О неизбежности закономерного. Алгоритмы Истории 5

 
 
Рассмотренного нами материала, пожалуй, достаточно, чтобы понять; регресс есть столь же неотъемлемое явление в существовании нашего биологического вида, как и прогресс.
Человечество — это единая живая структура, состоящая из этносов так же, как сам человек из органов. Каждый этнос, государство, цивилизация есть стёклышко в калейдоскопе событий. Появление, расцвет, упадок и исчезновение – неумолимый механизм эволюции, действующий   в отношении как живой материи, так и социальных явлений.

В эпоху зарождения земледелия, Европа   касательно Плодородного Полумесяца была далёкой глушью. Оставалась она захолустьем и   на момент создания финикийского алфавита, и, даже, в дни основания Карфагена. А ведь в других частях света уже процветали блистательные цивилизации.
Взлёт Европы в последние века связан с тем, что она первая оседлала промышленную революцию. Так же, как Плодородный Полумесяц революцию аграрную. Всем, очевидно, от былых преимуществ, подобных достижениям   Викторианской Англии, в Европе не осталось и следа. Образно говоря, «лепить» гаджеты сегодня умеют уже на самых отдалённых островах.
На «старых дрожжах» европейская Наука ещё пыхтит, но переходящее знамя прогресса в любой миг готово выпасть из слабеющих рук «Старушки Европы». Мы и не успели осознать, когда это она стала старушкой. Ведь во времена колониальной экспансии и даже ещё в годы Второй мировой войны такая идентификация воспринималась бы как нонсенс.
Все знали, что «Восток дело тонкое…  Восток как капризная старуха». В общественном сознании произошёл тектонический сдвиг, а мы и не заметили.

В чём прослеживаются явные признаки духовного застоя, который ведёт к неумолимой экономической стагнации?   В первую очередь это осознанное, переходящее на сакральный уровень, ограничение роста. Всего и везде!
Неприятие и даже запрет ядерной энергетики, осуждение генной модификации, заведомое снижение экономического роста. Ограничение деторождения и даже массовый отказ от потомства вообще. Сегодня немалое число европейских лидеров не имеет детей. И часто вовсе не потому, что состоят в однополых браках.
Всё, что касается гендерного воспитания, напоминает сумасшествие, подобное средневековой охоте на ведьм. Попираются все устои, как духовные, религия и мораль, так и биологические, когда нам говорят, что пол явление социальное, и каждый волен определять, быть ему мальчиком, девочкой или оно. Безумие доходит до узаконивания брака с животными, педофилии, принудительной эвтаназии и каннибализма.
Взойдёт ли на обломках Европы звезда халифата, как сама она поднялась на развалинах Римской империи, или, пройдя через ряд болезненных трансформаций, Европа, подобно современному Китаю, вновь воспрянет, мы не знаем. Гадать же на кофейной гуще не наше кредо.

Означает ли Закат Европы конец истории, тот самый, что прогнозировал Фукуяма. Мы с этим не согласны. Возможно, в веке, где-нибудь   двадцать третьем, центр мировой цивилизации сместится в Кению или Танзанию. Слышны хихиканья расистов. Им рекомендуем вспомнить о роли Эфиопии в те времена, когда писались не только Библия, но и Коран.
Ну, кто в  эпоху  Цезаря мог подумать, что где-то там, на краю Ойкумены, за непроглядной марью ледяных туманов через сотни лет возникнет первоклассное государство Швеция, которое весь 20 век будет эффективнейшим примером социалистического капитализма, всеобщим образцом для подражания.
А думало ли арабо-берберское население Пиренейского полуострова в 1000 году н. э., что на  месте Кордовского халифата возникнет могучая Португалия. Все пришельцы будут уничтожены и изгнаны, а португальцы покроют сетью своих фортов и факторий Африку и Азию?!
Загадывать на века вперёд весьма безопасно. Спросить за ошибку будет некому. А вот пытаться оценить ближайшие десятилетия куда как сложнее. Если не Европа, то кто?!  В вопросе заведомо слышен сарказм. Попытаемся найти ответ. Но сначала анализ фактов, а уж затем выводы. В общем, нам есть чем наполнить дискурс.
«Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье». Следуя рекомендации поэта, посмотрим на историю человечества как на один огромный пазл. Все фрагменты этой сложнейшей мозаики взаимно обусловлены и неумолимо связаны между собой. Опасно утонуть в деталях, и нам придётся из мышиной норы частностей подняться на высоту птичьего полёта.


