Баба Рая

                (Рассказ написан со слов невестки Любови о своей свекрови)


         Люба со свекровью прожила душа в душу двадцать лет. Баба Рая переехала в семью сына из Киргизии, когда ей совсем стало трудно жить одной.
 
          В Киргизию ее родители уехали еще в советское время из средней полосы России по программе переселения крестьян из Вятской и других областей. Рая в семье была младшим ребенком. Отец рано овдовел. В ту пору Рае едва исполнилось пять лет. Вторично отец женился на женщине с пятью детьми, муж которой в Великую Отечественную войну пропал безвести. Так у Раи появилась мачеха и сводные братья и сестры.

        В четырнадцать лет Рая пошла работать. Определили ее на лесоповал. Бригадир лесорубов, увидев маленькую худенькую девочку, которую из-за малой комплекции и подростком было трудно назвать, стал возмущаться:

– Зачем десятилетних детей на валку леса присылают?

– Мне уже четырнадцать, – скромно заметила Раечка.

– Да пойми, – сердился бригадир, – тебя же первым поваленным деревом зашибет! А я отвечай?

          Но с начальством не поспоришь. На лесоповале грамотную Раю определили учетчицей. С самого раннего утра и до позднего вечера она находилась в лесу, описывала работу лесорубов – сколько леса было повалено и вывезено за рабочий день. Кушать было нечего. В то время многие голодали. «Если ягодку какую съем, то хорошо. А нет – так кору с дерева пожую – тем и сыта была», – вспоминала баба Рая.

         Позже Раю с лесоповала отправили в коровник. На ферме доярки трижды в день руками выдаивали по двадцать пять коров. Кроме того, доярки в то время выполняли еще и работу телятниц. Телят нужно напоить молоком, дать комбикорм и, если теленок заболел, выхаживать его, как ребенка. Если падежа телят за сезон не было, и все двадцать пять бычков и телочек выживали и набирали вес, то доярке давали премию – одну телочку. Рае дважды выдавали такую премию. Две премии – две телочки. И это была большая радость. Очень уж трудно было всех двадцать пять телят вырастить без падежа.

       Работа была неимоверно тяжелая даже для взрослых женщин. А тут фактически еще ребенок… Одежонка худая, а обувь Рая сберегала к зиме. Все остальное время ходила босая – не только летом, но и весной, когда едва сходил снег, и осенью до самого снежного покрова. Баба Рая вспоминала:

– Дою коров, а ноги так застынут! Корова лепешку сделает, а я ноги в эту теплую лепешку поставлю и хоть чуток отогрею. Так и жила. «Босоногая Россия»…

       Телочки те премиальные со временем в коров выросли. Мачеха одну из телок продала и на те деньги выучила свою родную дочь на бухгалтера. Очень Рая плакала после этого. Обидно было, что ее даже не спросили.

      А вскоре замуж пошла – за такого же бедного да работящего. У Раи приданое было – ее телочка. А муж из родительского дома только сам себя принес. Так и начинали совместную жизнь, детей рожали да растили.
 
       Когда бабу Раю в Сибирь привезли, в село Голуметь, некогда богатое, славящееся до революции своими купцами, она заскучала. Но не по киргизским степям, нет. Приговаривала:

– Живем, как скотина, даже в церкву не сходить.

И все твердила и твердила эту фразу. Невестка возмутилась:

– Мама, ну что вы нас со скотом сравниваете?
 
Но баба Рая упрямо твердила свое:

– Живем, как скотина, даже в церкву не сходить!

    Снарядились сын бабы Раи и невестка – повезли старуху в соседний город, «в церкву». Домой баба Рая вернулась умиротворенная, говорит сыну с невесткой:

– Помолилась, за всех службу заказала – и за вас, и за умерших. Хорошо! Слава Богу!

      Потом уже и в Голумети приход открылся. Баба Рая в храм, как на работу ходила. Последние пять лет такой счастливой себя чувствовала!  Все службы выстаивала, не присядет! А ведь ей уже тогда под восемьдесят лет было.

     Пока еще руки, ноги двигались – в любой праздник частушки споет и дрободушки ножками отстучит. Веселая! Будто и не было за плечами трудной, полной лишения и невзгод жизни. Легкая, скорая на работу. Так и осталась маленькой и худенькой до самой старости. Все по дому норовила помочь. Встанет ранехонько в пять утра, утренние молитвы вычитает, печку растопит, борщ наварит и к девяти часам к Литургии в храм торопится. А иногда пожалуется:

– Проспала я сегодня! Аж в шесть часов только проснулась!

    До самой смерти трудилась: дрова на саночки положит, ведерко угля поставит и везет к дому. Сама нести уже не могла, сил не было. Невестка Люба пыталась помочь свекрови, а та посмотрит так пристально, только и скажет:

– Зачем ты у меня работу забираешь?

Люба вспоминает:

 – И отдерну руку, стыдно станет. Думаю, ну чего я лезу?! Ведь она пока двигается – живет. И отойду в сторону.

       Перед своей смертью баба Рая отпела в храме всех своих братьев и сестер. Сказала:

– Поди поумирали уже. Ведь я самая младшая была, а вот и я девятый десяток разменяла. А коль так, то кто их отпоет кроме меня?

       Недолго перед смертью поболела баба Рая. Успела пожить у всех своих детей. Кладбище сама выбирала. Выбрала Касьяновское – старое и тихое, благодатное. Говорят, что на этом кладбище есть неизвестные могилки клирошан Черемховского Свято-Никольского храма. Есть, если верить старожилам, и могилки монахов, когда-то живших здесь в изгнании после закрытия Иркутских монастырей в безбожное время.

      Однажды, еще в те времена, когда настоятелем храма в Черемхово был протоиерей Исидор Зубарский, мимо Касьяновки проходил Крестный ход, который отец Исидор встречал вместе со своими прихожанами. Когда Крестный ход поравнялся с Касьяновским погостом, дивно заблагоухали иконы, который люди несли с собой в Крестном ходе.

– Знать, святые люди здесь похоронены, – сказали крестоходцы.

     Вот это-то тихое место и выбрала себе для последнего упокоения баба Рая.   
   


Рецензии