роман Валентина

   часть третья

           В ту осень, когда вернулся с армии Любочкин папа, ей шёл уже четвёртый годик. К ним с мамой он не зашёл и куклу, что вёз в подарок дочери, по дороге пропил. Михаила встретил в райцентре его  брат Андрей. Они     прошли мимо Валиного дома сразу в родительский. Огромный коричневый немецкий чемодан с блестящими застёжками был битком набит подарками. Лида, после целования и обнимания с братом, сразу попросила его открыть замки на чемодане. Ей не терпелось,    поскорее рассмотреть те вещички, что лежали в нём. Пока Михаил соображал, в каком кармане ключики, сестра сама забралась в первый попавший, и угадала.
- Да, вот они! –  взвизгнула она, подпрыгивая от радости.
- Ну, и сеструха! Скоро же ты их нашла, как знала где! Михаил всегда восхищался её проворностью.
-  А, выросла-то, как, прямо невеста стала! Тут мать  сына в баню хотела отправить, попариться с дороги, а на Лидку прикрикнула:
 - Что пристала к человеку? Иди, принеси ему полотенце  и на стол помогай собирать!

- Мама, ну какой он человек, это же, мой братка! Она   забралась верхом, на наклонившего над чемоданом Михаила, и с визгом вцепилась в него обеими руками.  Матрёна на мгновение застыла на месте, любуясь детьми, а потом хлопнула дочь по заднице первым попавшим  под руки,  полотенцем, приговаривая: 
- Совсем обезумела девка, свалишь его ненароком! Слазь! Те смеялись,  барахтались, и Матрёна не могла их отодрать друг от друга.
Сегодня никто не должен ослушаться мать, иначе от перевозбуждения не будет порядка в доме. Ведь от счастья за сына и брата, все потеряли голову. Вечером началось застолье с родными и друзьями, которые подтягивались по одному, по мере поступления информации, о том, что Мишка Лаврович вернулся с армии. Отец настаивал сбегать и за Валентиной  с дочкой, но как всегда вмешалась Матрёна.
 - Успеет ещё, пусть Минька отдохнёт немного, после наговорятся!
А на утро, как только опохмелились, запрягли братья коня, и отправились  на Волчью Гриву гулять, на их бывшую усадьбу, находящуюся неподалёку, в километрах пяти от деревни. Подвыпившему Михаилу,  напела  мамочка о том, что жена его, если была бы без греха, сама давно прибежала и бросилась мужу на шею, поэтому, как показалось, этот муж на всю катушку спокойно развлекался несколько дней подряд, забыв о том, что долгих четыре года назад у него была семья.

      Клавка тоже исчезла куда-то на следующий же день. Не приходила ночевать две ночи. Семён, как только стемнелось, оделся потеплее и сходил в «волчье логово», к самому окну подобрался, но Клавки он не увидел. Куда делась, никто сказать не мог. А его блудная жёнушка, конечно, была там, только на чердаке. Решили любовнички  вспомнить былые времена. Знала об этой непрошенной гостье, сестра, да Матрёна догадывалась, когда услышала, что Клавка куда-то пропала. Не будет же она выставлять своего сына на посмешище, вот и помалкивала так же, как и раньше.  А наверху под крышей старого дома, у Лаврович, вроде летней клети отгорожено. Вместилась туда кровать, небольшой столик и этажерка в углу. Дощатые стенки с двух сторон обтянуты отлинявшими или отцветшими от солнца тряпками. Но всё равно, это не самое худшее место в заброшенном доме. Еду и всё остальное, что нужно, приносит им Лидка. К Клаве она относится с презрением, но ради любимого братца, который привёз ей кучу всего, чего только не сделаешь.
       
     Поздним вечером, уже  на третью ночь, Андрюха довёз Клавдию до начала деревни, а дальше, крадучись, знакомыми тропками, она добралась до дома сама, оставаясь, никем незамеченной. Её маленький сынок с бабушкой спали на одной кровати. Семён сидел на табуретке возле печки и смолил самокрутку. Клава, не зажигая света, и, не обращая внимания на мужа, прошла в переднюю, взяла полотенце и чистую сорочку, направилась, в почти остывшую, баню. Ей было безразлично сейчас, что про неё думают? Как отнеслись близкие к её очередной выходке?  Наспех вымылась и прошла в дом, как ни в чём не бывало, подошла к спящему сыну, прислушалась к его сладкому посапыванию, и с облегчением вздохнула. Она увидела, что  не спит мать, а молча наблюдает за ней.
  - Прости, мам, прости! Я опять сорвалась, - шёпотом произнесла дочь и в ответ услышала:
-Я знала, что с тобой ничего не случится. А, вот Семён, волновался, искал тебя. Жалко его и стыдно. Иди, поговори с ним, тяжело ему. Мать хотела приподняться, но Клавка остановила её:
 - Успокойся, мама! Ничего, Семён переживёт. Я никого не убила и ни у кого ничего не украла. Мне лишь бы с вами и маленьким было всё хорошо. Спасибо тебе за него. Клавка наклонилась и поцеловала мать.
- Не переживай ты так! Прошу тебя!
- Да где же будет без матери-то ребёнку хорошо? Как проснётся, так мамку ему подавай! – с упрёком, но как бы сама себе, еле слышно сказала Наталья Васильевна, а потом ещё раз попросила: 
- С Семёном-то, поговорила бы, а?
- Завтра, завтра! Сейчас хочу спать! Клава закуталась в одеяло, чтобы не слышать, как громко вздыхает Семён, который так и не промолвил ни одного слова.               

     Утром перед уходом на работу, она заговорила первая.
- Ну, побил бы меня, что ли! Молчишь, будто воды в рот набрал!   
- Записку хотя, могла бы оставить, в конце концов!
- Какого содержания должна быть записка-то? – с издёвкой и злостью ответила Клавка. Семён осёкся и примирительным уже тоном добавил:
- Ну что к подруге уехала. Сколько там пробудешь? Мы тебя, хоть бы, не искали. Теперь молчала Клава. Ей с ним  обострять отношения не хотелось, потому у них с Семёном никогда не бывает ни ссор, ни ругани, а драк и подавно. Это первый раз, что Семён  хоть что-то сказал. Он рад был и тому, что  с ней всё обошлось, жива, здорова, и спокойно отправился в свою конюшню. А ей можно и попозже пойти на работу. Почту всё равно привозят к обеду. Правда ещё не знает, что стоит ожидать от нового председателя за прогулы, может  выгнать с почтальонов и дело с концом. А так с утра Клава успевает сварить обед, прибраться немного, пока бабуля смотрит за внуком, а потом на почту бежит.
    
       На работу теперь мать не ходит, ноги совсем некудышние у неё становятся, примочками всякими спасается, мало -помалу по избе передвигается, а за ограду выходит только по необходимости, если внучок вылезет. Раньше на суставы жаловалась, а теперь, не понятно, что болит. Никитична в больницу отправляет, да она ни в какую не едет.
- Мальчонку не с кем оставить, да и толку-то столько же от ихней больницы, - отговаривалась Наталья.
Зато у Клавки перед глазами всё время теперь стоит Михаил. Каждую свободную минуту только о нём и думает. Ох, как он соскучился по бабе за долгих четыре года, поэтому все поцелуи его были слишком уж, жаркими. Одной ночи им показалось мало, так они прихватили ещё одну и весь следующий день. Вместе ехать Михаил побоялся.
- А что кто-нибудь увидит? Значит на более серьёзные отношения со мной, он не намерен, к Валечке своей всё равно побежит. Клава тяжело вздохнула.
 – Вот бы она его отвергла, тогда наверняка Мишка ко мне бы вернулся. Клава при встрече пыталась склонить его на свою сторону, но Михаил на разговоры  был очень скуп.
 - Ай, пусть будет, что будет! Клавка неожиданно для себя, сказала эти слова вслух и оглянулась. Хорошо, что вокруг никого не было,  а то подумают, что сама с собой разговариваю.
   
      Всю дорогу, пока с Андреем ехали обратно, Михаил  рисовал перед собой картину встречи с Валентиной. Он о ней никогда не забывал, но до сей поры не понимает, как вообще могло такое случиться между ними. Были времена и похуже, но всё обходилось как надо. То, что Клавка прилипла опять, его это ни чуточки не смущало, как само собой разумеется. Он не виноват, просто отказать этой женщине не может, и поплыл опять  по течению, куда вынесет. Единственно в Клавке его раздражает всегда, это её голос и расспросы. Лучше бы было, если она молчала и не мешала ему думать о Вале, даже в то время, когда они занимались любовью. От последней мысли, Михаил вдруг сконфузился, даже гадко стало на душе. Лучше не вспоминать.
- Нет, опять я что-то не то делаю. А ну-ка, Андрюха, останови коня, хочу пешочком пройтись.
- Да, ты, что! Далеко же ещё. Давай ближе подъедем, - возразил брат.
– Трррр … Стой! Скомандовал Миша, притормаживая, бежавшего  мелкой рысцой, Гнедко. Спрыгнул с повозки, и быстро зашагал, поскрипывая  солдатскими сапогами, по хрустящему снегу. Вдогонку, лишь крикнул Андрею:
- Не жди меня, распрягай!

      Он твёрдо решил сегодня  пойти к Валентине.
- Пусть будет, что будет. Вот прямо сейчас и зайду. Михаил постоянно думал о ней с первой минуты возвращения, но, из-за предстоящего объяснения, тянул время, надеясь, просто на случайную встречу. 
- Выгонит, так мне и надо! Дурак, что в первый день не сходил. Захочет ли вообще со мной разговаривать. Михаил уже шагал по деревенской улице, как вдруг возле клуба, кто-то его окликнул. Заходить в клуб он и не собирался, кроме зелёной молодёжи, там никого не могло быть.
- Толик, ты что ли? Михаил узнал друга, который только что его окликнул. Что ты тут делаешь?
- Да так, болтаюсь туда сюда, - ответил тот.
- Пойдём, Мишка, ко мне. Пропустим по стаканчику за встречу. Михаил ещё не успел возразить, только собирался, как Толик схватил его за руку и силком потащил за собой:
- Ну, уважь! Ты мне друг или не друг?
Как тут откажешь. Пошёл сначала к другу и только потом, шатаясь во все стороны, пришлось открыть знакомую калитку.
       Валя уже дремала, когда послышалось поскрипывание шагов. Ждала она его, каждую минуту,  ждала, чего тут скрывать. Она знала, рано или поздно, Миша должен прийти и дождалась.
- Это он! Тревожно застучало Валино сердечко. Она соскочила с кровати и тихонько на цыпочках подошла к окну. Выждала, когда тень промелькнёт, отвернула краешек занавески и посмотрела в спину человеку, идущему к её двери. Он еле-еле переставлял ноги, переваливаясь, то в одну сторону, то в другую.
- Так он, пьяный! – ужаснулась Валентина. Внутри у неё всё закипело. Да, другого времени для нас с дочерью у него, конечно, не нашлось!
Михаил постучал в дверь. Постоял немного, опять постучал не очень громко и резко повернул назад. Валя отскочила от окошка. Её почему-то стало знобить, и даже зубы застучали. Он остановился напротив окна. Стоял, как показалось Вале, долго, носом прижимался к стеклу, пытаясь что-то рассмотреть, но, так и не насмелившись постучать в него. При свете луны, хорошо виден его силуэт, который через некоторое время, исчез и больше в эту ночь не появлялся. Валя до самого утра не могла заснуть.
- Пришёл всё-таки! Зачем пьяный притащился? Хорошо никого не разбудил. Чтобы я делала, если бы он стал настаивать впустить его? Какие только мысли не лезли в голову! Да, даже были и такие, что хотелось побежать и догнать, своего родного, единственного  и любимого мужчину на всём белом свете.

      Утром Евдокия занесла молоко.
- Валяетесь ещё! – спросила она весело. Ну, поспите подольше в выходной, сегодня спешить некуда. Валя ничего не сказала матери о визите ночного пьяного гостя. А дома у Лаврович отец бранил сына за беспробудную пьянку и что пора завязывать.
- Вас в армии учили, как быстрее алкоголиком стать? Ты о дочери и жене когда-нибудь, наконец, вспомнишь?
- Вспомнил, но она меня вчера не пустила даже на порог.
- А ты трезвым был? Я что-то не заметил!
- Батя, прошу тебя, сходи сам за ними. Я боюсь. Всё, пить больше не буду, самому надоело. Приведи Валентину, пожалуйста!
- Она, что, корова её приводить? Заварил кашу сам и расхлёбывай!
-Ну, бать! – взмолился Михаил. Пойдём с тобой вместе. Я дочку ещё ни разу не видел, да и по Вале сильно соскучился. Она меня одного не впустит.
- То-то! С этого и надо было начинать. Дожился, что на порог не пускают.
- Да, что говорить теперь об этом. Ну, дураком был, – сказал Миша.
- Ишь, ты, а теперь, что, поумнел?  Сын вдруг замолчал и о чём-то задумался.
Дверь у Валентины была не заперта. Никто в деревне днём не закрывался, и даже уходя из дома, подпирают дверь палочкой и замок не вешают. Про воровство в деревне не слышно. Доверяют люди друг другу и не боятся. Может,  где-то и было по-другому, но не у них в Поперечке.

       Валя стояла у плиты и помешивала ложкой кашу. Вспомнила  вчерашнюю картину, на глаза навернулись слёзы. Она тихонько плакала, чтобы не слышала дочка. Любочка расположилась посередине комнаты и показывала своей маме физкультуру, поднимая поочерёдно, то одну ногу, то другую. Потом она наклонилась вперёд и упёрлась маленькими пальчиками о пол, шире расставив ручки.
- Мама, мама смотри, как я умею делать!
- Молодец! – не глядя, отвечала мать. В дверь постучали. Валя рукавом быстро смахнула слёзы. Дверь распахнулась и  через порог перешагнул сначала свёкор, а за ним вошёл Михаил. Оба, молча, сняли шапки. Любочка спряталась за юбку матери и выглядывала оттуда одним глазком, разглядывая гостей. Деда она знала и не боялась. Но, кто другой дядя и зачем он пришёл к ним, она не могла понять.
-Здорово, дочка! У-у-у-у-у …, а кто это там прячется? Алексей Андреевич полез за гостинцами в карман.
- Смотри-ка, что я принёс тебе, иди скорей сюда, - поманил он девочку. Пока дед с внучкой беседовали, Михаил подошёл к Валентине. Крепкими руками нежно обнял её за плечи, слегка сжал их, и притянул к себе. Какое-то мгновение оба слышали стук двух сердец, рвущихся из груди каждого. Она не сопротивлялась, что-то сейчас было сильнее её и, когда он попробовал заглянуть в родные глаза возлюбленной, то кроме слёз крупных, как горошины, медленно сползающих с её щёк, ничего не увидел.

     -  Не плачь. Прости за всё! Я не могу без тебя! – не громко сказал Михаил. Валя освободилась из его рук и разрыдалась. Любочка увидела, что её мамочка плачет, смело подбежала к незнакомому дяде и сказала:
- Ты, плохой! Уходи от нас! Она быстро вернулась к матери и обняла её за колени, так как маленький рост не позволял ей дотянуться выше.
- Ух, ты какая заступница! – улыбнулся Михаил. Какой милый ребёнок! Ему очень понравилась эта белокурая дочка.
- Ко мне пойдёшь? Я же твой папа!
Нет! – громко ответила Люба и взобралась деду на колени, но, передумав, тут же соскользнула, почувствовав неуверенность, снова подбежала к матери и спряталась у неё за спиной, вцепившись за юбку  своими худенькими ручками.
- Валя, пойдёмте к нам. Мы за вами пришли. Мать там, на стол собирает, посидим немного, - совсем по-доброму сказал Михаил.
- Люба, неси одежду! – обратился он к маленькой дочке, - В гости хочешь?
- А мама, пойдёт?
- Как же без мамы, конечно пойдёт!                Любочка вопросительно взглянула на мать и ждала, что та скажет. А вдруг этот чужой дядя, который называет себя её папой, врёт. Михаил с Валей рассмеялись, а довольный внучкой дед тоже усмехнулся в усы. У неё такое вопросительное и смешное личико сделалось, что удержаться без смеха почти было не возможно.

      Свёкор с внучкой ушли. Михаил подошёл и поцеловал жену в губы.  Валя была очень сдержанной и холодной, но Михаил навряд ли это заметил. Он пылал неудержимой страстью к ней и готов был сейчас же поменять планы и задержаться с ней наедине. Валя лёгким движением оттолкнула его от себя, давая ему понять, что такое отношение надо ещё заслужить. Она быстро накинула пальто на себя, и, захватив на ходу шаль, первой вышла из дома. Миша неохотно последовал за ней. Когда они пришли к Лавровичам, то Любашка уже во всю носилась по всему дому, без конца задавала всем вопросы. Больше всех радовался дед, от такой внучки был на «седьмом небе. Матрёна занята кухней, а Михаил заботливо хлопотал за обеими дамами, особенно за маленькой. Пытался завоевать у неё доверие к себе, но Любочка с этим не спешила, по -детски осторожничала и на контакт не шла. Михаил позвал Валю в их бывшую комнату.
- Зайди сюда на минуточку, - позвал он.
- Я здесь посижу,– ответила Валя спокойно и очень тихо. Она села к окну на лавку, рядом со свёкром. Почему-то идти  ей сейчас туда не хотелось. Михаил сильно настаивать не стал. Сходил один и быстро вернулся с каким-то свёртком. Он подошёл к Валентине, развернул большой красивый с кистями платок и накинул его на Валины плечи.
- Спасибо! – сказала Валя, не выказывая особую радость. Хотя честно сказать, подарок ей сильно понравился. Хотелось подбежать к зеркалу, рассмотреть себя со всех сторон, но подумала про себя:
- Успею ещё, дома будет время насмотреться. А сейчас неловко, да и с Михаилом пока ещё ничего не ясно. А он, между прочим, вёл себя по старой, давно отработанной им, схеме. Как будто ничего не случилось особенного. Всё само собой идёт к тому, что они по-прежнему муж и жена.
- Как мне себя вести, я не знаю. Ссориться не хочется, знаю, что мне лучше от этого не станет, и забыть обиды не могу. Ладно, пусть пока будет так, как есть. Серьёзно поговорить с ним придётся. Он должен объясниться. Я хочу ясности!
 
