Chapter 1

YUME HITOTOKI DAREKA WO KANJITE, ANATA WO KANJITE

    Эта история произошла задолго до того, как Элозия объявила Ратвии войну и мир, погруженный в пучину хаоса, разрушился практически моментально, не сумев выстоять против силы, обращавшей в ничто все живое. Являясь единственной дочерью главы сиэддльской страховой компании, я, окончив колледж, могла себе позволить не думать о насущном хлебе и заниматься любимым делом, а именно рисованием. Когда отец, вняв настойчивым просьбам, пристроил свою обожаемую малышку в Академию Искусств, где три раза в неделю проходили занятия, я, уверенная, что у меня все получится с первого раза, испытала дичайшее разочарование из-за поведения мистера Реннона, обладавшего неприятным характером и источающего пассивную агрессию с сарказмом, которые, на мой взгляд, совершенно неприемлемы в общении с несовершеннолетними подростками, а во-вторых, сей долговязый мужчина с морщинистой шеей и крючковатым носом изо дня в день на протяжении восьми месяцев заставлял нас работать в основном с натюрмортом, и под конец первого года обучения меня, мягко выражаясь, подташнивало от покрытых пылью ваз с воткнутыми в них сухими стеблями и имитирующими фрукты поделками из гипса и винипласта. Я страстно желала изучать строение человеческого тела, попробовать писать маслом на холсте, а вместо этого слушала недовольный гундеж педагога, считающего, что мы не готовы для того, чтобы переходить на следующий этап. To my mind, эксцентричным, самовлюбленным людям вроде Джоя Реннона, мнящего себя непризнанным гением, противопоказано вести преподавательскую деятельность, ибо велик шанс, что ребенок, разочаровавшись в ожиданиях, прекратить развивать свой талант, зарыв его в землю, но я, хоть и не считала себя упрямой, привыкла достигать поставленных целей и, попросив мистера Варио раздобыть для меня профессиональные кисти всех размеров, удобный мольберт и прочие атрибуты художника, посмотрела пару десятков видео на MyTube и решила прислушаться к совету блогерши, утверждающей, что если рисовать по пять часов every day, то можно набить руку и дрстичь совершенства.
    Практически каждое утро, если не было дождя, я бродила по окрестностям города, запечатлевая карандашом в блокноте то заброшенный причал и качающуюся на волнах лодку, то громаду свинцовых туч, сгрудившихся у самого горизонта, то вересковое поле, транслирующее абсолютную безмятежность, ну а коль в вечно туманном Сиэддле бушевала непогода, я закрывалась в мастерской и, воскрешая в памяти все увиденное - мне не нужен был даже фотоаппарат, поскольку я, обладая отменной memory, могла воспроизвести на холсте единожды увиденное, стоило мне лишь сосредоточиться на расцветающих в сознании образах - писала один за другим пейзажи, снабжая их придуманными деталями, дабы оставить частичку себя в каждой picture. Наверное, проживай мы в относительно солнечном Новом Лорреане, к примеру, мне было бы творить не в пример проще, но даже несмотря на постоянную серость и обилие осадков я обожала our rainy city и не представляла себя обитательницей знойного Скай-Фло.
    Моя матушка, Летиция Уизерспун, развелась с отцом и покинула соединенные штаты Гомерики сразу после моего рождения, и я не имею ни малейшего права обижаться на нее за то, что она оставила меня. Дело в том, что мои дедушка с бабушкой насильно выдали девятнадцатилетнюю девчонку замуж, и она, не смея перечить parents, покорилась их воле, считая, что время все расставит по своим местам, и рано или поздно она привыкнет к новому социальному статусу, но дав мне жизнь, mother осознала, что не готова к материнству. Года два ее терзала страшная депрессия, Летиция боялась брать меня на руки, постоянно плакала, и отец, видя, что супруга совершенно несчастна, позволил ей уехать в Аодалию и начать все с чистого листа. На данный момент maman является джазовой певицей, выступая в ночных клубах и ресторанах, принимая участие в мюзиклах, и я безумно рада тому, что она сумела обрести себя, а не сдалась, трансформировавшись в послушную марионетку в руках мистера и миссис Уизерспун, осуждавших daughter за чрезменрную инфантильность. Эгоизмом я, слава Всевышнему, не страдала и не считала, что после моего появления на свет Летиция обязана посвятить vita мне одной, забив на собственные желания. Мы, разумеется, созванивались раза три в год, а на день рождения я получала от нее посылку с красивой куклой, которых в моей спальне на полке собралось уже ровно двадцать две штуки, но моей любимой была белокурая Шелби в свадебном наряде. Презентовав мне сию прелесть на десятилетие, mother в коротком письме выразила надежду, что я вырасту и сделаюсь точно такой же, как this pretty doll, и мужчина, предназначенный судьбой, станет одевать меня в шмотки от кутюр, а я, храня семейный очаг, никогда не хлебну нужды и горя.
