Классный руководитель

Роль классного руководителя мне доставалась четырежды. Первый год после окончания института я работала в Чечено–Ингушетии, в селении Сурхахи Назрановского района. Там мне поручили 10 «А», несмотря на то, что я была заместителем директора школы по воспитательной работе. Никакие стандартные методы воспитательной работы там не могли быть использованы. Это –другое госу-дарство. Хотя ЧИ АССР была не только частью СССР, но и входила в состав Российской Федерации на правах автономии, местные жители, как мне показалось, признавали только власть Аллаха. Однажды мне местный аксакал выдал такое: «Здесь тебе не Советский Союз. Ты хороший человек. Мы тебя уважаем. Дети тебя любят. Живи по нашим законам, если хочешь, чтобы тебе было спокойно. Не трогай нашего Аллаха, не смущай детей своим комсомолом. Кто комсомолку замуж возьмёт?» Проигнорировав увещевание уважаемого старца, я продолжила курс на коммунистическое воспитание. Моё непослушание было наказано.За попытку создать в школе комсомольскую организацию в меня стреляли. За изготовление стенда «Разум против религии» на дверь моей квартиры очень крепко, не пожалев клея БФ, прикрепили послание, где без обиняков говорилось, что угроз больше не будет. Будет исполнено обещанное: «Не думай, что горцы не умеют стрелять. В тебя не попали потому, что не хотели попасть».
Это я сейчас попыталась объяснить, какая воспитательная работа там могла вестись, какая нет и кто реально «спускал директивы в школу».
Директор Евлоев Муслим Магомедович поставил задачу: обеспечить выполнение всеобуча, то есть не допустить отсева учащихся, особенно это актуально было для десятого класса. Причин отсева было, как правило, две: для мальчиков –отъезд с отцом и старшими братьями на заработки в Центральную Россию; для девочек –замужество.
Живя в своей Саратовской области, я и не подозревала, что в 36 часах езды на поезде существует такой дремучий феодализм. Деньги юноши зарабатывали на калым – выкуп за невесту. Ведь шла последняя треть двадцатого века -1973 год.
На 23 февраля некого было пригласить на классный час, посвящённый защитникам Родины, так как защитников в общепринятом понимании не было. Всё население Сурхахов было полностью депортировано по приказу Сталина в Северный Казахстан в 1943 году. Насколько это решение было правильным, разбирать не здесь и не нам.
Отношения с родителями учащихся были уважительно-доверительными. Они уважали учителя уже за то, что он учитель, ну и меня тоже. С их стороны предлагались такие методы воспитания «Вера Фёдоровна, если надо, бей. Мы на тебя обиды держать не будем. Только не покалечь. Мясо твоё, кости – наши». Обращения в так называемой вежливой форме в языке нет. Поэтому первое время меня это тоже смущало. Долго я приходила в себя от такой концепции воспитания.
Но однажды я стала свидетелем реализации её на практике. Учитель физкультуры Абукар Исраилович Муцольгов бил мальчика в учительской. Мне, конечно, хотелось встать между ними или хотя бы вырвать из рук «воспитателя» рейку для крепления наглядных пособий. Но сдержалась, вышла за дверь и позвала садиста: «Абукар Исраилович, можно Вас на минутку». Когда он вышел, выдала ему, что по этому поводу думаю. Мою гневную тираду слышал его коллега, тоже учитель физкультуры, только что отбывший срок за незаконную добычу драгоценных металлов. Он, вроде бы не мне, а в пространство, буркнул: «Понаедут тут русские свиньи и устанавливают свои порядки».
Я вспыхнула. Едва сдерживая слёзы, быстро оделась и ушла домой. Дома ревела долго. Потом написала заявление об уходе и попросила мужа отнести его директору.
Вечером под нашими окнами стояло не меньше десятка стариков – аксакалов, уважаемых людей в традиционной одежде: высокие каракулевые папахи, бурки, на ногах ичиги, в руках-трости, всё при всём. Я не сообразила от шока пригласить их в дом да и не знала, как надо вести себя в таком случае. Они попросили меня выйти. Зарёванная, в домашнем халате, я выглядела ужасно. Но не могла же я отказать почтенным людям! Оказывается, они пришли, чтобы …извиниться за поступок Салмана. Я просто не знала, что делать. Убеждала их, что ничего страшного не произошло, что мы сами разберёмся, но они упорно просили меня назначить подарок в знак того, что я не держу обиды. Мне стоило немалого труда убедить их, что там, где я жила, не принято брать за это подарки, достаточно извинения, что вообще всё хорошо.
А на следующее утро в школу приехал представитель КГБ (комитета госбезопасности) как раз с проверкой того, как здесь относятся к русским учителям. Люди, пережившие депортацию, трепетали перед КГБ. И хотя я заверила, что никому ничего не сообщала, и это было истинной правдой, в глазах коллег я видела страх и недоверие. Директор, несмотря на природную смугловатость, был заметно бледным.
