивался к Бокейханову: «... По словам писателя Алихана Бокейханова Абай читал книги таких глубокомыслящих мыслителей Европы, как Спенсер, Льюис, Дрепер. Из поэтов он с любовью читал стихи такого глубокомыслящего поэта, как Лермонтов. Поэтому глубокомыслящие слова Абая простой народ не понимает. Я замечаю, что люди, даже тысячу раз прочитавашие стихи Абая и выучившие их наизусть, не в силах понять смысл некоторых его стихов». (А.Байтурсынов. Произведения. А. 1989, 303 страница). Эти строки – актуальны до сегодняшнего дня. 
В том, что подлинник первого сборника произведений Абая вышел в Петербурге из типографии башкирского интеллигента Ильяса Бороганского (электропечатная Бороганского. Санкт-Петербург. 1909), можно почувствовать горячее дыхание и подпись Алихана. Не случайно, неотделимо от Бокейханова то, что в 1913 году газета «Казах» начинается статьей «Абай – главный казахский поэт» (Ахмет Байтурсынов. «Казах» №43).
Движение «Алаш» – движение Абая. Пока не остыл след в сознании, в 1914 году выходит статья Миржакыпа Дулатова «Абай». В этом году на заседании в Семипалатинске русско-казахской интеллигенции под научно-критическим обсуждением было наследие Абая: отрадно было видеть на заседании будущего «наследника» молодого Мухтара Ауэзова. Эта плеяда в казахском небе основательно поняла Абая: казахам нужен не такой величественный хан, как Абылай, а мудрость, оставшаяся на века – оживившего язык Абая ожидал весь тюркский мир. Искусство Абая продолжается мудростью, соединяется с общечеловеческими понятиями, но корень его связан с национальными чаяниями:
Не болит тело,
Болит душа.
Не своя голова.
Стало тесно в груди,
Сжалось сердце.
Слезы обильно полились.
Трагедия Абая – трагедия народа. Трагедия народа – трагедия языка. Когда в 1940 году Ауэзов поставил на сцене трагедию «Абай», он прикрывался именем Леонида Соболева, не смог высказаться от своего имени. «Эпос и фольклор казахского народа» – ценное научное «наследие» Мухтара без имени Леонида Соболева не было бы издано. (М.Ауэзов, Л.Соболев. «Фольклор казахского народа», «Литературный критик», 1939, №11, 12)
 «Не ешь остатки пищи после недоедавшего человека» (народная мудрость) – после Мухтара остается достойная духовная пища: он доказал миру свою верность святой клятве, нерушимой как закаленная сталь сабли, данной своим предшественникам, посвятившим свои содержательные жизни Абаю...    
Эта плеяда в казахском небе освещает сегодня землю своим звездным светом.... Преданность Абаю – преданность казахам. Традиция Абая – неповторимая, без отдачи любовь к родному народу, общечеловеческое благородное чувство, которое заставляет подставить грудь под пули, выступив против советского фанатизма. «Благородный человек – преданный» (Абай) – когда их жизням из-за Абая угрожала опасность: судьбы их оказались на весах, пробил час выбора, они спасали не свои головы, «а главного поэта казахов»: нашли неразделимое единство с Абаем. Они стали светлой полосой казахской духовности. С течением времени они стали неисчерпаемым духовным богатством: а вот стали ли нашим достоянием?!