     Матрёна перед сыном, в прямом смысле, демонстрировала картину любящей свекрови, зализывая свои грехи. Уж, как она при нём обхаживала свою молодую невестку и потчевала. У Михаила, если и были какие-то сомнения по отношению к матери за Валентину, так они у него потихоньку рассеялись. Вале было всё это противно.
- Ну, не верю я тебе ни капельки, - думала она. Жаль, что нельзя об этом заявить во всё услышанье. И правильно, что не верила. Недолго полежал подаренный платок на плечах Вали. Как только Михаил с отцом вышли покурить, Матрёна подошла и сдёрнула с неё платок.
- Лидька пускай носит! – нервно сказала она. Быстро свернула его и унесла в комнату, потом тут же вернулась и села за стол, как ни в чём не бывало. Михаил, конечно, ничего не заметил, только не понял, почему Валентина вдруг, засобиралась домой так быстро.
- Ничего не пойму, ты хочешь уйти? Давай, поговорим, нам многое надо сказать друг другу. Валентина действительно расстроилась, но не только из-за подарка. Ей опять стало невыносимо смотреть на всё это притворство. Михаилу, за время отсутствия, она тоже перестала доверять.
- Одной масти все они, - с горечью и обидой в душе думала Валя: - Лживые и скользкие!  Дура, что сразу не разглядела. О, Господи, но зачем я снова согласилась сюда прийти, - корила она себя. Михаил держал Валю за руки, и заглядывал прямо в глаза, просил остаться.  Он ждал,  что она на это скажет. Валя молчала, но в голове какой-то сумбур. Мыслями, вот сейчас бы  встала  и у шла, а на деле, даже пошевелиться не могла. Любочка разыгралась и домой идти не хотела.
- Здесь места много бегать, а дома места мало, - заявила она и засмеялась
- Ух, какая боевая девочка. Михаил хотел подхватить её на руки, но Любашка опять отвела его руки и отбежала в сторону.
 
     Валя даже не заметила, как вместе с Михаилом, оказалась в той комнате, где четыре года назад, они жили и были очень счастливы. Об этом  она сказала ему вслух, как только вошли туда, и ещё так уверенно, но с большим сожалением в голосе, добавила:
- А теперь, ты меня больше не любишь! Михаил очень близко подошёл к ней, почти вплотную, нежно тронул  её за плечи и попытался возразить, но она посмотрела на него таким взглядом, что тот отошёл и сел на стул, стоящий напротив.
-  Я хочу лично от тебя услышать, что же произошло с тобой, как только мы расстались, - сказала Валя. – Я не знала, как сообщить о моей беременности. Узнать, где ты, что с тобой?  Уж, в который раз удивился Миша, как сильно изменилась его жена за время его отсутствия. Он готов был к разговору, но не ожидал услышать такое решительное и смелое требование ответа.
- Богом клянусь, я всегда писал тебе, как и обещал. Почему ты не отвечала, извольте спросить? Я всегда ждал почту. Знаешь, как мучительно и больно было ждать, хотя бы маленькую весточку от любимой! Я всем завидовал тогда, кто получал от своих девчонок письма и не ненавидел их всех!
- Нет, это я ждала и ждала, хоть маленькое письмецо от своего ненаглядного многообещающего мужа. И только через много месяцев пришло оно с матами и оскорблениями! Каково мне было читать такие письма, когда пузо уже лезло на нос!  Что ты на это скажешь? За что ты меня так! Отвечай сейчас же! Михаил молчал, а Валя не могла остановиться, столько в ней накопилось! Я ничего не забыла! Почему ты заставил страдать? Что я тебе плохого сделала?  Валя еле сдерживала себя, чтобы не вцепиться в него. Ей хотелось, чтобы именно сейчас Михаил смотрел ей прямо в глаза, а не в пол, отчего он казался жалким. В ту минуту он вовсе плохо соображал. Матрёна, предчувствуя беду, металась по кухне, как разъярённая тигрица.         

      Весь сыр-бор все слышали, так как Валя с Мишей, устроив разборку, не говорили, а кричали. 
- А, вдруг, Минька догадается и начнёт рыться в сундучке с документами, ведь некоторые письма я не успела сжечь, - испугалась Матрёна. Всей разгадкой для Михаила в одночасье стала мать, которая внезапно вошла к ним в комнату. Она якобы пришла успокоить детей, а сама нет-нет, да и взглянет в сторону этого ящика. Неожиданно Михаила осенила мысль:
- А, что, если она? Он мгновенно выставил мать за дверь, не слушая её реплик и возмущения, и закрылся от неё на крючок. Одним махом вытряхнул всё из ящичка и то, что лежало внизу, оказалось сверху. Это и были от него для Вали письма. Они оба тупо и молча смотрели на ворох бумаг. Первой заговорила Валентина. Но уже спокойно и тихо.  Тебе нечего сказать. Кого ты слушал? Кто тебе вешал лапшу на уши? Эх, ты? Сплетням поверил! Валя хотела уйти, но Михаил вцепился в неё, как клещами и не хотел отпускать.
- Прости! Сам не знаю, обозлился на всех, не понимал, что делал, и зачем я вообще на свете живу? Были сомнения, что тут что-то не то, но на мать подумать даже не мог. Она мне только и писала. Зачем она это делала. Я не знаю!

     - Вот и спроси у неё. Почему ты ещё не спроси до сей поры? А гулять сейчас на целую неделю с Клавочкой на Волчью Гриву, тоже мать отправила? Валентина была неумолима. Михаилу сказать было больше нечего Всё лицо его пылало и уши сделались огненно-красными. Валя спокойно и рассудительно всё говорила и говорила. Никто её не перебивал. Так много наболело у неё за эти годы. Наконец-то, она могла высказаться. Ей было не страшно сейчас, только очень обидно. Она продолжала:
- На нервной почве из-за стрессов и переживания, Ребёнок наш родился не совсем здоровый. Понимаешь, что самое ужасное произошло? Теперь эта малышка стала жертвой наших отношений! Сколько раз по больницам ездила, и ещё неизвестно, сколько придётся? Я тебе не давала никакого повода для ссоры со мной. Верила в тебя, как последняя идиотка! Валя заплакала и замолчала. Михаил после небольшой паузы, чуть слышно, как бы боясь себя услышать, грустно и безнадёжно спросил:
- А теперь всё кончено? Может, ещё раз попробуем? Я тоже хочу растить свою дочку. Они оба посмотрели друг на друга. Ей показалось, что последние слова его, были искренними и умоляющими.
- Как, Миша, забыть всё? Мне очень больно! Разве можно жить с человеком, который может предать тебя в любую минуту.
- Я стану таким, как прежде. Это было недоразумение. Дай мне шанс, и ты увидишь, у нас всё наладится.
- Хорошо бы, но я потеряла веру в тебя. Боюсь, что ничего не получится.
- Прошло столько времени, мы оба изменились. Я только теперь понял, что могу потерять вас. Михаил встал перед ней на колени и уткнулся в её подол. Потом приподнял голову и умоляюще попросил:

      - Пожалуйста, давай простим друг другу все обиды и начнём сначала, а? Слышишь, ты моя, единственная и любимая Валечка! Я так соскучился по тебе. Он приподнялся с колен, дотянулся до её уха, шеи, губ. Всё тело Вали заныло, она сделала попытку сопротивляться. Но это было уже не в её силах. Да, и понятно ещё то, что жить одной с ребёнком в деревне, на глазах у Михаила, который, способен выделывать чёрт знает что, ей не хотелось. Остаётся согласиться, пока сам просится. А сейчас, он тискал её в своих объятьях и без конца целовал и целовал. 
-Не надо Миша, – шёптала она. А внутренний голос эхом отвечал:
- Надо, надо! Тут Михаил взял её на руки и понёс на кровать. Валя уже не сопротивлялась. Физиология требовала своё и против неё ничего не сделаешь. Потом они молча лежали и думали каждый о своём или об одном и том же, но это было уже не так важно. Зато Михаил  приобрёл уверенность в завтрашнем дне, даже почувствовал себя  опять на коне.
- Знаешь, Миша, когда тебя забрали в армию,  а вскоре я узнаю о беременности, мне охота было прилететь на крыльях и порадоваться вместе с тобой, испытать истинную радость. Я с таким нетерпением ждала от тебя письма, а их всё не было и не было. С такой тяжестью на сердце ждала появления малыша. Иногда мне казалось, что я сама маленький ребёнок и страшно хотелось, чтобы меня кто-нибудь пожалел. То вдруг охватывал такой страх перед будущим, быть одной с ребёнком на руках. Через это тоже переступила, поставив перед собой цель: научиться жить без тебя, ради своей дочери, ради себя самой. Ты меня слышишь?
- Слышу, Валя, слышу. Мне очень жаль, что с нами такое случилось. Михаил прижимал Валю к себе и говорил, что ему тоже было нелегко.
- У нас всё теперь будет хорошо!

      - Миша, смогу ли я забыть эту горькую обиду?
- Пройдёт время, и ты забудешь.
-Сама не знаю, как я всё это вынесла, ещё советы давала другим.
Ну-ка, отвечай, - шутливо сказал Михаил, - кому это ты советы давала?
- Кому, кому! Полинку за Ивана сосватала. Видел бы какая замечательная пара получилась!
- А я, дурак, ревновал тебя к нему. Думал без меня ты за него замуж выйдешь. 
- Ещё чего! – возразила Валя. А у Тоньки с Толиком ничего не получается.  Хочет он без неё ехать в город и жениться на городской. Ну, какую ему жену надо! Антонина любит его, с армии дождалась, а он теперь нос воротит, худенькую, видите ли, ему жену надо. Тонька, и так еду совсем забросила, худеть из-за него собралась. Михаил расхохотался.
- Вот чудаки! – сказал он. Вместе бы ехали, у Толика в городе тётка живёт, на первое время было бы, где жить.
- Ой, я встаю. Надо домой собираться. Любашка, наверно, давно уже  спит, - забеспокоилась Валя, но Михаил её остановил.
- Пусть спит, и ты оставайся, завтра ваши вещи перенесём сюда.
- Что ты! – возмутилась Валентина. Я буду жить с дочерью там, за стенкой у наших. Сюда не вернусь!
- Ну, тогда я тоже с вами, не возражаешь? Прямо сейчас и пойдём. Они  завернули в одеяло спящую девочку и отправились в своё крохотное, но уютное гнёздышко. Матрёна даже не слышала, когда молодые покинули их дом, только отец вздыхал и ворочался на кровати. В душе он снова радовался за восстановление семьи и в то же время опасался за своего непутёвого сына, жалея невестку и родную внучку.
         
      Михаил попросил Валю взять на недельку отпуск. Зимой колхозники по мере необходимости могут себе позволить. Он  сам пошёл договариваться к новому председателю, который стал, за время его отсутствия,  другом отца. Иван Андреевич без разговоров подписал заявление и пообещал устроить Мишу работать на машину. Валя никогда не знала такого отдыха, поэтому на месте всё равно не сидела: варила, парила, жарила, стирала и убирала. Муж приносил иногда от своих кое-какие продукты. Утром заходил  к ним дед Алексей, одевал Любочку и уводил, чуть ли не на целый день с себе. Она за ним, как хвостик везде ходила: и во дворе снег чистили, и в стайке убирались, и в магазин за конфетками ходили. Внучка  деду напоминала про сладости, если он забывал. Стала соглашаться оставаться ночевать у них. Матрёна как-то опять уязвила:                - Что, для любимой сношеньки стараешься, дед?
 - Стараюсь! Ещё как, стараюсь! Натерпелась она из-за нас, особенно, из-за тебя! Не лезла бы в их жизнь, всё могло бы быть иначе. Когда ты  только угомонишься? 
      Михаил был с Валей очень ласковым эти дни, угождал и пил не так много, если только повод какой-нибудь подворачивался. К концу недели приехал к ним армейский друг Михаила, Сергей Синицын, из деревни Бердюгино нашего же района.  В субботу после бани и ужина отправились в клуб. Из всех девушек, с которыми  знакомили  его, понравилась только одна Маруся, Валина сестра. Но у неё, к сожалению, есть парень. Она встречается с хорошим скромным мальчиком Колей.

      Сергей на другой день уговорил Марию пойти с ним на лыжах кататься. Согласиться-то  согласилась, но собрала с собой всех своих подруг, и Валя с Михаилом тоже решили тряхнуть стариной и не пожалели. Очень весело провели время. Много катались, смеялись и валялись в снегу. Погода стояла морозная, но сухая и солнышко светило яркое. Молодёжи столько собралось на Школьной горе, что Серёжа от всего был в  восторге, он шутливо  спросил Марусю:
- В деревне-то, хоть кто-нибудь остался или все тут? 
Потом Сергей  ещё раза два приезжал, а на третий – вместе с родителями своими заявился. Сосватали Марию и назначили свадьбу на Новый год, так же, как когда-то у Вали с Михаилом. 
    
        Михаил начал работать на машине ГАЗ-51. Правда, сначала пришлось с ней повозиться, съездить в МТС за запчастями, отремонтировать, потом только ездить стал.
- Эх, машину себе сделал, -  хвастался он перед Валей, -  работает, как часики! Однажды Михаила направили в город. Валя поехала с ним и Любочкой в больницу. Врач встретила их, как всегда, дружелюбно. Посмотрела у ребёнка глазки и сказала:
- У девочки с возрастом будет улучшаться зрение, только нужен покой ребёнку и носить очки. Операция может быть и не принесёт желаемого результата. Так, что думайте сами. В машине Валя спросила мужа:
- Миша, стоит ли рисковать с операцией, если зрение останется на том же уровне?                - Я не знаю что сказать, смотри сама. Они разговаривали всю дорогу, и время пролетело быстро. Любочка проснулась только тогда, когда  машина остановилась возле дома.
- Эх, ты, соня-засоня! Что ночью-то будешь делать? Больше двух часов спала. - Валя засмеялась.               

      До Нового года оставались считанные дни. Маруся очень переживала и волновалась. Валя подбадривала сестру.
- Ну, сама Маша подумай, Коля ещё в армии не был. Ты говорила, что он тебе не очень нравится. А в Серёжу ты сразу влюбилась. Любовь с первого взгляда бывает на всю жизнь. Правда, в такую любовь я не верю на самом деле, но в виде исключения, может и бывает.                - Валя, я  всё уже решила, мне  страшно конечно, но Сергей такой красивый, какой-то серьёзный, всем девчонкам он очень понравился. Почему он меня выбрал, не понимаю?  - Маруся довольно хихикнула.
- Какие же молодые все глупенькие!  Кроме внешнего вида и ухаживания, ничего больше вас не волнует, -  Валя вздохнула.                - Человека он в тебе увидел.  Вот и всё! Хорошо бы сам чист был и душой и телом. Очень важно знать Маруся его характер, привычки и многое другое, чтобы начать строить новую семью, заводить детей. Тебе это сейчас трудно объяснить. Ты влюбилась и выскакиваешь замуж. Пусть у тебя сложится всё удачно! Плохо то, что на чужую сторонушку от нас собралась. Как помочь тебе, коли, что? Ты хоть, нам пиши почаще, не забывай нас! Сёстры обнялись. У обеих на глаза навернулись слёзы.
- Давай, Валя, не будем  говорить о грустном. Помолчав немного, Маруся продолжила:
 - Валя, может мне отказаться, ещё ведь не поздно? Тебе-то, он как?
- Да, как в них влезешь! Вот, я, разве плохо знала Михаила?
Нет, пусть будет,  как решила. Оно так-то может оказаться лучше, доверься судьбе и ничего не бойся. Он парень неплохой, иначе не тебя бы выбрал.
 
       На свадьбу председатель дал машину. Михаил натянул сверху кузова брезент, поставили железную печку, чтобы дорогой не замёрзнуть, подтапливать решили, если что. После весёлого выкупа, невесту с женихом  посадили в кабину машины Серёжи, на которой они приехали  и на эту же машину, рядом с Михаилом сели Валентина и Евдокия. Степан и Марусины друзья – наверху. Всю дорогу, такого  песняка давали, что некоторые, сидящие в кабине, им завидовали. Свадьба была очень яркая, весёлая. На следующий день поздно вечером вернулись домой, как раз, прямо к Новому году успели. Зоя дома оставалась за старшую.
- Нормально отгуляли, пропили  вашу сестру, - навеселе заявил детям Степан. Молодцы, всё было по уму!
- Ложись-ка, ты отдыхать, - сказала ему Евдокия, - а то язык у тебя что-то заплетается.
- Нет, мать! А Новый год кто будет встречать?
- Да мы и встретим, смотри нас сколько, доверься! – шутливо сказала Евдокия, сама уложила мужа в кровать, стягивая с него верхнюю одежду.
- Полежи чуток, потом встанешь, если не проснёшься, то разбудим. Последние слова Степан не слышал. Он уже крепко спал. Евдокия постучала Валентине в стенку, чтобы те пришли встречать Новый год сюда. Девчонки всё давно приготовили: и стол накрыли, и в комнате приукрасили. Сами все нарядные, даже у Раи с Любочкой на головах, что-то вроде причёсок навьючено, а сверху коронки блестящие. Все такие важные сидят, умора!  Евдокия, как глянула на малышек, отвернулась, еле сдерживаясь от смеха.

       Михаил сбегал к брату и явился сюда в костюме Деда Мороза. Такое тут началось, что словами не рассказать и пером не описать, прямо, как в сказке. Так было здорово! Настоящая новогодняя ночь. Часа в три заснули дети, да и то еле-еле уложили. Евдокия притомилась тоже, за день набегалась, а остальные пошли в клуб. Там танцы, игры в самом разгаре были. Умеет у нас в деревне веселиться народ. Собираются на праздник и стар, и мал. Все приходят, кому не лень Новый завклуб показала себя, как замечательный организатор. Жаль, что концерт не пришлось посмотреть, говорят, тоже хороший был.                И так наступил 1953 год. Вскоре Валентина сообщила мужу о том, что она беременна. Ещё перед праздником хотела сказать, но подходящего времени не находилось, всё какие-то важные дела были. Михаил так  засветился и первое, что услышала Валя:
 - Ушам своим не верю, это правда? Ну, Валя, теперь очередь за сыном!
- Я не против, - сказала она, - но может и дочка родиться. Теперь кого Бог пошлёт! Что об этом говорить? Михаил вздохнул, видно было по нему, что не согласен, но Валя ничего больше не сказала, молча мыла посуду. Миша перевёл разговор на другое.                - Нынче сразу после уборочной пойду лес заготавливать, дом начнём себе строить, большой, чтобы всем места хватало и дочкам, и сыночкам.
- Мне. Миша, тоже надоело в такой теснотище жить. Давай что-нибудь купим себе, пока дом будем строить. У меня есть немного денег накопленных. Не хватит – займём у родителей.
– Да, я  давно сам про это думал, но не знал, как сказать тебе, чтобы  не обидеть.
- Надо узнать, чей же старый дом стоит, пониже сельсовета? Здесь рядом были бы все, - сказал он.
-  На той усадьбе, новый дом построить можно. Я узнаю завтра в конторе. Место хорошее и в центре. Пришла пора свой угол заводить.
 