В присутствии всех я сказала чекисту, что я всем довольна и пошла на урок. Дети не спрашивали ни о чём, но я понимала, что мой 10 «А» ничего не слышит, потому что их мысли только о том, что произошло: я могла уехать.
Пришлось сделать тактический ход. Обычно в своём классе я 2 -3 минутки уделяла текущим вопросам. И в этот раз я сказала: «Пару минут на решение наших проблем. Скоро последний звонок. Нужно решить, как мы отпразднуем это событие. Вы мне расскажете, как это делалось у вас всегда, что для этого нужно. Мы останемся сегодня после уроков. Все могут?» Оживление, еле заметное, очень осторожное, свидетельствовало о том, что напряжение снято.
Кстати, рассказать-то они рассказали, что выезжают в Арам-хинское ущелье и как это обставляется тоже рассказали. Но когда пришёл срок поездки, у меня уже сильно обозначился животик, и мои зоркие десятиклассники решили, что это обстоятельство помешает нашему плану. А когда я, потеряв терпение, спросила: «Мы что, не поедем?», Або Эстамиров робко, но очень конкретно спросил: «А твоему малышу это не повредит?» Я улыбнулась, но ответила серьёзно: «Нет, ему тоже полезно на природе побыть».
Всё сразу закрутилось. Мои многократные попытки узнать, как идут дела, и чем я могу помочь, заканчивались одинаково: всё хорошо. Действительно, всё организовано было в лучшем виде: автобус, шашлык, национальные танцы под крохотную гармошку, сказочно красивое место, которое мои выпускники, как и всё на этом празднике, тоже посвящали мне. Это легко читалось в их уважительно–робких взглядах.
Я получила такие уроки нравственности, целомудрия, уважения к своей культуре, что и спустя почти сорок лет помню всё отчётливо. Всё было наполнено такой любовью этих славных ребят к своей земле, таким бережным отношением ко всему, что дал им Аллах, что я невольно сравнила их с нашими юными туристами: отлучки парочек «в кусты» и пьянка, невзирая на присутствие взрослых, а в некотором отдалении – даже нецензурная брань. Как не похожи, к сожалению, мои юные соплеменники на горцев!
Даже в танце они не касаются обнажённой рукой девушки. Да вообще никак не касаются. Но как выразительны их движения, в которых угадываются страсть, мужество, достоинство, готовность умереть за любовь.
Никто не репетировал этот импровизированный «смотр художественной самодеятельности». Это у них в крови, из поколения в поколение. Они бережно хранят традиции и не позволяют разрушать то, что складывалось веками и оплачивалось нередко жизнями их пред-ков. Вот у кого нужно учиться преданности вере, отцам, Родине – всему святому, что им завещано.
Поработав в горском селении, я поняла, что роль, которую я учила в институтских аудиториях, претерпела существенную корректировку. И я здесь хоть и была учительницей, но и сама получала серь-ёзные уроки. И трудно сказать, какая роль – учительницы или ученицы – была важней. Мы привязались друг к другу и искренне плакали при расставании. Потому что это были не только мои первые ученики, но и мои первые учителя в настоящей учительской жизни.
Во второй раз я получила роль классного руководителя не сразу. В среднюю школу №6 города Балашова меня по протекции Полянской Александры Ефимовны – учёного секретаря горисполкома, которая когда-то, будучи секретарём парткома слюдяного комбината, рекомендовала меня в партию. Она время от времени интересовалась моей судьбой, и, когда узнала, что я после декретного отпуска не могу найти работу по специальности и собираюсь идти кладовщицей в «Горэлектросети», очень расстроилась: «Да ты что, с ума сошла, умная девка, руки золотые, пойдёшь ролики выдавать и мат слушать?». Через пару дней меня пригласили в гороно и я получила такую же долж-ность, как и на Кавказе – заместителя директора школы по воспитательной работе. Работа, конечно, интересная, размах для фантазии и творчества большой. Но работа целиком забирала время, которое мне было необходимо и на личную жизнь, и на семью. Я почувствовала, что семью могу потерять. Пришлось ограничиться ведением уроков и классным руководством.
Итак, опыт организатора внеклассной работы, безусловно, пригодился в работе классного руководителя 4 «А» класса, который мне вверили решением педсовета от 30 августа 1983 года. Вот это была первая по–настоящему сыгранная мной роль первого плана. Выпустила я 10 класс в 1990 году, но после 8 класса ушли ребята, которые доставляли много хлопот. Им трудно давалась учёба. А некоторые просто не осознавали ещё, что нужно учиться всерьёз. Но интересно, что 20 с лишним лет спустя почти все выпускники – восьмиклассники приехали ко мне домой на встречу. Нам сразу стало уютно и хорошо, как было когда-то в школе. Мы говорили наперебой. Показывали друг другу фотографии старые и теперешние, фотографировались под старой яблоней в моём саду, с которой они ещё в детстве ели яблоки, когда собирались в очередной поход.