Революция не приняла Абая Кунанбаева и Ахмета Байтурсынова. Почувствовавший это Сабит Муканов еще в стенах рабфака взялся за Абая: «...В эпоху литературы до революции у казахов нет человека, которого можно посчитать лидером». Сабит Муканов под подписью Тонкерисулы (сын Революции) опубликовал в газете «Екбекши казах» (19.02.1924) статью «Будет ошибкой считать Абая старшим братом казахского народа». Прочитав эту статью, народный комиссар просвещения Туркестана Султанбек Ходжанов: «...Написав о том, чего нет, загрязнив литературное пространство, приведя имя товарища Сакена в начале и в конце, уж не клевещет ли подписавшийся как писатель Тонкерисулы?!Это слова досады того, кто сам не смог добиться лидерства?! Если Абай и Ахмет не старшие братья в казахской литературе, значит нет старшего брата?! А если есть, то кто?! Укрепивший своим трудом основные опоры национальной литературы, разве Ахмет Байтурсынов не первый деятель казахской национальной культуры?!» («Ак жол», 03.04.1924) А по мнению Сабита Муканова: «Если взять Ахмета, то он не Ахмет всех казахов, а Ахмет белых воротничков (буржуазной интеллигенции)» («Енбекши казах», 01.03.1923).  Раздосадованный Сабит обкидал приверженцев С.Ходжанова гнилой картошкой и капустой. (С.Муканов, сочинения. 16 т. А: 1976)
По закону Будды смысл плохого, злобы, покушения, яростной досады и ненависти – безграмотное невежество. Восхитивший Ленина и Сталина своим ученым ораторством Султанбек Ходжанов своим предложением «Это слова досады того, кто сам не смог добиться лидерства?!» находит точно точку в драме-трагедии казахского общества. В 1923 году в самом большом зале Оренбурга – в клубе имени Свердлова собралось больше тысячи человек. Открывшееся вводной речью Сакена Сейфуллина, заслушавшее доклад Смагула Садвакасова «Впереди Акана» (впереди Ахмета Байтурсынова) собрание было разогнано вышеназванным способом (было обкидано гнилой картошкой и капустой). 
Статьей «Не останьтесь записанными на черную доску, ораторы» (01.03.1923) – до сегодняшнего дня живущие открыли первую страницу «казахской советской литературы»: вступило в противостояние с основанным на науке и образовании казахским литературоведением: абаеведение вступило не на эволюционный, а на «революционный» путь. Бокейханов сразу понял, что путь пролетарской революции принесет беды казахскому народу: напрямую пришедшая эта революция, его вождь Ленин, «попирающий демократические принципы», обвинения с первого дня революции – это была научная гипотеза. Историзм этой «теории» мы находим у Байтурсынова, вовремя забившего тревогу: «... Жестокое правительство плохо восприняло литературную деятельность на пути доброты. Ничего не слушающие, говорящие «Да здравствует жестокость», не дающие говорить. Ударяя в грудь, стали показывать силу.»
Во время Абая казахи испортились,
Черной стала красная кровь,
Нет больше любви к ближнему,
Предаются пустословным мерзким страстям.
       (Султанмахмут Торайгыров)
  В поэтическом пространстве время Абая – время Магжана: в просветительском направлении Магжан – законное продолжение Абая. Высказывание Ауэзова «После Абая я люблю Магжана» – познавательное историческое слово, сумевшее в нужное время распознать эту «систему»: эти гениальные личности казахской нации, стоящие в мировом контексте впереди цивилизационного прогресса, по закону диалектики не могут не столкнуться с реакционной силой. Знанием и разумом превзошедший уровень Тобыкты и казахского общества:
Знания нет, знанию доверия нет,
Будут без искусства стариться твои дети.   
Задетый за живое просветительской «критикой» Абая Оразбай Аккулов в 1898 году на повторных выборах волостных и биев Семипалатинского уезда собирает группу хулиганов, которые осмелились поднять руку на неприкосновенное тело поэта. Эту трагедию Абая – народную трагедию полностью повторил Магжан: название его стихотворения «Группа девяноста» (1927 г.), содержавшее вызов КазАПП (Казахская Ассоциация Пролетарских Писателей) – залог прямого взгляда на правду Абая. 
Магжан оживил дух Абая, испившего яд одиночества. 
Суд над Магжаном, прошедший в Оренбурге в начала 1924 года:
1) Магжан Жумабаев признается истинным врагом казахского народа и советского правительства, под опекой которого находится казахский народ.
2) Пусть все его произведения будут изъяты из чтения.
3) С этого момента на страницах советской печати не должно быть места произведениям Магжана Жумабаева.
(Сабит Муканов избр.сочин.10 том. А: 1976, 521 стр.)
В ответ на это постановление суда Магжан пишет:
Я не умру и мое не умрет,
Невежда не знает, что смерти нет.
Сам царь, сам судья, сам бий,
Какой глупец будет меня допрашивать.
Этот ответ в газете «Тыльшы» в стиле «мудрого учения» Абая – объявление себя – раздувает огонь ненависти к себе.
В этом месте он хорошо понимает рубище, одетое Абаем:
  Как ты, родившийся ханом из черни.
Мир не получит тебя обратно, даже молясь. 