      Узнать Вале не удалось, так как хозяева этого дома живут неизвестно где. По всей вероятности, за домом никто не приглядывает, и пустует зря. Решили пожить в нём, пока ничего не делая.
- Потерпеть придётся до осени. Летом от зари до зари всё равно на работе. Здесь хорошо тем, что близко и за Любочкой есть, кому присматривать. Да и щи Евдокия варит всегда на две семьи, голодными никто не остаётся, если дочери некогда, то родная мать – это не то, что свекровь, с которой Вале довелось пожить.
- Вот, когда двое детей в августе будет, тогда действительно, придётся покрутиться! – пригорюнившись, рассуждала Валя.
- Ничего, пробьёмся, не переживай, - успокоил её Михаил. Друзья, братья помогут. Главное сруб поднять и до зимы успеть под крышу загнать. А там полы, окна, двери – рукой подать, нечего делать!
    
     Время летит неумолимо быстро. Животик у Вали стал округляться и день ото дня становился всё заметнее. Клавка Тусоева тоже носила ребёнка от Михаила, но опять никто ничего  не знает, кроме мужа и матери. Семён старался про это вовсе не думать. Однажды нашло на него, хотел наложить на себя руки, но вовремя успел одуматься.
- Дети – это святое дело! Ради них, стоит жить, не важно от кого родились. Воспитывать и кормить всё равно мне придётся. Вот и ладно! – так Семён иногда разговаривал сам с собой. Да и с тёщей поговорил бы, она его завсегда понимает и очень уважает, как хорошего доброго и чуткого человека.
    
     Михаил, узнавший, что Клавка была почтальонкой и не без её участия его письма, не попадали, в Валены руки. Теперь при встрече с ней, он старался делать вид, что не замечает её. Однажды она не вытерпела и сказала ему ехидным таким голосом:
- Чего морду ворочаешь, Миша?  Аль, забыл про меня?
 Клава, оглядевшись по сторонам, тихонько спела частушку, сочинив тут же:
Я хочу тебя забыть,
Но не получается.
От любви, Миша, с тобой,
Ребёночек рождается!
          Михаил молча сплюнул в сторону и осуждающе, посмотрел на неё.
 Клава  провела по животу рукой, чтобы убедиться, заметил ли он результат их совместного лёгкого поведения. И увидела, как расширились его зрачки от удивления. Он, конечно же, всё понял. Ещё бы, не понять!
- То-то, герой! – сказала она, проходя дальше, так как навстречу им кто-то шёл. Михаил с ужасом подумал:                -  Не хватало только всяких разговоров по деревне. Он повернул к магазину, купил пряников и конфет, прочитал афишу на клубе. Дома уговорил Валентину сходить в кино вечером, а то беспокойно было на душе, и не знал,  куда себя деть от стыда. Любочка осталась ночевать у бабушки, взяв с собой сладости, которые купил ей папа. Она очень этим гордилась и хвасталась всем подряд. Вале не очень комфортно стало ходить куда-то с животом, но раз Михаил настаивал, начала собираться и попутно рассказывать, как днём виделась с Тонькой.

   -  Редко приходиться общаться с девчонками, но эта подруга меня  заинтриговала.  Толик с города вернулся, хочет на днях сватов к Антонине засылать. Сама она мало чего понимает, вся такая обеспокоенная. Сказала, что потом всё расскажет. А что случилось и с кем?  В клуб обязательно приходить велела, после кино собираемся. Интересно, что стряслось с её  дружком? Совсем недавно таким неприступным был, и с Тоней разругались.
- Валя, хватит болтать, мы опаздываем, давай побыстрее.  И на самом  деле, только успели зайти в зал, купив билеты, как начался фильм.

   С Тоней и Толиком встретились после. Тут подошли и Катя с Николаем, и Полина с Иваном.
 Михаил первым заметил, что на голове у Толика, чуть ли не до самых глаз натянута шапочка.
- Это ещё что такое? Мода новая в городе пошла?  Миша протянул руку, чтобы  сдёрнуть её с него, но Толик ловко увернулся:
- О, нет, не всё сразу! Хочу посвятить вас в одну историю, но нам надо, где-то остановиться. Дома у себя не могу, мать не хочу волновать.
- К нам пойдёмте, дочка сегодня у тёщи, сказал Михаил, посмотрев на Валю.
- Пойдёмте, пойдёмте! - Приветливо пригласила Валентина, поддерживая мужа.
- Да, у вас мы все не поместимся, заметила Катя.  К нам пойдём, самое то. Дверь в спальню прикроем, чтобы детей не разбудить, да и они уже не такие маленькие у нас. И всей дружной компанией отправились к Екатерине с Николаем.
- Сначала по рюмке чая, за встречу. Давно не собирались вот так, все вместе, - заявил Николай.
- Я так не могу, - сказал Миша, - пусть Толик снимет сначала с головы  эту фигню.
- Ну, ладно! Когда Толик снял шапку, то перед друзьями стоял, парень с седой шевелюрой, которой шокировал всех присутствующих.
- Ты сдурел, зачем покрасился? – спросила Катя. Делать больше нечего было в твоём городе? Куда тётка твоя смотрела?

    Тоня, молчавшая всё это время, вдруг очень серьёзно, сказала:
- Он седой,  ребята! Человек за одну ночь поседел. Никто не мог вымолвить ни одного слова. Дальше продолжил Толик.
- Но вот, и подошло время рассказать вам нелепую историю, которая произошла со мной совсем недавно. Садитесь поудобнее, я долго буду говорить. Вопросы все потом, прошу не перебивать во время рассказа, слабонервным – лучше сразу удалиться!
- Ой, Толик! Мне уже страшно! – беспокойно сказала Валентина.
- Что бы вы сейчас не услышали, помните, я вот он, живой и здоровый. Он обнял свою Тонечку, прижал к себе и начал свой таинственный рассказ.
 - Новокузнецк – красивый город. Тётя Люся обрадовалась, что я приехал к ней. Одна в трёхкомнатной квартире живёт. Устроила меня работать на самый большой завод КМК. С первой зарплаты  сразу, купил себе пиджак с брюками, а на пару новых рубашек, добавила любимая тётушка. То есть всё шло нормально, даже, здорово! Знакомые ребята были на заводе, а где живу, никому не говорил. Собственно, никто и не спрашивал. Ходили раза два в кино с тётей Люсей и всё. Как-то в субботу вечером, собрался в кинотеатр сходить один. Не маленький, не всегда же с тётей ходить, хотя она меня не хотела пускать, как чувствовала беду. Я, конечно, принарядился, одеколоном хорошим надушился, девушкам всем подряд улыбался, как дурак. Мечтал познакомиться при случае с кем-нибудь. Тоня хотела отодвинуться, но Толик не выпустил её из рук и, не останавливаясь, продолжал.               

– По указанному в билете месту и ряду, сел смотреть фильм. С правой стороны сидела парочка влюблённых, а по левую руку – никого, о чём я пожалел сначала и завидовал молодым соседям. Минут через пять после начала картины, подсела девушка. Я уже увлёкся фильмом и не заметил, как она пробралась на свободное со мной место. Когда глянул на неё, то встретился с ней глазами. Мы  оба разглядывали друг друга и в раз отвернулись, почувствовав неловкость. Честно сказать, мне она очень понравилась. Белокурые, слегка вьющиеся до плеч волосы, светлая блузка. Симпатичная, как мне показалась.
- А, главное, - добавила Тоня, - худенькая!
- Тонька, ты можешь помолчать? – возмутилась Полина. Толик, не обращая внимания на реплики Тони,  спокойно продолжал рассказывать дальше.
- Я заметил, что девушка поглядывала на меня, и я решился с ней познакомиться. Когда она услышала моё имя, подала мне свою руку и сказала:
- Лариса! Я задержал её руку в своей, и она не отдёрнула. Так мы просидели до конца кино, а потом я вызвался её проводить, боясь признаться, что совсем не знаю город. Ладно, - думаю, спрошу у кого-нибудь, где кинотеатр, «Рассвет», а оттуда дорогу найду. Уж больно, девушка понравилась. Шли тихонько и болтали обо всём. Когда я стал беспокоиться о том, что слишком долго идём,  то она стала меня уговаривать, чтобы я у неё остался ночевать, а утром проводит до автобуса. Сейчас транспорта никакого нет, потому что уже поздно. Они  всё шли и шли по каким-то узким улочкам Старого Новокузнецка. Тогда мне не было страшно. Я верил этой девушке, которая даже позволила себя поцеловать. Тоня резко выдернула свою руку  и отодвинулась от Толика, надулась. Он посмотрел на неё, молча улыбнулся, любуясь её ревностью, после короткой паузы, продолжал:
   
        - На первый взгляд, обыкновенный частный дом. Высокий забор, крыльцо в сенцах, ещё веранда или большие сени, только потом дверь в дом. Лариса  показала себя, как хорошая гостеприимная хозяйка. Собрала на стол еды разной, чай с лимоном. Выпить вино я отказался, хотя она очень настаивала. Выпил бы, если, сдуру, не ляпнул, что не пью вообще ничего, чтобы показаться ещё лучше в глазах девушки. Потом неудобно уже было.               
  Я потянулся к ней, хотел привлечь её к себе, но она меня вежливо отстранила.
- Не всё сразу, дорогой. На завтра ничего не останется. Ляжешь спать в комнате моего брата. Он уехал за границу, здесь давно не живёт.
- Мне бы на улицу, на минутку, попросился я и почувствовал, как лицо от стыда залилось краской.
- На такой случай, у нас туалет дома и указала на дверь, рядом с какой-то комнатой, возможно, спальней родителей. Оттуда слышался чей-то шёпот. Потом Лара провела меня через зал в маленький коридор и показала на приоткрытую комнату. Чмокнула ласково в щёчку, пожелав мне «спокойной ночи» и закрыла за мной дверь. Я услышал щелчок от ключа в замке. Может,  мне показалось. Подошёл, толкнул дверь, закрыта.  Неприятно, но особого значения не придал.
- Привычка у человека такая бывает, машинально  ключ поворачивать, когда дверь закрываешь. Огляделся. 

           Комната небольшая, уютная. Кровать односпальная, столик с настольной лампой рядом. У изголовья – огромное окно с красивыми, тяжёлыми портьерами. Напротив, на стене книжная полка, с небольшим количеством книжных томиков. Я подошёл, взял одну книгу, полистал. Взял другую, тоже ничего особенного. Да я сроду книг-то не читал. Так для понта смотрел, делать-то нечего, спать не охота. Голова девушкой -красавицей задурманена. Толик перевёл взгляд на Тоню. Та внимательно слушала его, забыв про обиду. Он пододвинулся к ней поближе, и Тоня положила ему голову на плечо. Сердце у неё сжималось от страха.
- Я сел на кровать. Перед глазами стояла только она, добрая и нежная девушка. Мысленно вспомнил весь вечер знакомства и, оставшись довольный собой, решил немного полежать или даже вздремнуть,  хотя завтра выходной, на работу не надо. Надеялся на то, что встречаться с Ларисой буду часто, иначе она бы не пригласила меня к себе домой.   
    
       Расшнуровал ботинки,  разулся, и хотел ногой задвинуть их под кровать, но они  почему-то туда не лезли, упирались обо что-то твёрдое. Отвернув край покрывала, которое спущенное до самого низа, заглянул туда и опешил. Там, под кроватью, лежал труп человека, а рядом лужа крови. Я не знал, что делать? Меня охватил ужас! Наконец, пришёл в себя  и  понял, что меня ждёт такая же участь. Просто убийцы не успели замести следы или забыли убрать и привели новую жертву. Первое, что пришло на ум, это бежать, как можно быстрее и дальше! С замиранием сердца, подошёл к окну и раздвинул  шторы.  Каково было моё удивление? Оказалась  сплошная стена, и нет никакого окна! Меня, как обухом по голове ударило! Вот это, да, ну и влип  же! Посмотрел на часы, время три часа ночи. Надо что-то предпринимать!  Но,  что? Тут меня осенила идея. Вытаскиваю из-под кровати человека, тяжеленного и здоровенного, кладу его на кровать. Он был без головы! Но, где же она? Поставил настольную лампу на пол, отодвинул пошире покрывало. Увидев голову, достал и приложил к туловищу, положив её на подушку. Сверху накрыл одеялом, как будто спит. Им оказался молодой  парень, лет восемнадцати или двадцати, не больше.                - Как же ты-то, попался? Что, тоже из деревни? Жалко было парня! Рассуждать время не оставалось. Надо действовать! Сам забрался под кровать и лежу там ни живой, ни мёртвый. Пролежал минут двадцать или сорок, когда послышались осторожные шаги. В дверь постучали. Я молчу, притворившись, спящим. Слышу голос моей знакомой:                - Толя, ты спишь? Она позвала ещё раз, погромче. Щелчок и дверь распахнулась. Зашёл мужик с топором  и, не раздумывая, с размаху тюкнул  спящего парня в области шеи, да так, что голова отскочила в сторону.
- Ого, как лихо сегодня получилось! Не то, что вчера. Сколько времени пришлось с ним возиться. Все бы такие были! Пойдём спать, еле дотерпел.                - Завтра всё уберём. Он тут же бросил топор и не запер за собой дверь. Мне не верилось, что я остался жив. Когда я вылез из-под кровати, то меня знобило всего, как в лихорадке. Как теперь выбраться отсюда?  Эта задача №2. Взял в руки топор, подошёл к двери и  выглянул в коридор. Везде было темно, только из той спальни, слышался храп. Где находилась девушка?  Самый трудный участок, который надо пройти, это большой по площади зал и длинный коридор в прихожей. Медлить нельзя, надо двигаться только вперёд. Даю себе установку, и ... Мне показалось, что топор будет мешать,   положил назад. На цыпочках тихо прошёл знакомые места, но в большой комнате за что-то зацепился, вроде за стул или за что-то другое. Раздался грохот от упавшего стула. Я рванул бежать изо всех сил к входной двери. Одним махом открыл крючок в веранде – другой там ещё был, третий, и вот,  последняя дверь! За мной кто-то уже гнался.  Как назло, не могу найти никакого крючка, но дверь не открывается. Случайно схватился за ручку и резко изо всей силы дёрнул её. Ещё бы секунду задержался, и сзади тюкнули бы меня по голове этим же самым топором, потому что услышал следом за собой дыхание палача. 
 - Зарублю! Стой! - услышал хриплый крик мужика.
Я не помню, как перескочил этот двухметровый забор, по каким улицам бежал босиком, слышал только за собой топот, догоняющих меня ног. И когда я увидел на дороге первых людей. Это возвращались со смены  домой четверо шахтёров, а тут я выскакиваю, свалил их всех одним махом, и сам упал. Мне показалось, что силы меня покинул, и я не могу двигаться. Вот как я умею, оказывается бегать! Толик перевёл дыхание и попросил у Кати водички.
- Да мы тут от такого тоже все угорели, - сказала Валя.                - Неси воды целый ковшик. Толик заметил на глазах Тони слёзы.
- Чего теперь-то реветь? Живой же! – сказал он.
- Что добегался за городскими? Бог Толик, всё видит!
А тот, который гнался за тобой, отстал? -  поинтересовалась Полина.

    - Слушайте дальше. Это ещё не всё. Сразу в милицию сообщили. По горячим следам нашли дом. Правда, долго искали, но нашли. Думал ботинки свои, хоть заберу, новые, жалко. Приходим, всё показываю и рассказываю, а там вместо мужика и девушки, старые дед с бабкой встречают, и знать ничего не знают. Давайте зайдём в ту комнату, открываю те же шторы, а окно на месте. Что за  чёрт, понять ничего не могу. Мне милиционер говорит:
- Ты, парень, мало, наверное, вчера выпил?- Честное слово, не пил. Вот под этой кроватью лежал весь в крови. Мы видим всё, пойдём в отделение сейчас там разберёмся. Может, кого грохнул, а теперь мозги нам компостируешь. Пойди, умойся, смотреть на тебя страшно!
Я подошёл к умывальнику, смыл с рук и лица кровь. Новый пиджак и брюки были тоже испачканы. Перед краном висело зеркало. Я невольно заглянул  в него и глазам своим не поверил. Нет, я себя не узнал. Милиционер, который наблюдал за мной, даже испугался и говорит другому:
- Что это с ним? Может, его в «психушку» увезти?
 Ещё два сотрудника  подошли, которые обыск делали и доложили, что ничего не нашли, всё обыскали.
-Да посмотрите вы, я за эту одну ночь седым стал. Какое ещё доказательство вам надо? У меня из груди, как крик души вырвался.
- Хороший артист, мы сразу это поняли. В каком театре играешь? Пошли! – Подхватили меня под руки. Среди милиционеров был один пожилой, в чине майора. Когда вышли в сени и меня потащили за собой, то я грешным делом подумал:
-  Мне тюрьмы ещё только не хватало.
Слышим, майор всех назад зовёт. Он последним должен был выходить, но что-то там задержался.
- Назад! Вернуться назад! Стоит возле порога и, молча показывает пальцем на гвоздь в половой доске, с торчащей шляпкой, не до конца забитой кем-то, впопыхах.

       - Вы, это видите? Открывайте! Приподняли доску, а оттуда лучик электрического света пробивается из темноты. Вся банда оказалась в подвале. Чего только там нет. Я не хочу это рассказывать, а то спать ночью не сможете. Всех арестовали, пока идёт следствие. Суд будет, но не скоро. Вот и всё, пожалуй! Теперь вам понятно, как за одну ночь, можно стать седым? Если бы не майор, сидеть бы мне в тюрьме или в дурдоме.
- Нет, тебя бы всё равно не посадили.  Ты же, никого не убил!- сказала Тоня.
- Они могут найти за что? Там в милиции тоже всякие бывают! – сказала Полина. - Им человека обвинить, раз плюнуть.
- Ну, девчата, зря наговариваете на нашу милицию. Кто-нибудь знает подобный случай? Молчите? Ну, вот! Значит, всё в порядке! – подал голос  Иван. Он еле пришёл в себя, от услышанного.
 - Сколько ты натерпелся, Толик? Тебе, наверное, орден дадут? – сказала Валя. Таких матёрых преступников разоблачил.
-Ага, догонят и ещё поддадут, -  засмеялся Анатолий.                - Мне, ребята, сейчас, кроме Тоньки никого и ничего не надо. Прошу при всех у неё прощение.
- Прости меня, Антонина, за всё и будь моей женой! – Выпалил он на одном дыхании и встал перед ней на колени.
Все захлопали в ладоши, а Тонька, заплакала, поднимая его с колен.
- Радоваться надо, Тоня, - сказала Валя, - а ты плачешь!
- Я и так радуюсь. Девчата после Тонькиных слов заулыбались, хотя у каждой на глазах были слёзы.
- Как этих баб понимать, от горя – плачут, от радости - тоже ревут, - сказал шутливо Миша.
- Давайте выпьем за хороший конец этой истории, - предложил хозяин дома.

