Притча о юноше

В одном из кавказских горных деревень, в родовитой, вовсе не бедной семье, жил юноша Григоли. Был он светел душой, добр сердцем, неравнодушен к чужому горю. Всё бы замечательно, да вот особенность одна в черте характера у молодого человека присутствовала – мягкость и всепрощение. Скажем, по-христиански, да и вообще, по-человечески, верное качество, но не оценили его по заслугам люди, окружающие юношу. Везде, где бы он ни появлялся, посмеивались односельчане, доброту используя в своих корыстных целях: «Поди, Гришка, туда, пойди сюда… Сделай то, сделай это». Мальчик пытался угодить своим односельчанам, не держа на них зла, но грубые люди не ценили его отзывчивости.
Пришла пора  уехать учиться Григорию, открылся у него дар – изображать горы, леса, дома по-своему ярко и необычно. Отправили его любящие родители в Италию обучаться ремеслу живописному, благо хватало средств у древнего рода.
Прошло несколько лет, возвратился возмужавший кавказец из страны искусств и грёз в свою село художником маститым, уже известным в Риме и Болонье, Венеции и Вероне. Жители его родного поселения радостно встретили односельчанина. Собралась вся грузинская родня — человек триста. Столы накрывают, вино льётся из чаш, хачапури хрустит, баранина дымит.
Уважили молодого мужчину односельчане и родственники: всё на «Вы» да «Григорий». Вино плещется, музыка играет, молодёжь лезгинку выплясывает.
Вдруг откуда ни возьмись появился бородатый чабан – с гор спустился, овец привёл. Остановился перед празднующей публикой и, схватившись за живот, смеяться стал:
– Ха, ха, ха… Эх, Гришка-мальчишка… Дураком был, дураком и остался. Помню, как ты на меня работал – навоз за овцами убирал. Навозник ты и есть.
– Мой сын учился в Италии на художника, – поднялся с места почтенный отец, заступившись за Григория, – мы из знатного рода и даже если я когда-то давал испытание моему сыну в отрочестве – пасти у тебя овец, то сейчас я не позволю так разговаривать с моим наследником.
Мать возвратившегося студента с беспокойством смотрела на разъярённого супруга, сжавшего рукоять фамильного кинжала.
– Подожди, папа! – раздался голос Григоли, сидевшего в конце стола со своей нареченой. – Я сам поговорю!
И статный мужчина повернул свой орлиный профиль к опоздавшему гостю.
– Дядя Васо, садитесь за стол, дорогой!
Молодой мужчина уступил место своему обидчику, а сам, скинув вышитый золотыми нитями камзол и накинув тужурку, пошёл к овцам.
– Милые мои, соскучились! – гладил он животных по шёрстке, – сейчас накормлю, помою. Вы должны быть чистые и сытые…
Гости с удивлением смотрели на происходящее, укоряя взглядом Васо и в то же время они оправдывали поступок Григоли, как дань его почтения старшему по возрасту (так было принято в горах). Васо опустил голову, его седые волосы падали на лоб, прикрывая радостную улыбку.