Итак, пробив «неандертальскую пробку» на территории Палестины, сапиенсы вышли на стратегический простор. За несколько тысяч лет был заселён весь Старый Свет, включая Австралию и Новую Гвинею. Едва появились первые проломы в арктическом леднике, люди через Берингию ринулись в Канаду и на Великие равнины, всего за десять веков дойдя до Патагонии.
Напомним, переход к возделыванию растений, содержанию животных, строительству городов и созданию государств произошёл лишь в очень благоприятных местах планеты, занимающих незначительную часть её поверхности.   
Например, папуасы в Новой Гвинее занялись сельским хозяйством на несколько тысяч лет раньше европейцев. А все растения, животные и технологии их использования были привнесены в Европу с Ближнего Востока. И приходили они вместе с переселяющимися на ещё не освоенные территории земледельцами-завоевателями. Местные охотничьи племена, ввиду их малочисленности были обречены. Подобная ситуация тысячи лет спустя сложилась во вновь открытой Америке.

Здесь нам никак не обойтись без такого понятия как «географический детерминизм». Сразу раскаиваемся и обещаем не возводить суждение на сакральный уровень, делая из него догмат. Просто удобнее рассматривать нижеприведённые факты в данном ключе.


В Египте и Шумере цивилизация появилась намного раньше, чем в Элладе. Греция в это время казалась далёкой северной глухоманью. По мере совершенствования технологий, цивилизация проникала всё дальше вглубь планеты.
Подчинив себе лошадь и верблюда, люди освоили громадные пространства степей и пустынь. В течение, по крайней мере, двух с половиной тысяч лет кочевые народы эффективно конкурировали с земледельческими.
Сокрушительные удары гуннов и монголов на гигантских просторах Евразии из истории, при всём желании, не вычеркнуть. И если кому-то на ум приходят лишь жуткие поражения китайцев, мы готовы напомнить и о невообразимой резне на Каталаунских полях в Шампани, 451 год, и о  позорном поражении европейской рыцарской конницы при Легнице в Польше, 1241 год.
Справедливости ради, а точнее, для полной объективности нашего анализа, чётко отметим, что где-то к началу 18 века все кочевые цивилизации по всем параметрам отстали от земледельческих.
Не спорим, апачам ещё полтора века удавалось неплохо жить за счёт грабежа слабоуправляемой Мексики. Калмыки нашли свою экономическую нишу, став, практически, военно-служилым, наподобие казаков, сословием в Российской империи. А вот тем братьям калмыков, что остались в Джунгарии, повезло меньше.
Маньчжурское правительство Китая сделало с западными ойратами то же, что англичане с тасманийцами. Однако для несения «бремени белого человека» понадобилось задействовать лишь пару тысяч бойцов. Ну, а империя Цин выполнила задачу с «азиатским размахом». Это, конечно, не сооружение Великой стены или Великого канала, где трудозатраты измерялись миллиардами человеко-дней.
Тем не менее, армия, численностью почти в миллион солдат окружила всю Джунгарию в 1758 году и не спеша стала затягивать петлю. Убивали всех, кто попадёт под руку. С тех пор на планете   независимых государств, основанных кочевниками, больше нет. Все кочевые народы, вроде арауканов, нганасанов или туарегов, подчинены земледельческим государствам.