Это провидческое предсказание Магжан сделал, не достигнув 20 лет. Магжан излучал Абая как белое утро Востока Европе, не успевшей восхититься Абаем. Не достигнув 30 лет, давший «Батыра Баяна», поднялся на высоту Байрона – Лермонтова. С этой высоты он видел и понял, почувствовал сердцем тот «ад», который опустился на голову казахов в начале 20 века. Он занял для казахского общества место Абая, не мог не взять на себя его ношу.
Особенность Магжана в том, что он не пошел по следам Абая – а нашел свое поэтическое пространство, открыл свой художественный метод. Если бы перед ним не стояли сознание и дух Абая, он мог бы стать жертвой таких понятий, что «Магжан – подражатель русской, татарской, ногайской поэзии». Ауэзов успел утвердить метод Абая как «критический реализм». Несмотря на то, что Байтурсынов и Ауэзов посредством Магжана назвали традицию развития казахской литературы того периода как романтическую, сегодня пишущие о Магжане обращаются к Сабит Муканову. Ш.Елеукенов пишет: «Он дает знать, что больше нет возврата к символизму» («Жулдыз», №6 1992 г.), а Ж.Коргасбек говорит: «Это же символист поэт.» (АбайТВ. 26.06.2021) Первый хочет приблизить его к революции, «пролеткульту», второй хочет его противопоставить. Это означает, что Магжан еще находится в рамках КазАППа?! В противном случае зачем сегодня повторять новому поколению старое мнение «Магжан поэт чувства, Абай поэт разума», в 20-е годы высказанное Аймаутовым, повтореннное в 30-е годы Мукановым?! (С.Муканов. «Казахская литература 20 века». А: 1932 г.)
Родившийся в своем роду великаном по духу, Магжан не боится умереть, бросаясь на луну: («Когда ты сказал, бросайся на луну, разве я не бросился») боится бездумности – оглядывается на Абая: («Из бездумного неразумного огня создал себе божество, задыхайся глупец, будут надо мной смеяться») Подчинять этих двух поэтов вышеназванной классификации – оставшийся от тех времен перегиб.   
Бывший свидетелем Абая Биржан: «Без разрешения к нему не зайдет уездный» –
дух Абая – подобен духу Афрасиаба, который 400 лет не допускал ногу врага в Туране: Магжан, «читавший священное слово по всему миру», верил, что Абай охраняет казахскую литературу от чужих рук: «у поэта друга не бывает из людей, он доверит свою тайну только перу»: «Как могила баксы, остался один – вот моя правда» – разве эти стихи не вышли из одного дыхания?!   
Суд над Магжаном в Оренбурге нашел свое продолжение 18 ноября 1924 года в Москве. От имени казахской интеллигенции доклад был вынужден сделать Назир Торекулов. Вторым покровителем Магжана был Султанбек Ходжанов, который поддержал Назира, написал статью «Критика, услышанная Магжаном в Москве, правильная» («Енбекши казах», 31 января 1925).
Была закономерной публикация статьи «Мы не можем быть ничьей дубинкой» («Екбекши казах», 21.04.1925), под которой подписались 17 студентов во главе с Турмагамбетом Изтилеу. Еще не сдавшиеся Бокейхановы это хорошо поняли: как быть Магжану, которому оставалась только тюрьма. Он вернулся к Абаю: написал «Алку» (литературную декларацию). Магжан развеял тьму, которая сгустилась над казахской духовностью: не дал пустовать месту Абая в казахском обществе. Казахские интеллигенты были к этому готовы: Алихан Бокейханов, М.Ауэзов, Ж.Аймаутов, С.Садуакасов, Е.Омаров, Е.Алдонгаров, Ж.Тилеулин ознакомились с рукописью Магжана, добавили энергии Магжана свою энергию. Хотели опубликовать его рукопись в «Кызыл Казахстан» («Красный Казахстан»). КазАПП не позволила этого: рукопись ждала свой исторический час в течение одного века в архивах КГБ.
Зато она стала катализатором литературно-художественной мысли: дискуссия, начатая «Алкой», дала движение развитию общественной мысли начала 20 века: обозначила направление науки и искусства: продолжилась в теоретические труды, были написаны учебники. 
Однако в казахскую советскую литературу не проникла. Причина: для Сабита Муканова общественная мысль, проблема искусства должны были стать жертвой сознания батраков.