  - Ура, скоро свадьба! Гулять опять будем! – воскликнула Катя.
Расходились по домам уже за полночь.
- Ох, и проспим же мы все завтра дружно. Председатель нам покажет, где раки зимуют.
- Мы сами знаем, где они зимуют, нечего нам показывать.
-Эх!  Болтали бы до утра и дольше, всё равно бы не наговорились. Такие вот мы все любители слова! Трудно было понять, кто и что говорил сейчас? Зато вечер провели замечательно, хотя история с Толиком произошла, просто, чудовищная.
 
       Дома Валя с Мишей сразу занырнули в постель, и спать. На всякие воспоминания, времени не осталось. Михаил, обняв жену, через минуту уже храпел. Валя через силу  зажмурилась и лежала так, пока сон  не сморил её. Последние мысли были о Любочке и о том малыше, который был в ней.
     Толик с Антониной уехали в город вместе. В деревне не захотели оставаться. Ему понравилась новая работа на большом заводе. Тоню собирается тоже устроить туда. Тётя Люся хорошая женщина, в обиду их никому не даст. Поживут пока у неё, а там, видно будет.
  Маруся, сестра, пишет письма. На жизнь не жалуется или не хочет расстраивать мать. Просит привезти погостить девчонок, Раю и Любу.
  Вскоре покинули деревню и Иван с Полиной. Поехали жить на Кубань, забрали с собой маму Ивана, Таисию Фёдоровну. Она родом оттуда. Все лучшие подруги, кроме Кати, кто куда поразъехались. Валя чувствовала, что Иван долго не выдержит здесь оставаться. Так и получилось. Как бы он не старался, всё равно забывался и смотрел на неё, если случалось так, что нос к носу встречались. В  его глазах Валя видела печаль. На их проводах, где собралась  вся компания, Иван изловчился выбрать момент, сказать ей:
- Ты, Валя, моя единственная любовь на всю жизнь. Я тебя никогда не смогу забыть. Прости меня за всё! Бог даст, свидимся ещё! Я бы этого очень хотел.
Полина напишет потом, когда определимся с жильём и работой.

         Вале тяжело  было на душе и грустно.
- Кто знает, может и правда, своё счастье отдала подруге. Но подруге же, никому-нибудь!
  Летом все увидели живот и у Клавки. Поговаривать стали, что от любовника нажила. А от кого вслух не говорили, но все почти догадывались. Валя однажды имела неосторожность сказать об этом Михаилу. Не зря же говорят:
- Нападение – лучшая защита. Он так взбесился, и первый раз ударил Валю по щеке. Она тогда была уже на седьмом месяце беременности. Валя никогда его таким не видела и очень испугалась. С ней была истерика. Они сильно поругались, и Михаил ушёл ночевать к своим родителям. Валя переживала и плакала. На другой день он пришёл и начал разговаривать, как не в чём не бывало.
- Перетащим вещи в тот дом сегодня. Хозяева в письме через Конёвым, разрешили нам заселяться. А когда приедут, то надо будет отдать им за дом  деньги. Пока будем жить так. Обида такая была на Михаила, но в тесноте жить, тоже не было сил. Пришлось подчиниться, а значит, уступить.
Вале скоро рожать, другого выхода у неё не было.

      Дом, конечно, старый. Две раздельные комнаты через коридор. Одну, самую большую, они заняли. Из мебели привезли две кровати, стол, да сундук под одежду. Шкафчик под посуду Михаил сам сделал и для вешалки тоже. Валя повесила на окна белоснежные выбитые на швейной машинке, которую отдала Евдокия, накрахмаленные занавески. На стол расстелила скатерть самодельную с кистями, сверху клеёнку. Над кроватями коврики, тоже от матери, на пол полностью нарезали новых дорожек. Стало красиво и уютно На другую комнату ничего не осталось, решили пока жить в одной.               
Всё было бы хорошо, но после того случая, на душе у Вали скребли  кошки. Михаил делал вид, что ничего не случилось. Всё идёт своим чередом. Валя старалась говорить с ним только по поводу какого-нибудь дела. Зато в постели он опять оправдывался и изливал перед ней свою душу. Всё начиналось снова, да ладом. Куда деваться? Жить как-то надо!
    Несчастье случилось вскоре, когда Валентине оставалось доходить до родов, чуть меньше месяца. Сенокосная пора была в самом разгаре. Жара такая стояла. Михаил от дома находился в километрах за двенадцать.  В кузове стояли бочки с питьевой водой, которую развозил по бригадам. Потом надо было ехать за доярками на дойку и назад. По дороге обогнал двух мальчишек. Одному было лет восемь, а другой – года на два старше. Что они здесь делали, далеко так от деревни, не понятно. Может, на сенокос шли к родителям, может, ещё, что взбрело в голову. Михаил пронёсся мимо, торопился. Рядом в метрах трёхстах от этих ребят, речка с крутым берегом. Михаил быстро хотел искупнуться от пыли и пота, которые разъедали глаза. Он поставил машину на тормоз и бегом сбежал вниз, на ходу сбрасывая с себя полностью всю одежду. Не оглядываясь назад, нырнул в воду. Когда показался обратно, фыркая и встряхивая с себя брызги, открыл глаза и увидел, что его машина медленно поползла вниз. На раздумье не оставалось времени. Одним махом Миша выскочил из воды и бросился к машине, которая резко набирала скорость. Почти, поравнявшись, Михаил заметил за рулём испугавшегося парнишку, который даже от страха не кричал. Михаил запрыгнул на подножку, распахнул дверцу и с силой выдернул, вцепившегося за руль, мальца, и отпрыгнул с ним в сторону. Машина перевернулась и плюхнулась в воду. Всё произошло мгновенно. Несколько секунд Михаил лежал без движения, плохо соображая, что произошло. Потом, вдруг, спросил.                - А где второй, вас же двое было?               
- Колька в кузов залез, - и заревел. Михаил бросился к реке. Нырял несколько раз сначала и только потом достал тело младшего. Откачивал его, делал искусственное дыхание, хлопал по щекам, но бесполезно. Ребёнок был мёртв. Михаил наклонился к нему и зарыдал. Спасённый Алёша принёс Михаилу одежду и тоже плакал.                - Что я скажу твоей матери? Да как я теперь посмотрю ей в глаза, - сквозь слёзы шептал Михаил. Он встал, оделся, взял Коленьку и на руках нёс его двенадцать километров до деревни. Сенокосники, кто видел их, бросая работу, шли следом, высказывали слова скорби и сожаления. Кто-то успел вперёд сообщить Переверзевым. Галина бежала навстречу и голосила на всю округу. У Михаила от боли жгло и рвало сердце. Как потом выяснилось, Колю ещё в кузове бочкой прижало к переднему бортику кабины, когда машина покатилась с обрыва. Этот мальчик из многодетной семьи. Мать с горя чуть с ума не сошла.                – Вот они десять пальчиков и каждый больно, -  причитала она у гроба своего маленького сына. Михаила осудили на год, за оставленную без присмотра машину, хотя была она далеко от населённого пункта. Двоюродному брату Алёшке повезло больше. Когда тот забрался в кабину, начал нажимать на разные кнопки и педали. Совершенно не осознанно, спустил машину с тормоза. Горе потрясло всю деревню. Кто ругал Михаила, а кто-то и оправдывал.  Себя он обвинял, в случившемся.                               
     Семья погибшего Коли Переверзева, простила Михаила. На суде просили не наказывать его. Это, конечно, смягчило обстоятельство, но совсем освободить, было нельзя. Матрёна с Алексеем помогли похоронить. Продукты принесли, сами купили, что нужно.  Денег предлагали сначала. Галина, мама Коленьки, от них отказалась. Валя на похоронах не была. Её от такого горя, как косой подкосили, заболела. Через несколько дней,  как Мишу забрали в другую «армию», она родила девочку, точно с таким же диагнозом, как у Любочки.                Танечка родилась спокойная, хорошо кушала и всё остальное время от еды, спала. За то маму её, Евдокия выхаживала целый месяц или больше. Она опять жила за стенкой у родителей, только теперь, уже с двумя детьми. Степан перевёз на телеге  все вещи с их квартиры, где не пришлось пожить.                – Туда не набегаешься. Да и за внучками присматривать, сподручнее, - говорила Евдокия.

    Лечили Валентину в основном народными средствами. Матрёна, тоже принимала участие. Настои всё какие-то из трав готовила. Алексей каждый день забирал к себе Любочку. Она от него убегать стала, если зазевается, но деда любила. А прибегала домой и часами могла стоять у детской кроватки и мучить мать вопросами «почему?»                - Почему сестрёнка не смеётся? Почему такая маленькая? Почему с ней нельзя играть и т.д.  Только с Раей и Ниной Любочка  соглашалась гулять и гонялась за ними, если они не хотели её с собой брать. Ей с ними было интересно, а им – нет. Они иногда неохотно играли с ней,  потому что Люба,  командовать всеми любила. Валя выздоровела, но слабость ещё была. Стала ходить на работу. Приходила в день по несколько раз кормить малышку. Михаил написал из тюрьмы письмо. Оно было очень коротенькое, без лишних слов. Просил не переживать  сильно из-за него. Здесь жить можно. Теперь у него не друзья, а братва. Еду дают, работает на территории, на машине. Всякие грузы развозит, в основном, строительные материалы.
     Вечером Валентина уложила девочек спать и села писать ответ. Всё подробно описала, как и где она с дочками живёт и, что произошло за время его отсутствия? Следующее письмо Валя ждала  уже с волнением. Он узнал, что родилась дочь Татьяна. Как Миша отнесётся к новорождённой? Наверное, будет упрекать, что не могу выполнить его желание, родить сына.  Как будто я в этом одна виновата. Клавка тоже родила девочку. На две Татьяны в деревне стало больше.                – Катя, слушай, Клавка совсем рехнулась. Как будто имён на свете других нет?  Назло мне, таким же именем назвала свою девочку.                Возмущалась Валя, разговаривая с Катей.                - Ну и наглая  же! Какую она теперь цель преследует?  Вот, гадина. Катя махнула рукой.                - Мозги-то, куриные у неё совсем стали. Помешалась уже на этой любви.  Сама себе проблемы создаёт. Видно - своих не хватает! Выброси ты её из головы. Пусть живёт, как хочет!                - Знаешь, Катя, как-то пусто в деревне стало без наших девчат. Сначала Вера, потом Тоня и Полина уехали.                – Может, без Ивана?                - Да ну тебя, скажешь тоже! А может, и по нему скучаю!                – Жалеешь? -  пытала подругу Катя.                – Жалей, не жалей, жить теперь как-то дальше надо! – Вздохнула Валя. Михаил плохих писем с тюрьмы не писал, но хороших тоже. Валя ему по два листа с двух сторон, а он еле на пол странички наберёт и всё. Не о чем нам стало разговаривать. Просит приехать, а мне, куда от ребёнка грудного? Мать была у него за зиму два раза.  Танечка  подросла, пухленькая такая, хорошенькая. Болела недавно, кашляла сильно и долго, еле вылечили. Боялись, что  «Коклюш».               
         Весной Валя поехали с Любочкой к отцу. Ночевали у какой-то знакомой женщины, а утром они направились разыскивать, где эта зона находится.                – Язык,  до Киева доведёт! -  говорила Валя, и довёл. Встретились они с Михаилом, ненадолго. Постояли, поговорили, передала сумки и всё. Правда, Любочку взял на руки, подержал немножко, поцеловал. Валю так слегка, обнял, и  побежал на машину, на которой битком сидели заключенные и наблюдали за ними.  Может, из-за этого чувствовал Михаил себя скованно.                – Папа, папа! – крикнула ему вдогонку дочка. Михаил оглянулся, помахал им рукой, заскочил в кузов, и они уехали. Свидание длилось всего минут пятнадцать. Валя с Любочкой  побродили по красивому городу, покачались на каруселях в парке, поели вкусное мороженое и тогда поехали домой, на деревенской машине, которая подъехала к четырём часам. Столько впечатлений было у ребёнка, от увиденного. Всем рассказывала, как она к папе своему на работу ездила. И он её звал приехать.                – Мы мама, поедем ещё, да?                – Конечно, поедем! И гостинцев ему увезём.                – Мама, а Таню мы возьмём?                – Ну, если хочешь, то обязательно возьмём.                – Да! Только мороженое она не умеет есть. А я, умею!  Мама, а Танюшка, как поедет, она не ходит?                Но ехать к Михаилу никому не пришлось. Он скоро сам был уже дома, отпустили досрочно, на три месяца раньше. Валентина была на работе, детей забрала к себе Евдокия. Миша оставил котомку у самого порога, и отправился в отчий дом, прямо в этой тюремной одежде.

       В своём дворе была Клавка. Увидев Михаила, она всплеснула руками и, охая, пошла ему навстречу. Остановилась у плетня, где как раз проходил мимо Михаил.                – Ох, поглядите-ка, кто вернулся, тюремщик! – С  издёвкой, пропела она.                – Задавить-то, тебя надо было!– злобно ответил он,  открывая уже свою калитку, когда Клавка вдогонку крикнула.                – За меня бы тебе не столько дали, смотри, какая  я, большая! А может, тебе там понравилось, на «курорте-то?» - и Клавка захохотала.                – Мать, глянь, кто к нам идёт! – Первым заметил сына отец.                – Минька, наш! -  Матрёна подхватила подол и бежит к нему обниматься.                - Родненький, ты мой! – заверещала она. Тебя отпустили. Ну, вот! Теперь всё наладится. Пойдём в дом, обедать будем?

       Михаил молча подчинился,  и последовал за матерью.                – Вале сказали, что вернулся Миша. Закончив дела, она с нетерпением ждала конца рабочего дня. Дома никого не было, она пошла сразу к Лаврович. За столом сидел Михаил  и два его брата. Все были уже навеселе. Увидев жену, Миша даже не пошевелился, а просто смотрел на неё выжидающе. Вале показалось очень странным такое поведение. Она даже немножко растерялась. Только хотела подойти к нему, Михаил спросил:                - Что смотришь, мужа не узнала? Конечно, зачем бросаться такому на шею?  Михаил был уже подвыпивший, и начинал кочевряжиться.                – Миша, пойдём домой, я за тобой пришла. Валя потянула его одной рукой, а другой – обняла  за шею. Он вывернулся из-под руки и резко оттолкнул жену. Она отлетела в сторону, еле удержалась на ногах, чуть-чуть и упала бы.                – Пожалеть хочешь?  Ничего не выйдет, я в жалости не нуждаюсь!  – сказал он. Валя пошла, не оглядываясь к двери, а Михаил ей вслед  ещё крикнул:                - Стой! Вернись!  Он почувствовал какое-то наслаждение в издевательстве над ней и хотел, чтобы это продлилось, как можно дольше.                - Ты что, Мишка, спятил?  - спросил брат, - Вот, что тюрьма с тобой сделала! От таких слов Саши, Михаил совсем рассвирепел. Он бросился  на него с кулаками, и братья вцепились друг в друга.                – Вы в своём уме, - соскочил отец и, снимая солдатский ремень, подпоясанный гимнастёрку, пригрозил.                – Я вот, вам сейчас задам, - он шваркнул им старшего сына. Тот отскочил и пробурчал:               

      - Ты, это что, батя?  Недоумённо пробормотал Александр.                – Больно же!  Михаила в этот вечер пьяного домой не пустили. Матрёна оставила ночевать его у себя. Да и Валю, Евдокия тоже попросила остаться  дома.                - Будь сегодня здесь, а то Михаил придёт и неизвестно, что ему в голову взбредёт. Так и детей   недолго напугать!  Уснуть, конечно, Валентина в эту ночь не могла. Плакала тихонько в подушку, вспоминая всё, что было связано с ним.                – Не могу поверить, что можно так сильно измениться!  Никогда в жизни не доводилось видеть такие злые и жестокие глаза. Куда же ты, мой Миша, уходишь всё дальше и дальше от меня? Тот человек, за которым, совсем ещё недавно, готова была идти на край света. Неужели тюрьма так сломала  тебя? Почему он  ищет причину своих неудач во мне? -  задавала Валя себе вопросы, но ответов на них не находила. Утром Михаил проснулся с головной болью, лежал и вспоминал:                - Что же произошло вчера? Почему я не с Валей? Ему стало как-то не по себе. Он пошёл к умывальнику и по старой привычке намочил голову холодной водой. Потом сел на лавку, растирая шею и виски мокрым полотенцем. Боль постепенно стала утихать. Мать  накрыла на стол. Никто за это время не проронил ни одного слова.                – Вы что, все воды в рот набрали? Что-то случилось? – спросил изумлённый Михаил, садясь за стол и, взяв тарелку с огурцами и капустой, отпил из неё рассол. Потом обратился  к Андрюхе.               

