По страницам книги. В. Гюго. Отверженные

                Время написания романа: 1845 - 1862 г.
                Время действия: 1815 - 1833 г.г.

Другие версии:
Э.Сю. Парижские тайны.

Представления и знания об истории Франции периода Реставрации и Июльской монархии вот уже более полутора веков невозможно не связывать с романом-эпопеей Виктора Гюго "Отверженные".
Наверняка есть ученики, знакомые с детства с историей Козетты и Гавроша, давно и прочно ставшими частью детской литературы. Но это лишь небольшие части огромной эпопеи Гюго.

Первоначальный замысел молодого Гюго, из которого выросла эпопея, был весьма далёк от итога - ещё в 1823 г. 20-летний юноша задумывакт роман о беглом каторжнике, ставшем полковником. Прототип - некий Пьер Морен, погибший при Ватерлоо. В "Последнем дне приговорённого к смерти (1829 г.) автор помещает рассказ каторжника о себе, уже напоминающий историю Жана Вальжана. Гюго потрясла известная ему по газетам история Клода Ге, заключённого в тюрьму на пять лет за кражу хлеба для голодной семьи и осуждённого на казнь за убийство в заключении жестокого надзирателя. Кто же поистине виновен? - спрашивает автор. Наконец,  в 1832 г. у писателя созревает план романа "Нищета" о различных героях,  испытавших отвержение общества.
«Изобразить вознесение души и, пользуясь случаем, показать во всей трагической реальности социальное дно, с которого она поднимается, чтобы общество отдало себе отчет в том, какой ад служит ему основанием, и чтоб оно поняло, наконец, что пора возжечь зарю над этим мраком; предупредить, что является самой скромной формой совета, — такова цель этой книги» (из наброска предисловия).
«Три основные проблемы нашего века — принижение мужчины вследствие принадлежности его к классу пролетариата, падение женщины вследствие голода, увядание ребенка вследствие мрака невежества... До тех пор, пока будут царить на земле нужда и невежество, книги, подобные этой, окажутся, быть может, не бесполезными».

Появляется план: История святого. История мужчины, История женщины. История куклы.
Святой - епископ Диньский. Мужчина - перерождающийся беглый каторжник. Женщина - отверженная работница, ставшая проституткой, умирающая в нищете. Кукла связана с намеченной историей её дочери - Козетты.
Дальше другие замыслы отвлекали Гюго, но когда в 1843 г. имели шумный успех "Парижские тайны" Э.Сю - роман о низах общества, Гюго вернулся к идее подобного произведения. Он начинает над ним работу и называет "Жан Трежан". Имя героя Жан - самое типичное для француза,  а фамилия вскоре становится "Вальжан" - это тоже означает "Вот Жан".
Последовали революция 1848 г. и эмиграция, вновь отвлекшие писателя от работы над задуманной эпопеей. Вернулся к ней он в Брюсселе уже в начале 1850-ых годов. К этому времени изображённая пора молодости самого Гюго уже была историей, и роман изгнанника-писателя подводил некий итог того, что составляло жизнь его родины, Франции в первой трети века. К 1852 г. уже существовали четыре части произведения,  в 1854 г. появился окончательный заголовок "Отверженные" (буквально - "Несчастные"). Последнюю редакцию Гюго сделал в 1860-61 годах. В это время он добавил к сюжетным сценам многочисленные лирические и исторические отступления и усилил мотивы своих воспоминаний и автобиографичность некоторых моментов. Среди главных героев появился яркий образ революционера Анжольраса. Наконец, вставное описание битвы при Ватерлоо Гюго написал, съездив на поле сражения (конечно, вспомним Толстого, который также съездил в Бородино, безусловно, имея пример Гюго). Первое издание романа вышло в апреле 1862 г. и имело большой успех во Франции и всей Европе.
Прототипом Жана Вальжана (сначала была фамилия Трежан) по факту можно считать некоего Пьера Морена, действительно попавшего на каторгу за украденный кусок хлеба. В его дальнейшей судьбе деятельное участие принял диньский епископ, давший ему приют и рекомендацию на работу. Но эта история произошла почти за десять лет до 1815 года, когда начинается действие.
Прототип диньского епископа Шарля-Франсуа-Бьенвеню Мириэля - реальный епископ Диня Бьенвеню де Миоллис. У Гюго епископ старше более чем на десять лет и умирает задолго до конца действия романа, хотя на самом деле Мириэль умер в 1843 г. "В 1815 году Шарль-Франсуа-Бьенвеню Мириэль был епископом города Диня. Это был старик лет семидесяти пяти; епископскую кафедру в Дине он занимал с 1806 года".
Прототипом Жавера считается знаменитый сыщик Эжен Франсуа Видок. Хотя перерождение в него бывшего каторжника - прецедент и для Жана Вальжана, один из эпизодов в истории которого (спасение Фошлевана) взят именно из жизни Видока. Получается, что это - почти Гринёв и Швабрин, возникшие как два варианта Шванвича...
Антагонист Жана Вальжана - Жавер, но наибольшее отвращение вызывает, конечно, папаша Тенардье - «между т. н. средним и т. н. низшим классом... соединяет некоторые недостатки второго и почти все пороки первого, не обладая при этом ни благородными порывами рабочего, ни порядочностью буржуа». Его принцип: "Всяк за себя. Выгода — вот конечная цель. Золото — вот магнит".
  Вопрос: Какого персонажа русской литературы того же времени может напомнить Тенардье?
О супругах Тенардье:"Они были в высшей степени одарены той омерзительной способностью к развитию, которая осуществляется лишь в сторону зла. Это были те карликовые натуры, которые легко вырастают в чудовища, если их случайно подогреет какое-нибудь зловещее пламя".
Фамилию Тенардье писатель дал подобному персонажу в отместку химику Жак Луи Тенару, открывшему кремний и бор, который, будучи членом королевского совета по народному образованию, отверг предложение Гюго существенно сократить рабочий день для детей...
Своих собственных дочерей папаша и мамаша Тенардье назвали именами героинь популярных романов, которые читала мать,изображающая из себя тонкую особу(вначале Эпонина и Азельма были у Гюго Пальмирой и Мальвиной; роман о последней был и в усадьбе Лариных у Пушкина).
Сам Гюго в 1841 г. вступился на улице Парижа за несправедливо обиженную девушку-проститутку, схваченную полицией - как Жан Вальжан за Фантину.
Козетта тоже имела прототипа - была известна похожая история маленькой девочки Мари-Жаннет. Только случилась она не на северо-востоке, а на западе Франции - в Бретани, куда даже ездил за материалом сам автор. Настоящее имя Козетты - Эфрази, оно необычно для того времени, и девочку называют ласкательным прозвищем, означающим "маленькая вещица".
Мариус Понмерси - во многом автобиографический персонаж, только он - на восемь лет моложе Гюго.
Анжольрас же, как считается,  не имеет реального прототипа.  Это - обобщённая фигура идейного сторонника революции. Фамилия Анжольрас трактуется как "видный собой" или "грозящий". Нет конкретного прототипа и у юного Гавроша.

В начале первого тома мы видим двух героев - епископа Мириэля, и Жана Вальжана, освобождающегося с каторги в Тулоне.
Епископ диньский Мириель встречается с умирающим революционером, членом Конвента 1793 года. Они спорят о том, какой путь правильней, лучше - путь революции или путь духовного очищения. "Человеком могут управлять только знания", - говорит бывший член Конвента. "И совесть", - добавляет епископ. Впрочем, после выхода в свет романа раздались пугливые голоса, что сам епископ - «социалист, сам того не ведающий».