    Боясь сломать кажущуюся хрупкой Шелби, я, осторожно согнув ее резиновые руки так, чтобы повесить на сгиб локтя пластмассовый ридикюльчик, усадила красотку за стеклянную дверцу и привела в порядок ее предшественниц. Златокудрая Минерва с перепачканным фломастером туловищем давно была отмыта до блеска и заняла свое место рядом с мулаткой Брук в элегатном костюмчике, а луноликая Присцилла лишилась части своих волос, перепачканных вареньем, и, признаться, новая прическа ничуть ее не портила.
    С тех пор, как куклы перестали быть for me объектом детских забав, превратившись в ценные экземпляры согревающей сердце коллекции, я беспрестанно мечтала о принце на белом коне и нисколько не сомневалась, что someday in my life появится мужчина, в которого я влюблюсь до умопомрачения, и неважно даже то, что my love может оказаться безответной. Мне хотелось постичь даные чувства, узнать, каково это, когда coeur меняет ритм при виде дорогого человека, поэтому Джианну Варио можно охарактеризовать как добродушную девчулю, не способную копить печали, расстраиваться по пустякам и подолгу злиться, но при всем великодушии дедушку с бабушкой по материнской линии я недолюбливала, потому что они вели себя грубо и говорили о Летиции пренебрежительно, словно она, решив ослабить их контроль и начать распоряжаться собственной жизнью по своему усмотрению, подорвала их доверие.
    Я совершенно справедливо винила grandparents в том, что они едва не разрушили vie моей матери, заставив юную особу делать то, что они сочли необходимым. Чопорным, бескомпромиссным старикам и в голову не приходило, что точка зрения других людей может разительно отличаться от их взглядов, и я, зная за собой грех вспыхивать как спичка, сжимала кулаки, когда миссис Уизерспун, поджав и без того узкие губы, ворчала, что ее непутевая дочь могла бы навещать нас хотя бы раз в год.
    - Бедная малютка растет без материнской ласки и рискует превратиться в пацанку, - неодобрительно качала седой головой сухопарая дама, носящая закрытые платья преимущетсвенно темных тонов как пребывающая в вечном трауре отшельница. - Паршивка думает только о себе.
    - И правильно делает, - вступалась за Летицию я. - Не беспокойтесь, grandma, я не шатаюсь по подворотням, не дружу с сомнительными личностями и возвращаюсь домой до наступления темноты.
    - Вот видишь? - повышая тон, незамедлительно раздувала ноздри бабуля, резким движением откладывая вилку и оборачиваясь к жующему равиоли супругу. - Джи-Джи уже перечит старшим. Ума не приложу, что произойдет, когда она повзрослеет!..
    Папочка как мог сглаживал углы, а я начала избегать общения с вечно недовольными стариками, закрываясь в мастерской и отказываясь спускаться на семейный ужин, опасаясь вспылить и высказать все, что накопилось в душе. Неугомонная миссис Уизерспун советовала моему отцу жениться во второй раз и даже порывалась организовать для него свидание вслепую с дочерью своей подруги, но daddy, всецело поглощеннный работой, отказывался, твердя, что нам вдвоем неплохо живется.