После окончания 8 класса мы устроили настоящий выпускной, Ведь многие, как я уже сказала, уходили из школы во взрослую жизнь. Я написала сценарий (большую часть – в стихах), где буквально каждому были посвящены тёплые слова. В сценарии я, в частности, писала: «Ноги и руки выручали нас чаще, чем голова». Это было поистине так. «Интеллектуалов» у нас можно было по пальцам пересчитать, хотя в классе было 35 человек. А когда в микрорайоне сдали новостройки, к нам пришли дети – новосёлы. В классе с ноября числилось уже 48 человек.
Понимала, что удержать в равновесии такой коллектив, сделать его жизнь интересной, содержательной, можно, только объединив их какой–то идеей. Как говорила в таких случаях наша мудрая директриса Сорокина Тамара Петровна, нужно искать конёк, который поможет «выехать» из ситуации.
Первый месяц у меня ушёл на персональное знакомство и изучение не только личных дел, но и личных жизненных обстоятельств.
Я никогда не позволяла себе приходить домой к учащимся без предупреждения. О встрече договаривались заранее. Сразу же предупреждала, что чаепитий не будет, чтобы люди не беспокоились. Конечно, это очень важно, увидеть в «чём» живёт ребёнок, что с него можно требовать, как с ученика, чем можно объяснить те или иные поступки. В неформальной обстановке, наконец, родители больше рас-положены к доверительному разговору.
Ещё одно правило, которого придерживалась неукоснительно: никогда не говорила о проступках детей на общем родительском собрании, не критиковала публично и родителей. Если возникали трудности в поведении, учёбе, просила родителей этих детей остаться. Персонально, без посторонних, спокойно обсуждали проблему и, главное, вместе искали пути её решения. Родители не боялись приходить на собрания. Они знали, мы – союзники. Позиция «я – начальник, ты – дурак» никогда в наших отношениях не присутствовала.
Надо сказать, что такие совместные усилия были эффективны процентов на 95 -98. Но и те небольшие проценты неудач трудно себе простить. Выразились эти неудачи в том, что ребята, став взрослыми, оступались, нарушали законы. Жизни их пошли наперекосяк. Трое. Хорошие, в общем–то ребята. Что–то я не рассмотрела в них. Карая себя, я думаю, что учительская ошибка сродни ошибке врача, приведшей к гибели пациента. Может, это и слишком сурово, но это так. И, если в одном случае результат виден сразу, то учительские огрехи проявляются в разное, даже весьма отдалённое время. Да, семьи там были неблагополучные. У одного из них, например, мать выпивала, не работала, перепродавала «левые» кассеты, водила мужчин в однокомнатную квартиру. Но делала это так, что вмешаться было трудно. Даже соседи пожимали плечами.
Да такое происходило сплошь и рядом. Конечно, нужно при-вивать иммунитет против таких жизненных обстоятельств. Но иногда обстоятельства оказываются даже сильнее сильных.
Итак, взглянув попристальнее на всех вместе и каждого в от-дельности, я уяснила, что за знания, конечно, бороться надо, развивать надо, но «конёк» наш не там. Походила по урокам, поговорила с предметниками, работающими в моём классе, и по их отзывам сделала вы-воды: никто не выразил восторга по поводу успехов моих подопечных. Отмечали 5 -6 человек, по поводу остальных разводили руками.
Радоваться я начала только после разговора с учителями физ-культуры Татьяной Константиновной и Владимиром Евгеньевичем Ефимовыми. Она вела девочек, он – мальчиков. «Моих» хвалили оба. Успехи были налицо: обставили ашек и бешек в пионербол, лучше всех были в эстафете, показали лучшие результаты в пионерском многоборье. Ещё сутки ушли на изучение журнала кружковой работы, обдумывание стратегии повторной встречи с физруками. Я поплакалась им, что мои дети не все записаны в кружки и секции, что их туда калачом не заманишь. И на всякий случай закинула удочку: нет ли свободных мест в их секциях. Т.К. сказала, что ей платят четверть ставки, а на эти гроши она уже имеет полный боекомплект. Тогда я выложила главный аргумент: а если Вам будут платить ещё четверть ставки? Она сразу сменила тон. С директрисой на этот счёт разговор уже был. Она согласилась, что класс проблемный и густонаселённый. А когда я намекнула, что у нас есть шанс выиграть городское многоборье и поехать на область, она немедленно подписала приказ. Т. П.была женщиной покладистой, а директором умным и в меру амбициозным.