И вот - Жан Вальжан, с клеймом на плече, «человек за бортом». Вальжан жил 20 лет назад в маленьком городе Фавроле в Пикардии. Его родители умерли, когда он был ещё ребёнком, и его забрала к себе старшая сестра Жанна. Муж Жанны умер в 1794 году, оставив её вместе с семью детьми. Нищета обступила эту несчастную семью со всех сторон. После лишений революционных лет они даже не имеют хлеба. Чуть менее нищий - сам Жан. Он зарабатывает всего 18 су(ещё один черновой вариант его фамилии - Жан Су, то есть "Ваня-монетка").«Однажды воскресным вечером Мобер Изабо, пекарь на церковной площади в Фавероле , собирался лечь спать, когда услышал сильный удар. в застекленном и обжаренном фасаде его магазина. Он прибыл вовремя, чтобы увидеть, как рука выскользнула из дыры в решетке и в стекле. Рука схватила буханку хлеба и унесла. Изабо поспешно ушла; вор убежал на полной скорости: Изабо побежала за ним и остановила его. Вор выбросил хлеб, но его рука все еще была в крови. Это был Жан Вальжан. " Жан думал только о голодающих детях... Но его приговаривают к пяти годам каторги «за кражу со взломом ночью, в жилом доме».
Узник  номер 24601...
Учащиеся предельно возмутятся наказанием каторгой из-за буханки хлеба, но, как говорилось выше, такое было в те времена и на самом деле.
Несколько раз пытаясь сбежать из-под стражи и сопротивляясь при поимке, Жан заработал еще 14 лет срока. Когда он вновь увидел волю, в руках Вальжана был паспорт, подтверждавший длительное тюремное заключение. Конечно, школьники вправе задаться вопросом: зачем Жан убегал, причём первый раз за год до предполагаемого освобождения? Пусть попытаются ответить.
Ему дали только 109 франков. Он чувствует себя ограбленным. Он, всеми гонимый, находит убежище лишь у епископа Мириэля по прозвищу Монсеньор Бьенвеню.
  Но Вальжан ночью украл из его дома фамильное серебро (подсвечники и ложки)и попытался скрыться. Бывшего каторжника тут же задержала полиция и привела к епископу. И Бьенвеню заявил, что сам отдал бедняку это серебро! Стражи порядка с недоумением ушли.
Более того, епископ дал Жану ещё и "забытые им" два подсвечника!
"Изобразить вознесение души" - поставил цель писатель, заставляя Вальжана пройти путь, отличный от его прототипов.
"Помни, никогда не забывай,  что ты обещал мне использовать эти деньги,  чтобы стать честным человеком" - напутствует на прощание епископ. Но Вальжан ничего на самом деле не обещал! Учащиеся могут объяснить,  почему епископ говорит именно так.
  Вальжан ошеломлён,  но ещё не поверил в добро. Он припрятывает монету, оброненную на дороге мальчиком-савояром и не признаётся в этом. Мальчик уходит, Жан вдруг захотел его догнать, но поздно. Но это - последний его плохой поступок. Теперь он должен переделать себя и зажить новой жизнью. Даже сменить имя.
  Между прочим, часто обращают внимание на то, что Жан Вальжан сопоставлен с... Наполеоном. Он родился в один год с Бонапартом - 1769-й, но затем события в его жизни диаметрально протипоположны - осенью 1795 года Жан арестован, и тогда же Бонапарт подавил мятеж роялистов и стал популярен во Франции; в 1796 году он осуждён, когда генерал торжествует в Италии, а в 1815 году освобождается, а отрёкшийся окончательно император в это время, наоборот, отправлен на остров Святой Елены... Путь Вальжана из Тулона(места первой победы Бонапарта) в Динь(город на пути Наполеона  с острова Эльба в Париж) тоже - сопоставление "сильного мира сего" и отверженного. Но теперь Наполеон влачит жалкое существование, а Вальжан "возносится" к новой жизни.
  Монсеньор Бьенвеню, сторонник убеждения к добрым делам и революционер - эта дилемма будет и дальше в романе. Её в XIX веке мы увидим и на следующем занятии - по роману Войнич "Овод".

В декабре того же 1815 года в Монтрей-сюр-Мер прибыл мужчина и спас двух детей от пожара.
Этот человек, называющий себя «Отец Мадлен», основал фабрику по изготовлению мелких изделий из чёрного стекла, благодаря которой выросло благосостояние целого городка Монтрей-сюр-Мер, и потом стал его мэром. Его продукция отмечена на отраслевой выставке 1819 года, и он награждается орденом Почетного легиона, от которого он отказывается."Всегда у него были карманы мелочи при уходе и пустые при возвращении. " Новый мэр открывает в городке хорошую больницу, школы, приют для стариков и организует кассу взаимопомощи для рабочих.
"Читатель, несомненно, догадался, что господин Мадлен не кто иной, как Жан Вальжан".
  ...Через три года в городок переведён инспектор полиции Жавер. Начиная карьеру надзирателем, он запомнил каторжника Жана Вальжана.
Жавер в романе даже не имеет имени. Лишь в фильме 1935 года ему дали имя Эмиль.
Жавер родился... в тюрьме. "Имел все шансы стать преступником, но стал сыщиком". Он знает историю с монетой и одержим идеей найти "рецидивиста" Вальжана. На него подозрительно похож мэр... Но для инспектора превыше всего закон - он боится, что ошибается, и тщательно ведёт досье.
  Спасение Мадленом старого Фошлевана из-под опрокинувшейся повозки усиливает подозрения Жавера. Это - человек такой же необыкновенной силы, как узник номер 24601, каким является Вальжан для инспектора.

  В 1814 году в Париж из того же города, где теперь мэр - Мадлен, приехала юная Фантина.  Она работает белошвейкой и увеклась компанией богемной молодёжи. Девушка искренне полюбила студента-испанца Толомьеса. Толомьес бросает Фантину с двухлетней дочерью на руках. Она покидает столицу и идёт пешком на родину - на заработки. По пути, увидев некую семейную пару - владельцев трактира, сбита с толку их заботой о дочери и предлагает взять на воспитание маленькую Козетту - временно.
  "Не меньше семи франков. И за полгода вперёд"- отвечает ей хозяин из окна.
  Фантина работает на фабрике Вальжана, но затем уволена по прихоти госпожи Виктюрньен, прознавшей о незаконнорождённой Козетте.
  А "благодетели" супруги Тенардье  всё тянут из неё деньги.
Молодая мать в отчаянии. Она вынуждена продать парикмахеру свои золотые волосы, дантисту — зубы. Но Тенардье требует ещё сто франков, угрожая иначе выбросить Козетту на улицу.
Фантина решает: «Продадим остальное» — и становится публичной женщиной.
«Что же такое представляет собой история Фантины? Это история общества, покупающего рабыню.
У кого? У нищеты.
У голода, у холода, у одиночества, у заброшенности, у лишений. Горестная сделка. Душу за кусок хлеба. Нищета предлагает, общество принимает предложение...»
  У Фантины начинается чахотка. Однажды пьяный богатый молодчик, издеваясь, бросает ей за спину ком снега. Фантина бросилась на него с кулаками, и тут появилась полиция.
«Нападение публичной девки на почтенного горожанина» - так квалифицирует Жавер.
Мэр устраивает Фантину в больницу, берёт на содержание, заботится о ней, собирается привезти Козетту. Фантина благодарна и счастлива, хотя чувствует себя всё хуже от обострения чахотки. Она живёт любовью к Козетте и надеждой увидеть её. Но Вальжан не успевает выполнить обещание... Тенардье не отдают Козетту - она нужна им как средство вытягивания денег якобы на неё.
Жан Вальжан узнаёт от Жавера, что в Аррасе судят некоего Шанматье, в котором «опознали бывшего каторжника Жана Вальжана». Он столкнулся с трудностью заставить людей признать, что мэр был осужденным: ему пришлось дать большое количество объяснений, прежде чем ему наконец поверили.
Принцип, который исповедует Жавер, прост и примитивен:"Вор должен сидеть в тюрьме". Это для него торжество правосудия - даже если вор украл хлеб для голодных, а затем сделал многим людям добро. Жавер,  как заговорённый, не верит ни в какое преображение Вальжана.
...И сам становится хуже вора - причиной смерти Фантины от потрясения, ворвавшись к ней и сообщив, кто такой господин Мадлен и что дочери так и нет рядом. Она умирает на руках у Вальжана.