В реакционный период изгнания Магжана из общества Кошке Кеменгеров в направлении «Алки» вышел на спор с Сабитом Мукановым, получил такой ответ от автора платформы КазАПП на свою лекцию (1.12.1926) по проблемам художественного искусства: «... Хотя они красивы снаружи, внутри у них яд: это особенно много встречается у Магжана.
На взгляд националистов Калмакан Абдикадыров – настоящий малограмотный батрак, вышедший из-под земли. Вот самая настоящая житейская поэзия.» («Кызыл Казахстан», 1927 №22-23.)
Спустя месяц после суда над Магжаном в Москве 25 декабря 1924 года он отправил свою жалобу на 72 страницах и автобиографию в Центральный комитет на имя Сталина : «Распространение среди темных масс народа художественной литературы, близкой по своему духу пролетарской идеологии, казалось бы должно входить в основные задачи органов просвещения в Киргизской республике. Но этого не видно. Органы просвещения Киргизской республики – Академическим центром и Наркомпросом за все время существования Киргизской республики изданы: 1) Сочинения Жумабаева, 2) Дулатова, 3) Байтурсынова – националистические стихи и другие произведения».
Рукопись, которую редактировал Габбас Тогжанов (секретарь краевого комитета партии – Б.К.), на которой слева Иосиф Сталин написал «отбирать лучшие стихи из сборника тов.Сабита Муканова и издать сборник», попала в руки директора «Восточного издательства» Назира Торекулова. Назир отправляет рукопись для редактирования живущему в Москве Бокейханову. Алихан написал: «Нельзя печатать такую демагогию», рукопись с его подписью Назир отправил вслед за Сабитом в Оренбург. Сабит попытался издать свой сборник в Академическом центре в Кызылорде, но директор центра Молдагали Жолдыбаев не осмелился издать книгу. Уязвленный Сабит, взяв с собой сопровождающим Умбета Балкашова, 19 января 1925 года попал на прием Сталина...
Даже приезд после этого Голощекина в Казахстан не смогло сломить Магжана, он отвечает следователю: «Алка» была задумана в 1925 году, в 1926 году была распущена». 
(в 1926 году, 27 июля поставил подпись). КазАПП 4 ноября 1926 года на общем собрании трудящихся утвердило платформу С.Муканова. «Алка» стала головной болью КазАПП: стали преследовать законную организацию «Алку». Одна из главных задач платформы – литература рабочих и крестьян стоит против литературы богатых. (С.Муканов. «Школа жизни». А: 1970. 3 том. 19 стр.) 
С приездом Голощекина постановление от 18 июля 1925 года Центрального Комитета ВКП(б) «Политика партии в отношении художественной литературы» должно было осуществить культурную революции и в сфере литературы. КазАПП усилила позиции Муканова. Высказавшийся по поводу перегибов этой политики Смагул Садвокасов написал статью «Сегодняшняя эпоха – эпоха дела»: «... Мы никогда не сможем сказать «Мое только новое, это новое мне достаточно, меня удовлетворяет» («Лениншил жас» 1925 №7) и от имени Центрального Комитета выступил в защиту концепции «Алки»: проявил гражданское, ученое, личностное. На это Сабит ответил: «Наша эпоха – эпоха борьбы. У партии Алашорда, приверженной чаяниям своего класса, есть такой поэт, как Магжан. Исчезнув на бумаге, они еще не умерли» («Енбекши казах». 1926, 14-15 ноября.)
В 1930 году в тюрьме М.Ауэзов сказал: «... Я заметил в этой декларации («Алки») – у кружка есть право на открытое существование и на публикацию своих мыслей в печати. Потому что вместо прежних мыслей М.Жумабаева эта платформа написана с левым уклоном близко к сегодняшнему времени. Платформу Жумабаева поддерживаю».    