   – Расскажи, что я натворил?  Никого не убил? Вспомнил вчерашнюю встречу с Клавкой. Внутри  опять, как будто что-то перевернулось.                – Не убил, но дрался с Сашкой нашим и толкнул жену. Она тебя по-хорошему домой звала, а ты её пихнул с такой силой, что она чуть не упала, потом заплакала и ушла.                – Можно подумать, не помнит он ничего! – не выдержал Алексей Андреевич. - Не можешь себя вести по-человечески, не напивайся  так. Ты там этому научился? – ругал сына отец.                – Ага, по бутылке выдавали по три раза в день, - огрызнулся Миша.                – Как идти в семью? Вот сейчас задача! - подумал он. Всё, конечно, вспомнил, но признаваться не в его пользу. Михаил вышел из-за стола и начал собираться.                - Ты куда? – спросила, обеспокоено,  Матрёна.                – Домой, куда ещё! – буркнул он и пошёл. Вали уже была на работе. Михаил отправился в контору, но там сегодня с утра много народа и поговорить с женой ему не удалось. Встретил председателя, тот его попросил зайти к нему в кабинет. Как только дверь за ними закрылась, Иван Андреевич спросил Михаила:                – Что на машину сядешь или как? Миша отрицательно помахал головой.                – Нет у меня больше прав, я их тогда ещё сразу порвал и не жалею об этом. На машину больше не сяду. На тракторе хочу попробовать.                – На тракторе работать, тоже без корочек нельзя. Ну, что ж, будем иметь ввиду. Узнаю про курсы, и поедешь учиться. Трактористы нам тоже нужны. Лес осенью заготавливать, начнём коровники новые строить. Сам-то, строиться собираешься, а то так и будешь всю жизнь под тёщиным крылом жить? Пока завтра в гараж выходи работать. Трактор ремонтируй и осваивай.
       На глаза Евдокии Мише не хотелось попадаться, но чего больше не хочется,  то обязательно в первую очередь и случается. Не успел зайти во двор, Евдокия идёт, остановилась, покачала головой, и было прошла мимо, но обернулась и сказала укоризненно так:                - Не с того, Михаил, жизнь начинаешь? У тебя двое детей, а ты всё ещё в игры играешь! Смотри, парень, ох, смотри!  Доигрался уже однажды, ещё хочешь?                - Что вы все меня пугаете? Евдокия ничего не сказала, а взяла лопату и пошла в огород. Михаил шёл за ней и молчал. Возле ворот  была приставлена к забору другая лопата, Михаил взял её и, как жеребёнок за кобылицей, следовал за тёщей. Они копали землю под грядки и не разговаривали. Первым начал Миша:                - Мам, всё нормально будет! Я больше не буду! По-дурацки вчера всё вышло. Перепил что ли? Сам ничего не понял! Что на меня нашло! Валю вот, обидел. Девчонки-то мои, где? Я маленькую ещё не видел.                – Увидишь, с ней Галя водится. И она у нас уже не маленькая, а большая!                - Как руки просят работы. Земля такая мягкая, как пух, – Михаил наслаждался работой. На обед пришли Валентина, Степан и Зоя. Валя взглянула на мужа и тихо села к столу. Михаил сел рядом. Степан поздоровался и спросил зятя:                - Чем собираешься заниматься, если не секрет?                - Трактор посулил председатель, пока в гараже, на ремонте.  На другой день Валя с Михаилом опять перетаскивались на прежнее жильё,  в старый дом. Только в меньшую не отремонтированную комнату, так как в той, где они жили раньше, разместилась другая приезжая семья. Огород сажали свой и баню решили строить в первую очередь, не откладывая до осени. Летом дни длинные, а ночи светлые.               

        Молодые Лавровичи не хотели ждать и каждый свободный час до самой темноты использовали на строительство бани, а потом принялись за хозяйственные постройки. Евдокия отдала им корову – первотёлку и курочек пять штук, а шестой был петушок, да такой  горластый. Вале казалось, что он кукарекает громче всех во всей деревне, как бы сетуя  на то, зачем его на новое место перенесли? Михаил стал каким-то невнимательным к жене, к детям, грубым к окружающим его людям. Считал, что все должны ему и чем-то, обязаны. Друзья, родители и так  помогали по возможности, но он даже забывал их благодарить. Вале приходилось самой этим заниматься и выгораживать мужа, надеясь на то, что скоро всё пройдёт, это отголоски тюрьмы. Однажды ночью к ним постучали.                – Кто там? – спросила спросонок Валя. Послышался хриплый незнакомый голос. Валя не могла припомнить голос и  растолкала Михаила.               

    – Вставай, Миша, к нам кто-то пришёл, спрашивает тебя.                – Ну, ты открой и впусти человека. Чего за порогом его держать. Не убивать же он пришёл.                - Кто он, я не знаю, –  сказала Валя. - Иди сам открой, я боюсь!        Михаил  пошёл и, не спрашивая, открыл дверь. Он провёл гостя по тёмному коридору и завёл в комнату, где спали сами и дети. Валя зажгла лампу и тот человек, который стоял перед ними был весь в крови. Валю охватил ужас. Михаил еле узнал сокамерника по тюрьме.                – Это ты, Фёдор? – спросил он удивлённо. Тот молчал и глазами искал, куда бы присесть Михаил пододвинул ему табуретку и опять спросил:                – Ты чего? Кто тебя так?                – Слишком много вопросов задаёшь, кореш! Пожрать бы лучше дал. Валя предложила ему помыть руки и лицо. Гость принял предложение и пошёл к умывальнику. Потом Валя достала сало, отрезала хлеба, картошки немного после ужина осталось, тоже поставила на стол. Он всё сметал и высматривал ещё что-нибудь съесть. Валя достала огурцы с капустой и добавила хлеба. Наконец Федя запил всё молоком, прямо из банки и сказал:                - Благодарствую! Хватит! Теперь мне надо уходить.                – Куда на ночь, глядя, дождись утра,  и пойдёшь, когда рассветёт.               

     – Ты, что, думаешь меня, выпустили добровольно? Мы сбежали втроём. Мне полгода срока оставалось доконать, нельзя было оставаться, а то прикончили бы. Сам знаешь, какие там законы. Это тебе повезло. По уму у тебя всё вышло. А меня поймают и ещё намотают годков. У тебя опасно оставаться, хотя хорошо тут. Деньжат, одолжи мне чуток. Я за этим к тебе заглянул. Делиться с братвой-то,  надо!                – Я строюсь, Федя! Откуда у нас в деревне деньги? Это тебе не город! У нас трудоднями платят, а потом на зерно переводят.                – Ты мне голову не морочь! Знаю я всё, где и как платят. Гони или я сам возьму! Он подошёл к Вале и подставил ей к горлу нож.                - Мне ещё раз повторить или как? Валя испуганно сказала:                - Миша, там под клеёнкой на столе есть у меня немного денег, отдай ему все. Миша медленно стал убирать со стола посуду, выжидая подходящий момент отобрать нож. Федя сам не выдержал, подбежал к столу и рванул клеёнку на себя. Оставшаяся посуда полетела вместе с клеёнкой на пол, а с ней попадали  и деньги. Федя наклонился, чтобы их собрать, как Михаил сверху навалился на него, и завязалась драка. Дети от шума проснулись и заплакали. Валя не знала, что делать. Как помочь Мише, и как успокоить детей? Федя был сильным и вёртким. Оказавшись на верху, опять блеснуло лезвие ножа, которым он уже намахнулся на Михаила. В эту секунду Валя, как пантера подскочила и кулаком, что было силы, ударила по руке бандита. Тот потерял равновесие, Михаил тут же вывернулся из-под него.  Тогда Фёдор  взмолился, обещая, что больше не будет ничего требовать и уйдёт. Когда Михаил поднялся, держа за шкирку гостя, то тот сказал, показывая на Валю:                - А она у тебя, ничего баба, повезло тебе!               
– Иди, иди! Герой! – Михаил выпроводил его и закрылся за ним на крючок. Валю всю трясло. Она еле успокоила детей.  Да и Михаил долго приходил в себя. Такие кошмары, во сне-то страшно увидеть, не то, что наяву. Утром приезжал участковый с района, с каким-то военным,  подробно всё расспрашивали и записывали. Уходя, они сказали:                - Далёко не уйдёт! Не таких ловили!
      
        Михаил частенько стал приходить домой выпивший. Причины все были всегда у него весомые и, в некоторых случаях, обсуждению не подлежали. Позицию на тот момент, он занимал достаточно выгодную для себя. Правду слушать никто не любит, особенно так, если её сразу в глаза говорят. Он начинал злиться и даже зубами как-то скрипеть, чего раньше за ним не наблюдалось. Были случаи, что готов был на жену накинуться драться. В такие моменты Валю охватывал жуткий страх. Она не могла скрывать этого, а Михаилу это, видно, нравилось, он  потихоньку её приручал бояться. Валя боялась, чаще всего не за себя, а за детей. Однажды Михаил пришёл домой сильно поддатый. Валя теперь вообще перестала что-то говорить пьяному мужу. Вечером зашла Галя, посидеть с Танечкой, пока сестра доит корову.  Теперь  кто-нибудь из сестёр  каждый день по вечерам забегали к Вале. Даже брата включили в список нянек. Что на Михаила нашло в этот раз?  Не такой уж он был пьяный, чтобы не соображать, что делает.

      На глазах у Гали, которая водилась с детьми, взял ребёнка из кроватки за ножки, приподнял и начал их медленно растягивать на шпагат. Танюшка висит вниз головой, Галя подбежала и  выхватила девочку из его рук. Хорошо, что Валя всего этого не видела, а Танюшка не успела даже испугаться. Так произошло всё быстро.                – Ты, что, совсем спятил, - заорала на него Галя. Она смотрела на него с таким ужасом и ненавистью, а он сидел и ухмылялся.                – Я всё расскажу Вале, как ты, чуть не разорвал собственного ребёнка на две половинки.                – Что-о-о?- возмутился он. Любашка спряталась за спину тёти, а маленькая Танечка заплакала. Михаил поднялся и пошёл прямо на испуганных девчонок.                – Валя-я-я-я! – громко закричала сквозь слёзы Галя. Сестра, как раз во время оказалась на пороге с ведром молока. Она чуть его не выронила из рук, увидевши зарёванных детей и сестру. Михаил уже держал за грудки Галю и со злобой в голосе сквозь зубы выдавливал из себя бранные слова. Валя быстро поставила  ведро на лавку, подскочила к мужу, и с силой оттолкнула его от Гали, но выпустив из рук Валину сестру, Михаил  размахнулся и ударил жену. Удар пришёлся ей по плечу, видно, метил по лицу, но было не с руки. Замахнулся ещё раз, как в сенях послышались шаги, дверь распахнула дорогая  свекровушка.                – Что тут у вас происходит? – спросила она, подозрительно поглядывая то на сына, то на сноху.                – А, вот с женщинами решил расправиться. Валя взяла, плачущую, Танечку прижала к себе Любочку. Галя рассказала, что произошло, пока Валя доила корову. Матрёна слушала и смотрела в недоуменные глаза  сына, которые всё отрицали.                – Ты веришь этой, дуре? Да она же врёт всё! Ничего этого не было, – сказал он. Валя заступилась за сестру, но Матрёна была на стороне сыночка-лжеца и драчуна.                -  Ишь чего придумали! – ехидно сказала  Матрёна, глядя на Галю.                – Да идите вы все! - Галя выбежала из избы и домой влетела, как ошпаренная. Евдокию охватила тревога.                – Да на тебе лица нет! Кино что ли было страшное? – спросила мать.                - Какое кино мне, мама? Сейчас другое кино было. Галя подробно, как на духу, всё выложила матери.                – Вот, сволочь, до чего докатился. Как же Вале с таким жить дальше? Не слушала мать в своё время. – с горечью и обидой на зятя  вздыхала  Евдокия. 

      Валя не хотела с Михаилом  разговаривать, даже смотреть в его сторону не могла несколько дней. А он старался не попадаться Вале на глаза первое время, а потом потихоньку стал опять подбивать к ней клинья.                - Да ладно, тебе дуться на меня, я  пьяный был, ничего не помню.                – Мне, Миша, трудно с тобой о чём-то говорить. Разве о такой жизни мы с тобой мечтали?  Детей не жалеешь, как только рука у тебя поднимается бить меня? Что с тобой произошло?  Дом начали строить, а где силы брать, если жизни нет? Не уговаривай меня! У Вали слышалось в голосе такое отчаяние и разочарование.                - Ты вызнал меня, что идти мне некуда, что родителей замучила. У них и так, своих дел выше крыши. Спасибо, хоть помогают с детьми, а то, как бы я без  них? Одних - не оставишь, маленькие ещё. А ты сам не помогаешь и на сестру накинулся. Не могу больше с тобой жить и не хочу. Вечерами Михаил первым стал заходить за детьми. Вале ничего не оставалось, как возвращаться домой снова и снова. Обида – медленно, но угасала. Опять появилась надежда на лучшее. Всё проходит со временем, и нормальные отношения с мужем стали восстанавливаться. Продолжение сохранять семью, имело место быть, потому что Валентина была оптимисткой. Она верила в людей, верила в то, что завтра будет не такое, как сегодня. Проходил  небольшой период времени, и начиналось всё сначала.            
    
        Михаил тогда перешёл работать на пилораму, чтобы самому на свой дом была возможность распиливать лес на доски и тёс. Обратная сторона медали была горькой. Распиливал после работы всем, кто попросит, а рассчитывались в деревне за работу самогонкой или водкой. Домой Михаил приводили пьяного под ручки и оставляли возле порога. Если бы он сразу спал, а то минут через десять поднимался, глаза делались стеклянными, и тут начиналось. Валя посылала Любочку в клуб через огород за кем-нибудь. Благо, что рядом! Тогда прибегали мужики или парни, кто покрепче, связывали Михаила  верёвками. Он бился головой об пол, катался по всей избе, вставал и снова падал, просил развязать его, обещая, что никого трогать не будет. Но ему никто не верил, и боялись  подходить. Намаявшись, он крепко засыпал и храпел очень громко на весь дом. Валя, с прижавшимися к ней девочками, сидели, не шевелясь, боялись нечаянно чем-нибудь брякнуть. Только к утру можно было  тихонько отвязать верёвку, освобождая, затёкшие руки. Утром с похмелья Миша никогда не болел, просил у жены прощение, говорил опять, что ничего не помнит, собирался  и шёл на работу. Трезвых дней оставалось всё меньше и меньше. В эти дни и строили дом. Та работа, которая была не под силу, созывали на помощь людей. Сруб мужики поднимали, выкладывая стены. Женщины  - мох стелили на каждый ряд брёвен, чтобы щелей не было и тепло не уходило зимой. Крышу тоже помогали крыть. Полы, окна, двери и всё остальное Михаил с Валей делали сами. Печку сложил новоиспечённый зять, Зоин муж. Она успела выскочить замуж за парня из соседней деревни. Приехал этот Вася с племянником Степана к ним  в деревню, ногу полечить у знахарки, зашли пообедать к Горячевым. Тот, как увидел Зою-красавицу, глаз не мог оторвать.   

      Через три дня сваты нагрянули, и про больную ногу жених забыл, сразу вылечился. Но парень, конечно, красивый такой, высокий, стройный, с вьющимися густыми волосами и ослепительной улыбкой. Какая тут девушка устоит перед таким кавалером! Свадьбу сыграли у жениха, Зоя с Васей стали жить со свекровью. По осени они приехали к Валентине помочь штукатурить их дом.  Народу тогда много собралось. Михаил в работе на все руки мастер. Особенно после очередной гулянки. Потом затирки, белили несколько раз, полы покрасили и крылец такой, о каком Валя мечтала. Дом  обставляли мебелью, которую своими руками делал хозяин. Красивые  самодельные шкафчики с выточенными ручками и резной отделкой по краям, сверху ещё покрывал лаком. На кухню поставили буфет, а в комнату – комод, отделанный кружевными узорами из дерева. Валя сшила  на окна и двери занавески. Евдокия с Матрёной помогли выткать дорожки новые, которых хватило застелить пол не только в доме, но и в сенях. Стало очень уютно, светло и тепло. Жить бы, да жить. Детки всегда чистенькие, ухоженные. Вместе с Михаилом успевали всё делать, если бы не эта пьянка.  Валя много раз убеждала Михаила бросить пить.                – Руки у тебя золотые, Миша, и сам ты хороший. Не надо тебе напиваться. Ты меры не знаешь, и отказываться от рюмки не хочешь.                - Меня угощают за помощь, я не могу обижать людей своим отказом, - оправдывался он в очередной  раз. Никакие уговоры не помогли. Пилорама находилась на горе, и из дома было видно, каким он идёт. Если шатается и еле-еле  передвигает ногами, то ждать хорошего нечего. Валя собирала детей, чтобы не пугать, и уходила к кому-нибудь. Уложит спать своих девочек, а сама тихонько подкрадётся к дому, закроет настежь раскрытые двери, посмотрит, что творит её муженёк и уходит. Если спит, то свободно может зайти и не бояться, что проснётся. Хотя всё равно потряхивает от такой жизни, а сделать ничего нельзя. Разве, что бросить и уехать, куда глаза глядят. Но, куда? Где нас кто ждёт?

     Люба пошла, учиться в первый класс. Вот тут-то и начались новые проблемы. Крупные буквы видит, и читать начала, а писать по строчкам не может, всё мимо получается.                – Мама, я же не вижу линеечки, а учитель меня ругает.                – Ты очки надень и тебе всё будет видно.                – Нет, мне всё равно не видно. Я не хочу в них ходить.                – Ну, ладно. Мы поедем в город с тобой, к той тёте в больницу и она нам выпишет другие очки, договорились?                - Да, мама, договорились. А когда мы поедем?                -  Скоро, поедем, скоро! Валя обняла свою родную дочку, прижала к щеке, и не могла сдерживала слёзы.  Любашка подняла головку и спросила испуганно:                - Ты почему, мама, плачешь, не хочешь ехать?                – Ну, что ты! Это я так! – сказала мать, вытирая глаза.                – Я, знаю, из-за кого ты плачешь? Тебя папа обижает. Я слышала, как ты тогда плакала, я не спала, а просто лежала. Не плачь, он больше не будет!                -  Ну, хорошо, я уже не плачу, видишь, я смеюсь. Валя схватила Любу и стала кружить её по всей комнате. Танечка стояла спиной к своей кроватке и наблюдала за всей этой картиной. Валентина посадила. Любашку на стульчик, взяла на руки Танюшку и покружила её так же, как сестрёнку. Обе довольные и счастливые.
   
       На каникулах Валя решила свозить Любу в больницу и подобрать другие очки. Дня за три до поездки Михаил пришёл опять сильно пьяным. Валя топила баню и не слышала, как он зашёл в дом. Девочки при виде отца в таком виде, сразу затряслись и заплакали. Он стал у них дознаваться, где мать. Валя переступила порог дома, как дети бросились, скорей к ней, обступив с обеих сторон. Михаил, как всегда начал нести всякую ахинею.                – Это ты, их настраиваешь против меня. Почему дети бояться меня? Я, что, зверь какой-то?                - Они тебя пьяного бояться. Ты ещё не понял?                - А ты меня поучить решила. Да я с тобой сейчас знаешь, что сделаю! – зарычал он с такой злостью, действительно, как зверь.  Девчонки так заорали, как будто их режут. Михаил шел уже с кулаками на жену, но вернулся на место и выругался матерными словами.  Валя стала одевать детей и хотела увести их к матери. Михаил перегородил ей дорогу.                – Пусти! Я отведу их, они и так уже перепуганные, чего ты добиваешься?  Пожалей детей, прошу тебя, и никогда, слышишь, никогда не пугай их!                - Я сам отведу, а ты меня здесь подожди, мне с тобой поговорить надо.               