  Жан вновь попал на каторгу. Ему удалось скрыть свое состояние, которое составляло 630 000 франков.
Работая на корабле «Орион» в гавани Тулона и спасая моряка, Вальжан падает в море. Его считают погибшим. "Когда он падал или, вернее, бросился в море, на нем, как известно, не было цепей".
Он должен выполнить «обещание, данное умершей».
"В тот самый рождественский сочельник 1823 года, после полудня, какой-то человек долго бродил в самой пустынной части бульвара л'Опиталь в Париже. Он как будто искал квартиру и охотнее останавливался перед самыми скромными домами разоренной окраины предместья Сен-Марсо.
   Впоследствии будет видно, что человек этот действительно нанял себе комнату в захолустном квартале.
   По своей одежде и по всей фигуре этот мужчина подходил к типу, так сказать, благородного нищего, -- крайняя нищета соединялась в нем с необыкновенной опрятностью".
 И - зарисовка тех лет Реставрации: "В то время король Людовик XVIII почти каждый день ездил в Шуази-ле-Руа. Это была его любимая прогулка. Почти неизменно около двух часов можно было видеть королевскую карету с кавалькадой, скачущей в карьер по бульвару л'Опиталь.
   Это служило вместо часов беднякам околотка, которые говорили: "Значит, два часа, вон он скачет обратно в Тюильери".
...Вспомним историю спасения маленькой Козетты. Описанный выше мужчина вечером был уже в Монфермее, где обосновались супруги Тенардье, содержа гостиницу и трактир. Заведение называется «Ватерлооский сержант», на вывеске изображён боец, выносящий с поля боя раненого генерала.
"Сам Тенардье был человечек низенький, тощий, бледный, костлявый, угловатый, хилый; он имел больной вид, но обладал великолепным здоровьем; с этого начиналось его плутовство".
Как отправная точка, в романе фигурирует битва при Ватерлоо.
После сражения Тенардье, мародёрствуя, случайно находит в куче трупов раненого полковника Понмерси и приводит его в чувство. Полковник, ограбленный Тенардье, успевает скрыться до прибытия патруля и избежать гибели. Он благодарит мародёра, приняв его за спасителя.
  Награбленное на поле Ватерлоо и позволило разбогатеть трактирщику...
  С пятилетнего возраста Козетта становится служанкой. Она выполняет самую чёрную работу."У неё не было теперь никакой одежды, и её стали одевать в старые юбчонки и рубашонки маленьких Тенардье, иначе говоря — в лохмотья... В околотке её прозвали «Жаворонком». Только этот жаворонок никогда не пел". Единственная радость для девочки - смотреть на роскошную куклу в витрине магазина...
  Незнакомец встречает девочку поздно вечером с ведром воды для мамдам Тенардье. Он останавливается в гостинице. Он понял, о чём мечтает Козетта, и покупает ей ту самую куклу...
  "Он уже собирался уходить, когда взор его упал на камин -- огромный трактирный камин, где всегда бывает такое слабое пламя и который имеет такой холодный, неприветливый вид. В камине огня не было, не было даже золы, но кое-что, привлекшее внимание путешественника. То были два детских башмачка разного размера и кокетливой формы; он припомнил древний милый обычай детей ставить обувь в камин на Рождество, в надежде, что их добрая фея опустит туда какую-нибудь блестящую монету. Эпонина и Азельма не изменили древнему обычаю, каждая из них поставила свой башмачок в камин.
   Путешественник нагнулся. Фея, то есть мать, уже являлась и в каждом башмачке сверкала новенькая монета в десять су.
   Он поднялся и хотел уйти, как вдруг увидел совсем в сторонке, в темном уголке очага, еще предмет. Он узнал деревянный башмак, безобразный сабо из грубого дерева, надтреснутый и сплошь покрытый золой и высохшей грязью. То был сабо Козетты. И она поставила свою обувь в камин с трогательной детской доверчивостью, которую легко можно обмануть, но которая никогда окончательно не теряет надежды.
   Высокое трогательное чувство -- надежда в ребенке, который никогда не знал ничего, кроме отчаяния. В этом сабо ничего не было. Незнакомец пошарил в кармане, нагнулся и опустил в сабо Козетты золотой".
  Наутро незнакомец спросил хозяев:
-- А если бы вас избавили от нее?
   -- От кого это? От Козетты?
   -- Да.
   Красная грубая рожа трактирщицы расцвела от восторга и стала еще гнуснее.
   -- Ах, сударь! Берите ее, увезите, унесите, съешьте, коли хотите, делайте с ней что угодно, и да благословит вас Пресвятая Богородица со всеми святыми!
  С Козеттой Тенардье, получив большие деньги, расстаются, похоже, без всякого сожаления... Причём мсье Тенардье,  спохватываясь,  бежит за уходящим мужчиной с девочкой, намереваясь попросить ещё больше или взять девочку обратно, но слышит от него,  что такие деньги отдала сама мать, и показывает письмо. "Отдайте Козетту подателю сего письма. Все мелкие расходы будут вам оплачены. Уважающая вас, Фантина».

Конечно, это опять был Жан Вальжан. Он поселился с Козеттой, которую решил воспитать, как дочь, в бедной парижской гостинице, называемой лачугой Горбо. Герой романа, не знавший сызмальства ничьей ласки, ощущал, как заметит Гюго, себя по отношению к Козетте не только отцом, но и дедом, и братом, и даже сыном. Козетта, наконец,  радуется жизни, она учится грамоте.
А что же Жавер? Он узнаёт об исчезновении Вальжана и подозревает, что тот опять бежал,
Но теперь Жавер служит в Париже. Он слышит о «нищем», раздающем милостыню. Это может быть только он, узник 24601!
Вальжан и Козетта покидают свой дом сразу же, как только в нём поселяется Жавер. Старик с девочкой долго плутают по ночным улицам Парижа. Пытаясь скрыться от погони, Вальжан перелезает через высокую стену и оказывается в монастыре Малый Пикпюс. Работающий там садовником старик Фошлеван размещает своего спасителя, «мэра Мадлена» с Козеттой в своём доме. Вальжан живёт там как брат садовника. Козетта продолжает образование.
 Кстати, фамилия Фошлеван означает "пожинающий ветер",  то есть мало чего имеющий человек, но можно перевести и как "пожинающий бурю".
Они не покидали монастырь до смерти старого Фошлевана в октябре 1829 года .
Итак, Жан Вальжан, он же господин Мадлен, начинает жить по документам Фошлевана.
  "Этот высокодобродетельный человек вынужден был иметь в Париже три квартиры, чтобы скрываться от полиции".
  "У них осталось только одно развлечение, некогда бывшее счастьем, – оделять хлебом голодных и одеждой страдавших от холода. Навещая бедняков, Жан Вальжан и Козетта, которая часто сопровождала его, чувствовали, как вновь оживает в них что-то от былой задушевной их близости".
  Козетта выросла. В 1831 году ей 16 лет. Во время ежедневных прогулок с Жаном Вальжаном в Люксембургском саду, Козетта замечает молодого студента...

