Старинные часы. Глава 10

Глава 10

Часовых дел мастером дед Эммы проработал почти тридцать лет. Даже в девяностые годы, когда контора едва не рухнула по причине политических и экономических потрясений, он продолжал ремонтировать часы. Сменился владелец и отныне мастерская перестала принадлежать государству, в котором стремительно менялись «правила игры». Она несколько раз переходила из рук в руки, то выплывая за счёт сдачи площадей в аренду, то вновь скатываясь на дно разрухи и запустения. Так было вплоть до начала двухтысячных, когда её перекупил один из бывших арендаторов, сформировав на её базе частное предприятие. Кроме ремонта старых часов мастерская приросла цехом, производящим дорогие штучные изделия, заказы на которые поступали от нуворишей тогдашнего общества.

Дед Эммы мог мастерить так, что вскоре слава о нём, как об уникальном специалисте, распространилась по всей распавшейся на части стране и за её пределы. Однако делу этому он нигде не обучался. Свои знания и навыки приобрёл, пробыв несколько месяцев в подмастерьях у старого часовщика и стремясь сохранить часы, доставшиеся ему от отца.

До этого их семья жила в небольшой деревне под Минском. Жили бедно, но о переезде в город он задумался лишь, когда умерла жена, оставив его одного с семнадцатилетним сыном. В небогатом колхозе, где он долго работал бригадиром, стали платить совсем мало и в поисках работы он отправился в столицу. На тот момент ему исполнилось уже сорок семь лет. Вот так, когда почти прожита половина жизни, начинался новый путь, растянувшийся на долгие годы.

Часовое дело увлекло его настолько сильно, что мастерская стала для него храмом. Порой ему снилась деревня, но снилась как-то тяжело, тревожно: заросшие поля, покосившийся забор у скукожившегося деревянного дома, прогнивший обрушившийся колодец и лес, простирающийся на километры. А в лесу на поляне средь вековых сосен находится старое деревенское кладбище, где есть могила его жены, огороженная резной оградкой. Грустно взирает она с чёрно-белого медальона на памятнике на своё последнее пристанище и ждёт часа, когда её долгожитель-муж присоединится к ней в вечной жизни. Есть там и ещё одна могилка. Над ней густо разросся куст дикой малины, а на памятнике нет фотографии. Только даты указывают на то, что умершей не было и тридцати лет. Там в лесной тишине щебечут птицы и клюют перезревшие никому ненужные ягоды.

Кропотливая работа с часами, требующая усидчивости и терпения со временем сделала угрюмого старика совсем неразговорчивым. Сутками он просиживал в мастерской, соединяя под микроскопом мелкие детали. Слушая, как тикают часы, он пропустил момент, когда сын возмужал, женился, родилась Эмма. Казалось, для старика время давно остановилось. Остановилось где-то далеко в прошлом. На дате, выгравированной на памятнике без фотографии.

Когда подросла Эмма, стала часто прибегать в мастерскую к деду. С детства ей пришлась по нраву атмосфера, царившая там. Картины, видевшиеся в зеркале напротив часов, словно оживали, а танцующие фигурки на стрелках перемещались по кругу, повторяя одни и те же движения снова и снова.
– Дед, а время когда-нибудь закончится? – спрашивала Эмма.
– Время и до нас, и после нас – не наше. Представь двух братьев близнецов. Один из них отправляется в космическое путешествие на ракете, летящей почти со скоростью света. Когда через год он возвращается домой, обнаруживает, что его брат близнец – восьмидесятилетний старик, тогда, как он сам постарел всего на один год. Знаешь почему?
– Конечно. Это же известный парадокс, описанный Эйнштейном.
– Молодец. Читаешь видно много. Но я не так начитан. Ты же знаешь, я только часовщик. Но думаю, что время, внучка, это то чего нет вовсе. Есть впечатления, события, которые мы не можем забыть. Они проходят мимо нас, как картинки, и нам кажется, что мы становимся старше. Тот брат близнец, что летел в ракете, на протяжении всего пути видел лишь одну картинку – чёрное пространство космоса. А вот картинки его брата менялись.