На словах проигравший Абаю Сабит, на деле не проиграл. Когда в 1951 году «нападение» на Абая было обострено с новой энергией, полный член Академии наук КазССР Мухтар Ауэзов написал статью «По поводу наследия Абая»: «...Когда товарищ Нурышев обвинял собирателей наследия Абая, он намекает на разные вещи, запугивает народ отдельными личностями, подстрекает на них, распускает о них клевету. Когда мы сделали полный обзор стихов молодости Абая, обвиненные Нурышевым собиратели, исследователи (конечно, Бокейханов, Байтурсынов, Ауэзов – Б.К.) в глазах читателя, считающегося с ясными доказательствами и фактами, будут не виновными, а выполнившими правильную работу», в которой защитил начало абаеведения – сам, надев их рубище, нашел себе в 1953 году убежище в Москве. (Вестник Академии наук Казахской ССР. Февраль №2.)
 «Очищение» науки от ученого – эта большая кампания после 37 года начала сокращаться только после смерти Сталина. 
... Для каждого испытание – держать чистой страницу истории сегодняшнего дня, когда взято направление цивилизационное, а не тоталитарное. Написавший по Магжану монографию обладатель высокого положения Шериаздан Елеукенов: «Зимой 24 года в Москве Магжана притеснял не Голощекин. Голощекина в это время в Казахстане не было.  В Москве на собрании «землячества» объявили врагом Магжана, запретили публиковать его произведения наши интеллигенты. Назир Торекулов, Габбас Тогжанов, Гани Муратбаев, Садыкбек Сапарбеков, Отебай Турманжанов. Среди них только рано ушедший из жизни Гани Муратбаев не попал в жернова кровавой кампании 1937 года. Остальные спалились в огне, который сами и разожгли.» (Ш.Елеукенов. «Последний суд Магжана».)
Держащие перед новым поколением «речь» сегодняшние обладатели высокого положения должны отвечать за каждое слово, которое должно быть ясным и основываться на истории. Разве можно отнести к науке материалы, удаленные от литературно-художественного процесса, с искаженными данными?! Используя Магжана как щит, смотрят на прогрессивные личности заряженными глазами Голощекина, раздувают ненависть толпы к этим уникальным людям.
Отделив от них Магжана и привязать к Сабиту – создание такой «новой-ложной» истории с первого дня независимости было согласованным Проектом. Так «приватизировав» духовность: в этом направлении нами было затрачено много труда. Однако мы забываем, что требование науки является измерителем для любого времени. Мы читаем много таких материалов, удаленных от литературно-исторического процесса, с искаженными данными, выберем из них один – не будет виной проанализировать обладателя высокого положения, который доводит свое слово до читателя.
Во-первых, в 1924 году взял в тиски Магжана суд не в Москве, а в Оренбурге, обвинитель –  Сабит Муканов. Во-вторых, Московское «землячество» не принимало постановления, которое содержало «Магжан враг, нельзя печатать его произведения»: это постановление суда в Оренбурге. Заключение собрания в Москве: «В большинстве своих стихотворений Магжан тоскует о прошлом, ищет старину, воспевает национализм, восхваляет эгоизм и самоуверенность». Это не обвинение, а историческое слово – общепринятое официальное слово времени. По части «обвинения» Сабит Муканов: «Хотя у них (националистов – Б.К.) внешность красивая, внутри у них яд. Это особенно часто встречается у Магжана»   («Кызыл Казахстан», 1927, №22). Сабит использует слова, ставшие афоризмом: «...Снаружи стихи Магжана красивые, однако если стереть наружную краску и посмотреть внутрь, становятся отчетливо видны места, в которых выступает против коммунистической партии и советского правительства.» Это не может быть альтернативой клеветы по Елеукенову, что «Магжан враг» и «Его произведения нельзя печатать».
Магжан в это время преподавал восточные языки в университете народов Востока, а Назир Торекулов в этом учебном заведении был проректором по учебной части. Поэтому Торекулов не добавлял ничего от себя, а был вынужден повторить слова Сабита – решение суда в Оренбурге. Поэтому по следам Магжана, отстраненного из Омска, Петропавловска, Ташкента, Сабит добрался и до Москвы. «... Приехав в Москву, я поступил на учебу в институт литературы и искусства. Назир Торекулов и профессор Поливанов оказали мне содействие, написали мне направление на учебу.» (из ответа Магжана следователю). Имея архив КГБ под рукой, Елеукенов как карточных королей поменял местами роли Сабита и Назира в преследовании Магжана. Было бы не так плохо, будь эта традиция верна наполовину, не обретя «академические» черты. Когда сегодня материалы НКВД – КГБ становятся «ходовым товаром», разве не подвергается наука гонению?!