    Ложась спать, я складывала ладони в молитвенном жесте и, обращаясь к висящему над кроватью кресту, молила Всевышнего даровать мне милосердия, дабы простить осуждающих mother бабушку с дедушкой, но всякий раз, когда перед моим мысленным взором вставал образ перепуганной, ничего не понимающей девчонки, пребывающей под гнетом жестоких родителей, я забывала обо всем, что писал в своем Евангелии апостол Поль, а переполняющая меня горечь и сочувствие выливались в свирепый вопль. Мне до ужаса хотелось изобрести машину времени, отправиться в прошлое и, отыскав восемнадцатилетнюю Летицию, умолять ее не слушать тиранов, навязывающих брак с мистером Варио. Лучше бы мамулечка взбунтовалась и сбежала в Аодалию в юности, и не имеет значения, что я б не родилась, - меня переполняло чувство вины за то, что я украла у mommy драгоценную молодость, выпила все соки, that’s why in my chest зрела потребность защищать ее, не позволяя кому бы то ни было отзываться о Летиции плохо. Я верила, что Господь ни на секунду не покидает меня и внимательно следит за каждым шагом своей рабы, готовый в любую секунду наставить плутающую в потемках Джианну на путь истинный, а я, в свою очередь, стремилась огорчать Бога как можно реже, ибо знала, что в противном случае after death меня отправят в Чистилище, и я никогда не предстану перед троном Создателя, окруженного нимбоголовыми архангелами.
    В последний день весны, когда я, собственно, и познакомилась с Элианом, в Сиэддле распогодилось. По синему небу плыли, подгоняемые свежим ветром, перышки облаков, находящееся в зените солнце слегка припекало, и я, помня наставления своего терапевта не подвергаться воздействию ультрафолета, надела сарафан поверх водолазки, надежно закрывающей шею и плечи, а на голову нацепила широкополую шляпу. Как и любой альбинос, я являлась обладательницей алебастровой кожи, которая моментально покрывалась красными пятнами под лучами de soleil. В комплекте к нездорового цвета skin прилагалисьфиолетовая радужка глаз и порсистые, ломкие волосы, виящие вдоль лица цнылыми сосульками, стоило мне вытянуть их на утюдок. Неоспоримым преимуществом было то, что я могла, не обесцвечивая лишенные пигмента пряди, нанести красящий бальщам и получить шевелюру любого колера, и, признаться, месяца два я проходила с розовой челкой, но потом мне надоело привлекать к себе внимание прохожих, и, посоветовавшись с парикмахером, пришла к выводу, что если мыть hair синим шампунем, волосы перестанут пушиться и светиться в темноте, обретут блеск, сделаются послушными и шелковистыми. Поскольку Господь наградил меня негустой шевелюрой, я оставила тщетные попытки отрастить косу, поддерживая стрижку «боб-каре» с градуировкой и принимала Джианну такой как есть, убеждая себя, что завидовать прелестницам с густыми черными локонами - не comme il faut.
    Поцеловав в макушку читающего газету отца, я, сунув под мышку изрядно потрепанный альбом, двинулась в сторону леса, миновав который, можно выйти к довольно живописному месту. Сев на лежащий у подножия пекана валун, я пристроила скречбук на коленях и сделала набросок могучего дуба, чьи раскидистые ветви, казалось, готовы пробить небеса. Увлеченная процессом, я не сразу обратила внимание на приглушенный крик и скрежет металла, а когда наконец удосужилась оторваться от поглотившего меня занятия, то увидела цепляющегося за край обрыва парня и, неипонимая, как он там оказался, поспешила на помощь.
    Упав на живот, я подползла к молодому человеку и, протянув ему свои руки, уперлась коленями в перемешанную с гравием почву и сделала рывок. Он оказался довольно тяжелым, и мне пришлось поднапрячься, прежде чем fellow, громко дыша, рухнул рядом. Бросив взгляд вниз, я заметила валяющийся на пустынном пляже велосипед с покореженным корпусом и набегающие на берег волны Пангейского океана, таящего в себе угрозу даже в столь погожий day, и моя голова закружилась от осознания того, что я едва не стала свидетельницей гибели юноши, чье транспортное средство, вероятно, оказалось неисправным. Порыв of wind играючи сорвал с меня головной убор и, взлетев словно птица, my beautiful hat, укарашенная перьями и кокетливой ленточкой, трепеща, перекувыркнулась в воздухе и плавно заскользила вниз, чтобы, шлепнувшись на мокрые камни, исчезнуть в пасти бушующей стихии.