     – Завтра поговорим, а сейчас пусти!  Любочка вцепилась в подол матери и тянула её за собой.                – Мама, ты нас к бабе отведи. Мы папу боимся! Михаил оттолкнул Валю, не обращая, на плачь и вопли детей. Он запер жену на замок, а ключ положил  в карман. Валя металась по дому, как загнанная волчица. Окна с двойными рамами никак не открыть. Она вышла в сени, стекло выбить можно, но снегом всё занесёт. Тогда Валя вспомнила, что в кладовой окно заколочено с улицы  досками, рамку не успел Михаил сделать, и забил пока просто так. Вале на глаза попался топор, она отбила доски и вылезла. Побежала к матери по другой дороге вкруговую, чтобы  не встретиться с Мишей нос к носу. Подходя к дому, она увидела, как он вышел и направился быстрыми шагами обратно. С виду не подумаешь, что пьяный. Но, что у него на уме, только ему одному известно.

       Валя ради маленьких детей, не имела права рисковать собой. Она зашла в дом, Евдокия стояла у порога одетая уже и хотела пойти за Михаилом следом. Что это вдруг он сам, на ночь, глядя, привёл детей сюда. Валентина успокоила мать, заставила её раздеться.  Потом она уложила девочек спать и тихонько сказала Евдокии: - Мама, я пойду к кому-нибудь, переночую, а то вдруг пойдёт искать. Я его боюсь! Пьяный, он дурак! – и ушла. Она постучалась к Кравцовым. Иван с Марией её впустили и разрешили остаться, хотя беспокоить их было очень неудобно и стыдно. Но люди хорошие, дали убежище, подвергая себя опасности. Ночь была светлая и тёплая, не смотря на то, что зима на дворе. Миша, не обнаружив дома жены, одел зачем-то Валино пальто и пошёл по улицам её искать. Сначала зашёл к Горячевым. Степан отругал его.               

      – Ложись спать у нас, раз дома не хочешь. Чего болтаешься по деревне? Проспишься, завтра человеком станешь. А то, ненароком, чего натворишь. Михаил ходил по избе, заглядывая во все углы, он даже в подпол фонариком посветил. Только потом ушёл и больше не приходил. Зато постучался к Кравцовым, которые не открыли ему дверь. Настаивать он не стал, понимая, что они  чужие, могут и пожаловаться в сельсовет. Дорогой встретилась сестра Лида с подругами. Они его узнали и посмеялись.                – Какой ты смешной в женском пальто. Тебе, что, одеть нечего? Почему ты не спишь, а бродишь, как потерянный?                – Замолчи, я Вальку ищу! Вы её не видели?                Михаил побродил ещё немного, и вернулся домой.  Так в пальто и спать завалился. Валя пришла рано утром, подоила корову, процедила молоко и стала собираться на работу. Михаил тоже встал, оглядел себя, сделав, удивлённый вид и спросил:                - Я что-то опять натворил?  Валя молчала. Она растопила печку и ушла, не говоря ни слова.
          
          Михаила знобило. Он подвинул стул поближе к плите, которая уже раскалилась,  докрасна, закурил и стал припоминать вчерашний вечер.                - С пилорамы домой сам пришёл, а что же дальше? Нет, как провалилось куда, ничего дальше не помню. Пить надо бросать, а то до беды не далеко! Он поднялся, выпил весь огуречный рассол прямо из банки, наложил полную печь дров, хорошо прикрывая все дверки.  Не дай Бог, уголёк вывалиться, и пошёл к Горячевым.                - Евдокия будет ругать меня, зато узнаю, что натворил опять на этот раз.  Михаил зашёл, снял шапку, поздоровался.                – Мам, девчонки у тебя?  - с тревогой в голосе, спросил Миша.                - А где же им ещё быть? – сказала Евдокия.                – Что протрезвился, небось?                - Расскажи, мать, сильно я буянил?                – Детей, Михаил, ты уже всех перепугал своей пьянкой. Жена должна  из-за тебя такого по людям прятаться?                – А, зачем ей прятаться? Я, что, изверг, какой?                – Хуже! Ничего не соображаешь, что делаешь! Сиротами можешь своих дочерей оставить! Для этого их на свет белый родили? Михаил молчал и слушал внимательно всё, что тёща ему высказывала. Он не обижался на неё. Она всё правильно говорит.                –  Садись, поешь, а то на работу опоздаешь! Михаил с облегчением вздохнул, присел к столу, чуточку перекусил и подался на работу.                – К своим заходить не буду, а то там чего наговорят, сразу всё не переслушаешь. Всю дорогу шёл и  размышлял:                – Что же такое со мной происходит? Как выпью, сам не свой делаюсь, будто злая рука ведёт меня к пропасти. После работы сегодня сбегу от всех, никому пилить не буду больше, скажу, что болит голова. Она  у меня яснее ясного, соображает и не болит. За что Валентине со мной такое наказание. Девочки мои стали от отца родного шарахаться, как от чумы ходячей! Эх, невезучий я какой-то, хотя все говорят наоборот. Подойдя к своей калитке, Михаил постоял, посмотрел хозяйским взглядом на собственный  новый дом и сказал вслух.                – Наличники бы ещё! А, прямо сейчас ими и займусь! 
Должно же что-то для души быть, настоящее!               
      Он зашёл домой, Валя стала накрывать на стол. Горячие щи клубились из тарелки, распространяя мясной аромат по всей кухне. У Михаила потекли слюнки, он потёр ладошками и принялся уплетать горячие щи за обе щёки,                вприкуску с мясом и пшеничным хлебом.                – О, хорошо-то как! Спасибо!  Вылез из-за стола и обратился к старшей дочке.                – Люба, неси-ка мне  чистый листочек бумаги и карандаш, рисовать будем. Дети обступили отца с двух сторон и наблюдали, что же это он такое  там нарисует?                – Так, ну-ка, Таня, скажи, что это? Девочка перевела взгляд на окно и заулыбалась.                – Правильно, это окно!  Потом он обратился добрым таким весёлым голосом к Валентине.                -  Давай мать, теперь, ты нарисуй, какие  у нас наличники  будут или подскажи, если не хочешь рисовать.                -  Мне всё равно, –  неохотно буркнула она.                – Ведь, как с гуся вода, - подумала Валя. Как можно так меняться. В одном человеке уживаются два человека; один из них добрый, нежный, заботливый, а другой – очень злой, жестокий, беспощадный.                – Ладно, - сказал Михаил, - тогда будут такие, какие я задумаю. Он вышел в сени, принёс ящик с инструментами, потом сходил за обрезками досок. Тут началось такое, как в народе говорится «дело мастера боится». Когда на полу выложил, фигурки для украшения, Валя не вытерпела.                – Вот здесь должны быть кружочки, показала она.                – Слушай, а действительно лучше будет, а то пустого места много. Так постепенно к концу вечера Михаил с Валей помирились, дочурки  расшумелись и разыгрались, кое-как спать их уложили. Было у Вали время поругать мужа и высказать ему всё, что наболело опять на душе.                – Ну, ударь меня сильно-сильно, насколько я этого заслуживаю. Я тебе ничего не сделаю. Может мне, наоборот, легче станет. Почему ты не веришь, что ничего не помню, когда бываю пьяный? Я не хочу вас обижать никогда. Я очень люблю тебя и детей своих.  Прости меня, родная, моя! У самого разрывается сердце, когда я слышу, как вы страдаете из-за меня.               

  - В сотый раз приходится прощать тебя и выслушивать пустые обещания, которым  давно уже хотела бы верить. Жалею, как пострадавшего человека от самого себя. А что делать?                - У меня для тебя  есть новость, вдруг неожиданно сказала Валентина.                – Миша, я беременна. Скажи мне, можно ли мне рожать ещё ребёнка, если у нас с тобой нет нормальной жизни?  Может сделать аборт, пока не поздно?                – Что ты молчишь?                - Всё будет хорошо, Валя!  Ты мне обещала сына родить. Михаил прямо весь засветился от радости.                – Ну, смотри, а то я уже хотела взять грех на себя.  Подумай, как следует! Детям покой нужен и любовь родителей. Тогда они будут здоровы. А мне надо опять ехать с Любой в больницу. Ты, понимаешь, как ей трудно учиться с плохим зрением?                – А чем ей можно помочь? – спросил Миша.                – Пить меньше надо! – строго сказала Валя.                – Плохо, что очки не помогают. Может быть, на этот раз подобрать удастся. Поеду завтра, а на обратном пути самой придётся к гинекологу зайти и встать на учёт. Ругаются, когда без анализов рожать приезжаешь.
           Валентина повезла обеих девочек к глазному врачу, в областную больницу. Ничего хорошего из этого не вышло. Очки подобрать не получилось, в которых бы она могла читать. Зрение ухудшилось, а должно быть наоборот.                – Скажите, что случилось в семье? Может, её собака напугала? – спросила озабоченная проблемой врач.                -  В прошлый раз мне показалось, что было изменение в лучшую сторону.                – Папа у нас часто буянит. Дети боятся его пьяного. В этом всё объяснение!                – Ну, тогда скажите, своему папе  «большое спасибо», за счастливое детство!  Михаилу, конечно, неприятно было такое услышать, очень расстроился. Валя целыми вечерами теперь просиживала с Любочкой за её уроками. Учила писать и читать. Крупными печатными буквами переписывала тексты для чтения, которые задавали на дом. По линейке, хорошо отточенным карандашом, прочёркивала в её тетрадках еле заметные линии, пожирнее, чтобы девочке было видно, где писать. Валя часто заходит в школу, разговаривает с учителями, и спрашивает, чем ребёнку можно помочь. Слабенько, но первый класс Люба закончила и перешла во второй. Михаил  не пил всё это время, но мужики,  разве умеют,  до конца держать слово.  Валя, уже была на шестом месяце беременности, когда однажды, придя с работы, она  услышала знакомое пение, доносящееся от человека, спускающегося с горы и шатающегося из стороны в стороны. Её охватил опять такой страх, что не могла долго совладать с собой. Девочек быстро отправила к бабушке. Спрятала все ножи, топоры и стала ждать, авось обойдётся. Обещал же не буянить и просил меня не бояться его. На свой страх и риск Валя осталась дома. Как только Михаил перевалил через порог и,  увидев жену, тут же закрыл дверь на крючок. Он приказал Вале снять с него сапоги. Первый сапог легко снялся, а второй – никак. Ей показалось, что он специально придерживает ногу. Ему это доставляло особое удовольствие. С животом Вале было трудно в наклон тянуть сапог, который не поддавался.                – Всё, больше не могу, снимай сам! – сказала она, поднимаясь с колен. Тогда Михаил этой же ногой, пнул Валю изо всей силы, сопровождая  её, каскадом отборных ругательств.                – Какая я, дура, что не ушла вместе  с детьми. Как теперь выбраться? Любочка  пришла к бабушке и сказала:               

    - Папа шёл домой и пел пьяные песни. Евдокия послала Витю на разведку. Он пришёл как раз во время. Валя услышала стук и  пулей выбежала открывать. Михаил пустился за ней, но она успела выскочить во двор. В дверях стоял Витя, которого Миша сразу вытолкнул и опять закрылся. Разозлившись, что жены нет дома и не над кем издеваться, он начал всё ломать в доме. Вышиб все стёкла, а два окна вылетели вместе с рамами. В разбитые окна стал выбрасывать всё, что попадало под руки. На улице оказался и проигрыватель, который приобрели недавно, и дети слушали пластинки с песнями и сказками. Этажерку сам сделал, и сам теперь разломал на части, выбрасывая, вслед за проигрывателем. Ему было и этого мало, тогда он пошёл в сени за топором, долго его искал и нашёл под дорожками. Туда Валя запрятала, убирая подальше от глаз. Она не подумала, что муж специально будет искать этот топор, для того, чтобы выворачивать им пол в сенях. Любопытных  людей собралось возле дома много, но подойти близко, боялись. Валин  брат забрался в окно, когда Михаил затих, засыпая, прислоняясь к стенке с топором в руках. Витя тихонько скинул крючок с двери, осторожно взял у него топор и вышел на улицу.                - Теперь спать будет, пока не протрезвеет, – сказал он и пошёл за сестрой. Они с Валей так и просидели до рассвета, не смыкая глаз. Михаил проснулся, как обычно в одно и то же время. Сразу и не понял, почему спал на поднятых досках в сенях. Зашёл в дом, осмотрелся, заглянул в комнату и тут же вернулся, схватившись за голову, сжимая её, обеими руками. Лицо залилось краской, видно резко подпрыгнуло давление. Помолчав немного, он заплакал. Валя второй раз видела его плачущим. Первый раз – когда задавил мальчика, и вот, сейчас. Ей вдруг стало его так жалко, что у самой сил никаких не оставалось. Она подошла к нему, села рядом и обняла его за плечи. Глаза были у неё совершенно сухими, но очень печальными.               

     – Ну,  чего ты, плачешь? Все живы  - здоровы, а это, - она показала на бедлам, - нам не привыкать восстанавливать, не впервой! Миша положил ей голову на колени и продолжал плакать, как ребёнок. Валя гладила его по голове и   задумчиво, совершенно спокойно сидела, ничего больше, не говоря. Прибежала, запыхавшаяся, свекровь. Ей кто-то сказал о вчерашнем разбое, вот и решила поучаствовать в семейных разборках любимого сына.  Оказалось, что здесь всё нормально. Валя уже прикладывала компресс на лоб Михаилу и дала таблетку. У него сильно разболелась голова и начало знобить. Валя заставила его лечь на кровать и укрыла всем, что нашла. Витя ходил по двору и собирал потихоньку разбросанные вещи, стаскивая их снова в дом. Матрёна ему помогала принимать и  складывать их в одну кучу. На работу в этот день Михаил не мог идти. Его бросало то в жар, то в холод. Только к вечеру кое-как поднялся и стал стеклить рамы, вставлять окна. Валя не упрекала его, не ругала. Видела, что сам не рад, и страдал ещё сильнее, чем она. Целую неделю после работы в поте лица ремонтом занимались, стиркой и мытьём. Евдокия с Танечкой водилась, а Люба была у Мишиных родителях. Матрёна даже денег немного оставила.                – Может срочно купить чего надо, - сказала она и мёда принесла баночку. Валя растрогалась.                – Надо же, пожалела, давно за ней такого не замечалось. Валя позднее показала Мише огромный синяк на руке, пониже локтя. Он пнул ногой её тогда, а чтобы не попал в живот, она интуитивно подставила руку. Дня два поболела, а потом стихать стала боль. Хорошо ушибом отделалась, крепкая кость оказалась.
  Осенью Люба пошла в школу во второй класс. Танюшка тоже уже большая стала. Вале подходил срок рожать. Много всякого разговора было по этому поводу с Михаилом. Прожили этот период времени, можно сказать, счастливо. Хозяйство развели полный двор, деньги кое-какие были, одежды прикупили себе и девчонкам. Одним словом, полегче стало, хотя работы и хлопот с рождением ребёнка, ещё больше добавится. Это Вале не страшно. Страшно было другое. В ночь на двенадцатое сентября, Михаил опять перепил и подошёл к дому совсем близко, когда Валя его заметила. Дочек она успела уложить спать и будить не стала. Сама выскочить только и успела, чтобы добежать напрямки через огород до клуба опять позвать кого-нибудь на помощь. Разъярённый, как зверь, муж, увидел, что жены нет дома, поднял Любочку и строго спросил:                - Где мать? Куда она пошла? Что мог ответить сонный  ребёнок? Она заплакала и разбудила плачем младшую сестру. Теперь они орут в два голоса.                – Замолчите сейчас же! – грозно приказал отец.                – Одевайтесь, пойдём искать мать!  Люба с Таней натянули, как попало платья, надели тапочки и стояли, всхлипывая навзрыд. Они вышли на крыльцо и стали спускаться по ступенькам. Ночь была такая тёмная, хоть глаз коли, ничего не видно.                – Стойте здесь, я за фонариком схожу, - и он вернулся в дом.                – Таня, давай спрячемся от папы и убежим, - сказала та, что постарше.                – Я, боюсь, Люба-а-а-а! Но тут чьи-то тёплые сильные руки подхватили обеих девочек и быстро понесли подальше от дома. Конечно же, они узнали свою маму. С ней-то им некого бояться.                – Тише, сейчас мы быстренько пойдём к бабе Дуне, но добежать Вале до матери не удалось. Она крепко держала детей за руки, а впереди - большой живот тянул книзу, мешая быстро шагать.               

  – Нет, не успеть добраться до угла. Михаил, если заметит, то догонит. Он пьяный быстрее бегает, чем трезвый. Валя резко свернула в ограду опять к Кравцовым, которые, как раз жили посередине пути. В тот момент Михаил вышел из-за поворота и осветил фонариком весь этот переулок до конца этой улицы. Валя постучалась в дверь. Минута, пока открывалась дверь, показалась ей ужасно долгой. Она обрадовалась, что дома кто-то есть и сейчас их впустят. Шаги Михаила приближались и становились всё слышнее.                – Иван, открой скорей, это я со своими девочками. Валю всю уже трясло, когда за ними закрылась дверь на все засовы. Она перевела дух и переступила порог чужого, но спасительного дома.                – Простите меня, не успела добежать до мамы. Опять Михаил перепил, а рисковать детьми, я не имею права.                - Проходи, Валя, не заботься о нас. Тебе сейчас нельзя волноваться. Крепись как-нибудь, моя хорошая! За что тебе приходиться так страдать? Укладывайтесь спать, мы не пустим его. Пусть только посмеет прийти сюда! – сказала Мария, и пошла расправить кровать.                – Да что он себе позволяет? – возмутился Иван. – Совесть у него хоть есть?               

