Москва - Гребешки -Явление-51

Явление пятьдесят первое

В ярко раскрашенный длинный-предлинный автобус с голубым зигзагом на борту, который стоял чуть поодаль от только что прибывшего самолёта, заходили какие-то люди с вещами. То ли с этого рейса эти пассажиры, то ли с другого – не разобрать.

Невозможно понять и различить этих взбудораженных, летающих туда-сюда по белу свету неугомонных человечков. Что за люди… откуда летят… куда… и зачем…

Пассажиры все и всегда одинаковые на вид. Как близнецы-братья. Как сёстры.

Почти всегда они, беспокойные божьи твари, нагружены своим личным скарбом по полной программе. С чемоданами и сундуками, сумками и баулами, узлами и тюками, свёртками и коробками, ящиками и котомками, кульками и пакетами, барсетками и портфелями то ли из натуральной кожи, то ли из какого-либо суррогата… они, бедняги, передвигаются по всему миру. Налегке – очень редко встречаются, единицы.
На всех рейсах они такие, похожие друг на друга…

Пассажиры – это особая каста. И у них особенная стать. За версту их видно.

Это всё так… но при виде нервно передвигающейся потной толпы некоторые черты смазываются… пассажиры превращаются в бесформенную и безликую массу… Поди… разберись… кто куда… кто откуда… зачем… и кто с какого рейса…

Поэтому такая задача для Геннадия Витальевича была трудна и невыполнима. Он не мог сказать точно и определённо: кто… куда… откуда… и зачем… Да и вообще он был какой-то не такой, не в себе, ничего не соображал… Пытался он, конечно, но у него, у бедняги, ничего не получалось.

Рядом ещё один аэроплан находился с пристыкованным трапом. Может, с него те пассажиры были… или с другого какого… Чёрт их знает…

На киле того аэроплана лилия нарисована. Она сразу в глаза бросилась Геннадию Витальевичу. Тот удивился: «О! Так тут на всех самолётах лилия изображена. Вообще на всех. Интересно…»

Взор остановился на автобусе: «Ого! И на нём тоже она… лилия… Ничего себе… Вот как девки ровно пляшут… Вот дают… Ну и чудеса тут творятся… На хвосте этого зигзага длинного-предлинного, что через весь борт автобусный простирается… лиловая лилия пришпандорена… Да уж… Круто...»

Лилии были везде. Где можно! и где не! можно. Они с толку сбивали. Думать они мешали. Отвлекали. В другое измерение уводили. В небытие…

«Вот те раз… прямо в глаз…» – било по мозгам ошарашенного мужчины, который пытался понять роль этой лиловой лилии. Ему сразу померещилась та необычная лошадь, ехидно подмигивающая лиловым глазом…

А ещё пассажиры, входившие в этот автобус, спутали все карты… Откуда они прилетели… Каким рейсом… С какого самолёта вышли… Мысли топорщились.

«С нашего… лайнера… они? Или не с нашего…» – стало мелькать в голове обезумевшего от всего этого пассажира, стоявшего на трапе и вертящего по сторонам своим ничего не соображающим котелком. Круть-верть… Круть-верть…

Геннадий Витальевич по своему обыкновению стал рассуждать, чтобы хоть как-то понять, что с ним произошло и где он оказался. Голова вспухла от дум, стала круглой, как шар, как глобус, как пузырь мыльный. Вот-вот лопнет… Вот-вот разлетится на мелкие кусочки… Вот-вот перестанет существовать… а вместе с этим и думать…

«Может, с него те пассажиры вышли. А может, и с этого, с нашего. Ну да ладно. Как есть, так и есть. Нечего воду в ступе молоть. Ничего этим не изменишь. Ой! Вот чёрт. Голова уже не соображает. Не молоть, а толочь. Хотя… всё это одинаково».

Вот в дальнюю дверь автобуса заскочил довольный всем Шурик.

«Ого! Значит, с нашего. Ну и хорошо. Ну и прекрасно. Шурик – это наш человек. Наш мальчик. Вот и замечательно. Чудесно! Восхитительно! Даже превосходно!»

Мальчуган сосал конфетку и вовсе не намеревался её выплёвывать.

Его родителей рядом не было. Во всяком случае, Геннадий Витальевич, бывший их сосед, не увидел таковых. Увы, к великому сожалению. Ни пляшущего мужчины, ни женщины с ребёнком. Никого нет.

Бандюганов он тоже не заметил. Не было и их.

«Где они? Куда подевались?» – задал он вопрос самому себе.

Тут же сам себе и ответил: «А чёрт их знает…»

Да и новая супружеская пара тоже куда-то подевалась.

Ни Лёхи Губошлёпа, ни его аппетитной во всех отношениях толстухи с серо-буро-малиновыми волосами не видно на горизонте.

«Где они? Кто знает?» – спросил он громко. Но никто ему не ответил.

В это время звонкой соловьиной трелью дал о себе знать зазвонивший вдруг мобильник. Как гром среди ясного неба он пропиликал некую грустную мелодию.