Физруки согласились взять весь класс. Я обещала доставлять их, то есть обеспечивать явку. Оставалось убедить учеников. Зря я тра-тила столько усилий на «промывание» мозгов. Стоило мне сказать, что если мы победим в городском пятиборье, то поедем на область, как грянуло такое «ура», как будто они уже победили. Я уточнила, что зачёт будет только в том случае, если участвует весь класс. После этого заявления явку на тренировки они обеспечивали сами. Со следующего дня мы уже ходили в спортзал. Полдела было сделано. Теперь, когда всё закрутилось, нужно было подтягивать тылы, а, в сущности, - самое главное – учёбу. Поэтому на очередном классном часе я, похвалив их за успехи в спорте, заметила, как бы между прочим, что при отборе команд на областные соревнования будут учитываться и анкеты участников, где есть и графа «успеваемость и посещаемость». То есть нужно не иметь хотя бы пропусков и двоек, а так же активно участвовать во всех школьных делах.
И участвовали. Собрали больше всех металлолома и макулатуры. А когда вожатая забыла отметить последние тонны металлолома, её «откопали» дома и потребовали, чтобы несправедливость была устранена до прихода учеников в школу.
Такая амбициозность подогревалась мною сознательно. Поддерживая настроение, я старалась сохранить общий тонус.
В конце мая стало ясно: мы едем в Саратов! Никто и сейчас не забыл этой поездки. И наших успехов. Мы заняли второе место. На первое не дотянули потому, что не было подготовки по плаванию в бассейне (в Балашове его просто не было). Самой опытной пловчихой у нас оказалась Ира Семашкина, которая, по её собственному утверждению, всех обгоняла на пруду, когда гостила у бабушки в деревне. Но в бассейне растерялась, так как заплыв был в глубину. Увидев под собой такую толщу воды, она начала тонуть. Конечно, её страховали, быстро подхватили и доставили на «сушу». Но я так испугалась, что отхаживать пришлось нас обеих.
Вспоминали и о том, как Миша Жуков по дороге из Саратова в Энгельс вышел на одну троллейбусную остановку раньше, и учитель физкультуры Ефимов Владимир Евгеньевич бежал назад, чтобы отловить торопыгу и не дать ему уехать в неизвестном направлении. Все вздохнули с облегчением только тогда, когда увидели Мишку в руках ещё не отдышавшегося В.Е.
Мы жили в общежитии интерната для глухонемых в Энгельсе, а все соревнования проходили в Саратове, поэтому каждый день дважды путешествовали из города в город через Волгу. Чтобы успеть на троллейбус, мы не оставались на ужин в столовой, к которой были прикреплены. На все талоны нам выдавали «сухой паёк», в который входили консервы, колбаса, хлеб, варёные яйца, печенье. И однажды троллейбус, в котором мы ехали, едва не столкнулся с грузовиком. От резкого торможения большая часть стоявших в проходе оказались у кабины водителя. В.Е, «повезло» больше других: он треснулся сумкой с сухим пайком о стойку кабины так качественно, что мы весь вечер отделяли продукты друг от друга.
Зимой и летом мы ходили в походы. Правда, однодневные, но очень увлекательные. В тёплое время года пекли картошку в лесу, кипятили чай, горланили песни.
Зимой катались на лыжах. Собирались у моего дома на Хопёрской. Под окнами, в сугробе вырастал целый забор из лыж и палок. По возвращении с прогулки, уставшие, румяные, полные впечатлений, заваливались ко мне домой. На горячие трубы отопления раскладывали варежки и принимались накрывать стол. Варили огромную кастрюлю картошки в мундирах, открывали банки с огурчиками, капустой, грибами и пировали. Ко всему этому присовокуплялись ребячьи домашние бутерброды. Пока мы с аппетитом поглощали снедь, на плите закипали два больших чайника. Чаёвничали уже не торопясь, наслаждаясь не только чаем, но и беседой. Ребята не торопились разбегаться: им было хорошо вместе. Всё решали, как правило, сумерки – пора было по домам.
После 8 класса многие ушли в техникумы, ПТУ. Но они до сих пор – одноклассники. Стараются встречаться, поддерживают отношения, с теплотой вспоминают школьные годы.
Во второй раз я сыграла роль классного руководителя, кажется лучше, чем в первый. Но это не только потому, что у меня за плечами был опыт. Был другой подбор ребят, другое отношение родителей и другие задачи. В стране происходили перемены. Зарождались рыночные отношения. Прослеживались новые тенденции и в образовании. Формировались так называемые бизнес-классы. Мой класс был одним из пяти, открытых в городе. Но это будет позже, когда они подрастут. А пока это были пятиклассники. А, значит, снова писк, снова жалобы: «Он у меня бант развязал; она у меня яблоко откусила…». Но эти ребята были хорошо воспитаны. И родителями, и учителем начальных классов Кодневой Галиной Ивановной. Они умели многое: без моего участия чётко распределяли роли во время работ по самообслуживанию. Были дисциплинированы.