     – Какая совесть у пьяного человека? Ведь знают же все люди в деревне, что не нужно Михаила поить. Сколько горя приносит эта проклятая выпивка семье? Нет, ничего у нас люди не хотят понимать, – тихим голосом сказала Валя.  Свет не включали, чтобы не привлекать внимание Михаила. Через некоторое время, в дверь постучали. Не дожидаясь, когда подойдут к двери, постучали в окно сильно и настойчиво. Это был он. Иван вышел в сени и заругался.                – Кого там носит нелёгкая по ночам?                – Открывай Иван, я знаю точно, что Валя у тебя.                – Да откуда ей взяться, ты совсем перестал соображать?                – Мне нужно самому убедиться. Впусти, я посмотрю и сразу уйду. Если не откроешь, значит она у вас и я выбью окно.  Мария с Валей быстро переложили девочек к Марии в кровать к стене, а Валя спустилась в подпол и спряталась за лестницу. Из-за широких ступенек её было не видно, ещё ковриком голову сверху прикрыли. Потом Мария разрешила впустить Михаила, а сама пошла в кровать, где спали его дети, и легла с ними, надеясь на то, что к женщине в постель при муже, не полезет. Валю, таким образом, конечно, не спрячешь.               

    – Придётся открыть, неверующему Фоме, а то ведь покоя никакого не дашь! – сказал хозяин дома. Михаил быстро прошёл вперёд, осветил фонариком всё в спальне, заглядывая под кровать и шкаф, проверил за шторками и за печкой.                – Что же ты Миша, гоняешь семью? Чем они так перед тобой провинились? Михаил будто не слышал, что ему  говорят. Он тщательно осматривал все уголки, раздвигая занавески.                – Ну, убедился, а теперь давай иди! Сам не спишь и нам не даёшь. Иван указал ночному сыщику на дверь, но тот медлил и видно, что искал глазами, где подпол. Он ногой отвернул дорожку на полу и проговорил, потянув на себя крышку от подвала.                – Вот сейчас загляну ещё сюда и тогда уйду. Куда же, сука  такая, делась?  Вале почудилось, что у неё на голове зашевелились волосы. Когда открылась крышка, она замерла. Страшно было за то, что громкое биение сердца сейчас могло выдать её. А то время, которое он водил фонариком, освещая каждый уголок в подполе, показалось ей целой вечностью. Она не поверила сначала, что, наконец, свет погас, и крышка над ней вернулась на своё место. Валя продолжала стоять, не двигаясь. Она почувствовала вдруг резкую боль внизу живота, а потом, что-то тёплое потекло по её занемевшим ногам. Мария встала с постели, обошла все окошки, заглядывая в них для безопасности, и только тогда помогли с мужем выбраться бедной измученной женщине из убежища. У Вали отошли воды и начинались схватки. Она попросила Ивана проводить её до матери.
       Степану пришлось сходить за фельдшером. Утром Валя родила мальчика, и только потом  за ними, пришла машина, и отвезли  их в больницу, в сопровождении Никитичны. Сынок родился крупный, весом  четыре килограмма, а длиной пятьдесят два сантиметра Кошмарная ночь для Валентины закончилась сказкой со счастливым концом. По крайней мере, ей хотелось в это верить. Ей хотелось крикнуть в лицо Михаилу.                – Я сына родила, слышишь! Но, почему, ты не живёшь по-человечески? Зачем же, Миша, ты мучаешь так нас? Вале принесли первый раз кормить ребёнка. Она бережно взяла его на руки и прислонила к груди. Тот живо ухватился губами за сосок и стал так активно причмокивать, как будто всю жизнь только и занимался этим делом.                – Ах, ты, мой родненький, проголодался-то как!                Валя разглядывала малютку влюблёнными глазами и радовалась появлению на свет здорового крепыша. Насосавшись материнского молочка, мать и сын заснули крепким сном. Валя не слышала, как унесли от неё ребёнка до следующего кормления, чтобы не мешал мамочке своей отдыхать. После сна Валя почувствовала такую лёгкость. Но в памяти вплыл недавний разговор с Катей, которая поведала ей печальную новость из письма от Полины. Беда приключилась с Иваном, умер он от сердечного приступа. Вообще там часто болел. Видно повлияла смена места жительства, не климат ему там был. Полина всегда с ним была рядом. Иван к ней относился ласково, с нежностью, только называл её не своим именем. Даже в бреду звал Валечку. Полина терпела, тайком от него плакала в подушку, но когда забеременела,  перестала обращать внимание. Только однажды сказала ему:                -  Может быть мне имя сменить?                – Нет, что ты, мы дочку так назовём! Но дочку он не дождался. Вскоре его не стало. Да и родился у них вместо Валечки, Ванечка. Свекрови Полины, только новорождённый внучок помог справиться с потерей сына.  Валентина смахнула рукой слёзы, потихоньку поднялась, собираясь выйти в ванную. В палату заглянула сестра и сказала:                – Вам вставать нельзя, доктор запретила. Там в коридоре давно ждёт ваш муж. Что передать?                – Я на минутку сама потихоньку выйду, -  надевая халат и тапочки.

     - Михаил стоял возле окна и смотрел на улицу. Валя неслышно подошла к нему, встала рядом. Миша почувствовал её присутствие, повернулся, и протянул руки обнять жену, но, отстраняясь от них, она  спросила:                - А чего не плачешь, как в прошлый раз?                – Знаешь, Валя, чтобы ты не говорила, я приехал сказать тебе за сына, спасибо! Мне рассказали всё. Я очень сожалею, что так получилось.                – Миша, сколько раз ты клялся и божился, что последний раз! Я тебе, не верю! Хватит так жить! Мне нельзя долго стоять, я пошла. Сына я  хочу назвать Владимиром.                Девочек Михаил тоже привозил к матери посмотреть на маленького братика. Он приезжал к Вале чуть ли не каждый день с передачами от матери и тёщи. Самому готовить еду не было времени. Через десять дней Валя с ребёнком была дома. Сестрёнки не отходили от кроватки. С любопытством наблюдали, как мама кормит и пеленает братика. Больше всего им нравилось, как она разговаривает с Вовочкой и его купает.                – Какие потягушечки у нас! Сейчас купаться будем! Водичка тёпленькая, помоем ручки маленькие, ножки, глазки! – приговаривала Валентина.                – Люба, помоги-ка полить водичку на спинку. Таня, держи полотенце и пелёнку. Работы хватало всем. Братика девочки полюбили и никогда не отказывались водиться. Валя не оставляла детей одних надолго. В таком случае приглашала кого-нибудь из сестёр. С выпивкой Михаил не связывался, примерно с месяц, потом бывало, что приходил выпивший, но спокойно держался. Валя просила председателя, чтобы убрали от Михаила напарника, который соблазнял его на распитие спиртного после работы. Но один ушёл, другой ещё хуже оказался. 

      Накануне ноябрьских праздников, опять перепил и шёл домой, горланя одну и ту же песню на всю деревню. Никуда не побежала, только попросила Любу сбегать за ребятами в клуб. Ну и что, пришли они, когда вся посуда опять была разбита, сломана табуретка. Девчонок перепугал, грозясь убить их мать. Два друга Вити, вместе с Валей, связали кое-как ему руки. Он стал, кататься по избе и так биться лицом об пол, что кровь брызгала в разные стороны. Зрелище было ужасное, но зимой, в мороз, с тремя детьми далеко не убежишь.                - Мама, папе больно, у него кровь, - плакала и причитала Люба.                – Давай ему руки развяжем, - просила Танечка.                – Конечно,  развяжем. Пусть он сначала уснёт, а то ему ещё больнее будет.                – Люба, попроси маму, пусть верёвку развяжет. Ты же моя доченька! – жалостно умолял Михаил.                - Не надо Валя, он потерпит, а то опять махаться начнёт. Идите в другую комнату. Я посторожу, потом сам освобожу его, - сказал Витя. Валя подложила под голову Миши маленькую подушечку, и увела дочерей в другую комнату, подальше от глаз. Михаил пел матерные песни и частушки. Горланил во весь голос, мешая детям спать. Ругал Валю самыми последними словами за то, что она такая- рассякая.   
      Успокоился он далеко за полночь, развязали его спящего, только потом сами заснули. Для  Вали это был никакой не сон, а так, одно название. Чуть Михаил пошевельнётся, она уже соскакивает. Ей мерещилось, что он поднимается и идёт пьяный к детям. Попойки стали опять учащаться, не смотря на то, что в семье появился его долгожданный маленький сын. Обещаниями не пить, не буянить, Валя была уже сыта на столько, что не верила ни одному его слову. Утром, когда с распухшей физиономией, Миша ушёл на работу, попросив  у жены, в очередной раз, прощение.  Валя уже точно для себя решила:               
   - Уеду! Всё, больше не могу так жить! Хватит. Только  подожду до весны и уеду. Ребёнок  подрастёт ещё немного и погода потеплеет. Больше у меня нет сил! А вечером  закатила такой скандал Михаилу и выгнала его ночевать к своей мамочке. Сама даже испугалась, что он захотел выполнить её условие.                – Выбирай, или я, уезжаю от тебя, насовсем, и забираю с собой всех детей, или ты пока поживёшь у матери. Пьёшь, ругаешь меня, обвиняя не понятно в чём! Детям покоя нет никакого!  До каких пор это будет продолжаться?  Мы тебе не нужны! Иди, и люби только одного себя, родимого! Он собрался и ушёл. Валя думала, что попугает его и всё! Сама не поверила своим глазам! Чуть следом не побежала за ним. Хорошо во время остановилась. Два дня он не приходил и не показывался. Так ей показалось плохо без мужика дома. Печку он топил, когда не пьяный был. Дрова приносил, со скотиной убирался и чистил в стайке. А снега, сколько надо откидывать, всё нынче завалило кругом. Ребёнок маленький, сильно не наработаешь.                - Эта проклятая пьянка во всём виновата! – сокрушалась Валентина.                Михаил там тоже себе места не находил. Отец всё свободное время нудит, мать ворчит, поучает. Да, и  самого домой тянет. Ему кажется, что без семьи он, как в невесомости находится.                После школы Люба пришла домой и сидит не раздевается.                – Ты, что такая, двойку получила? – спросила удивлённая мать.                – Нет! Я хочу, чтобы папа домой пришёл. Мама, он больше не будет!               

   - Откуда ты знаешь? Ты с ним разговаривала?                – Можно я сегодня схожу к бабе и спрошу у него?                – Ну, хорошо, только сейчас папа на работе. Раздевайся, пообедаем, потом уроки выполнишь, и там останется чуть-чуть подождать до вечера.                – Ой, это долго! А ты меня, правда, отпустишь? – повеселела Люба.                – Но, когда я тебя обманывала?                Танюшка тихонько подошла к маме прижалась и переминала ножами, делая вид, что хочет что-то спросить.                – Ты тоже хочешь папу? Она кивнула головкой и уткнулась носиком в материн подол.                – О, Господи, подскажи, что мне делать?                Вечером Михаил сразу с работы пришёл к себе во двор. Дал коровам сена, убрался и стал колоть дрова. Девчонки увидели его в окно и выбежали на улицу. Он присел на чурку, посадил Танюшку на колени, а Люба обняла его за шею. Михаила охватило такое счастье, что оно было ни с чем несоизмеримо, и променять его, он никогда  и не на что не согласится. Валя смотрела на них, держа на руках Вовку, который тоже тянулся ручонками к стеклу и гулил, что-то на своём, пока непонятном языке.                – Папа, пошли домой, мама не будет ругаться. Девочки взяли отца за  руки, и завели в дом. Михаил молча разделся и умылся. Валя собирала ужин. Михаил подошёл к сыну и взял его подержать.                – У-у-у, какой у нас мальчик большой! – сказал радостный отец, и почувствовал, как на груди у  него  стало мокренько.                – Так и надо, молодец, по-мужски поступил, заулыбался Миша.                - Слушай, Валентина, бросать тебе надо такого мужа, - сказала однажды Любина  учительница. Замучает он вас совсем. Видно на него никакие уговоры не действуют. Дети-то, как страдают!                - Знала бы она, как страдают они без него, – подумала Валя, но вслух говорить ничего не стала. А в доме без мужика, тоже ничего хорошего.               

 – Нет, я поступлю по-своему. Буду потихоньку склонять Михаила к тому, чтобы он тоже захотел отсюда уехать. Есть одна задумка, попробую действовать. Валя стала жить этой мечтой, даже на душе посветлело. Она решила не откладывать разговор с Михаилом, насчёт отъезда, в долгий ящик.                –  Но куда мы поедем, и кто нас, где, ждёт? – сказал задумчиво Миша.                – Надо было ещё раньше уехать. Сейчас бы уже обжились, работали и жили не хуже других! Сами боимся оторваться от мамкиной титьки.                - Да, ладно! Надо до весны найти покупателей на дом.               В Крапивино не будем строиться, а купим какую-нибудь избу,  я пойду сразу  работать, только заранее съезжу к начальнику шахты, может быть возьмёт трактористом или ещё кем.                – Вот бы  всё получилось. Может через его жену попробовать сначала,   я хорошо знакома по работе с его Мариной. Она-то сумеет с ним договориться. Сама когда-то предлагала мне такой вариант, только нам было не до этого. Сейчас самый раз, здесь нам нечего больше делать.                – А ты, тоже умеешь подбирать ключик к мужу?  - спросил Михаил, отвлекая её, чтобы она не заводилась.                – Я хочу, чтобы мой муж, не был алкоголиком, и у наших детей,  были  мать и отец. Неужели, я так много прошу, Михаил, может собраться  с духом и оставить тебя здесь?                – Я, против, куда мне без семьи? Один пропаду, не бросай меня, Валя.               
         В начале апреля снег почти весь сошёл. Ночью ещё было прохладно, а днём – очень тепло. Валя с Михаилом попросили машину переехать.  Председатель давно слышал об отъезде молодых Лавровичей,  думал, что болтают люди. Такого работника, мастера на все руки, жалко  было отпускать, и машину он не дал. Справку из колхоза, тоже не написал.  Валентина в таком случае не собиралась сдаваться. Они обошли знакомых и родных в деревне, собрали в назначенный день шесть подвод, погрузиться  им тоже помогли,  и тронулись на лошадях в путь. Сильно не разгонишься, корову привязали за поводок к последней повозке. Предугадать погоду было невозможно. Солнце припекало дорогу, так что ноги лошадей утопали в грязи. Продвигались вперёд очень медленно. Накануне они купили себе пока небольшой домик, куда сейчас и переезжали. Деньги за продажу своего нового дома в Поперечке, им  полностью не выплатили, но при первой возможности обещали отдать. Пришлось поверить, вроде люди неплохие, выбора не оставалось. Добрались засветло,  вещи стаскали в кучу, не разбирая. Кони отдохнули немного и  Михаил поехал перегонять их к своим хозяевам. Валя затопила печь в доме и бане, нагрела воды, перемыла ребятишек, накормила и, постелив им, пока прямо на полу, уложила их, и сама тут же прилегла. Сон сразу сморил и её.
      Миша только утром вернулся, на попутке добрался. Целый день до вечера  занимались уборкой и благоустройством. На следующий день Миша отправился на шахту устраиваться на работу.                -   На поверхности дали место, а там видно будет, - объяснил он жене. Заработки небольшие, но всегда будут выдавать деньгами. Валя с работой решила погодить, маленькие дети, куда от них уйдёшь? Да огород надо сажать. Корова переход неважно перенесла, такой путь далёкий пришлось преодолеть.                - Бедное животное, хоть бы всё обошлось, а то плохо ребятишкам без молока будет, - беспокоилась Валентина.                – Знаешь, Валя, начальник спросил справку из колхоза. Хорошо, что он мне доверяет, так принял.  Хороший мужик! Он  был в добром настроении и меня встретил, как будто давно ждал, – рассказывал Миша, - спрашивал, где живём?  Похвалил, что мы позаботились о жилье заранее. По дороге встретил его жену, передавала тебе привет и в гости обещала заглянуть.               
         Дни проходили быстро. Последнюю четверть Люба доучивалась  в Крапивинской школе. Посадили её так же на первую парту, с которой ей тоже ничего не было видно с доски. Но учителя оказались снисходительными, да и Валентина так сумела объяснить им о проблеме дочери, что те сделали всё возможное, чтобы девочка перешла в следующий класс. Плохое зрение напрямую давало о себе знать и мешало Любе хорошо учиться и играть с детьми во дворе.  Ещё мальчишки дразнили и зло шутили над ней. Одна  она не могла ходить по улице. Мама вела её за ручку и отводила  в сторону от встречных столбов, иначе шишка на лбу девочки была обеспечена. Возле дома, где они теперь жили, по длине всей улицы был проложен деревянный тротуар. Вот по нему Люба гуляла туда - сюда, а потом сразу домой приходила. Валентина верила, что с переездом, семьи на новое место, всё изменится. Она помнила  слова доктора:                - Спокойствие и ещё раз, спокойствие.               

