Глава 2. Первая дверь

ГЛАВА №2 повести Беркса "Вчерашние Двери", США, 1948 год

       Внезапно наступила пустота, черная, непроницаемая. Внезапно произошла перемена. Внезапно я оказался в дальнем конце бетонного тротуара, который вел через поляну с красивой, изысканно зеленой травой, тщательно подстриженной. Вдали справа и слева густой лес образовывал амфитеатр для здания в конце тротуара напротив меня, и, возможно, в сотне ярдов от меня.
Сначала я подумал, что это Лаборатория, но только на самые короткие секунды. Голос доктора А каким-то образом сопровождал меня в этом великом переходе, потому что он сказал:
"Продолжайте, мистер Хейл, нигде не колеблясь. Помни! Обязательно запомните. Я приказываю тебе вспомнить!"
"Меня зовут не Хейл", - сказал я ему, глядя на здание в дальнем конце полосы тротуара, единственной полосы тротуара на этой зеленой лужайке. "Я отец Вульстан".
Итак, как же так получилось, что я назвал себя отцом Вулстаном? Тогда я не имел ни малейшего представления, но только то, что я был Отец Вульстан. Но кто такой отец Вульстан, я не имел ни малейшего представления. Я не мог видеть его одежду на себе, потому что я все еще был в ночной рубашке.
Форма здания вон там была самой необычной и странной. Но это было знакомо, пугающе знакомо. По форме он напоминал огромную человеческую голову. Череп был лысым и блестел на солнце с невероятной яркостью, как будто само солнце уютно устроилось на черепе.
Но почему такая фамильярность, когда я никогда в жизни не видел ни этого здания, ни чего-либо подобного? Я задавал себе эти вопросы как Я быстро зашагал к "входу", передней части здания. В конце концов, откуда мне было знать, что я никогда раньше не видел такого здания, если я не мог вспомнить свой вчерашний день?
   
   Я был достаточно близко, чтобы фасад странного здания начал терять свои детали, превращаясь в плавно закругленный фасад, когда Я понял, почему Здание Черепа выглядело таким знакомым.
Фасад здания был моим собственным лицом!
Череп был моим черепом, значительно увеличенным!
Кто бы ни воздвиг это странное сооружение, он наверняка использовал мой череп или череп моего близнеца в качестве модели!
Едва я усвоил эту совершенно фантастическую мысль, как осознал кое-что еще, нечто, чего я не мог видеть, пока не потерял внешние, видимые детали строения Черепа, подойдя достаточно близко, чтобы разглядеть более мелкие, более интимные детали. Затем я сделал свое второе, самое удивительное открытие. Здание Черепа было окружено стенами, крышей и куполом с бесконечной мозаикой крошечных шестиугольных дверей! Это были двери из странного блестящего металла, который, как подсказывало мне что-то внутри, был гораздо более ценным, чем золото.
В каждой двери был крошечный замок, в каждом замке - крошечный ключ, и голос доктора А, спокойный, уверенный, невозмутимый, снова раздался, чтобы направить меня.
 -"Выберите правильный ключ, отец Вульстан. Ты знаешь, какой это!"
Моя рука безошибочно потянулась к одному из крошечных серых ключей в одной из крошечных серых дверей. Мой большой и указательный пальцы без труда повернули ключ, как будто ключ и замок были вечно смазаны маслом. Он не издал ни звука.
Когда маленькая дверь открылась, возникло ощущение скорости, но не переступания порога. Память вернулась так быстро, что я, отец Вульстан, даже не понял, что я что-то забыл. Это был склеп святого Дениса, расположенный далеко под церковью, глубоко в недрах земли. Этой страной была Англия. Время было полночь или около того. Этим днем был четверг. Шел 792 год н.э. В то время отец Вульстан ни о чем не думал, считая 1947 год 1947 годом, потому что он еще не наступил.
Со мной были еще три священника, все старше меня. Они были очень старыми. Мне было тридцать. Я был набожным, любящим Бога, почти религиозным фанатиком. Но я тоже любил человечество, желал сделать для него все, что задумал Учитель. Я был хранителем веры, исполнителем дел. Остальными были отцы Деннис, Пол и Элиу.