 Однако, до 9 класса были и ребята, которые не любили учиться, озорничали, часто нарушали дисциплину. В 6 классе ряды наших «хулиганов» пополнились за счёт второгодника с 8 годовыми двойками.
Было над чем задуматься. Я обратилась к ребятам и попросила их подумать, как помочь Саше исправиться. Если мы не поможем, то он совсем пропадёт. Я отдавала себе отчёт в том, что придёт парень с характером, почти на два года старше моих (он пошёл в школу позже), попытается сделать погоду в порыве самоутверждения). На всякий случай сказала: «У нас сейчас всё хорошо. Если Саша решит сделать всё по-своему, придётся подсказать ему, что нужно принимать пока всё, как есть. А если позже у него появятся предложения, обсудим».
Всё так и случилось. Он попытался «качать права», но «разойтись» ему помешала…самая маленькая девочка в нашем классе – Катя Павлова. Она была Морозову, новичку, по грудь. Однако так поставила на место «великана», что тот опешил. А когда оправился от словесной оплеухи и решил взять сатисфакцию, обозвав Катю малявкой, заговорил весь класс. Очень разгневанно, даже угрожающе. Я поспешила всех успокоить. Обратившись к пришельцу, примирительно сказала: «Помнишь старую русскую присказку – в чужой монастырь со своим уставом не ходят?» И предложила подумать дома всем.
Так мы закончили 9 класс. Теперь не 8, а 9 класс стал выпуск-ным из неполной средней школы. Жили бурно, весело. Проводили конкурсы, копируя модные в то время телешоу «Колесо истории», «Умники и умницы» и др. Что бы мы ни проводили, с нами всегда были родители. Им, как и мне, было по-настоящему интересно вместе. Дети это чувствовали и всё делали увлечённо, с азартом.
Все они посещали хореографический кружок. С 5 по 11 класс! Нет, мы не готовились к конкурсам и смотрам художественной само-деятельности, хотя иногда выступали. Задача была другой. Вернее, их было несколько. Общие интересы объединяли. Приобщали к культуре. Формировали манеры поведения, придавали хорошей уверенности. Я сама водила их в Дом пионеров и школьников к хореографу Прохоровой Татьяне Ивановне. Благодаря ей они в 5-7 классах постигали пре-лесть фольклорных танцев. В 8-9 - современных бальных. А в 10 они, было, заворчали, что уже всё знают, да и времени не хватает. Самый острый на язычок Юра Покусаев съехидничал: «Вальс будем танцевать или польку-бабочку?». Решила сделать им сюрприз. Пригласила молодую красавицу – специалиста по современным спортивным танцам. Предупредила её: ребята неплохо подготовлены в плане хореографии, но с гонором, считают себя законченными специалистами. Короче, задачу определила такую: деликатно поставить на место, но не напугать. Предлагаемое должно быть достаточно сложным, но посильным. Упомянула и реплику про вальс. Девочка оказалась понятливой. На занятие мы пришли вместе. Наташа попыталась произвести впечатление на моих вполне уже взрослых ребят, и это ей удалось. Макияж был безупречным. Лосины и топ демонстрировали в полной мере достоинства её безупречной фигуры. Она быстро представилась и, не дав опомниться остолбеневшим мальчишкам, объявила: «Начнём с не самого сложного – с вальса. Он вам знаком, мы только добавим элементы аэробики. Итак, кто будет моим партнёром?» Подержать в руках такую статуэтку любому было лестно. Но танцевать! Совершенно невинным тоном я предложила Юре: «Попробуй». Юра нырнул в танец, как ныряют с кручи в омут. В глазах зрителей восторг сменялся страхом, но к концу танца каждый про себя произнёс, по-моему: «Да-а-а-а! караул! Вот это мы попали!» Вежливо-восторженные аплодисменты явно запаздывали. Я подала пример, и меня сначала неуверенно, а потом дружнее, поддержали. Вопрос быть или не быть снялся как-то сам.
Итогом наших стараний стала постановка сказки-оперы «Когда цвёл шиповник». Это очень сложная двуплановая вещь, в которой один сюжет реалистический (22 июня 1941 года, начало войны), а второй – сказочный. В драмкружке ставят сказку Андерсена, ещё не зная, что началась война. В спектакле было много вокальных сольных номеров и хор. Были танцы и декламация. Присутствовавшие на генеральной репетиции участники районного семинара директоров школ не могли поверить, что это один класс ,а не сборный коллектив художественной самодеятельности. Ещё больше они удивились, что у этой, по сути, оперной труппы нет профессионального художественного руководителя. Кстати, мы обновляли сцену настоящего драматического театра. Из разрушенного здания его только что перевели в новое, по соседству с нашей школой. Теперь уже мои танцоры и артисты понимали, что они выгодно отличаются от своих «непосвящённых» сверстников и осанкой, и пластикой движения, и умением держаться на дискотеке.