Прекрасные хронологические зарисовки в романе - "1817 год" и "Хорошо скроено" - о 1831 и 1832 годах. Они обрисовывают эпоху, в которую происходит действие. «Из физиономий отдельных лет и слагается облик столетий».
 Вот Реставрация:
"1817 год был годом, который Людовик XVIII с истинно королевским апломбом, не лишенным некоторой надменности, называл двадцать вторым годом своего царствования. То был год славы для Брюгьера де Сорсума. Все парикмахерские, уповая на возврат к пудре и к взбитым локонам, размалевали свои вывески лазурью и усеяли их геральдическими лилиями". И - коротко обо всём:"В 1817 году Пеллегрини пел, м – ль Биготтини танцевала, царил Потье; Одри еще не успел прославиться. Г-жа Саки заступила место Фориозо. Во Франции продолжали стоять пруссаки. Делало был важной особой. Законный порядок только что утвердился, отрубив руки, а потом и голову Пленье, Карбоно и Толлерону. Обер – камергер князь Талейран и аббат Луи, которого прочили в министры финансов, смотрели друг на друга, посмеиваясь, как два авгура; оба они 14 июля 1790 года отслужили торжественную мессу в праздник Федерации, на Марсовом поле: Талейран в качестве епископа, Луи в качестве дьякона".
"Намедни-1817", да и только.
Вот - всё, что осталось от "Ста дней" Наполеона (воспринимается, как современный репортаж):"В 1817 году в боковых аллеях этого самого Марсова поля мокли под дождем и гнили в траве громадные деревянные столбы, выкрашенные в голубой цвет, с облупившимися изображениями орлов и пчел, с которых слезла позолота. Это были колонны, два года назад поддерживавшие трибуну императора на Майском собрании. Они почернели от бивуачных костров австрийцев, построивших бараки возле Гро-Кайу".
Массовая культура: "Автор Агнезы Паэр, добряк с квадратным лицом и бородавкой на щеке, дирижировал камерными концертами у маркизы де Сасене на улице Виль – л'Эвек. Девушки распевали Сент – Авельского отшельника, текст которого был написан Эдмоном Жеро. Журнал Желтый карлик, преобразился в Зеркало".
"Властитель дум": "Шатобриан стоял каждое утро у своего окна в доме э 27 по улице Сен-Доминик, в панталонах со штрипками, в домашних туфлях, с шелковым платком на седой голове. Разложив перед собой целый набор инструментов дантиста, он, не отводя глаз от зеркала и заботливо осматривая свои прекрасные зубы, за которыми тщательно ухаживал, одновременно диктовал секретарю Пилоржу различные варианты Монархии согласно хартии".
А в это время уже: "Какая-то штука, которая дымила и пыхтела на Сене, издавая при этом такие же звуки, какие издает барахтающаяся в воде собака, сновала взад и вперед под окнами Тюильри от Королевского моста к мосту Людовика XV: это была никчемная механическая игрушка, выдумка пустоголового изобретателя, утопия – словом, это был пароход. Парижане равнодушно смотрели на эту бесполезную затею".
"Вот что всплывает на поверхности 1817 года, ныне забытого. История пренебрегает почти всеми этими живописными подробностями, иначе поступить она не может: они затопили бы ее бесконечным своим потоком. А между тем эти подробности, несправедливо называемые мелкими, полезны, ибо для человечества нет мелких фактов, как для растительного мира нет мелких листьев. Именно из физиономии отдельных лет и слагается облик столетий".
А вот - после Июльской революции, Франция и Европа:
"Едва прошло двадцать месяцев после Июльской революции, как в роковом и мрачном обличье явил себя 1832 год. Народ в нищете, труженики без хлеба, последний принц Конде, исчезнувший во мраке, Брюссель, изгнавший династию Нассау, как Париж – Бурбонов, Бельгия, предлагавшая себя французскому принцу и отданная английскому, ненависть русского императора Николая, позади нас два беса полуденных – Фердинанд Испанский и Мигель Португальский, землетрясение в Италии, Меттерних, протянувший руку к Болонье, Франция, оскорбившая Австрию в Анконе, на севере зловещий стук молотка, вновь заколачивающего в гроб Польшу, устремленные на Францию враждебные взгляды всей Европы, Англия – эта подозрительная союзница, готовая толкнуть то, что накренилось, и наброситься на то, что упадет, суд пэров, прикрывающийся Беккарией, чтобы спасти четыре головы от законного приговора, лилии, соскобленные с кареты короля, крест, сорванный с Собора Парижской Богоматери, униженный Лафайет, разоренный Лафит, умерший в бедности Бенжамен Констан, потерявший все свое влияние и скончавшийся Казимир Перье; болезнь политическая и болезнь социальная, вспыхнувшие сразу в обеих столицах королевства – одна в городе мысли, другая в городе труда; в Париже война гражданская, в Лионе – война рабочих; в обоих городах один и тот же отблеск бушующего пламени, багровый свет извергающегося вулкана на челе народа, пришедший в исступление юг, возбужденный запад, герцогиня Беррийская в Вандее, заговоры, злоумышления, восстания, холера – все это прибавляло к слитному гулу идей сумятицу событий".
Опять - перед нашими современниками как будто калейдоскоп передачи "Намедни".
  Действие уже вступило в период Июльской монархии.
"1830 год - это революция, остановившаяся на полдороге".
"Обратимся, однако, к 1830 году. Несколько отклонившись от первоначального пути, этот год был удачным. При том положении дел, которое сложилось после "маленькой" революции, монарх был важнее, чем сама монархия. Луи-Филипп был превосходным выбором...Луи-Филипп, как все сошедшие со сцены исторические личности, ныне подвергнут суду человеческой совести. Но его дело находится еще в первой инстанции. Тот час, когда история произнесет свой строгий и беспристрастный приговор, еще не пробил; не настал еще момент окончательно высказаться об этом короле. Самый знаменитый и строгий историк Луи Блан недавно смягчил свой первоначальный приговор. Луи-Филипп был избран теми недоносками, которые называются собранием двухсот двадцати одного и 1830 годом, то есть полупарламентом и полуреволюцией".  "Лафайет взял  на  себя  труд  миропомазания.  Он  назвал  Луи -Филиппа  "лучшей  из республик". Парижская ратуша заменила собор в Реймсе".
Гюго описывает знаменитые "демократичные" прогулки по столице нового короля. И напоминает историю с художником Филипоном, нарисовавшим знаменитый шарж, где одутловатое лицо "короля-гражданина" превращается в грушу.
"Раз летним вечером Луи-Филипп, возвращаясь пешком во дворец, заметил карапуза, который, обливаясь потом и приподнимаясь на цыпочках, стремился нарисовать углем огромную грушу на одном из столбов решётки в Нельи. С присущим ему добродушием,  унаследованным от Генриха  IV, король помог ребёнку и сам нарисовал грушу, а затем дал ему луидор, пояснив:
  "Тут тоже груша".
(А всё-таки этот король мог вести себя адекватно и понимал юмор. Вот, например, в конце XIX века султан Абдул-Хамид II запретил формулу H2O, когда её стали писать на стенах (Хамид Второй - ноль). Этот не запретил рисовать груши, а мог бы вообще запретить их выращивать. Ну да Франция - не Китай. Хотя художник попал в тюрьму...)