Говоря «У нас в руках есть только половинчатый перевод «Введения» (Декларации «Алки») (Ш.Елеукенов. «Литературно-эстетические взгляды Магжана». «Жулдыз», №6 1992) Елеукенов: «... Эх! Таким получившим известность злодеям как Саенко какая правда, какая справедливость нужна?! Он сделал ложное заключение, что «Алка» «контрреволюционная организация.» (там же)
 По Елеукенову компенсацию за «Алку» потомки должны спросить у Саенко? Видел ли Саенко казахскую духовность хотя бы во сне, а не наяву?! Хотел ли видеть?! Саенко – только исполнитель. Известно, что слово, которому верил Сталин, становилось идеологией Советского Казахстана.
Доказательство: когда в 1960 году туркестанский военный округ оправдал Магжана, сказали «это не партийное оправдание, а гражданское оправдание», кто повлиял на то, что творчество Магжана дошло до народа с опозданием на 28 лет. В то время надежный помощник Сабита Жайык Бектуров: «– Сабит, Вы сами знаете, разве к Вам не стояли ближе других Магжан и Жусипбек?! Разве не Ахмет (Ахмет Байтурсынов – Б.К.) раскрыл наш язык?! Почему Вы не оправдаете этих Ваших братьев?! – сказал Алимхан (Алимхан Ермеков – Б.К.). На это Сабит повторил обычную в таких случаях отговорку: – Не соглашается этот орган». (Жайык Бектуров, «Казакстан»: 2002 год). Эта встреча состоялась в 1967 году в Караганде, в квартире Жайыка на Бульвар Мира 7: «Алимхан Ермеков вначале отказался от встречи «О чем я буду говорить с Сабитом», но его уговорил Жайык принять участие в застолье для Сабита.
Официально объявлена независимость, но это «виляние хвостом» продолжается.  Вооруженные оружием Сабита литературоведы не сходят с пути, проложенного им: они противодействуют колесу истории, запущенному Абаем – Магжаном – Ауэзовым – Мусреповым. Для нового поколения будут готовить кадры «новой казахской литературы». Например, по Елеукенову Магжан поклоняется не Абаю, а Сабиту, «наследник» Магжана тоже Сабит. По Мекемтасу Мырзахметову исследователем Абая является Сабит, а не Ауэзов и Жумалиев: когда он вводил Абая в «мистику» Яссауи, основывал «новое учение», то «опирался на академика Муканова». В результате в угоду необразованному Муканову на задний план были затерты знатоки национальной литературы, в свое время не признававшие Сабита. Все это должно решиться не открытым демократическим путем, а закрытым оппортунистским путем: из Сабита делают истину, Магжан становится легендой. Произведшая в свое время большой общественный резонанс «Алка» как ткань разошлась по швам и упала в ту еще «пропасть».   
Мамбет Койгелды «пересмотрев» «Алку» с «новой точки зрения», убрал название «Алки», заменил его на «Введение», 10 лет назад не убрал имя-авторство Магжана. («Казах адебиеты», 06.05.2011) Теперь говорят о «новых данных»: «Введение» Магжан писал не один, а вместе с Сарсенбиным и Аймаутовым. (Абай ТВ. 2021 год.)
Т.Журтбай пишет: «Магжан открыл в Ташкенте организацию под названием «Алка». («Жулдыз», №10 1991)
Дандай Ыскак пишет в учебном пособии: «В 1925 году приехал Голощекин. В 1926 году организовали КазАПП. Алашординцы под начинанием Магжана Жумабаева принялись создавать Союз писателей под названием «Алка». («История литературной критики». А: 2012, 43 стр.)
От имени исследователя Магжана: «... Среди тех, кто бросал камни в Магжана, были деятели, подобные Турару Рыскулову. 25 апреля 1926 года на редакционной коллегии газеты «Егемен Казахстан» он призывал не верить Магжану и Жусыпбеку, хоть они и считаются нейтральными. «Мы их хорошо знаем. Поэтому мы не можем им многого доверять. Мы знаем, что на процессе Аймаутова, когда он выступал перед пролетарским судом с последним словом, некоторые коммунисты не сдерживали слез.»   
