О крыльях

     Лужковская Москва. Конец апреля. Сырое раннее утро. На крыше дома, в тихом дворе на Малой Грузинской снова собрались четверо.

     На парапете, свесив вниз босые ноги, сидел Валерка-дурачок, тридцатилетний житель восемнадцатой квартиры, еще со школы стоявший на учете в психушке. На Валерке была пижама с мишками. Тапочки он снял еще дома, чтобы не потерять. Справа от Валерки топтался на месте пингвин по имени Гумбольдт. Он тряс головой и шлепал ластами по оцинковке. Пингвин был здешний, из зоопарка. По левую руку от Валерки сидел ухоженный кот из профессорской квартиры, насквозь пропахший корвалолом и интеллигентностью. Позади этой троицы, которая привычно устроилась на краю крыши, стоял, опираясь на метлу, местный дворник Исуф.

     Валерка нервничал:

     — Думаешь, высоты хватит? — с сомнением спросил он, глядя на пингвина. — Шесть этажей, плюс цоколь. Крыльев-то у меня нет, как у тебя. Да и твои доверия не внушают. Рухнем как камни. Мозги по тротуару разлетятся.

     — Может быть. А может и нет, — ответил пингвин. — У нас в зоопарке до сих пор понять не могут, как я из вольера убегаю. Вбили себе в головы, что мы летать не можем, — захихикал Гумбольдт и веско добавил: — Дело не в крыльях. Дело в вере.

     — Книжек начитался? — скривился Валерка. — Или на тебя студенты влияют, которые лекции по философии прогуливают?

     — Зря ты так… Вход у них в зоопарк бесплатный, вот и радуются ребята, — обиделся пингвин.

     — Ладно… не дуйся, — примирительно протянул Валерка. — Не со зла я. Просто мне кажется, что крылья все равно должны быть. Хоть какие! Пусть и такие бестолковые, как у тебя. Без крыльев не логично как-то.

     Он посмотрел на кота, ища поддержки. Кот солидно качнул усами, соглашаясь.

     Валерка оживился и продолжил:

     — Я вообще думаю, что все люди изначально были с крыльями. Летали себе, как хотели. А потом некоторые стесняться стали. Или неприличным считать. Ведь срам, если баба в юбке летит, а снизу прохожие ее исподнее наблюдают. Поэтому крылья и обстригать начали. И стыдиться даже. А со временем и вовсе убедили остальных, что не положено людям летать. Так, наверное, мы потихоньку и выродились.

     — Забавная версия, — хмыкнул пингвин. — Жаль не проверить никак.

     — А что тут проверять?! — возбужденно крикнул Валерка и вскочил на парапет. — Сейчас и проверим!
 
     — Ты уверен? — щелкнул клювом пингвин.

     — Да! Я чувствую, что получится!

     — У тебя коленки дрожат, — заметил пингвин.

     — Пусть! Это не важно! — Валерка судорожно глотнул воздух: — Давай!
 
     — Может для порядка остальных спросим? — растерялся немного пингвин.

     — Не веришь в меня?! Вижу, что не веришь! — с упреком крикнул Валерка и замер, обводя всех взглядом. Потом выдохнул и опустил плечи: — Никто не верит…

     — Да не переживай ты так! — вступился кот. — Со всеми бывает. Летать, оно дело не простое. Опять же с крыльями непонятно. У меня дома репродукция Шагала висит, там один господин над городом летит, с дамой в обнимку. Оба грустные, между прочим. И крыльев у них совсем нету.

     — Есть, нету! Мне все равно! Хоть на метле! — взвился Валерка и осекся.

     Все трое обернулись к Исуфу. Дворник плотнее прижал к себе черенок метлы:

     — Метла бригадир выдал. Потеряю, ругаться меня будит. Убират надо. Асфалт мести.

     — «Асфа-алт», — передразнил Валерка дворника. — Друг называется…

     — Какая к черту метла! — с досадой воскликнул Губольдт и сердито хлопнул крыльями. — Я же говорю: все дело в вере! Веришь, что полетишь — прыгай!

     — Я верю, — сказал Валерка и тихо вздохнул. — Весной пахнет… Ты со мной?

     — С тобой! — решительно сказал Гумбольдт.

     — Тогда… Тогда полетели!!! — крикнул Валерка и, словно боясь передумать, сильно оттолкнулся от края парапета.

     Пингвин с неожиданным проворством прыгнул следом.


                *   *   *


     — Упали? — спросил дворник.

     — Упали, — ответил кот. — Оба. Вдребезги.

     Они надолго замолчали, приходя в себя. Исуф очнулся первым:

     — О чем они говорил? А то я руский плохо могу пока.

     — О разном говорили. О вечном. О крыльях.

     — У него крылья не был. У Гумболь — был, а у этого, Валерики — не был.

     — Может не было. А может были. Только он в них так и не поверил, — произнес кот с грустью.

     — Не бивает крылья у людей! Не может это бить! — горячился дворник.

     — Странный ты, Исуф. Я с тобой сейчас разговариваю, а ты мне: «Не может быть». Мне что, на таджикский перейти, чтоб понятней было?

     — Щ-щ-яйтан! Ты на наш можишь?!

     — Могу, хотя фарси мне больше подходит, — устало ответил кот.

     Снова повисла пауза.

     — Зачем Гумболь тожи упал? — словно вспомнив что-то важное, спросил Исуф. — Гумболь питица. Он жи мог литеть?

     — Мог. Но не захотел.

     — Почему?

     — Не знаю. Может, чтоб навсегда с Валеркой остаться. Интересно им вместе было. — Кот мягко спрыгнул с парапета. — Ладно. Пора мне. Старики волноваться будут.

     Он вытащил из-под загнутого кровельного листа красивый ошейник с чипом слежения, припрятанный на время встречи, и стал неторопливо застегивать его на шее.

     — Заботятся… Куда им без меня. Ну, бывай, — махнул лапой кот и направился к будке, где находился люк на крышу. — И подмети здесь, чтобы следов не осталось, а то вопросов к тебе много будет.

     — Мы болше не будим здесь встречаться? — растерянно спросил дворник.

     — Не будем. Незачем, — ответил кот на ходу. Потом замедлил шаг и добавил, шевеля хвостом: — Вот, если в доме появится кто-нибудь похожий на Валерку… и другой пингвин в себя поверит… тогда приходи. Пригодишься.

     Кот остановился у открытого люка. Бросил взгляд на пустой парапет и покачал головой. Из люка призывно тянуло теплом подъезда, но кот медлил. Потом, как будто не соглашаясь с кем-то, поднял голову к небу и прошептал: «Ведь могут же люди летать. Могут. Я знаю…»