Обеими руками я держал замысловатую модель из высушенной глины. Это была модель того, что я много раз видел во сне. Это был способ передвижения, не похожий ни на один из известных до сих пор в мировой истории, ни на одну историю, о которой я когда-либо читал или слышал. Это, конечно, не упоминалось в Священном Писании, если только не было этого определенного отрывка в Откровении святого Иоанна Богослова, где он говорил о "вылетающих существах из Ямы".
Я понял, что это транспортное средство, выполненное во всех деталях, за исключением мощности , с помощью которой оно может перемещаться, предназначалось для передвижения в воздухе, на любой высоте, как птица — как самая быстрая птица, известная природе. Я сформировал эту вещь своими любящими руками. Его детали пришли ко мне в серии снов. У него были крылья особенно красивого дизайна. Я отполировал серую глину так, что она засияла, потому что я представил , как солнце сверкает на этих крыльях.

Под крыльями было тело моей искусственной "птицы", а под этим телом были два колеса. Колеса слегка расширялись наружу и соединялись с кузовом прямыми шестами — и это меня трижды озадачило. В моем сне внешние обода колес были мягкими, податливыми, так что по земле "птица" ехала, не подпрыгивая. Я знал, что посохи были из металла, но, хотя я часто видел его во снах, я никогда не видел его названия.
Я был уверен, что человек еще не нашел металла, необходимого для крыльев моей "металлической птицы". Было в нем и кое-что еще: под каждым из двух крыльев было три тщательно расположенных вентиляционных отверстия. Что проходило через эти вентиляционные отверстия, я не знал. У меня была "металлическая птица", которая, я знал , будет летать, потому что я несколько раз конструировал ее заново из дерева и бумаги. Оставшись один в лесу около Сент-Денниса, я подбросил модель в воздух, и она полетела. Затем я уничтожил свои модели из дерева , пасты и бумаги. Я не знал почему.
Но одно я знал точно: если моя металлическая птица еще не обладала волей к полету, если она была такой, какой был человек до того, как Бог вдохнул в его ноздри дыхание жизни, чтобы он стал живой душой, тогда мир не был готов к моей металлической птице. И все же, если мир не был готов, почему я, священник Божий, мечтал о металлической птице и , наконец, сделал из нее глиняную вещь только потому, что подходящие металлы, подходящие смолы для колес и надлежащая движущая сила еще не были доступны? Я был истинным священником, религиозно сошедшим с Петра Скалы, против который, как основание Церкви, "весь Ад не может восторжествовать".
"Это работа дьявола!" - сказал отец Деннис, который взял название этой церкви, для которой все мы трудились. "Это должно быть уничтожено".
Я изучал лицо святого старого священника, который так много сделал для человечества за шестьдесят с лишним лет своего священства. Лицо было знакомым, потому что я знал его все дни моего собственного служения.
"Это не работа дьявола, отец", - тихо сказал я. "Это дело рук человека, меня самого, отца Вулстана из Сент-Денниса. Я основал это на сне, как и святой Иоанн Богослов, который также видел крылатые колесницы на Патмос".
"Ты, сын мой, - указал отец Деннис, - не святой Иоанн Богослов, несмотря на все твое благочестие. Я говорю, что эта штука должна быть уничтожена ".
"Но это было решено, так как я рассказал вам об этой модели и показал ее вам троим как старейшему и мудрейшему из всех братьев Святого Деннис, что мы не должны отдавать его науке, а должны тайно спрятать его здесь, в склепе святого Денниса. Тогда то, что с этим произойдет со временем, находится в Руках Бога. Кто послал мне этот сон!"
Мне не понравилась даже такая большая уступка, но они были мудры в религии, и я не стал бы противостоять им. Моим самым большим желанием было не спрятать изящную, изящную модель подальше, а отдать ее науке и умолять науку найти движущую силу и недостающие металлы. Затем я бы помолился, чтобы Отец тесно сотрудничал с наукой — при условии, что мир был готов к тому, что может дать ему эта мечта.