 "Господин Жильнорман, в 1831 году еще совсем бодрый, принадлежал к числу людей, возбуждающих любопытство единственно по причине своего долголетия".
  Жильнорман живёт с дочерью и внуком - сыном другой дочери и того самого полковника барона Понмерси. Старик - убеждённый роялист и воспитывает в таком же духе внука. Об отце, "разбойнике", не принято говорить хорошо. Однако после смерти отца Мариус узнает о нём больше. В то же время он уверовал, что его спаситель - некто Тенардье.
 "Мариус убедился, что до сих пор он так же плохо  понимал  свою  родину, как и отца. Он не знал ни той, ни  другого,  добровольно  опустив  на  глаза темную завесу. Теперь он прозрел  и  испытывал  два  чувства:  восхищение  и обожание". Юноша ходит на могилу отца, при этом родственники думают, что он тайно встречается с какой-то девушкой и очень удивлены, узнав правду.
"От оправдания отца он, естественно, перешел к оправданию Наполеона".
 "Время от времени Мариус отлучался из города.
     - Да куда же он ездит? - недоумевала тетка.В одну  из  таких  поездок, всегда очень коротких, выполняя завет своего покойного отца, он отправился в Монфермейль  и   попытался   разыскать   бывшего   ватерлооского   сержанта, трактирщика Тенардье. Трактир оказался закрытым. Тенардье,  как  выяснилось, разорился, и никто не знал, что с ним  сталось".
  Жильнорман выгоняет внука из своего дома, а тот кричит:"Долой Людовика Восемнадцатого!" (хотя тот уже давно умер). Теперь он тоже - отверженный. Но студент-юрист недолго живёт, где попало.
  Вскоре у Мариуса появляются новые друзья. Он слышит: "Надо помочь вам вступить  в  революцию".
     - Кстати, у вас есть какие-нибудь политические убеждения?
     - Ну разумеется, - ответил Мариус, слегка обиженный вопросом.
     - Кто же вы?
     - Демократ-бонапартист.
     - Окраска в достаточной мере серая, - заметил Курфейрак.
  Автор отметил в записных книжках:
"Переделать абсолютно Мариуса. Заставить его понять истинного Наполеона. Три этапа: 1)роялист, 2)бонапартист, 3)республиканец".
  Кто друзья Мариуса?
"Друзья азбуки"(буквально - "друзья АВС")читается и как abaisse — «обездоленных». То есть - тех же отверженных.
    "Друзья азбуки  были  немногочисленны.  Они  представляли  собою  тайное общество в зачаточном состоянии, мы  бы  даже  сказали  -  котерию,  будь  в возможностях котерий выдвигать героев. Члены общества собирались в Париже  в двух местах: близ Рынка, в кабачке "Коринф", о котором речь будет впереди, и
близ Пантеона, на площади Сен -  Мишель,  в  маленьком  кафе  "Мюзен",  ныне снесенном. До первого сборного пункта было недалеко рабочим,  до  второго  - студентам.
     Тайные собрания  Друзей  азбуки  происходили  в  дальней  комнате  кафе "Мюзен".
    "Рядом с Анжольрасом,  воплощавшим  логику  революции,  стоял  Комбефер, воплощавший ее философию... Фейи был рабочим-веерщиком, круглым сиротой. С трудом  зарабатывая  три франка в день, он имел одну заветную мечту - освободить мир... С проницательностью выходца из народа он собственным умом дошел до  того,  что мы зовем теперь "идеей самосознания наций". Именно затем, чтобы негодовать с полным  знанием  дела,  он  и  изучал  историю.  В  кружке  юных  утопистов, занимавшихся  преимущественно  Францией,  он   один   представлял   интересы чужеземных стран... Захват  Греции  и Фессалии Турцией, Варшавы - Россией, Венеции  -  Австрией  -  все  эти  акты насилия приводили  его  в  сильнейшее  раздражение". Есть ещё Курфейрак, сын буржуа, в котором "таился рыцарь". А вот - опытный революционер: "Баорель принимал участие в кровавых беспорядках, происходивших  в  июне 1822 года, в связи с похоронами юного Лалемана...Он одиннадцатый год числился студентом. но  и  не  нюхал юриспруденции, не обременяя себя учением".
  Тогда же Мариус увидел в саду Козетту, о которой не мог забыть. А рядом с ним, живущим у друга, оказывается некое семейство Жондретов. Мариус узнаёт, что отец семейства - тот самый Тенардье. Эпонина, ровесница Козетты, с первого взгляда влюбляется в него. Но тот не замечает невзрачную пособницу отца.

  "В 1830—1835 «нижним трюмом» Парижа правила четвёрка бандитов: Бабет, Живоглот, Звенигрош, Монпарнас". Это - своего рода антитеза "Друзьям азбуки". С бандитами тесно связан Тенардье, перебравшийся в Париж и выгнавший на улицу младших сыновей. Именно банду "Петушиный час" он натравил на Вальжана, которого заприметил, вымогая у него денег. Банда угрожает убить Козетту. Жан Вальжан сопротивляется. Вдруг с нарядом полиции, который позвал Мариус, появляется Жавер. Жану Вальжану удаётся бежать, а Жавер арестовывает семейство Тенардье и бандитов «Петушиного часа». Так вновь причудлива судьба к персонажам романа. Жавер спас Вальжана, того не желая... И клянёт себя за это.

...Безусловно, как и в "Соборе Парижской Богоматери" того же Гюго, один из персонажей романа - Париж. В повествование даже вплетены главы, посвящённые парижскому арго и парижской клоаке.

  Париж, по Гюго,- это отображение мира. А отображение Парижа - Гаврош. "У Парижа есть ребенок, а  у  леса  -  птица;  птица  зовется  воробьем,
ребенок - гаменом.
     Сочетайте оба эти понятия - печь огненную и утреннюю зарю, дайте  обеим этим искрам  -  Парижу  и  детству  -  столкнуться,  -  возникнет  маленькое существо".
  Мы не знаем официального имени Гавроша, его уличное имя собственно и означает "уличный, беспризорный человек". Он верховодит среди окрестных гаменов и ночует в модели слона. А рядом побираются младшие братья.
  Гаврош - изгнанный из семьи сын Тенардье - знает, где находится его дом, проживающие в этом доме родители и старшие совершеннолетние сёстры, но совершенно не стремится туда попасть, поскольку дома нет ни еды, ни денег, и ему никто не рад.
  Видно, что Гаврош и Эпонина совсем не похожи на супругов Тенардье.
  Можно послушать знаменитую песенку Гавроша про Вольтера и Руссо, звучащую в мюзикле "Отверженные".
  Вот Гаврош приходит "повидать своих предков".
     "- Никого нет, бесстыжая твоя рожа, - сказала старуха.
     - Вот тебе раз! - воскликнул мальчик. - А где же отец?
     - В тюрьме Форс.
     - Смотри-ка! А мать?
     - В Сен - Лазаре.
     - Так, так! А сестры?
     - В Мадлонет.
     Мальчик почесал за ухом, поглядел на мамашу Бюргон и вздохнул:
     - Э-эх!
     Затем повернулся на каблуках,  и  через  минуту  старуха,  продолжавшая стоять на пороге, услыхала, как  он  запел  чистым  детским  голосом,  уходя куда-то все дальше и дальше под черные вязы, дрожавшие на зимнем ветру:
     Король наш Стуконог,
     Взяв порох, дробь и пули,
     Пошел стрелять сорок,
     Взобравшись на ходули.
     Кто проходил внизу,
     Платил ему два су".

  Гаврош ещё поможет бежать из тюрьмы отцу. А тоже сбежавший Монпарнас нападёт на улице на Вальжана, но пожилой богатырь скрутит его и... отпустит, дав кошелёк. Деньги отберёт чудесный мальчик Гаврош и подбросит их бедной супружеской чете.

  "К концу апреля все усложнилось. Брожение переходило  в  кипение.  После 1830  года  там   и   сям   вспыхивали   бунты,   быстро   подавляемые,   но возобновлявшиеся, - признак широко разлившегося, скрытого пожара.  Назревало нечто страшное. Проступали еще недостаточно различимые  и  плохо  освещенные
очертания возможной революции. Франция смотрела на Париж; Париж  смотрел  на Сент-Антуанское предместье.
  Сент-Антуанское предместье, втайне подогреваемое, начинало бурлить.
     Кабачки на улице Шарон стали серьезными и грозными  -  как  ни  странно применение двух этих эпитетов к кабачкам.
     Там просто и открыто выражали недоверие правительству.  Обсуждалось  во всеуслышание: драться или  сохранять  спокойствие.  Кое-где  в  комнатах  за кабачком с рабочих брали клятву, что они выйдут на улицу при первой  тревоге и "будут драться, невзирая на численность врага".
    "Двое  оборванцев   обменялись   следующими примечательными   словами, отдававшими жакерией:
     - Кто нами правит?
     - Господин Филипп.
     - Нет, буржуазия.
     Те, кто подумает, что мы употребляем слово "жакерия" в  дурном  смысле, ошибутся. Жаки - это бедняки. Право на стороне тех, кто голоден".

