Старинные часы. Глава 4

Глава 4

Вьюга разыгралась не на шутку. Такая иногда бывает в марте, когда уходящая зима словно бы злится, не желая уступать место весне. За пеленой густого снега прятались рекламные щиты и уличные фонари, бросающие в вечерних сумерках тусклые блики. Машины, попав в пробку, надолго застряли на проспекте. Образовав длинную вереницу из подмигивающих фар, они резко и протяжно гудели.

Вдоль красочной витрины супермаркета шёл человек. Он сильно хромал на правую ногу, поэтому пользовался тростью. Подняв воротник своего поношенного пальто, мужчина то и дело отворачивался от бьющих по щекам колючих снежинок. Завернув за угол, он осторожно спустился по лестнице и направился к невысокому зданию, на дверях которого висела яркая неоновая вывеска: «Антикварный магазин Шишкина Т. О.» Несколько раз оглянувшись по сторонам, мужчина зашёл внутрь. Над головой звякнул маленький колокольчик.

Тимофей Олегович обернулся. Сегодня почти не было посетителей. В такую непогодь хорошо если кто-нибудь заглянет погреться, а то и вовсе за целый день никто и не зайдёт. Хромой взглядом окинул салон, но убедившись, что в помещении кроме самого Шишкина никого нет, сел на стул у окна. Он то и дело пытался притронуться озябшими руками к горячей батарее. Его сильно трясло. Снег на пальто начал таять, создавая под ногами лужу, но снимать его хромой не спешил.
– Дай чего выпить, – проскрипел он, вытаскивая из-за пазухи скомканный и сильно подмокший журнал. – Ты это видел?
Протянув ему стакан виски, Тимофей Олегович начал листать страницы. Этот номер был целиком посвящён искусству балета.
– Тебе удалось что-нибудь узнать о часах? – тем временем осторожно спросил хромой.
Шишкину вдруг показалось, что тот знает на него ответ. Однако виду он не подал, мгновенно сообразив, что хромой ведёт свою игру.
– Ты ценитель балета? – прикинулся Шишкин простаком.
– Стал с тех пор, когда случайно в новостях увидел один прелюбопытный репортаж.
 
Тимофей Олегович недоверчиво хмыкнул, продолжая листать журнал. И вдруг на развороте увидел их – часы! Те самые единственные в мире часы! У него дрогнула рука, а от предчувствия удачи сердце заколотилось чаще. В этот миг Шишкин поверил в чудо! Ведь то, что произошло иначе, как чудом не назовёшь. Что он только не делал, вернувшись из экспедиции в Новогрудскую крепость! Имея на руках точную копию того самого петроглифа, который группе всё-таки удалось найти на камнях, оставшихся от древнего храма, Тимофей Олегович знал наверняка, как должен выглядеть циферблат часов. Вот только знание это не приносило результатов, ибо он тщетно пытался отыскать хоть какую-нибудь информацию, способную указать на их местонахождение. И ничего! Ни ниточки, ни зацепочки! Он уже даже готов был отписаться правнуку Добролюбова, признавшись в своей беспомощности. Полагая, что легче видимо найти иголку в стоге сена, чем эту реликвию их рода! И вот на тебе! Такая несказанная удача!

Трясущейся от волнения рукой Тимофей Олегович плеснул себе виски и выпил его одним глотком. Наблюдавший за ним хромой, кашлянул и Шишкин вздрогнул, вспомнив об его присутствии.
– А что за репортаж? – наконец спросил он.
– Рассказывать не буду. Взгляни-ка лучше сам.
Тяжело поднявшись со стула, хромой проковылял к компьютеру. Пару минут он возился, стараясь найти в Интернете вчерашний выпуск новостей, а затем развернул монитор.