Тогда юная Эмма, любившая фантастику, видела в парадоксе сюжет для кино, но позже стала лучше понимать философию своего деда. Ещё он любил говорить цитатами. Одна из них ему самому особенно нравилась: «Шумы мгновений издеваются над музыкой вечности» . Шумами мгновений дед называл человеческие жизни, а «музыкой вечности» – само время.
– В этой музыке вечности есть партитура, где у каждого из нас своя партия. Мы должны исполнить её от начала до конца, чтобы не нарушить красоту произведения. На неё отведены мгновения, в которые мы должны «вписаться». Ведь, знаешь, в действительности, секунд на всех не достаёт, поэтому вслед за нашим идёт чужое время. Миг моего конца уже твоему началу принадлежит. В этом и есть суть вечности.
–Значит, мы наступаем друг другу на пятки? Стремясь продлить свой конец, мы можем украсть чужое начало?
– Это никак невозможно. Мироздание не терпит хаоса, иначе совершенная музыка вечности была бы лишь какофонией звуков. Пойми, чужие «ноты» не украсть, не позаимствовать нельзя без того, чтобы не нарушить гармонию. Никуда не денешься: каждому из нас суждено играть исключительно свою партию.
– Дед, но ты же говоришь, что времени нет. Тогда, что же такое в действительности эта музыка вечности? Из чего она состоит?
– Из множеств наших картинок.
– И из моих тоже?
– Конечно. Из твоих, в том числе.
– А какие картинки у тебя? Ты их все помнишь? Вот я, например, не помню тех, что остались в детстве. То есть, только некоторые помню.
– Неважно. Они всё равно есть. Мои же картинки разные. Обо всех не расскажешь. Знаешь, что, к примеру, говорил мой отец?
– Что?
– «За годы войны я стал старше на целую жизнь». Так много картинок в неё вместилось!
Эмма вздохнула и задумалась.
– Дед, а что происходит с нашими картинками, когда мы умираем? Они исчезают?
– Не думаю. Всё остаётся с нами, но уже где-то в другом мире.
– А если я всё-таки ошибусь, не пойму, не увижу. Возьму и начну чужую партию. Ведь такое бывает. Что делать тогда?
– Будь честна с собой и с другими. Тогда твой путь найдёт тебя. Ты почувствуешь его.
– Дед, знаешь, я открою тебе один секрет. Обещай, что никому скажешь.
– Не скажу.
– Когда я была ещё совсем маленькой, увидела в зеркале, что танцую. Странно, да?
Старик пожал плечами:
– Вовсе нет. Ты увидела свою мечту. Так бывает.

Тайна отражённых часов казалась ему чуточку нелепой, детской. Хоть и виделось порой в зазеркалье, как смотрит покойная жена с укоризной и тоской, а перед мысленным взором возникала дата на памятнике над другой могилкой на деревенском кладбище. На ней закончились все его картинки. Те самые, о которых он так любил говорить внучке.
Прошли годы. Со временем у старика стало ухудшаться зрение и дрожать руки. Соединять детали часов ему становилось всё труднее. Ещё немного он проработал наставником, обучая молодых, а затем ушёл из мастерской. Поначалу он сильно скучал по любимому делу. Подолгу мог стоять у окна, что выходило на вывеску бывшей конторы и вспоминать свой пройденный путь. Наотрез отказавшись переехать к сыну, старик согревал душу тем, что каждый день по дороге в магазин непременно заходил в мастерскую. Давал дельные советы, в которых уже давно никто не нуждался, но все тщательно скрывали это. Такой заведенный порядок не нарушался в течение многих лет.
Скорее всего, он и не нарушится до тех пор, пока дед будет жить.

Продолжение здесь: http://proza.ru/2023/03/12/1343