После Победы

О своих наблюдениях в поездках к югу от Германии Эйзенхауэр писал жене: «Страна разорена. Целые города стёрты с лица земли; немецкое население, не говоря уже о пригнанных на работу, большей частью бездомно. Я надеюсь, что ни один американский снаряд больше не взорвётся в Европе».

Жительница района Шпандау западной окраины Берлина Вальтранд Геддель вспоминала о днях, предшествовавших капитуляции берлинского гарнизона и о последующем восстановлении разрушенного хозяйства, налаживании мирной жизни: «…В нашей части города бои шли, наверное, дольше всего. И затем наступила тишина. Никто не выходил на улицу. Ещё и сейчас наводят ужас остовы разрушенных домов, разбитых и перевёрнутых трамвайных вагонов, оборванных трамвайных проводов, следы наспех сооружённых укреплений на улицах. Повсюду бросались в глаза следы этой ужасной войны, не было воды, газа, света, хлеба. Абсолютное большинство взрослых людей, охваченное шоком оцепенения, пребывало в состоянии тупой оцепенённости. Только мы, дети, радовались неудержимо таинственному мгновению тишины и прекрасному весеннему миру мая 1945 года.

Не так просто разобраться ребёнку в страшном смятении первого послевоенного дня. Разве нам не рассказывали, что мы все будем повешены, если победят русские? В моём окружении – дома, в школе, в фашистской организации – были созданы все условия без помех отравлять нас, детей, фашистским ядом. Многие, если не сказать большинство нашей молодёжи, жили так же, как и я. Поэтому не было никакого чуда или неожиданности, что я весной 1945 года, четырнадцатилетняя девочка, была твёрдо убеждена в том, что мир для нас перестанет существовать, если мы, немцы, не победим.

В самые последние дни войны с этим убеждением погибли в рядах Вервольфа и Фольксштурма ещё сотни тысяч наших молодых жизней. Но вместо этого русские, как мы тогда называли солдат Советской армии, как пришли в город, сразу дали нам горячую пищу, восстановили своими силами водопровод, дали в квартиры свет. Потом они вместе с нами расчищали улицы от развалин. В школу нам надо было ходить очень далеко, и нас часто подвозили шофёры Красной армии. Шофёры были очень приветливы и вежливы». (1)

Своему другу генерал Эйзенхауэр сказал: «Разумеется, Германия не захочет видеть взрывы ещё по меньшей мере сотню лет, я вполне уверен, что некоторые города никогда не будут восстановлены». Первоначально Эйзенхауэр считал, что ничто не сможет сравниться по степени разрушений с Германией, но после поездки в Россию, пролетев из Берлина в Москву в августе 1945 г. на очень низкой высоте, его мнение изменилось, когда на всём протяжении от русско-польcкой границы до Москвы он не видел ни одного неповреждённого дома.

Когда 5 июня 1945 г. Эйзенхауэр вылетел в Берлин в связи с учреждением Контрольного совета союзников, у него сразу же установились тёплые дружеские отношения с маршалом Жуковым, росло их взаимное восхищение. Эйзенхауэр говорил Монтгомери, что Жуков «…поразительный человек. Его рассказы о своих кампаниях (а он к себе настроен весьма критично), сопровождаемые обоснованием каждого действия, включая использование вооружений, в которых он имел превосходство, учёт погодных условий и заботу об управлении до нанесения удара, – свидетельствуют о его незаурядности».

Впоследствии Эйзенхауэр специально дал обед в честь приезда Жукова во Франкфурте-на-Майне. В длинном хвалебном тосте американский генерал особо отметил следующий итог только что законченной войны: «Объединённые нации никому так не обязаны, как маршалу Жукову…. Эта война была священной, никакая другая война в истории не разделяла так чётко силы зла и добра». (2)

Когда однажды репортёр спросил Эйзенхауэра о возможности «русско-американской войны», то, по свидетельству очевидцев, генерал побагровел от гнева и резко ответил, что такая война невозможна: «Мир устанавливается, когда вы к этому стремитесь со всеми народами мира, и не политиками… Если все народы будут дружны, мы будем жить в мире… По моим впечатлениям, отдельный русский – один из самых дружелюбных людей в мире». (3)