«Прима-балерина Лондонского театра оперы и балета Эмма Петрова получила серьёзную травму позвоночника, выступая вчера на сцене Минского театра, и была госпитализирована в одну из клиник города. Стало известно, что состояние знаменитой танцовщицы стабильно тяжёлое и, как сообщают врачи, транспортировка категорически противопоказана. В связи с этим лечение Эмма Петрова будет проходить в Минске до тех пор, пока не станет возможным перевезти её в Лондон, где танцовщица проживает уже десять лет.
Танцуя в лучших постановках мира, она покорила публику своим уникальным высоким прыжком, создающим ощущение полёта. За это Эмму Петрову называют Белой Птицей. Свой балетный путь она начинала на Минской сцене, когда вышла на неё, будучи ещё ученицей балетного училища. В распоряжении нашего телеканала оказалась одна из первых фотографий Эммы Петровой…»

В кадре появился снимок, на который Шишкин смотрел, не мигая, ибо узнал в нём тот, что только, что увидел на журнальной странице.
– Как ты думаешь, – заговорил хромой, кивнув в сторону монитора, – сколько за них можно выручить?
– Ну, если это ни копия, а в самом деле работа Ганса Урбана, то их стоимость на рынке антиквариата могла бы достигнуть полмиллиона долларов.
Хромой присвистнул от неожиданности.
– Да, ведь судя по сохранившемся у Добролюбова описаниям, маятники часов покрыты золотым напылением, а их механизм имел редкий драгоценный камень. Но насколько я вижу по фотографии, они были реставрированы. Тот, кто этим занимался, похоже, не мог себе позволить сделать это также дорого, как когда-то Ганс Урбан, ведь работу последнего оплачивал ювелир Добролюбов. Иначе эти часы сейчас стоили бы ещё больше.
– Только, – продолжил Тимофей Олегович, – боюсь, что они никогда могут не попасть на рынок. Для их владельца они – семейная реликвия. Невысока вероятность, что, вернув часы, он выставит их на продажу. Разве, что в самом крайнем случае.
– Но мы могли бы сделать это сами.
 Сказав это, хромой прищурился. Шишкин насторожился. Хромой прервал минутное молчание первым:
– Теперь, когда мы знаем, где часы, появляется отличный шанс заработать. При чём, немалые деньги! Подумай сам, они могут оказаться в наших руках и по твоим каналам мы организуем продажу, после чего информацию о покупателе сольём этому потомку Добролюбова, получив от него обещанное вознаграждение.
– Ты плохо знаешь меня, – сквозь зубы процедил Шишкин. – У меня солидный магазин и аферами я не занимаюсь. Это вопрос деловой репутации.
Хромой скривился. Ему очень нужны деньги и до деловой репутации того, от кого он намеривался их получить, ему не было дела.
– Да включи ты мозги, наконец! – буркнул он. – Я пришёл сюда не философствовать на тему твоей порядочности. Мне нужны деньги. Ты даже представить не можешь насколько это важно для меня.

Тимофей Олегович хотел что-то возразить, пожалев о том, что восемь месяцев назад обратился к плохо знакомому человеку, поддавшись на его историческое образование. Тогда он неосторожно доверился хромому, сообразив, что тот способен помочь ему в поисках в государственном историческом архиве любой информации, касающейся рода Добролюбова. В этот миг он чётко понял, какую чудовищную ошибку совершил! Нужно было всё делать самому. Или на худой конец привлечь Воробьёва. Тот озабочен своей книгой и открытием новых петроглифов больше, чем собственной выгодой.
Но уже ничего не исправишь, хотя и продолжил Шишкин стоять на своём:
– Забудь! Впутываться в аферы я не стану, потому что…

Договорить он не успел, ибо на дверях звякнул колокольчик и в салон вошёл покупатель. Хромой быстро отвернулся, накинув на голову капюшон. Пока Тимофей Олегович приветствовал клиента, он быстро отыскал хранившуюся в компьютере переписку с правнуком Добролюбова. На оторванном от журнальной страницы кусочке бумаги написал адрес электронной почты последнего и сунул его в карман.
Проводив покупателя, Тимофей Олегович вновь повернулся к хромому, намереваясь окончательно расставить все точки над «i», чтобы закрепить свою твёрдую и непримиримую позицию в отношении всяческого мошенничества. Тот в свою очередь несколько секунд смотрел в глаза Шишкину, а затем спросил:
– Что ты намерен делать?
– Разумеется, встретиться с этой балериной и написать Добролюбову.
В этот миг хромой резко вскинул руку, направив на него, извлечённый из кармана, пистолет.
– Я не хотел этого, – проскрипел он. – Но не желая договариваться, ты не оставил мне выбора.