     "Козетта смутно помнила детство. Утром и вечером она  молилась  за  свою мать,  которой  не  знала.  Тенардье  остались  у  нее  в  памяти,  как  два отвратительных существа из какого-то страшного сна... Ей казалось, что жизнь ее началась в пропасти и что Жан Вальжан извлек ее оттуда".
    "Как-то Козетта сказала ему:
     - Отец! Сегодня я видела маму во сне. У нее  было  два  больших  крыла. Наверно, моя мать при жизни удостоилась святости.
     - Да, мученичеством, - ответил Жан Вальжан.
     Тем не менее Жан Вальжан был счастлив".
 «В другой раз, проходя по улице, она услышала, как кто-то сзади нее сказал: „Красивая! Только плохо одета“. „Это не про меня, — подумала она. — Я хорошо одета и некрасива“.
  Козетта осознает свою уязвимость и преображается.
   "Выйдя из дому в первый раз в черном шелковом платье и накидке, в  белой креповой шляпке, веселая, сияющая, розовая, гордая, блестящая, она, взяв под руку Жана Вальжана, спросила:
     - Ну, как вы меня находите, отец?
     Жан Вальжан ответил тоном, в котором сквозила горькая нотка зависти:
     - Восхитительной!"
  "Именно в это время Мариус, после полугодового перерыва, снова увидел ее в Люксембургском саду".
  Это Эпонина, безответно влюблённая в молодого человека, сообщает ему адрес Козетты. Он присылает письмо и следует встреча.
   "Когда они сказали все, она положила голову ему на плечо и спросила:
     - Как вас зовут?
     - Мариус. А вас?
     - Козетта".
  Втайне от Вальжана ночью в саду продолжаются свидания.
  Увы - дед совершенно не одобряет просьбу Мариуса согласиться на его брак с бедной девушкой.
  Идиллия улицы Плюме заканчивается тем, что Жан Вальжан, опасаясь новых козней Тенардье и продолжая подозревать в Мариусе шпиона, решает уехать с Козеттой в Англию. Опечаленная девушка пишет возлюбленному, а Мариус, подойдя к дому на улице Плюме, видит его пустым. Вальжан и Козетта переехали на другой адрес. Накануне Тенардье вновь попытался организовать нападение на Вальжана, но его сорвала Эпонина.
"Вас только шестеро, а за меня весь народ. Вы меня ножом, я вас туфлёй, мне всё равно. Я вас не боюсь. Даже и вас, папаша."

  Эпопея улицы Шанврери...
  Благодаря эпопее Гюго весь мир хорошо узнал о локальном парижском восстании 1832 года, подавленном и не переросшем в революцию, которое само по себе привлекло немного внимания, заслонённое событиями конца XVIII века, 1830, 1848 и 1870-71 годов, с которыми даже иногда путают изображённое в "Отверженных".
  Восстание начинается 5 июня после похорон генерала Ламарка. Смерть старого ветерана революционных событий, генерала Наполеона, защитника республиканских традиций в Национальном собрании, вызвала огромное шествие людей, недовольных положением в стране.
  "Ламарка - в Пантеон! Лафайета - в ратушу!"
  У здания Арсенала войска преграждают дорогу манифестантам. Начинаются столкновения. Республиканцы рассыпаются по городу и начинают строить баррикады.
  Вот он Париж, город революций:
"Пальба на перекрестке, в пассаже, в тупике. Захватывают, отдают и снова берут баррикады; течет кровь, картечь решетит  фасады  домов,  пули  убивают людей в постелях, трупы усеивают мостовые. А пройдя  несколько  улиц,  можно услышать стук бильярдных шаров в кофейнях.
     Театры открыты,  там  разыгрываются  водевили;  любопытные  беседуют  и смеются в двух шагах от  улиц,  где  торжествует  война.  Проезжают  фиакры, прохожие идут обедать в  рестораны,  и  иногда  в  тот  самый  квартал,  где сражаются. В  1831  году  стрельба  была  приостановлена,  чтобы  пропустить свадебный поезд.
     Во время восстания 12 мая 1839 года на улице Сен-Мартен хилый старичок, тащивший увенчанною трехцветной тряпкой ручную  тележку,  в  которой  стояли графины с какой-то жидкостью, переходил от баррикады к осаждавшим ее войскам и  от  войск  к  баррикаде,  услужливо  предлагая  стаканчик   настойки   то
правительству, то анархии.
     Нет ничего более  поразительного,  но  такова  характерная  особенность парижских мятежей; в других столицах ее не обнаружишь. Для этого  необходимы два условия - величие Парижа и его веселость. Надо быть городом  Вольтера  и Наполеона.
     Однако на этот раз, в вооруженном выступлении 5 июня 1832 года, великий город почувствовал  нечто,  быть  может,  более  сильное,  чем  он  сам.  Он испугался. Всюду, в наиболее отдаленных и "безучастных" кварталах, виднелись запертые среди бела дня двери, окна и ставни.  Храбрецы  вооружались,  трусы прятались..."
Реально восстанием руководило "Общество прав человека".
Автор вспоминает более недавние события в Париже:
   "Две  наиболее   замечательные   баррикады,   которые   может   отметить исследователь  социальных  бурь,  не  принадлежат  к  тому  времени,   когда происходят события этой книги. Обе эти баррикады, бывшие каждая в своем роде символом грозной  эпохи,  выросли  из  земли  во  время  рокового  июньского восстания 1848 года - величайшей из всех уличных войн, какие  только  видела
история". "Эта гигантская насыпь, намытая волнами мятежа, вызывала в  памяти  нагромождение Оссы на Пелион во всех революциях: 93-й год  на  89-й,  9  термидора  на  10 августа, 18 брюмера на 21 января,  вандемьер  на  прериаль,  1848-й  год  на 1830-й. Площадь того стоила, и баррикада имела право возникнуть на том самом месте, где исчезла Бастилия". И - такое замечание:"Поспешим оговориться, - июнь 1848  года  был  событием  исключительным,
почти не поддающимся классификации в философии истории. Все слова, сказанные выше, надо взять обратно, когда речь идет  об  этом  неслыханном  мятеже,  в котором сказалась священная ярость тружеников,  взывающих  о  своих  правах.
Пришлось  подавить  мятеж,  того  требовал  долг,  так  как  мятеж   угрожал Республике. Но что же в сущности представлял собою июнь 1848 года? Восстание народа против самого себя".
"Поэтому баррикада на улице Шанврери  была  только  наброском,  только  зародышем  по сравнению с двумя гигантскими баррикадами, описанными выше;  но  для  своего времени она была страшна".
 "Гюго прославляет народные восстания — шаги истории вперед, но отвергает мятежи — «войну части против целого» (Н.Муравьёва).
 Интересно, что сам Гюго в 1848 г. присоединялся к вышедшим на баррикады, но не был там с оружием в руках, а помогал раненым. А тогда 29-летний писатель работал над пьесой в Тюильрийском саду, вечером услышал выстрелы и пошёл по пустым улицам. (Почти как Мариус, оказался в гуще событий внезапно для себя). Гюго был окружен баррикадами и нашел укрытие между колоннами на улице, где все магазины были закрыты ставнями. В течение четверти часа пули летели в обе стороны.