«Кто это? Кому чё надо?? Кому не спится в ночь глухую?.. Кто это тревожит меня, такого уставшего и даже весьма уморившегося и утомившегося…» – с сарказмом пошутил Геннадий Витальевич, растерянно хлопая себя по одежде в поисках неумолкающего телефона. Тот всё трындел и трындел… ныл и ныл… Звук сигнала какой-то нудный…

Найдя наконец пропажу во внутреннем кармане измятого пиджака, он шустро поднёс мобильник к уху и услышал взволнованный голос любимой жены: «Генчик… а ты где?.. Не вижу тебя… Куда ты пропал? Где затерялся? Уже все пассажиры с твоего рейса вышли, а тебя всё нет и нет…»

Геннадий Витальевич хотел сказать в ответ, что сам пока ничего понять не может, но в трубке стало шуршать и жужжать, скрипеть и щёлкать, а затем и вовсе связь пропала; всё, телефон отключился: ни бэ… ни мэ… ни кукареку…

Голова закружилась. На глаза полезли то тёмные, то светлые радужные круги.

То красные они… как у Мальвины форма… То голубые… как у Сильвии…

Потом круги эти менять цвет стали… В основном попёрли, как в той прибаутке про цветовой спектр: каждый охотник желает знать где сидит фазан… В такой интересной последовательности наслаивались цветные круги: красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый…

Затем всё смешалось… как в доме том: то ли Облонских, то ли Заслонских, то ли ещё каковских. Круги стали хаотично изменять свой цвет. Сплошное сумасшествие!

То они белые, то чёрные… то синие… то зелёные… то жёлтые… то оранжевые… то фиолетовые… то вообще серо-буро-малиновые… как волосы той грудасто-жопастой сексуальной девахи из аэробуса…

Калейдоскоп завертелся.
Всё перемешалось…
Всё смешалось… опять как в доме том…

«В том… В том… Стоп! Стоп! Тпру!!! В каком?.. В каком ещё доме том…»

Мир стал переворачиваться вверх ногами.

«Нет!! Нет!! Нет!! Только ни это!! Надо устоять!! Надо удержаться!! Надо срочно спасаться!! Как бы… чего бы… не вышло…»

Геннадий Витальевич, усилием воли взяв себя в руки, сиганул вниз по ступенькам, на сломанной оступился… чуть не упал… кое-как удержался… побежал прочь от трапа.

Это было не! легко.
Это было не! просто.
И это было нестерпимо больно.

Болела спина. Ныла поясница. Ломило ноги. Сжимало икры. Чесались пятки.
Болела голова. Тянуло шею. Трещали плечи. Саднило руки. Выворачивало пальцы.
Болела душа. Стонала она и рвалась наружу… куда-то туда… наверх… в космос…
Всё болело… от тех проклятых гробов… от тех лютых чемоданов и сундуков… которые мешали ему сидеть на своём законном месте… которые были ему не милы.

Тело было не его. Каким-то чужим оно стало… не слушалось… не подчинялось…

Голова раскалывалась. Она готова была взорваться и разлететься на части.

Глаза смотрели куда ни попадя. Но… ничего не видели.

Мозг кипел и бурлил.
Да, он бурлил… и кипел… Пар струился во все стороны.

Сердце стало огромным, застучало, загремело, загромыхало, пытаясь выскочить из тесной груди и ускакать в неизвестном направлении.

«Что делать?? Как быть?? Надо бежать!! Надо спасаться!! Скорей! Быстрей!»

Уже самым последним Геннадий Витальевич, истерзанный произошедшим, изловчился и запрыгнул в жаркий и душный салон и кое-как ухватился за горячий поручень. Не просто горячий, а раскалённый как утюг… почти до красна…

Ой! Ай! Уй! Больно! Нестерпимо!!

Что делать? А делать нечего. Терпеть надо. Бог терпел и нам велел.

Ладно. Пройдёт боль. Заживёт ладошка. Как на собаке. Мясо нарастёт на кость. Никуда ни денется. Человеческий организм сам своё дело сделает, восстановится.

Второе дыхание вдруг открылось. Всегда так бывает, когда силы на исходе.

Ладно. Бог с ним. Со всем этим. Со всеми этими катаклизмами.

Мысли хорошие неожиданно появились.

Ладно. Всё образуется… – мелькнуло где-то там… внутри, может… образуется… может… наладится… может… в норму войдёт… Будем надеяться.

Надежда на горизонте замаячила. Уже прекрасно. Будем на лучшее надеяться.

Надежда – это здорово! Надежда последней умирает…

Мечты чудные стали рождаться… Одна… вторая… третья…
А навстречу мечтам этим прелестным гадкие перспективы гурьбой ринулись…

Ой! Ай! Уй! Почему? Зачем? Для чего? С какой такой стати…

Тут двери аэропортовского автобуса захлопнулись.

Всё. Посадка закончилась.

Теснота в автобусе и духота неимоверная… Как и в тот раз…

Всё! Полна коробочка. История повторялась…

Да… ситуация не из лучших…

Всё! Мысли в сторону. Как есть, так и есть. Так и будет…

Всё в жизни повторяется! Надо смириться…

Автобус лихо посигналил и тронулся.

Всё! Поехали!

Ну… в добрый путь…



Продолжение: http://proza.ru/2023/03/11/372

Предыдущее: http://proza.ru/2023/02/27/289

Начало: http://proza.ru/2022/10/19/366