 (Ш.Елеукенов. «Последний суд Магжана. Какие тайны хранит «Дело №3881»)
Смог ли господин Елеукенов без вышеупомянутых «сторонников» полагаясь «на себя» обнародовать свой материал, на уровне «тройки» без свидетеля и точного источника, указывая напрямую на Турара?! Известно, что прикрытое наукой «обвинение» и протокол КГБ издавна близнецы. Поэтому такую «науку» подтверждает полковник КНБ Амантай Какен: «... Изучавший жизнь и творчество Магжана ученый Шериаздан Елеукенов: «Нелегко ведь ходить без работы. Ему (Магжану – А.К.) Сакен отправляет 500 рублей. Это была не такая большая помощь в то время, но Магжан был тронут человечностью Сакена» выражает благодарность.» (А.Какен. «Сакен казахов». Астана: 2004.) Амантай в этом «отрывке» выставляет вперед Сакена, восхваляет не Сакена, а советское правительство: добавляет свой вклад в «науку».
Кто выбросил на улицу Магжана, потомка Жумабай бия и волостного Бокена?! Разве не выделил дед Мусрепова безземельному батраку Муканову землю «Жаманшубар»?!
 «Сабитизм» – создает на государственном уровне «науку» и системно объявляет о своих продуктах, чтобы спасти вчерашний авторитет сталинизма. Чтобы учить казахам азбуку «новой литературы», они издают цикл книг как тома Ленина-Сталина, с прекрасной полиграфией. «... Основательный ученый, знающий учитель Турсынбек Какишев ознакомился с делом Сакена Сейфуллина в КГБ, основываясь на правду, проясняет причины и последствия репрессий. Обоснует, что репрессии коснулись Сакена и пишет про его арест 24 сентября. Написав эссе «Магжан – Сакен», говорит, что между ними двумя не было значительных различий.» («Сакен казахов». Астана: 2004 год. 178 стр). Разве подобные книги, само название статьи «Не будем спешить писать на черной доске» («Егемен Казахстан», 2004 год) не говорит простому читателю, рядовому учителю об «опасном переходе»?
Жайык Бектуров, влиятельный член проекта сакеноведения, во главе которого стоит Сабит Муканов, пишет: «... В 1938 году головорезы Сталина застрелили Бокейханова. Тело его бросили в яму как умершую нечистой смертью скотину.» (Ж.Бектуров. «Казахстан». А: 2002.) Разве не превосходит этот «супер стиль» «описание» Елеукеновым Турара?!
Алихан Нурмухаммедулы был арестован в июле 1937 года в своей квартире в Москве, во второй раз помещен в Бутырскую тюрьму. Основываясь на решении внесудебной «тройки» военной коллегии верховного суда СССР он был приговорен 27 сентября 1937 года к высшей мере наказания и был расстрелян в тот же день. «Его тело не бросили как умершую нечистой смертью скотину», а захоронили его тайно сожженный прах в яме «братской могилы» №1 на Донском кладбище в Москве, как было обозначено ОГПУ-НКВД. 
В этой могиле в 1935-1938 годах были похоронены свыше 5000 руководителей партии и правительства...
Сабит посмеялся над своими противниками, мы забыли влиятельного сына казахской истории 20 века Муканова, только обострено его чувство ненависти к героям Алашорды, так мы объявляем свой образ народу. Известна истина, что автор произведения пишет о себе. Поэтому сколько бы мы не «подхалимничали» перед Сабитом, мы не станем Сабитом – доблестным героем того времени: станем персонажем очередной сегодняшней «кампании». Например, когда Шериаздан играет «роль» официального магжановеда, страдает сам исторический Сабит: наносится ущерб истории: в вопросе Сакена Муканов затронул «тайник», о котором не смогли говорить сакеноведы, упирается в никем не понимаемый примитивизм без фактов: обгоняет даже первого сакеноведа Какишева.