Когда в 10 классе их стали называть элитой, они восприняли это правильно – как обязанность учиться ещё лучше, хотя и так в классе было 16 отличников и ударников из 21 Удивительно, что у них хватало времени на всё, Но ещё удивительнее, как меня одной хватало на эти 21.
Ведь мы не просто участвовали в мероприятиях, но и неизменно занимали первые места среди бизнес-классов. Нас награждали. В том числе и значительными денежными премиями. От директора мы удостоились похвалы, на которую напросились сами. Ребята, жаждавшие признания за свой труд и успех, спросили, хорошо ли они выступили. Он ответил: «Более, чем». И всё. Губернатор нам аплодировал, зал неистовствовал, а директор обошёлся одной фразой.
Ну и ладно, подарки мы зарабатывали, а не ждали. Денежные призы, поездка в пансионат – это было круто!
Кстати. Когда я набирала 10 класс, встал вопрос о том, брать ли нашего приёмыша, Сашу М. или не брать. Вопрос был не для меня. Я-то знала, что возьму, хотя по условиям – в классе должны быть успешные ребята. Сашка же перебивался с тройки на четвёрку. О двойках уже забыли. Это разве не успешность? Но когда я принесла список директору, он, увидев фамилию Морозова, сверкнул глазами: «А это ещё что такое? Зачем? Мало тебе головной боли было? 20 человек у тебя есть, это – норма. Без двадцать первого обойдёшься» и потянулся за ручкой – зачеркнуть. Я опередила его движение, забрала список и сказала: «Пусть!». Он пожал плечами, на лбу появился «девятый вал хмурости». Желая выпустить пар, отыгрался на ручке, швырнув её так, что она протанцевала по двум столам, и, допрыгав до меня, остановилась под моей ладонью .
Внутри всё кипело. Но, сохраняя внешнюю невозмутимость, подвинула ему ручку и список и настырно посмотрела ему в глаза. «Отвечаешь головой», - буркнул он и занёс ручку над списком. «Угу» - твёрдо промычала я и поспешно забрала список со свеженьким резюме. Поспешность иногда полезна и не при ловле блох. А.В. имел обыкновение менять решение. А мне такие перемены были уже не нужны. Потому что, прежде, чем вписать моего бывшего двоечника в список, я поговорила с ним. И с его родителями. И они уже были морально готовы. К этому времени (с шестого-то класса) мы были все друзьями и единомышленниками. Всё. Он не был дураком: любил книжки, много читал. Библиотекарь Вера Ильинична жаловалась мне: «Замучил твой Морозов. Все журналы «Юный техник» и «Техника молодёжи» по вто-рому кругу перечитал. На днях экзамен ему устроила, спрашивала содержание кое-каких статей. Думала, он просто листает. Так он мне целую лекцию о новых мотоциклах прочитал». В классе Саше тоже нашли применение. В походе он был костровым. Отвечал за топорик, спички, организовывал добычу дров и хороший костёр. Он очень гор-дился этим и даже немножко важничал, постоянно напоминая помощникам о технике безопасности и о том, что в конце пикника необходимо собрать в костёр всё горящее и сжечь, а всё не горящее – в пакеты и до ближайшего мусорного контейнера. Не забывая напомнить самым ленивым: «Дураки, в следующий раз куда придём, на помойку что ли?» Этой фразой без добавления первого слова наставляла его я. Но теперь он уже повторял от себя лично, так как это стало его убеждением.
Я не ошиблась в нём. Он оказался человеком азартным. Его нужно было грузить по полной программе, проявлять к нему интерес. Обязательно подхваливать и. если надо, помогать. Тогда интерес сохранялся, и дела шли успешно. Это правило распространялось на всех и во все времена. Но Саша без такой подпитки быстрее всех увядал, как срезанный цветок без воды.
Если просто раздать поручения, формально, без практического применения, систематического учёта и контроля, то к концу года окажется, что всё так и осталось на бумаге.
Мы работали по методике Игоря Иванова, которая имела сокращённое название КТД – коллективное творческое дело. Ребята знали порядок начала любого дела: если мы что-то задумали, вместе ре-шаем, кто, что и как будет делать, кто конкретно отвечает за каждый вид работы. И каждый день, а то и несколько раз в день (в большие перемены) проводили «сверки». Все большие перемены они всё равно были со мной, так как мы всё время напряжённо работали, и нам не хватало времени. Мы оставались после уроков, собирались у меня по выходным. Драться и ссориться было некогда.
«Задумки» возникали у нас иногда вопреки плану воспитательной работы, утверждённому директором. Это, конечно, было наказуемо. Но я периодически нарушала. В интересах детей, как любил говорить наш шеф.