  На баррикаде встречаются почти все основные персонажи романа: Анжольрас и соратники, Мариус, Жан Вальжан, Эпонина, Гаврош и провокатор Жавер.
 ...Гаврош увязался за "друзьями азбуки" с пистолетом в руках. Едва закончилось строительство баррикады, там появляется некий человек с ружьём - Жавер, под видом повстанца. Но его разоблачает тот же Гаврош. Жавера связывают в зале кабачка.
  Переодетая молодым рабочим Эпонина приносит на баррикаду Мариусу письмо Козетты.
  В это же время,  вечером, следует первая попытка приступа правительственных сил. Пуля, летящая в Мариуса, попадает в Эпонину, заслонившую его. Письмо Козетты она передаёт, умирая, попросив Мариуса поцеловать её.
  "О, как я счастлива! Все скоро умрут. Думаю, я была немного влюблена в вас."
  Мариус посылает ответное письмо Козетте, в котором - "последнее прости. Его относит Гаврош - молодой человек хочет таким образом, чтобы он скрылся с баррикад. Но он отдаёт письмо Вальжану, приняв его за привратника, а сам продолжает принимать участие в восстании.
  Вальжан понял, читая письмо, что Мариус - участник восстания, о котором до того момента почти не думал. Сперва он даже чувствует облегчение от того,  что может исчезнуть этот назойливый похититель его счастья. Думает вновь об отъезде. И - через час собирается в район восстания, в Сент-Антуанское предместье.
Именно последняя часть романа, начинающаяся на баррикаде, названа "Жан Вальжан". Ведь здесь он спасает жизнь сразу двоим людям. И первый...Жавер. Но и его сперва выручил...Мариус.
  "Мариус поднял глаза и узнал Фошлевана". Он пробрался сквозь оцепление в мундире гвардейца,  но его знает Мариус - "его поручительства было достаточно".
  Лишь эта баррикада держится до конца. "Да здравствует смерть!" - восклицают её защитники."Вся армия Парижа в боевой готовности.  Треть этой армии угрожает нашей баррикаде" - оценивает обстановку Анжольрас.
А другие "друзья азбуки" философствуют на баррикаде.
   "Комбефер, окруженный студентами и рабочими, говорил о погибших, о  Жане Прувере, о Баореле, о Мабефе, даже о Кабюке и о суровой  печали  Анжольраса. Он сказал:
     - Гармодий и Аристогитон, Брут, Хереас,  Стефанус,  Кромвель,  Шарлотта Корде, Занд - все они, нанеся удар, испытали  сердечную  муку.  Сердце  наше столь чувствительно, а жизнь человеческая  столь  загадочна,  что  даже  при политическом убийстве, при убийстве освободительном,  когда  оно  совершено, раскаянье в убийстве человека сильнее, чем радость служения человечеству".
  Обороной баррикады спокойно и стойко руководит Анжольрас, «твердый, как гранит, возлюбленный свободы». Он обращается в момент затишья к соратникам.
— Граждане, вы представляете себе будущее? — воскликнул Анжольрас — Улицы городов, затопленные светом, зеленые ветви у порога домов, братство народов! Люди справедливы, старики благословляют детей, прошедшее в согласии с настоящим; мыслителям — полная свобода, верующим — полное равенство, вместо религии — небеса. Первосвященник — сам бог, вместо алтаря — совесть человека; нет больше ненависти на свете, в школах и мастерских — братство, наградой и наказанием служит гласность; труд для всех, право для всех, мир надо всеми; нет больше кровопролития, нет больше войн, матери счастливы! Покорить материю — первый шаг; осуществить идеал — шаг второй. Подумайте, сколь многого уже достиг прогресс! Некогда первобытные племена взирали в ужасе на гидру, вздымающую океанские воды, на дракона, изрыгающего огонь, на страшного владыку воздуха грифона с крыльями орла и когтями тигра, — на чудовищных тварей, которые превосходили человека могуществом. Однако человек расставил западни, священные западни мысли, и в конце концов изловил чудовищ. Мы укротили гидру, и она зовется пароходом; мы приручили дракона, и он зовется локомотивом; мы вот-вот укротим грифона, мы уже поймали его, и он называется воздушным шаром. В тот день, когда завершится этот Прометеев подвиг, когда воля человека окончательно обуздает трехликую Химеру древности — гидру, дракона и грифона, человек станет властелином воды, огня и воздуха, он будет тем же для остальных одушевленных существ, чем древние боги были некогда для него. Итак, смелее вперед! Граждане, куда мы идем? К государству, которым руководит наука, к силе реальности, которая станет единственной общественной силой, к естественному закону, содержащему в себе самом право признания и осуждения и утверждающему себя своей очевидностью, к восходу истины, подобному восходу зари. Мы идем к единению народов, мы идем к единению человечества... Вот чем беременно девятнадцатое столетие; Франция достойна завершить то, что зачато Грецией...Он придёт, этот день, когда все будут являть собой согласие, гармонию, свет, радость и жизнь, он придёт! И вот, для того,  чтобы он пришёл,  мы идём на смерть".
Учащиеся могут обсудить, почему взгляды Анжольраса характерны для того времени и в чём он оказался прав или неправ.
Тут же замечает Комбефер:
 – До чего отвратительна эта бойня! Право, когда не будет королей, не будет и войн.

Гаврош гибнет, когда собирает под пулями патроны убитых гвардейцев. Жан Вальжан и Мариус подбирают эти патроны и тело мальчика; юноша ранен.
Вопрос: Подумайте, что хотел сказать Гюго о цене революции, описав смерть на баррикадах Эпонины и Гавроша и бесконечный риск для жизни всех персонажей.
Что-то надо делать с Жавером. Жан Вальжан вызывается его расстрелять. Незаметно для повстанцев он развязывает своего преследователя, выводит его к пустой улице и говорит:"Вы свободны". Инспектор мало что понял, он уже приготовился к смерти от рук своего врага и теперь умоляет:"Лучше убейте меня! Вы мне надоели!" Вальжан возвращается на баррикаду. Он прогоняет лазутчиков противника с крыш, стреляя по каскам, но не стреляет в людей. Он верен тому, что заложил в него епископ: идее всепрощения и милосердия.

Гибнут все оставшиеся на баррикаде её защитники, кроме Мариуса и Жана Вальжана, отрезанных от обороняющихся в кабачке "Коринф". Мариус истекает кровью, Жан Вальжан, пользуясь тем, что штурмующие баррикаду солдаты не смотрят на них, уносит молодого человека во двор, откуда попадает через колодец в парижскую водосточную клоаку. После тяжелейшего пути по подземельям он видит свет...
И вот тут Жан Вальжан противопоставлен уже Тенардье - он реально спасает раненого Мариуса, а не так, как якобы "спасал" Тенардье его отца. И вдруг на выходе из клоаки он сталкивается с тем самым Тенардье, который запер изнутри решётку, спасаясь... от Жавера.
Гюго показывает, что все люди способны на добро - и Жавер, помогающий Вальжану довезти Мариуса домой, и даже Тенардье, благодаря которому Вальжан вышел наверх, хотя тот думал,  что подкидывает Жаверу вместо себя какого-то убийцу... Жан Вальжан просит, думая о Козетте, подвести его ненадолго к себе. Он думает, что уже вновь он - пленник Жавера, но инспектор, сделав это... исчез.
Жавер внутренне опустошён. Всё, ради чего он жил, оказалось фальшивым. Ненавистный ему вор, беглый каторжник, которого он преследовал много лет, спас его от расстрела! Теперь он понял, как благороден Вальжан! Неужели есть ещё что-то, кроме полиции и судов? Значит, "над всеми земным начальниками есть новый начальник - Бог". Он должен "просить Бога об отставке". И - бросается в Сену.