«... В советский период на казахской земле разжигаемый под лозунгом классовой борьбы огонь в конце концов обернулся национальным бедствием. Говорят, что революция подвержена болезни Сатурна, который пожирает собственных детей. Вот они (Турар и Сакен – Б.К.) попали под это проклятие. Сакену и Турару было предъявлено то же обвинение, что и националистам. Эти двое попали в ловушку Ежова раньше Магжана, были объявлены японскими шпионами. Это, конечно, не злорадство, а мысль по поводу сохранения национального единства. Напоминаем, что нужно понять до их ухода из жизни, что такие драгоценные как Магжан наши старшие братья являются гордостью нации»  (Ш.Елеукенов. «Последний суд Магжана. Какие тайны хранит «Дело №3881».) «Акт обвинения Турара, бросившего камень в Магжана» теперь обжигает Сакена: революция оказывается «болезнью пожирания собственных детей». В конце Шериаздан говорит Турару и Сакену слова назидания, что «национальное единство – национальная гордость». Вот какой историзм этого исследовательского труда, написанного в «научном стиле». Его даже трудно назвать народной легендой и мифом. Выше он называл Магжана «нейтральным», а теперь прибавляет к революционеру Сакену не имевшего к революции прямого отношения Турара. С этим знанием укладывает в форму «врагов» национальных целей. В таком случае ложно то  обвинение, что Аймаутов и Магжан «говорили» в апреле 1926 года в редакции «Егемен Казахстан». Бессмысленный придуманный миф. Может быть бездоказательной сплетней, кем-то переданной в КГБ. В противном случае автор названия «нейтральный» Сабит Муканов написал свою статью «О художественной литературе» в период после 1926 года: «... Мы с сомневающимися (нейтральными – Б.К.) можем объединиться. А Магжан, Кошке могут с нами объединиться?! Нет, мы с ними не можем объединиться.» Как мы видим, Шериаздан, назвав Магжана «нейтральным», распространяет совершенно противоположное неправильное мнение.
Причина, по которой Аймаутова можно назвать «нейтральным», в том, что он пишет: «теперь литература будет революционной и народной» и в этом году в газете «Лениншил жас» публикует статью «Поэзия Магжана». («Ак жол», 01.04.1925 ж.)
Причина, по которой Сабит не может объединиться с Кошке – Магжаном, в том, что Кошке Кеменгеров – полноценный магжановед. Кошке: «... Спор с Сабитом я прекратил. У меня нет времени спорить с таким человеком. С образованными людьми я готов спорить». («Енбекши казах», 30.01.1927.) На это Сабит ответил: «Я не прекращаю спор». Этот спор до сих пор продолжается. Растянулся на целый век...
Мы не понимаем: «Разжигая классовую борьбу, приведшую к бедствиям народа, создавший платформу чистой пролетарской литературы Сабит оказался вне истории. А развивавший эту платформу Сакен был обвинен». Сабит: «В октябре 1927 года вышло постановление о восстановлении союза казахских пролетарских писателей как организации писателей казахского пролетариата и крестьянства.» («Жана адебиет», 1931, №6.) Сакен: «Я считаю, что нужно учиться не только у русских пролетарских писателей, но также у русских классиков и нейтральных. Это мое мнение считаю партийным мнением. Мы учреждаем союз писателей или федерацию союза советских писателей. Пока мы ограничимся пролетарско-крестьянским союзом.» («За партию», №7)
Известно, что РАПП в этом направлении была восстановлена только в 30-е годы: идея Сакена была задумана раньше Горького. В конце концов после РАПП в 1934 году был учрежден союз писателей Казахстана. Поэтому приведший «классовым сознанием» к национальному бедствию – «Революция пожирает собственных детей» (съела Маканова), не Сакен, мнение Шериаздана – поменяв их местами, не является ли провоцированием нашей национальной истории?! Напротив, «национальному единству» служили националист Магжан, коммунист Смагул Садвакасов, деятель Ахмет Байтурсынов и Сакен Сейфуллин. 
Если так, возможно ли восстановить чаяния нации, дав «оправдать» Магжана Муканову, дав написать «предисловие» произведений Магжана Тажибаеву, повесив петлю на шею Сакена и Турара. Это – вернувшееся на повестку дня эхо «спора» начала 20 века между Кошке и Сабитом по поводу «Художественная литература – национальный интерес».
P.S. Последнее слово Магжана: «Волка съел его волчонок» (Сайфи Кудаш. «Казах адебиеты», 22.12.1988) – историческое слово.
Бокейханов делал заключение 6 августа 1937 года, что революция принесет катастрофу казахскому народу: «В Москве в разное время я имел связь с некоторыми студентами-казахами. Они посещали меня на квартире...  В 1933 году, я помню, я говорил о ГИБЕЛИ (!) КАЗАХСКОГО НАРОДА.» (следственное дело №12-066).