Например, однажды, когда мы на уроке истории повторяли те-му «Восстание под предводительством Емельяна Пугачёва» ,я принес-ла на урок новую книгу нашего земляка-краеведа, профессора Смотрова В.В. «Крестьянские судьбы». Ребята рассказывали о восстании, о том, какими дорогами проходили повстанцы. И вот тут я начала интриговать: «А вы знаете, что пугачёвцы проходили и по нашим местам?». Я открыла книгу и прочитала легенду о старом дубе, с которого дозорные Пугачёва наблюдали за окрестностями во время привала. Дуб этот растёт в окрестностях села Рассказань. Юра Покусаев спросил: «А он что, и сейчас растёт?». Да, и ждёт нас. По тому, как грянуло «ура», было ясно, что народ понял: мы увидим этот дуб собственными глазами. Как это будет, ещё не известно, но то, что будет, это точно!
Мы начали готовиться в ноябре. К следующему лету. Это было последнее школьное лето. Всю зиму мы, наряду с текущими делами, упорно поэтапно разрабатывали план экспедиции. Читали о Рассказани в книгах местных учёных-краеведов Смотрова В.В., Хрекова А.А. Разделились на микрогруппы. У нас были и археологи, и этнографы, и фольклористы. И специалисты по ремёслам. И природоведы. Каждая группа изучала теорию: что собирать, как, что там можно обнаружить, с кем можно и нужно встретиться, как оформить материалы (фотографии, видео, записи и т. д.). Весной провели несколько пробных походов. Учились укладывать рюкзаки, палатки, сушить одежду, сохранять сухими тёплые вещи на случай холода и непогоды. Разжигать костёр с одной спички. Готовить еду и мыть закопчённую на костре посуду без городских удобств. Запаслись кинокамерой и фотоаппаратом. Летом с помощью родителей Мишина Андрея Валентиной Андреевной и Михаилом Васильевичем разведали маршрут. Определили стоянку. Заручились поддержкой местных фермеров. В начале августа тронулись в путь.
О нашей экспедиции (элементы научной деятельности, присутствовавшие в нашей работе, позволяют её так называть) можно рас-сказать много интересного. Как группы со взрослыми проводниками уходили на задание. Одни – на знаменитое озеро Гордевку, другие – к не менее знаменитому дубу, третьи – на встречу с тоже знаменитым местным фольклорным ансамблем. Кто-то встречался с местными «но-выми русскими» - фермерами, чтобы познакомиться с предприятиями по переработке подсолнечника, приготовлению комбикормов и производству молочной продукции. А кто-то погружался в прошлое, встречаясь со старожилами – знатоками традиционных ремёсел и истории своего села. На место раскопов, которые вёл в это время с группой участников археологического кружка учёный, руководитель детской экскурсионно - туристической станции Хреков А.А. захотели отправиться все – не каждый день можно увидеть в буквальном смысле следы старины глубокой.
Вечерами у костра рассказывали друг другу об увиденном и услышанном за день, хвалились находками: глиняные кувшин, крынка и махотка конца 19 века, патефон с пластинками 30-х годов 20 века, подкова из кузницы, по местной легенде принадлежавшая одному из пугачёвцев.
Следующие полгода мы превращали собственную практику в теорию: проявляли фотографии, печатали их, оформляли альбомы с описанием исследований. Как всегда работали все. Принцип КТД дей-ствовал на всех этапах. Действовала без сбоев и система взаимоконтроля, так как этапы работы, их продвижение зависели от расторопно-сти каждого.
Параллельно опять были и олимпиады, и смотры, и соревнования с другими бизнес-классами..
При расставании в 11 классе мы плакали. Нам было грустно всем. И родителям тоже. Мы не выполняли план. Не проводили мероприятия для галочки. Мы жили. Нам было хорошо. Всем. Мы многое узнали, многому научились. Каждый мог проявить себя. Каждый был одинаково востребован и уважаем. И если на репетиции отсутствовала Наташа Палькина, её могла заменить Лена Аникина, которая без лишних уговоров садилась к пианино, и репетиция продолжалась. Могли заменить на время и вокалиста, и костюмера, и декоратора. Потому что каждый, хоть и занимался своим делом, был в курсе всего остального и мог подстраховать, чтобы не сорвать репетицию.
Прошло уже 15 лет, а ребята продолжают дружить между со-бой и со мной. В последние годы встречаться стали реже: у всех дела в разных концах страны, у всех семьи.
Кстати, и женились они очень дружно, почти в один год. И дети многих из них – погодки. Однажды на очередную встречу приехали пять…беременных одноклассниц! А когда я вслух удивилась, они уточнили, совсем сразив меня: не пять, а шесть. Просто у одной пока ещё не заметно.