Приложив палец к спусковому крючку, он уже готов был нажать на него. Но в этот момент Тимофей Олегович вдруг сильно затрясся от страха. Его лицо покрылось пятнами, а на шее вздулись вены. Подобно рыбе, вытянутой из воды, он начал отчаянно хватать воздух. Трясущуюся руку он приложил к сердцу, наклоняясь всё ниже и ниже до тех пор, пока не ударился лбом о прилавок.

Хромой ждал, не отводя пистолета. Ждал, наблюдая, как неожиданный удар сводит несговорчивого антиквара в могилу. Ещё пару минут Шишкин корчился на полу, умоляюще протягивая руки, а затем затих. Не теряя времени, хромой запер входную дверь, заменив табличку «открыто» на «закрыто». Натянув перчатки, он хладнокровно переступил труп, с которого предварительно снял связку ключей, и направился к кассе. В ней оказалось немного наличных, но все их хромой выгреб в грязный тканевый мешочек. Оглядываясь по сторонам, он нашёл низенькую дверцу, за которой, не мешкая, скрылся. Дверь эта, как понял хромой, привела его в небольшую комнату, переоборудованную под склад. Здесь он обнаружил сейф. Перепробовав все ключи, хромой открыл его последним из них. Стерев ладонью пот с лица, он мысленно поблагодарил провидение за то, что у старого, судя по надписям немецкого сейфа, не было никаких электронных штучек.

До этого момента, казалось, судьба не оставляет его, но заглянув внутрь сейфа, хромой обнаружил, что денег в нём совсем немного. Зато много бумаг. Трясущейся рукой он засунул небольшую пачку наличных в тот же тканевый мешочек. Отчаяние накрыло его, когда бросив, беглый, но внимательный взгляд на бумаги, хромой понял, что осторожный и аккуратный Шишкин хранил деньги на банковских счетах. Всё, что было ценного в магазине – разные старинные вещи. Похитив их, он столкнётся с проблемой реализации краденого антиквариата. Для чего у него нет ни знаний, ни связей, ни времени. Да и риск велик. Без Шишкина это не осуществить.
Всё чем располагал хромой в данный момент – электронный адрес Добролюбова, написав которому он мог получить деньги за часы. По какому-то странному стечению обстоятельств они оказались у знаменитой балерины. Правда, сами эти обстоятельства пока не слишком заботили хромого. В этот момент он не думал о том, что история с часами может дать больше, чем кажется. Об этом хромой задумается позже. Пока важно одно – как можно скорее заполучить часы. Ведь за них Добролюбов даёт солидное вознаграждение. А это уже не те жалкие крохи, что он наскрёб в кассе и сейфе магазина! Если бы Шишкин не отказался сотрудничать с ним, такое письмо они могли бы написать вместе. И более того, могли бы реализовать план, придуманный хромым, вначале продав часы, чтобы затем получить деньги за информацию об их новом владельце от Добролюбова. Но думать об этом теперь бессмысленно, так как всё получилось так, как получилось.

Перед тем, как покинуть магазин, хромой вернул в сейф бумаги и закрыл его на ключ. Вновь проскользнув через низенькую дверь, он вернулся в салон. Надев на труп связку ключей, хромой всё-таки перепроверил, чтобы убедиться в том, что Шишкин действительно мёртв. Затем звякнув колокольчиком на входной двери, он поменял табличку на «открыто» и аккуратно спустился с невысокого крыльца.
В этот поздний час вьюга разыгралась ещё сильнее. Словно заблудившийся пёс, жалобно завывал ветер. Хромой человек, опираясь на трость, всё дальше уходил от невысокого здания, пока вовсе не исчез в ночи.

Это преступление так и не будет раскрыто. Утром следующего дня труп Шишкина найдёт первый случайный посетитель магазина. Он же и вызовет полицию. Они составят протокол, в котором на основании заключения врачей будет записано: «Причиной смерти стал внезапный сердечный приступ. Признаков насильственной смерти нет». Что же касается кражи, то, не обнаружив следов взлома сейфа, следствие пойдёт по ложному пути, списав отсутствие наличных на то, что незадолго до смерти Шишкин сам взял их. Эта версия так и останется основной, несмотря на то, что касса магазина тоже была пуста. Решающую роль в этом убеждении сыграет то обстоятельство, что из магазина не исчезла ни одна ценная вещь. Дело будет закрыто.

Продолжение здесь: http://proza.ru/2023/03/11/913