Рыбалка 7

    - Цыц! Какие рыбины говорливые! Сороки белобоки! Забулькали, затрещали! Молчать! - словно грохотом урагана разнеслось над озером от притихшего, замолкшего до этого Болдуна.
    - А мы не рыбины ... - тихо донеслось от Гении.
    - Цыц, я сказал! - гневно прервала её черепаха.
    Болдун поднялся на всех четырёх лапах из всклокоченной травы и медленно, поведя своей продолговатой древней головой, всех оглядел, по очереди останавливаясь на каждом и пристально разглядывая.
    - Разболтались, развязали языки! Что человек подумает о нашем праведном счастливом озере? Или вам ваше представительство не нужно? Как вы выглядите в глазах у людей? В этом озере живут умные, счастливые и радостные, богатые, красивые, которые идут вперёд! А вы что тут устроили? Какой-то подлый воровской сход. Ни уважения, ни приличий. Как вы завлекать гостей будете с такими рожами? - и черепаха замолчала, снова всех оглядывая своей строгой мордой.
     На этот раз никто не решился что-либо сказать в свою поддержку. Они стояли настороженные и притихшие. Борис подумал, что ему надо как-то от сюда уйти красиво.
    - Как скажите, господин Болдун, так и будет, - скромно произнесла прекрасная Упёрла.
    - Что прикажите през, то и сделаем! И даже кое что можем добавить от себя, - следом продолжила неунывающая Гения.
    - Я вам добавлю. Я вам сейчас так добавлю, что сесть не сможете! - и он гневно посмотрел на вальяжную блондинку.   
    - А я что? Я ничего, молчу, - сразу же определилась другая водная дева. - У меня свадьба расстраивается.
    Борис же, наслушавшийся деловой болтовни водной знати, принялся потихоньку перемещаться в сторону леса. Он, как считал, незаметно ото всех, тихо отошёл к машине и сел в траву, оперевшись плечами о нагретую на солнце автомобильную дверь. Лесняна, проследив за манёвром человека, улыбнулась и снова вернула свой взор к горячей троице. 
    Болдун, весь как можно вытянутый вверх и разгневанный, но с самообладанием, через усилие сдержанно читал нотации и наставления своим, через чур распустившим языки, девицам. А их заносчивый воинственный вид потихоньку стал сходить на внимание к грозной черепахе, постепенно преображаясь в суетливое виноватое подобострастие.
    Но тут, вдруг, старая черепаха неожиданно глянула своей шишковато-пупырчатой головой в сторону Лесняны и негромко, с некоторой угрозой, произнесла:
    - А ты, лесная дева, думаешь я не знаю о твоих проделках. С кем ты забавлялась вон под тем кусточком? У поэтов-механизатор души тонкие, испортишь мужика! А ему ещё жить да жить со своей семьёй и детями. Гулёна какая ...
    - Ой, подумаешь. През Болдун, два раза поцеловались, - и она пренебрежительно махнула полусогнутой правой рукой.
    - Знаю я твои - два раза поцеловалась. Стань боком, покажи живот. А то опять какого-нибудь козлоногого в лес отправишь, людей пугать, - и черепаха оценивающим взглядом оглядела стройный стан Лесняны.
    По равнодушному виду присматривающегося Болдуна зеленоглазая девица поняла, что повода для волнительного беспокойства пока нет, и развязано проговорила:
    - Да ладно през, успокойтесь. Дела то какие. Ничего не было и нету. Подумаешь, какой-то кудлато-плешивенький человечишко.
    Черепаха повернула свою всезнающую голову в сторону сидящего невдалеке Бориса и замерла, уставившись на погрустневшего человека.
    - Что Боря, печально стало от такой компании? - промолвило земноводное .
    - Да не, я что ... Рыбу я поймал, уху сварил, - и рыбак равнодушно, обессиленно посмотрел на лежащий чёрной ямой затухший костёр с подвешенным над ним матовым, глубоко тёмным от копоти, каким-то плоским котелком.
    Борис, всей своей нажитой интуицией опытного человека, чувствовал, что его рыбалка дала совсем непредсказуемый ход, куда-то совершенно не туда повернула. Рано утром, когда он только уселся с раскинутой удочкой на свой раскладной стульчик, ему и в голову не могло прийти то, что сейчас разворачивается на живописной зелёной поляне. Разыгрывается какая-то странная, непонятная сцена, где он, как человек, получил уже некую другую, не совсем однозначно рыбацкую, а совершенно неожиданную, некую  даже обидную роль. Он, человек! Борис к себе требовательно почувствовал, что ему нужно подняться и что-то сказать, или сделать, чтоб было какое-то действие. На которое они, все эти дети природы, переключили бы своё внимание.
    Но тут вдруг, Лесняна что-то вздрогнула, и чуть ли не испуганно, в некотором волнении, несколько повернула свои красивые плечи в сторону притихшего леса, как прислушиваясь. Её внимательные глаза и уши тревожно остановились в той стороне, откуда она только что, нечто распознала из общего тихого шелеста. И буквально, где-то через минуту все тоже услышали, совершенно отвлечённое от них, их полускандальной суеты, лёгкое и беззаботное позвякивание чего-то. И явно всё лучше и лучше слышалось, что это нечто, приближалось к ним. Оно наивно счастливо, беззаботно трынькало и позвякивало, ещё не зная и не догадываясь, с чем может столкнуться. Все жители лесного озера, с таким же вниманием, что и лесная дева, сразу повернулись в сторону надвигающегося на них беззаботного наивного счастья. И Борис, тоже заинтересованный новыми, непривычными лесными звуками, поднялся на ноги от машины и стал пристально вглядываться в лес.
    А оно, всё отчётливей и явственнее слышалось, двигалось к ним, приближалось уверенно и непреклонно. Но вот, уже звякнуло особенно сильно, совсем рядом, и из кустов показался тонкий кончик удочки, и сразу же следом, велосипедное колесо. Затем медленно выехал с чьими-то руками руль и наконец, отбрасывая густую листву с гибкими ветками, показалась решительная человеческая фигура. Которая ещё, видно, по инерции движения прошла пару метров, вытащив весь велосипед; ту самую причину беспечных и наивных лёгких звуков, и  остановилась.
    Худой мужчина, чуть выше за метр семьдесят, с копной косматых русых волос на голове, в очках  сидящих на таком же крутом и вертикально плоским, как горный хребет, носе, удивлённо разглядывал почти голых людей, стоящих возле догоревшего костра. По-видимому, их присутствие его несколько обескуражило. Его нескладная, худая фигура напоминала хищную птицу, которая сидит на почти голом, без листьев, суку одинокого дерева, что растёт на обмытых дождями камнях дикой скалистой местности. Он ещё выше поднял свой нос-клюв и презрительно посмотрев на толпу, надменно произнёс:
    - Это кто ещё тут проник в дикую неисхоженную местность, непонятную девственную природу?
    И это было сказано на столько сильно, требовательно и повелительно, что у всех остальных появилось чувство вины за содеянное. Они себе позволили вторгнуться, ворваться в девственное лоно. И что-то сразу же было сказать-то и нечего. А потому, на приозёрной поляне снова воцарилась тишина. Они так стояли, смотрели друг на друга где-то с минуту. Пока Лесняна, словно опомнившись, вся в естественном возмущении, раздражённо громко не ответила пришельцу:
    - Кеша! Ты что! Это я что-ли, непонятная девственная природа?!