    - Вот черт, - пробормотал парень, с сожалением глядя на bicycle. - Как думаешь, его еще можно починить?
    Я поморщилась, поскольку терпеть не могла, когда в моем присутствии упоминали бечного соперника нашего великого Творца, однако this boy, вполне допустимо, не шибко религиозен, а значит, имеет право выражать свои эмоции как ему заблагорассудится.
    - Проще купить новый, - заметила я, стряхивая с лосин налипшую грязь. - Я не специалист, но уверена, ремонт обойдетя дороже, нежели покупка нового велика.
    - Это подарок отца, - грустно усмехнулся мой собеседник и, назвав свое имя, рассказал, что крепко задумался и едва не расшибся насмерть. Поблагодарив меня за спасение, Кроули, понурившись, побрел в сторону магистрали, а я, еще не до конца осознавшая, что произошло, подобрала блокнот и карандаш, плюхнулась в траву, прикрыла глаза и запечатлела горящее на внутренней стороне век лицо Элиана. Меня никогда не тянуло создавать портреты, но в тот день, last day of spring, я не успокоилась, пока на прямоугольнике холста не появилось скулатое face с глубоко посаженными brown eyes, прямым носом, аккуратными бровями и волнистыми короткими волосами темно-каштанового цвета. Нижняя губа юноши была раза в два пухлее верхней, что придавало ему слегка обиженное выражение маленького мальчика, которого лишили десерта в наказание за шалость. Добавьте к этому золотистую кожу, обтягивающую мускулистый торс синюю майку, чиндайские иероглифы чуть ниже левой ключицы, означающие «вечность» и «любовь», да затейливый узор, опоясывающий правое запятье, и полный образ красавчика, повстречавшегося на моем пути, в общем-то, готов. «Интересно, - отстраненно подумала я, на автомате вытирая кисти скомканной тряпкой. - Сколько у него татуировок?»
    Отойдя на несколько шагов, я убедилаь, что изображенный мной fellow также прекрасен, как реальный Кроули. Оставив шедевр сохнуть, я оттерла с пальцев краску и, забросив вещи в стирку, попросила нашу домработницу, тетушку Китти, набрать мне ванну, пока я буду прибираться в своей мастерской, куда не позволяла заходить никому, предвидя, что педантичная особа, следящая за порядком в нашем особняке, уберется так, что разрушит привычный мне беспорядок, в котором я ориентировалась как рыба в воде. Разложив brushes сохнуть на подоконнике, я, заставляя себя не пялиться на picture of Elian Crowley, пересчитала развешанные на южной стене пейзажи, которым надлежало стать частью моей персональной выставки, как только я завершу свой триптих под названием «Сиэддльские просторы». Сомневаюсь, что мне уготована участь стать великой художницей, однако амбициозной девушкой я и не являлась. To my mind, стремящиеся доказать окружающим свою состоятельность people - недолюбленные, несчастные люди, жаждущие похвалы от мира, лишенные уверенности в себе. Я же, выросшая в тепличных условиях, избалованная добросердечным мистером Варио и с шестнадцати лет принявшая крещение в Соборе Сиэддльской Богоматери, находила в искусстве свое призвание и творила без намерения оставить свой след в истории. Мне казалось неправильным игнорировать данный Всевышним дар, посему, несмотря на осознание, что художник из меня весьма посредственный, я, получая удовольствие от drawing, делала все, что хотела и не задумывалась о том, что настанет момент, когда мне придется остепениться, поскольку вечно пребывать под колпаком как капризной розе из «Маленького принца» мне не суждено. Совсем скоро vita mia покатится под откос, и Джианночке Варио не останется ничего, кроме как собрать все мужество в кулак, дабы противостоять хитроумному злоумышленнику.