Однако здесь наступил кульминационный момент. Я был, помимо того, что был священником, как и многие другие священники, я делал вещи, которые не относились к служению. Я изобретал вещи, мечтал о вещах, которые облегчили бы земную жизнь моему народу. Некоторые священники изобрели редкие вина. Некоторые переписывали священные книги цветными чернилами, тратя всю свою жизнь на то, чтобы достичь совершенства в написании. Некоторые священники изучали звезды и пришли к редким секретам, некоторые из которых церковь назвала ересью, некоторые из них умерли из-за своей ереси. Я не верил, что это была ересь или что священники должны были умереть. Что касается меня, то я верил как в земной, так и в духовный прогресс.
По этой причине я придумывал вещи для занятых женщин, для работающих мужчин, для растущих детей. Я изобрел кубики с нанесенными на них буквами, которые можно было складывать вместе. Бесчисленное множество других вещей я привнес в бодрствующее состояние из своих снов и сделал их реальными. Бесчисленное множество вещей, которые я собрал , пока бодрствовал, в перерывах между напряженным, благочестивым служением в моей церкви, древней, достопочтенной церкви Святого Дениса.
Похоронив эту модель, я почувствовал себя виноватым. И все же моя вера в будущее человека была такова, что я знал: где-то там, наверху, возможно, через несколько поколений , будут "обнаружены" недостающие элементы моей мечты об этой модели. Именно по этой причине я согласился спрятать модель "металлическая птица". Как и когда, если вообще когда-нибудь, он будет найден? Без веры я не смог бы вынести пустоту очевидного ответа — что в конце концов, со временем , Святой Денис превратится в руины, обрушив эти руины на склеп, навсегда скрыв его от людских глаз., потерять из-за мужчин то, что я воплотила в жизнь из своей вдохновенной мечты.
Другие вещи, которые я сформировал, изобрел, вошли в обиход людей, улучшили жизнь человечества. Почему эта "металлическая птица" должна быть исключением?
Итак, мы сделали нишу для металлической птицы в твердом камне, нишу, которая сама по себе была своего рода часовней, достаточно большой, чтобы вместить распростертые крылья металлической птицы. Я посмотрел на шесть отверстий под глиняными крыльями, на колеса и шесты, в которых отсутствовали необходимые элементы, и задался вопросом, оставлял ли когда-нибудь изобретательный человек за все свои поколения так много веры в Бога и будущее человека?
Мы перекрыли маленькую "часовню" прямоугольником из камня и плотно зацементировали ее. Я пометил Крест и дату на нем красной краской и благословил себя и своих коллег-священников, прежде чем мы покинули склеп. У меня было больное сердце, но я знал, что мы поступили правильно. Двое из трех священников согласились со мной, что, по крайней мере, не повредит сохранить глиняную модель металлической птицы.
Когда мы вышли из склепа, пламя оплывающих свечей высветило лица Денниса, Пола и Элайху. Это были, как я уже сказал, лица святых. Я чувствовал также, что в них была холодность, жесткость, которые напоминали мне о чем—то - о чем-то далеком прошлом, воспоминании настолько далеком , что оно полностью ускользало от меня. Тела, лица, облачения принадлежали церкви. Это были глаза тех, кто искал истину не в церкви, а где-то еще, глаза ученых.
Я почувствовал непреодолимое желание сделать наброски их лиц. Я часто так делал, и им нравилось позировать.
"Я бы хотел, отец Деннис, отец Павел, отец Элиу, - сказал я, - сделать наброски каждого из вас и вас троих вместе взятых. Жаль, что я не подумал вовремя. Я бы сделал набросок и оставил его за каменным прямоугольником вместе с моей металлической птицей мечты".
Отец Деннис перекрестился.
"Я рад, что мое подобие нигде не покоится с этой дьявольской работой , которую мы заключили в тюрьму за красным крестом! Но, - и он улыбнулся, - я не возражаю против еще одного наброска. У тебя есть что-то новое в каждом моем наброске, который ты делаешь !"
Итак, они позировали, и я сделал набросок каждого из них и всех троих вместе взятых. Затем отец Павел принес мне отражающее стекло — особого дизайна, которое я создал для нашего использования в церкви Святого Денниса, — и я посмотрел на себя в нем и нарисовал себя среди этих трех братьев церкви Святого Денниса. Затем я сделал перерыв на некоторое время.