Мировоззрение Эйзенхауэра, безусловно, во многом отражало его представления, сформированные укладом жизни города Абилина, где он вырос. Соотечественники отмечали, что в конце XIX века «Абилин был консервативным городом в социальных, религиозных и политических вопросах. Всех объединяло чувство общности, деление мира на «нас» (жителей Абилина) и «их» (остальной мир). Полиции в городе не было, поскольку для города с населением менее четырёх тысяч, где все друг друга знали и доверяли, в этом нужды не было. Работали много и продуктивно. На размышления и переживания время не тратили. Безделья, даже среди детей, город не знал.

Мужчину оценивали по тому, насколько прилежно он оплачивает счета, женщину же отмечали по тому, как она ведёт хозяйство. Самостоятельность – вот как звучало ключевое слово, ценились инициатива и ответственность». (4)

Важно знать, особенно в свете передовых повесток двадцать первого века, что после Второй мировой войны начинает особо будоражить умы американцев тема «русского образования». Они начинают видеть в его успехах свою трагедию. Начиная с 1950–х годов «образованность русских» очень тревожит высший эшелон власти США. Преимущество русских в естествознании рассматривалась как серьёзный фактор, угрожающий их стремлению к доминированию.

Биограф Эйзенхауэра проанализировал многие события из жизни Верховного главнокомандующего на Западном фронте и составил перечень самых трагических: «В 1942 году он увяз в грязи в Тунисе, в 1943 году – в Италии, в 1944 году вдоль Западной стены (где проходили укрепления на линии немецкой обороны во Франции)». Но события 4 октября 1957 года также вошли в «мрачный» перечень. Причина была в том, что в этот день Советский Союз запустил на орбиту первый искусственный спутник на планете Земля.

Первой реакцией Эйзенхауэра на запуск спутника был созыв совещания для рассмотрения состояния американского ракетостроения и образования в школах, выяснение причин, «позволивших русским выиграть гонку». Учёный доктор Тейлор назвал запуск космического спутника в России в 1957 году поражением Соединённых Штатов более серьёзным, чем Пёрл-Харбор. «Очень красноречиво» выступил на этом совещании доктор Лэнд, который дал сравнительный анализ образования в России и США. Он сказал, что русские смотрят в будущее, обучают своих студентов естественным наукам и уже начинают пожинать первые плоды, а «мы в США в настоящее время не являемся серьёзными строителями будущего, вместо этого мы сосредоточиваем своё внимание на производстве вещей в большом количестве». (5)

Бывший бургомистр района Берлина Фридрихсхайн Фридрих Эберт в сентябре 1982 года на церемонии присвоения имени Котикова Александра одной из площадей Берлина говорил: «Имя Котикова останется неразрывно связанным с историей города Берлина, так как он заложил в сердца трудящихся Берлина семя долгосрочной дружбы между народами… С его кончиной в июле 1981 года берлинцы потеряли верного и надёжного друга». (6)

В мае 1945 года было написано стихотворение «На взятие Берлина русскими». (7)

Над облаками и веками
Бессмертной музыки хвала:
Россия русскими руками
Себя спасла и мир спасла.
Сияет солнце, вьётся знамя,
И те же вещие слова:
«Ребята, не Москва ль за нами?
Нет. Много больше, чем Москва!
(Май 1945, Биарриц)




Источники.

(1) - А. Г. Котиков. Записки военного коменданта Берлина/Вече. М.: 2016.
С. 376 – 384 с.

(2) - Batcher Diary, 6’10/45, EL. Dwight Eisenhower to Marshall, 4/19/43, EP.

(3) - Batcher Diary, 6/15/45, EP.

(4) - Interview Milton S. Eisenhower

(5) - Memcon, 10/15/57, EL

(6) - Котиков А.Г. Записки военного коменданта Берлина/Вече. М.: 2016. Приложения. С. 376.  – 384 с.

(7) - Георгий Иванов. На взятие Берлина русскими//Профессионально-отраслевой, литературно-художественный иллюстрированный журнал. № 4. М. 2004. С. 33. - 48 с.