Десятилетие окончания школы они, к сожалению, отмечали без меня: у меня случилась трагедия – погиб муж. Они приехали. При-везли 21 розу – по одной от каждого. Под букетом оставили конверт с деньгами – материальная помощь моих взрослых, самостоятельно заработавших эти деньги «новых русских». Так называлась команда нашего экономического класса. И наш девиз «Сохраним Россию для себя и себя для России» нам и сейчас произносить не зазорно. Себя для Рос-сии они сохранили. Выросли полезными, деятельными, успешными. Все получили хорошее образование. Все востребованы. А я… Скучаю, волнуюсь и радуюсь за них и жду вестей.
Считаю этот выпуск и это время в учительстве своим звёздным периодом. Здесь было много цветов. Были аплодисменты. И была ти-хая радость, что я что-то смогла.
Казалось бы, дальше, то есть та же роль с другой труппой (классом) должна пойти, как по маслу. Но не тут-то было. Произошло то, чего я никак не могла ожидать.
Во-первых, я очень болезненно переживала разлуку со своими друзьями. Пусть не обижаются родители, я не умаляю их заслуг и их роли в воспитании детей. Но их дети в какой-то мере были и моими детьми. Я их любила, как своих, жила их проблемами и посвящала им времени даже больше, чем моим собственным детям.
Именно поэтому я написала заявление директору с просьбой не назначать меня классным руководителем. Помню, на углу листочка в клеточку было написано его «забористым» почерком: «В интересах детей не могу удовлетворить Вашу просьбу». Не знал Александр Вла-димирович, что как раз в интересах детей нельзя меня так насиловать. Я ещё не переболела. Я не могла заставить себя любить этих чужих мне детей. Они были привязаны к своей прежней учительнице – Татьяне Николаевне Гречневой, которая вышла замуж и уехала. Я ещё была привязана к своему прошлому.
Мы встретились вежливо. Они, конечно слышали, что я «классная классная», то есть хороший классный руководитель. О нас писали в газетах. Рассказывали с восторгом выпускники. Но что-то у нас не пошло с первых дней. Я делала всё. В этот раз строго по плану. Но в каждом новом ученике я хотела увидеть прежнего. А они были другими! А я как будто ослепла. Мне нужно было перестраиваться, а я не могла. Наши отношения остались формальными. Не было контактов и с родителями. Я видела, что обманула их ожидания. К тому же, в самой школе, в образовании в целом происходили не самые лучшие перемены. Менялись программы. Требовали каждый год обновлять учебники. Они теперь не выдавались бесплатно в библиотеке. Их надо было приобретать за свой счёт, а стоили они теперь очень дорого. Кроме того, в связи с тем, что полностью прекратилось финансирование школ, на ремонт здания тоже сбрасывались родители. Это вызывало законное недовольство, так как многие родители лишались даже имевшейся низкооплачиваемой работы. В школьных журналах, в графе «Сведения о родителях» появились неизвестные прежде записи: временно не работает, а кое-где и более откровенные – безработный. К концу года таких записей было около половины. Родители были раздражены. Недовольство жизнью вообще они переносили на школу. Стрелочниками чаще других становились классные руководители, в том числе и я.
Открылись реальные и виртуальные границы. В страну устремился мутный поток информационных фекалий: порножурналы, фильмы, безобразно откровенные сцены в кино.
Это было так шокирующее притягательно для молодёжи, что никакие «постные» школьные мероприятия не могли соперничать с тем, что дети видели вне школы. Они так «увлеклись», что сбегали с уроков, собирались у кого-то из одноклассников, где отсутствовали взрослые и им никто не мешал, и наслаждались теорией секса, а кое-кто и практикой, как выяснилось вскоре. Работа классного руководите-ля теперь в основном сводилась к выявлению таких «сходняков», что вызывало в подростковой среде негодование и отторжение.
Родители, лишившись работы по месту жительства, стали искать возможности заработать в крупных городах, чаще всего в Москве. Детей оставляли под присмотром родственников: бабушек, тётушек, старших братьев и сестёр, пока это не обнаруживалось в школе. Родители, понимавшие, что формально они поступают неправильно, оставляя детей без личного контроля, но фактически
ничего не могли изменить, и это ещё больше накаляло обстановку. Усилились взаимные упрёки и противостояние школы и родителей, классного руководителя и детей. Полный раздрай. Последнее фиаско моей последней роли классного руководителя. Я чувствовала, что нужно было уходить раньше, но не настояла. Результат – испорченное детство детей, их неприятие школы, которое страшно и само по себе, но ещё и тем, что этот негативизм перейдёт и на их детей. Значит, со следующим поколением родителей и детей тоже будет трудно.
Ошибки одного человека, особенно если это учитель, обходятся очень дорого многим людям. Поэтому принимать решение нужно продуманно, жёстко, и не допускать «провальных» исполнителей к роли.