Хищный ухажер

(из цикла «Велижские дневники»)

 История эта произошла на одной из малых рек Смоленщины. За окном стояла апрельская весна — время охоты по перу. В этот раз решил взять с собой сына. Егору уже десять лет. Пусть привыкает к охотничьей жизни. Река вышла из берегов и подтопила прибрежные территории. Охотиться планировали в районе расположенных в пойме реки и оставшихся еще с советских времен мелиоративных каналов. Раскинувшиеся здесь и на сегодняшний день заброшенные заливные луга затоплялись во время половодья и всегда собирали весенние стаи уток. Считавшиеся раньше лучшими совхозными сенокосами, они превратились теперь в осоковые кочкарники и заросли тростника. Объектом нашей охоты являлся селезень кряквы. Предполагалось использование подсадной утки. Сам шалаш был сделан заранее и представлял собой помост из жердей, на котором располагался каркас из прутьев, обложенный тростником.

 Встали рано. Попив чайку, выдвинулись в угодья. В километре от деревни свернули с проселка и, спустившись косогором, вышли к реке. Сумерки встречали нас предрассветным безмолвием. Только слабый ветерок тянул легкой прохладой. Разместившись в скрадке и зарядив родную тулку, мы стали ждать. Река пока еще спала крепким сном. В ожидании рассвета время пролетело совсем незаметно. Вот на соседнем берегу стали уже хорошо различимы избы небольшой деревушки. «Светает», — прошептал я, переглянувшись с Егором. В небе раздавалось блеяние пикирующих бекасов, а над шалашом, звонко просвистев крыльями, пролетела первая стайка гоголей. Природа потихоньку просыпалась, а вместе с ней и река. Зарождался новый день, и утренняя заря восхищала своей красотой. Где-то в затопленном ивняке на квачку подсадной ответил своим жвяканьем первый селезень. А спустя несколько минут еще один поклонник обозначил свое присутствие. Но первым прилетел не тот, кого мы надеялись увидеть. Им оказался чирок-свистунок, который сел метрах в трех от скрадка и внимательно стал рассматривать наше сооружение. Наблюдая за любопытным гостем, мы шепотом делились своими впечатлениями, как вдруг подсадная залилась азартной осадкой, и на поверхность воды плюхнулся сраженный ее голосом влюбленный кавалер. Проскользив по водной глади, он замер, прислушиваясь к звукам реки. Все ли спокойно? Нет ли опасности? Прицелившись, я произвел выстрел. Лишенный жизни селезень, забив крыльями, завертелся на месте и, перевернувшись на спину, затих. Трофей был добыт. На некоторое время воцарилась полная тишина. Подозрительно затаившись, затихла и сама подсадная. «Что-то не так», — только подумал я, как вдруг ее истошный крик неожиданно нарушил все это спокойствие. Напуганная утка, хлопая крыльями, в истерике металась на шнурке. Выглянув из скрадка, мы стали свидетелями того, как наша подсадная была атакована какой-то хищной птицей, которая после неудачной попытки присела на торчавшую из воды кочку осоки и не собиралась никуда улетать. Присмотревшись, я узнал в ней болотного луня. И только выбравшись из шалаша, мне удалось отогнать этого настырного хищника. Утка же, набравшись впечатлений, не сопротивлялась тому, чтобы поскорее оказаться в корзине.

 Так крякуха, заманивая, хоть и неосознанно, своих наивных ухажеров под выстрел, сама чуть не стала жертвой природных обстоятельств. Есть хищник и есть жертва. Таков закон природы. Довольные и впечатленные, мы возвращались домой, по пути обсуждая произошедшее и наблюдая за клиньями пролетающих высоко в небе гусей.