         На летних каникулах каждый день по пол часика читала  с дочкой, писали под диктовку слова и предложения, решали разные примеры и задачки. Валя надеялась, что легче ей будет, потом в школе усваивать материал. А главное, чтобы Люба, не боялась, чувствовала в себе уверенность.                                Уже здесь, на новом месте, Михаил приходил домой несколько раз подвыпившим. Причины приводил достаточно веские. Как только отец повышал на мать голос, девочки  напрягались. Ручки и губки у них начинали мелко дрожать. Вале приходилось разряжать создавшуюся обстановку. Она, шутя, сваливала Михаила на пол и звала девочек, поиграть с папой, убеждая их, что он так играет. Утром, пока дети не проснулись, высказывала всё Михаилу.                – Тебе, Миша, лучше всего в таком случае ложиться спать и не высказывать никаких реплик. Дети пьяного тебя бояться у них в памяти все те ужасы вспоминаются, когда ты  просто немножко выпивший. Надо потерпеть. Прошу тебя, помни, что наши дети не должны волноваться? У нас всё должно быть  хорошо! Иначе стоило бы бросать новый дом, родную деревню, в которой остались жить самые близкие люди, родители, братья и сёстры.
          Дальше Валя вслух не сказала, но подумала:                -  Есть там и такие, как Клавка, которая, как казалось Вале, всю жизнь следит не за своей семьёй, а за её с Михаилом. Привыкнуть к этому можно, но неприятно. Ощущение такое, как будто самостоятельно, ты не можешь сделать ни одного шага без неё. Здесь Вале хорошо, как гора с плеч свалилась. Она может теперь быть сама собой. И самое странное то, что Валя не боится Михаила, может сказать всё, что хочет, спросить или о чём-то попросить.  Поэтому, выбор сделан и бесповоротно! 
       Лето удалось дождливое и холодное. Сено успели поставить, выдалась неделька одна – другая и всё.                Дожди опять зарядили, чуть не до самой осени. Михаил ездил в деревню помогать своим, сено ставить в выходной день, а примерно, через неделю пришла оттуда страшная весть, которая потрясла всю округу. Убило электрическим током Клавкиного сына Мишеньку. Бабушка послала его за коровой. Он и раньше всегда помогал её пригонять, а тут корова ушла на Школьную гору. Наталья с внуком дошла до горы, подниматься ей туда, ноги больны. Гроза  уже начиналась, подул сильный ветер, но дождя ещё не было. Мише и говорить ничего не надо было, он  быстрее поднялся, прошёл совсем недалеко, метров сто. Видит, сваленный столб, с проводами лежит. Корова на глазах у мальчика щипала траву и близко подошла к этим проводам. Вдруг, она упала рядом и задрыгалась. Мальчик бросился к ней, чтобы прутиком, который был у него в руках, отогнать её, и сам упал замертво. Провода были под напряжением, а подгнивший столб, свалило ветром. Трагедия случилась такая, что врагу даже не пожелаешь. Валя с Михаилом ездили на похороны, оставив своих детей с соседкой.
        Плакали все, никто не стеснялся слёз. Миша хоронил своего не официального сына, сильно похожего на себя, как две капли воды. Что он думал, когда шёл за гробом ребёнка, который ни разу не назвал его папой, никому не было известно. Матрёна никогда не проходила мимо этого ребёнка, чтобы не угостить теми же карамельными подушечками, что покупала для своих детей или внучат. Евдокия тоже жалела этого мальчика, да он часто бегал к ним играть с Раей и Любой. Приходилось кормить всю эту троицу, не ходить же им голодными. Молока нальёт с краюшкой хлеба, за милую душу всё уплетал. Хороший мальчик был, ласковый. Жаль – не уберегли. Мишеньку везли до могилок на лошади, которую запрягли Лавровичи. На телеге рядом с гробиком сидела его любимая бабушка, которая совсем теперь обезножила, после потери внука.
      Сразу за телегой шли Клава. Семён поддерживал горем убитую мать. Она не плакала, но не сводила глаз с уходящего от неё навсегда уже родимого сыночка. Губы её время от время, что-то шептали. Может быть, она просила у Бога прощения за краденое счастье, столь недолгое и жертвой всему стал её Миша, сын, которому бы жить, да жить на этом свете, а его Господь забрал к себе.                – Ты, Клава, поплачь, тебе легче станет, - просил Семён.                – А я, не хочу легче, я с ним туда хочу, - говорила она в ответ.                – Туда мы, завсегда успеем, и просить не надо. Не прошло и сорока дней, как похоронили и Наталью, мать Клавы. Она так и не смогла перенести смерть внука. Больше не вставала на ноги, может, сама устала от этой жизни и перестала за неё бороться, кто её знает.
       Клавка совсем обезумела. То она просто ходила по улицам, как потерянная, с пустыми безразличными глазами, а теперь и вовсе, пить начала. Напьётся и спит себе целый день. Семён придёт с работы, начинает варить, стирать,  В доме беспорядок, дочка как попало. Накормит утром её Клавдия и как только Семён уходит, она тоже из дома к подругам таким, как она, на троих соображать зарываются. И так становилось день ото дня всё чаще и чаще. Семёну скажут, где её искать, пойдёт,  приведёт или на руках принесёт домой, но никогда слова худого не скажет пьяной жёнушке. Что говорить, всё равно ничего не поймёт. Вот, утром  - дело другое. На пользу идёт, правда на один - два дня. А потом, снова всё начинается.               
     – Клава, Танюшке мать нужна. Ты можешь это понять, в конце концов? А та только махнёт головой, а сделает всё по-своему. Частенько вовсе  не приходила домой ночевать. Напьётся так, что идти не может, там и заночует. А тут как-то тоже не явилась. Семён походил по дворам, поспрашивал, где Клава, когда и куда ушла.                - Зима, морозы такие суровые стоят, но где искать, ума не приложу, сказал он Евдокии, которая встретилась ему по дороге. Танька дома одна целый день. Днём прибегаю проведывать ребёнка, да накормить, а она шатается по деревне. Тетя Дуня, ну, скажите, как так жить?                – Верю, Сёма, верю тебе. А что поделаешь, её тоже жалко. Но, вот так горе своё заливает выпивкой. Потерпи, милый, может, образумится когда-нибудь.                – Да скорей бы, сил никаких уже нет.                В эту зиму Клавка действительно, чуть не замёрзла однажды. Семён обошёл всех, у кого она могла быть.                – Да, Клавка была у меня, мы с ней по рюмочке пропустили, и она пошла домой, - сказала одна её собутыльница, Алька Ивахина. Но найти в этот вечер Семён её не мог. Клава поплелась домой, но  только, почему-то в другую сторону. Всё шла и шла, а прийти никак не могла. Почти до самого дальнего леса дошла по дороге в сторону соседней деревни Междугорки, как будто кто-то  её вёл за собой. Устала и присела, прямо на снег, отдохнуть. Утром нашли её чуть живую и в больницу. Ноги спасти не удалось, отрезали по самое колено. Через два с половиной месяца домой вернулась. Страшно на неё было смотреть.
     Матрёна приходила навестить и ужаснулась. А она ничего, шутить ещё вздумала.                – Зачем вы девочки, красивых любите…                - Что она хотела этим сказать или так ляпнула, для красного словца, - подумала Матрёна. Евдокия настряпала всякой сдобы и тоже пришла дня через два. Как не навестить, самые близкие соседи. Клава ей и говорит:                - А знаешь, тётя Дуня, я знала, что должно, что-то случиться. Я устала ждать и бояться. Поэтому придумала, как быстрее приблизить, чтобы умереть.                – Ну, значит, ещё будешь приближать смерть?                - Нет, не буду!                - А что, так! Эх, Клава, Клава! Хорошо хоть Наталье не довелось такое увидеть. Тележку теперь тебе надо или санки.                - Тележку Семён обещал в кузнице сделать. Мужики помогут.                - Ну, слава Богу, хоть живая осталась. Борщи мужу теперь варить будешь, да за Танюшкой присматривать, а то раньше тебя по деревне начала бегать. Так и привыкнуть недолго. Я ещё загляну как-нибудь, давай, поправляйся, да больше не дури! А не то, смотри, у меня! Клаве всю жизнь Евдокия нравилась, и она никогда на неё не сердилась. Всегда справедливо ругала, значит, было за что! Да и с Валентиной всё так и было бы, если не пересеклись однажды дорожки из-за Михаила.               
– Как только Лавроаичи уехали, так и начались все несчастья со мной. Что бы это значило?  Клаву вдруг осенило.                – Я радовалась, когда у Михаила с Валей была какая-нибудь ссора или он буянил. Бесам моим нравилось всё это. Им, наверное, как корм я давала, а когда я перестала их подкармливать, то они меня саму чуть не съели. Вот это да, какое, я открытие сделала. Жаль, что не с кем поделиться и поболтать на такую тему Обязательно скажут, что свихнулась.  Я  уже давно сумасшедшая, а теперь ещё и чурка. Надо мне с Семёном поговорить. Отпущу его, может уйти захочет. Зачем я ему теперь такая. Лучше сразу всё выяснить. Каким хорошим человеком Сема оказался. Ему памятник при жизни надо ставить.
        Сколько он от меня натерпелся!  Конечно, Семён не уйдёт, куда ему идти. Танюшка любит его. Жалко, что сыночка  теперь нет, а то, как раз бы хорошим помощником мог бы быть. Вспоминать о Мишеньке, она без слёз не могла. Боль в сердце от воспоминаний, резко усилилась. Но тут в дом зашёл Семён и спросил:                - Чего плачем?                – Сыночка опять, я, Сёма, вспомнила, вот и плачу.                Семён почувствовал, как она сказала, как-то не так, а по-настоящему, очень  печально. Он подсел к ней рядышком на кровать и обнял её за плечи.                – Ничего, Клава, ничего! А у самого, как будто комок застрял в горле, и сказать больше ничего не смог. Они просто сидели, обнявшись, и молчали. Потом Клава усмехнулась и говорит:                - Как же, Сёма, мы нынче будем огород сажать?                – Посадим, не переживай! Ты будешь картошку резать, я вёдра  носить и лунки делать, а Танюшка подкидывать, она у нас вон какая шустрая. Всё хочет делать сама. Вот и пусть делает.                – Ох, и намучился ты с нами. Может, тебе…Семён не дал Клаве договорить, закрыв, ей рот ладошкой. Потом убрал руку и сказал.                – Давай никогда не будем друг другу говорить ничего такого, и как можно реже возвращаться к прошлому. Нам бы теперь с этой жизнью, как-то разобраться, согласная?                – Конечно! Знаешь, я снова как будто на свет народилась. Мне опять захотелось жить. Чувствую лёгкость в душе.  Клаве ещё хотелось сказать Семёну, что она освободилась от колдовской зависимости, которая провоцировала её постоянно на какие-то чёрные дела и наводила на неё тень. Когда она стала противиться этой нечистой силе, то потеряла ребёнка и сама чуть не погибла.
     Это мысль ей пришла в больнице. Там много времени было свободного. Лежи и думай, анализируй всю свою жизнь и чужую, в которую влезала бессовестным образом. И причём тут колдовство? Сама дура была, вот расплата, за содеянное. Мне так и надо. Я заслужила. Только за сына, не согласна. Это слишком жестоко. Клава схватилась за сердце и застонала, как от боли.                – Что случилось? Я вздремнул маленько, - заволновался Семён.                – Сердце опять колет. Сейчас таблетку дам. Он потянулся за коробочкой, но Клава убрала его руку.                – Не надо,  пройдёт Я выпью водички и всё, не волнуйся. Не могу не думать о Мишеньке. Мне врачи сказали, как только хорошо заживут ноги, мне будут пробовать ставить протезы. Ой, я так, боюсь! Вдруг хуже станет?                - Это же хорошо! – обрадовался  Семён. - Сделают настоящие протезы, и никто не отличит.                - Мне, что, брюки всегда надо будет носить? Хотя какая разница. Брюки даже удобнее. Интересно: протезы железные или деревянные?  Семён засмеялся:                - Железные -  ты от пола не оторвёшь! Какие сделают, такие и ладно. Ходить тебя учить с дочерью будем. Что нам делать по вечерам-то, а?                – Мне кажется, что это произойдёт ещё не скоро. Кроме меня у медиков полно клиентов, инвалидов войны, которых в первую очередь должны обслуживать. А тех, кто по своей глупости без ног остался – не обязательно.                – Зря ты так думаешь, и до тебя дойдёт очередь, вот, увидишь! – успокаивал Клаву Семён. – Иначе, доктор не стал бы тебе что-то обещать.                – Ладно, теперь надо надеяться на себя. Как только Клавдия  оставалась одна, накладывала небольшие подушки на колени, обматывала их тряпками, сползала на пол и передвигалась по избе. Сначала больно было, и суставы ломило, но постепенно разработалось, и с домашними делами стала мало-помалу, справляться. Своим домочадцам потом это легко демонстрировала. А когда тележку самодельную Семён приволок, да на колёсиках, то Клава спокойно стала разъезжать по двору и огороду. Жизнь опять для неё забилась ключом. Она даже поправилась и похорошела, хотя страшной, она никогда не была. Красивые большие глаза, не предавали свою хозяйку. Для Семёна только сейчас начиналась по-настоящему семейная жизнь. Пусть, трудная, но спокойная, без резких перепадов.
     Картошку сажать Матрёна им послала помогать Андрея, а Евдокия – Галю с Ниной. Мужики в две лопаты за два часа весь огород засадили. Клавдия только успевала им наполнять вёдра. Вечером пригласили помощников на ужин. Утку, Семён зарубил, и такое жаркое с домашней лапшой приготовили, пальчики оближешь. Все наелись вдоволь, и на утро ещё осталось. В деревне не умеют помалу готовить, наварят, как на «Маланьину свадьбу».      
    К  Горячевым собрались сажать картофельное поле много народа и большого и маленького. Зоя приехала со своей маленькой дочкой Верочкой, ровесницей Вовке Лаврович. Муж её Василий, не поехал, он работать не любит, кабы на гулянку сказали приехать, то это, пожалуйста!                Валя с детьми и Михаилом тоже на выходной приехали.                Здесь с маленькими детьми за старшую, оставили  Раю, а остальные  -  в огород! Степан раздал всем орудия труда, сам встал первым и, шутя, скомандовал так:                - Гвардия, за мной, вперёд! Вообще в этой семье чаще любили собираться вместе не на гулянье, а на какую-го большую серьёзную работу, и весело получалось всё и быстро. Потом топили баню, готовили вкусный ужин и чай, особенный, заваренный на целебных травах. Попьёшь его – всю хворь и усталость, как рукой снимет. Больше всех нравился чай с шиповником.
     Детям Евдокия всегда варила сладкий  кисель из пшеницы и разных ягод. Крахмал делали сами. Тогда все продукты были свои, кроме соли. Сахар стали покупать уж после войны, а здесь в деревне многие делали из сахарной свёклы патоку. Это тот же сахар, но только неочищенный, для кваса использовали или пивка домашнего. За милую душу всё сходило. Магазинный сахар разрешали в чай, строго по две ложечки, причём, в любой семье, неважно – дома или в гостях. Маруся давно не приезжала. Девчонки по ней все соскучились. Они зимой один раз приезжали и то ненадолго.
      Валя с Зоей не знали, что сестра была у родителей, а то бы тоже прибежали. Сын, Колька, у них  растёт, три годика уже теперь, - сказала Евдокия. Живут хорошо, дружно. А может, всякое в семье бывает, разве они скажут матери. Маруся и дома скрытная была, пока не спросишь, сама не расскажет.                - Ну, а ты Зоя, как тебе живётся?                – Мне, мама, скрывать нечего. Ушли с Васей жить на квартиру, со свекровью больше не могу. Я хотела  с первых дней от них сбежать из их змеиного гнезда, но Вася не верил, что мать его издевается надо мной, пока сам однажды не увидел. Зоя замолчала. Видно было, что трудно ей вспоминать пережитое. Евдокия заметила  и сказала:                - Не надо, Зоя, не рассказывай, Бог с ней, со свекровью!  Вася-то как, за тебя заступается?                – Конечно, сам жильё нашёл, перенесли вещи, спокойнее намного стало. Хочу оттуда вообще подальше куда-нибудь уехать, да он не хочет. К маме стал часто теперь в гости бегать,  а сюда глаза не кажет. Знает, что молчать не буду. Ну, а вы, как тут поживаете?               
         - У нас есть новость, Витя наш влюбился. Витя услышал, что заговорили про него, и возмутился.                – Мама, ничего про меня не надо рассказывать.                - Это не правда! Я не знаю, откуда она  всё вперёд меня узнаёт?                – Да, я могу сказать даже, с кем ты завёл роман. Тебя с ней видели, ты провожал её домой!                – Ну и что, мало ли кто с кем ходит и кого провожает! Виктор дёрнулся и выскочил во двор. Евдокия в след ему крикнула:                - Беги, беги скорее к ней, она тебя уже ждёт давно, дожидается!!                - Мама, - удивлённо спросила Валя, - ты, забыла, что Витька у нас уже взрослый парень,  и не урод какой-нибудь. У него должна быть своя девушка. Что с тобой? Ты, нас никогда не ругала, мы дружили и выходили замуж! А ему, нельзя?                – Молодой он ещё, парню не зачем торопиться!                – Нет, здесь причина видно другая. Девушка тебе не нравится?               
      – Да, представьте себе, не нравится! Евдокия пересела на другой стул и отвернулась. Обиделась за то, что к ней пристали с расспросами. Валя подошла сзади к матери, обняла её нежно обеими руками и осторожно сказала ласково.                - Мама, пусть он себе сам выбирает жену, не мешай, ему же жить. Евдокия резко сказала.                – Ну, и вы выбрали сами-то! Что у одной, что у другой – мужья хоть куда! Слушали бы в своё время мать и отца, проблем бы сейчас таких не было, - вздохнула Евдокия.                – А я, помню, ты, мама, другое говорила:                «Знать бы, где упасть, так соломку б подстелила».                - Не переживай так, у Вити нашего всегда вкус хороший был и с выбором невесты не оплошает. Она у него будет одна и на всю жизнь, до глубокой старости.                - Твои бы, Валя слова, да Богу навстречу! – сказала уже спокойным голосом мать.                - Вы-то, как на новом месте живёте?                – Хорошо, мама! По сравнению, как здесь было, нормально! На работе Михаила предупредили, если пить будет, сразу вылетает. Платить, стали лучше, премию дали. Начальник пообещал осенью взять в забой, уголь добывать будет. Там опасно, но зарплата в два или в три раза больше. Нам эта изба не нравится. Мало места и холодная. Самое плохое то, что на дороге, где полно машин разъезжает. Детям на улицу без взрослых, не выйти. Так мы уже присмотрели себе хороший большой дом на Заречной улице. Колодец и маленькая речушка протекает, кругом зелень и на шахту Михаилу ближе ходить. Скорей бы Фотины отдали остальные деньги.
    - Мама, ты видела кого-нибудь? Они ничего не говорили за деньги?                – Как же, видела. Вы прямо сейчас и сходите. Фотиха просила, чтобы  зашла, когда приедете.                - Что же ты сразу не сказала. Я сбегаю за Мишей. Мама, может быть, они с нами, наконец-то, рассчитаются.  Михаил сидел с родителями и братьями за столом. Саша с женой тоже были, но к Валиному приходу, уже успели уйти. Андрей хвалился, как он помогал Тусоевым сажать картошку и про Клаву тоже рассказал.                – Проходи, Валя, чай будешь с нами пить? Ей, конечно, сразу неудобно было отказываться, поэтому с удовольствие согласилась и в удобный момент шепнула мужу про деньги. Мишу, естественно эта новость очень заинтересовала, и они культурно, попрощавшись, быстро удалились.                Фотины вернули им долг.               
        Перед зимой Михаил с семьёй переехали  в такой дом, который сразу стали называть своим. Недоделок много было, но это не пугало новых хозяев, главное, дом просторный и усадьба замечательная. Есть теперь, где деткам разгуляться, а  скотине и птице домашней такое приволье! На следующее лето  в семье Валентины, родился ещё один мальчик, и Сашей назвали, как две капли воды, похожий на свою маму. Михаил  пришёл в роддом со всеми детьми и огромной охапкой цветов. В окошко счастливая мать показала детям новорождённого братика. Валентина  смотрела на своё родное семейство и радовалась новым переменам. Благодарила Бога, за детей, за исцеление мужа, за просветление в своей судьбе