"О,  господи!  -  шептала  Козетта.  -
Наконец-то я  вас  вижу!  Это  ты!  Это  вы!  Подумать  только,  пойти  туда сражаться! Зачем? Это ужасно. Целых четыре месяца я умирала со  страху.  Как жестоко было с вашей стороны пойти в бой! Что я вам сделала? Я  прощаю  вам, но больше так не поступайте. Когда пришли,  чтобы  пригласить  нас  сюда,  я опять чуть не умерла, только уже от радости. Я  так  тосковала!"
...Мариус и Козетта счастливы. Жильнорман уже не ругает внука, сам способствует его женитьбе и даже называет при нём "злодеев 1793 года" теперь - "титанами". А Мариус, в свою очередь, уже не столь радикален. Он становится успешным адвокатом.
Жан Вальжан даёт за девушкой 585 тысяч франков приданого - почти всё своё состояние. И предпочитает "уйти в тень". При этом Вальжан рассказал приёмной дочери свою историю, открыл настоящее имя и имя матери.
"Становись на колени всякий раз, когда будешь произносить… Она горячо тебя любила. Она была так же несчастна, как ты счастлива!"
  Всю правду - в том числе о том, что спас Мариуса, - он не рассказал. Подумаем, почему. За него это сделает...Тенардье, сам того не желая.
В феврале 1833 года сыграна свадьба. Жан Вальжан теперь всё реже посещает молодых - Мариус словно ревнует к нему Козетту, а в семье Жильнормана считают, что в их доме не место бывшему каторжнику...
Мариус всё ещё хочет «сделать для спасителя всё возможное». Под именем Тенар переодетый Тенардье является к Мариусу. Он выдаёт себя за дипломата, лжёт, будто знаком с Шатобрианом. Эти хитрости производят беспомощное впечатление — хотя бы потому, что он приписывает аристократу Шатобриану слова типа «дружище Тенар, не пропустить ли нам по стаканчику?» Мариус узнал Тенардье с самого начала — от его письма и вида «веяло логовом Жондрета». Тот "разоблачает" Жана Вальжана, называя его «вором и убийцей, живущим в доме господина барона». Он рассказывает про встречу в клоаке и показывыает отрезанный им лоскут с одежды "убитого". Мариус понял всё, понял, что человек, вынесший его - названный тесть. «Подлец! Лгун, клеветник, злодей! Нет такого преступления, которого бы вы не совершили!»
И в то же время Мариус поступает, как Вальжан, прогоняя Тенардье с данными деньгами. «Будьте счастливы, изверг, и пусть вас повесят где-нибудь в другом месте!»
Тенардье спешит покинуть Францию. "В Америке, как и в Европе, этот человек остался верен себе. На деньги Мариуса Тенардье стал работорговцем".
Вопрос: Некоторые считают, что Тенардье - порождение эпохи революции с её отметанием всякой морали. Сам же Гюго считал,  что это - порождение реакции. А как думаете вы?
 "Мариус потерял голову. Он начинал прозревать в Жане Вальжане человека возвышенной души. Перед ним предстал образ беспримерной добродетели, образ высокий и кроткий, смиренный при всем его величии. Каторжник преобразился в святого. Мариус был ослеплен этим чудесным превращением. Он не давал себе полного отчета в своих чувствах - он знал только, что увидел нечто великое.
   Спустя минуту фиакр был у дверей. Мариус помог сесть Козетте и быстро сел сам.
   - Живей! - сказал он кучеру. -Улица Вооруженного человека, дом семь.
   Фиакр покатился.
   - Ах, какое счастье! - воскликнула Козетта. - Улица Вооруженного человека. Я не смела тебе о ней говорить. Мы едем к господину Жану.
   - К твоему отцу! Он теперь больше чем когда-либо твой отец, Козетта! Козетта, я догадываюсь. Ты говорила, что так и не получила моего письма, посланного с Гаврошем. Должно быть, оно попало ему в руки, Козетта, и он пошел на баррикаду, чтобы меня спасти. Его призвание - быть ангелом-хранителем, поэтому он спасал и других; он спас Жавера. Он извлек меня из пропасти, чтобы отдать тебе. Он нес меня на спине по этому ужасному водостоку. Ах, я неблагодарное чудовище! Козетта! Он был твоим провидением, а потом стал моим".
  Молодые приехали к Вальжану и изливают ему свою благодарность.
  - Подойди, подойдите оба. Я очень вас люблю. Хорошо так умирать!
"Он откинулся, его озарял свет двух подсвечников; бледное лицо глядело в небо, он не мешал Козетте и Мариусу покрывать его руки поцелуями; он был мертв".
  На кладбище Пер-Лашез на могиле - строчки, "которые теперь, вероятно, уже стерлись":
Он спит. Хоть был судьбой жестокою гоним,
Он жил. Но, ангелом покинутый своим,
Он умер. Смерть пришла так просто в свой черед,
Как наступает ночь, едва лишь день уйдет.

Заря, которую выносит Гюго в заголовок последней главы, - заря будущего. Его увидят Козетта и Мариус. Каким оно будет для них? Каким будет для "отверженных"?

Интересно, что были попытки написать продолжение "Отверженных". Самое известное - "Козетта, или Время иллюзий" Франсуа Сереза. Была даже тяжба с автором Гюго, без ведома которого появился этот "сиквел". Что же делают персонажи,  оставшись без Жана Вальжана? Мариус  стал преуспевающим буржуа, Козетта - страдающая жена, к которой он не проявляет внимания... Наиболее неожиданно происходит с...воскресшим Жавером, который не утонул - теперь он становится основным положительным персонажем, верным принципам Жана Вальжана, перед которым он преклоняется...
«Драма быстрая и легкая будет иметь успех 12 месяцев, драма глубокая будет иметь успех 12 лет». Имеет уже много больше, чем 112...
Астероид 24601, открытый в Польше в 1971 г., назвали Вальжан.
В ХХ веке было немало экранизаций эпопеи, в основном - во Франции и в США. Самым лучшим Вальжаном считается Жан Габен. Фильм 1995 г.с Бельмондо переносит героя, похожего на Жана Вальжана, в годы немецкой оккупации, и ряд коллизий "Отверженных" раскрываются в других условиях.
Конечно, занятие по "Отверженным" немыслимо без хотя бы небольшого разговора об экранизациях и знаменитом мюзикле Клода-Мишеля Шёнберга и Алена Бублиля 1980-1985 г.г. Есть мнение, что  мюзикл получился более соответствующим духу произведения, чем все кинофильмы. Можно добавить и воспоминания о спектакле в два вечера того же времени в Центральном детском театре в Москве с Татьяной Аксютой в роли Козетты, и посетовать, что мюзикл до сих пор не поставлен в России. Хотя русская версия есть. Именно мюзикл экранизовал британский фильм 2012 года. И прекрасно впишутся в занятие фрагменты из мировых постановок мюзикла.
Перевод самой знаменитой песни, звучащей несколько раз, - "А la volonte du peuple"("Do You Hear the People Sing?") Песня созвучна словам, сказанным Виктором Гюго на банкете в честь "Отверженных":"Близится час, когда, наконец,  человечество выйдет из тёмного тоннеля, в котором оно пребывало шесть тысяч лет".

Слышишь, как поёт народ
Песню блуждавших в темноте,
Музыка всех, кто выйдет к свету,
Всех, кто побеждает тень.
Для несчастных на земле
Символ надежды не умрёт,
Тёмная ночь кончается,
Солнце вновь взойдёт.

Люди заживут свободно,
Ведь Земля - как райский сад.
Как легко идти за плугом,
Отложив мечи назад.
Порвав цепи рабства,
Получим немало наград.

Присоединяйся, брат!
Вставай плечом к плечу со мной!
А там за высью баррикад
Ты видишь мир совсем другой?
Слышишь, как поёт народ,
Слышишь ли барабанный бой?
Завтрашний день, он принесёт
Счастье нам с тобой...
Всем нам с тобой!

Вопросы учащимся: Почему, по-вашему, Гюго сделал главным в романе-эпопее о жизни Франции первой половины XIX века судьбу не известных деятелей, а рядовых людей, и в первую очередь - "отверженных"? К чему призывал писатель?