Итак, по мере роста технической оснащённости, цивилизация проникала и в менее благоприятные для жизни людей места. Там, где землю легко было вскопать простой палкой, ацтеки, опираясь на кукурузу, фасоль и тыкву, создали эффективнейшее растениеводство, минимум впятеро более продуктивное, чем в современной им Европе.
А вот в штате Монтана, одной из нынешних житниц США, земледелие так и не возникло. Плодороднейшая почва была покрыта тугой дерниной. Её без стального плуга с предплужником не вспахать. Индейцы же, как мы хорошо помним, жили в каменном веке. И даже знаменитые томагавки, до того, как их стали поточно производить на фабриках Нью-Йорка и Бостона, изготавливались из камня, дерева и кожи.
Римляне считали дикой бесплодной страной Германию. А Каледонию, нынешнюю Шотландию, даже не удосужились завоевать. Голландию включил в империю ещё Цезарь, но понадобилось десять веков, пока не появились технологии, позволившие    распахать до того никем не заселённые земли. А в наши дни это образец земледелия.
         

Географический детерминизм являлся неумолимым императивом жизни всех человеческих сообществ, едва сапиенсы покинули свою прародину. Тип складывавшихся в том или ином месте цивилизаций полностью зависел от окружающей среды.

Шумеры выращивали ячмень и финиковую пальму, а не рис и сахарный тростник. Инки кукурузу и амарант, а не пшеницу и рожь. Шумеры изобрели кирпич; у них было в избытке глины, но крайне мало камня.  Едва создав колесо, они тут же запрягли в повозки волов.
Ацтеки тоже догадались сконструировать колесо. Но у них не было ни волов, ни лошадей, ни верблюдов. Лишь собаки и индейки. Конечно, нарты по скользкому снегу упряжка собак потянет. Юкагиры в этом не сомневались никогда. А вот телегу-колымагу по каменистым ухабам даже сотня собак с места не сдвинет. Мы не ведаем, экспериментировали ли на эту тему ацтеки, но к приходу европейцев они использовали колесо лишь в детских игрушках. Нагляднейший пример, как бытие определяет сознание.

Тысячи лет этносы могли использовать только те ресурсы, что были под рукой. Международная торговля велась в основном предметами роскоши и на формирование типа цивилизации влияния, практически, не оказывала.
Если в Швеции было полно высококачественной железной руды и немерено леса, она и вырвалась в этом плане вперёд, не претендуя на производство хлопковых тканей. А соседняя Дания насчёт руды «курила бамбук», выплачивая шведам твёрдой валютой за каждый фунт железа.
Степняки-скотоводы меркиты и кераиты не имели ни виноградников, ни ячменя. Потому не только вина, но и пива сделать было не из чего. Однако лошадиное молоко, на зависть врагам, содержит минимум жира и максимум животного сахара.
Это была единственная, но реальная возможность для кочевников. И они изготавливали не только слабоалкогольный кумыс, но и отличную водочку, араку.
У северных народов манси и эвенков не было даже такого шанса. Вот и туманили сознание грибами. Впрочем, они-то как раз считали, что на грибах просветляются.  Когда европейцы привезли тундровикам пшеничную водку, те становились наркоманами с первого стакана.
И всем стало ясно, насколько ограничена природная адаптация этносов при межцивилизационных контактах.


Это уяснили и инки с ацтеками, ведь их, не меньше, чем на 90% выкосила оспа.  Разобрались с этим и японцы, которых эпидемия американского сифилиса начала убивать, добравшись по Шёлковому пути, всего через двадцать лет после открытия Нового Света. А первые европейцы, заварив эту кашу, причалили к берегам Японии лишь в 1520 году, то есть восемь лет спустя.
Пришлось осознать это и белым людям, так и не сумевшим заселить ни Чёрную Африку, ни Новую Гвинею. Болезни, к которым адаптировалось местное население, выкашивали их не хуже, чем оспа и корь индейцев.



Монголы жили в сухой степи, где не водилась селёдка и не росла пшеница. Они питались молоком и лошадиной кровью.
Оленные чукчи, просьба не путать их с чукчами береговыми, ели почти одну оленину.
А вот жители Нидерландов лошадиной крови не пили. Возникает очень сложный вопрос. Вышли бы из голландцев ужасные степняки завоеватели, если бы они вместо монголов селились в конце 12 века на берегах Орхона и Керулена. Или нет? И стали бы монголы великими мореплавателями, живи они в   16 веке в дельте Рейна и Мааса.


Если ответ положительный, то детерминизм абсолютен.  И наоборот. Такой эксперимент провести невозможно. Но история сделала это за нас.