Время любви

В предутренней тишине, которую в уссурийской тайге, кажется, ничто и никто нарушить не может и не смеет, вдруг треснула тонкая наледь, образовавшаяся за бесконечно долгую морозную ночь. В просвете ажурной ледяной корочки часто бьется сердце Сандогоу – реки, которую, несмотря на нежное название, отличает суровый нрав и строптивый характер. Стремительно несет она свои воды со скалистых холмов, поросших заиндевелым можжевеловым кустарником, иногда падая с высоты, по венам, венулам и капиллярам тайги, распадаясь на мелкие речки, речушки и ручейки.
Хрустнула сухая ветка, нечаянно задетая утренним туманом, повисшим тяжелыми каплями на тисовой хвое. Утро робко пробивается сквозь тяжелые лапы кедровника. Пузатые шишки налились зрелостью и темнеют шершавыми боками, словно побитые морозом яблоки. Терпеливо ожидают назначенного срока – лопнут склеенные чешуи, и посыплются на снежное покрывало треугольники деревянных бусин. Кедрач, покряхтывая и опираясь на могучие ветки, пригнулся к самой земле под тяжестью не сброшенных в сентябре шишек – нынешнее лето выдалось дождливым и почти безветренным.
На «Земле леопарда» слышна неспешная поступь приближающейся зимы, и дыхание ее с каждым шагом становится ощутимее. Пугающее беззвучие спускается с верхушек могучих властителей тайги по свисающим темным веревкам лиановых стеблей и уходит в застывшие глубины земли. Осенние птичьи миграции окончены. Прилетевшие на родину заняты насиживанием птенцов. Не слышен даже беспорядочный стрекот белобоких сорок – лес медленно погружается в глубокий летаргический сон.
Каменные выступы хранят мертвенный холод базальта и нехотя впитывают едва уловимое тепло низкого предзимнего солнца. И только на сохранившихся между ними островках первого снега виднеются следы ночной жизни огромной кошки – дальневосточного леопарда.
В кедровой пади настало время любви...
Бледный мерцающий луч осветил заметную лишь по крупным следам кошачьих лап тропу. ОН учуял ее пьянящий запах еще несколько дней назад, но решился приблизиться только сегодня. Ему казалось, что именно сегодня ОНА готова к встрече с ним. ОН долго пробирался сквозь густые заросли, периодически выходя на свободные от растительности участки на  полусогнутых лапах, принюхивался и оглядывался по сторонам. ОН огибал каменные насыпи, отмечая границы своего присутствия легким касанием пятнистых боков. Все мышцы его были напряжены – крупное стройное тело было воплощением силы и изящества. Миндалевидные глаза с легкой угольной подводкой горели изумрудным светом непреодолимого желания, длинные усы улавливали малейшие посторонние запахи, мешавшие двигаться к намеченной цели. Мощный длинный хвост, нервно покачивающийся из стороны в сторону, выдавал его беспокойство и некоторую неуверенность. Черные кончики ушей подрагивали. Запах, с невероятной силой манивший его, ОН почувствовал этой зимой впервые. Запах беспокоил его, не знавшего доселе любви, тревожил, вызывал усиленное сердцебиение и тяжесть у основания хвоста. ОН, не переставая, ставил метки на камнях и стволах деревьев, выпуская тягучую горячую струю, но это не помогало ему. Этот запах мешал ему охотиться. Зайцу удалось обхитрить его за последнюю неделю дважды, и ОН негодовал от непонимания происходящего, ведь ОН считал себя отличным охотником. ОН повсюду чувствовал этот странный запах и не мог отделаться от него. Обессиленный, голодный и вымотанный беспокойным прерывистым сном, ОН, наконец, решился...
ОНА лежала в каменной расщелине, на мягкой снежной перине, беззаботно растянув длинное сытое тело. Светлый, покрытый длинными нежными волосками, живот, изрядно утепленный к началу зимы, подтянулся, и от этого кошка после предыдущей беременности и родов выглядела особенно стройной и гибкой. Маленькие соски напрягались даже от легкого прикосновения шершавого языка. Вылизывая золотистую с мелкими ржавыми подпалинами, украшенную многочисленными черными, подобными зашифрованным древним знакам, пятнами шерстку, красивее которой не было в округе, ОНА заставляла ее по-особенному сиять в холодном лунном свете. Потягиваясь и выпуская между мягких подушечек лап отточенные коготки с белыми кончиками изысканного французского маникюра, ОНА явно любовалась собой, мурлыча от удовольствия. ОНА вот уже как три года была признанной царицей Кедровой пади...
ОН подобрался совсем близко и уже в течение получаса наблюдал за нею, застыв неподвижно. ОН любовался ею в свете луны и оставался незамеченным. Высокий скалистый выступ, на котором ОН еле-еле удерживал равновесие, чтобы не сорваться вниз, позволил ему рассмотреть ее тело в мельчайших подробностях. От мягкого округлого носика в мелких рыжинках до кончика длинного пушистого хвоста, заканчивающегося большим черным подковообразным пятнышком. Удивительного лазурного оттенка глаза были полузакрыты – ОНА блаженствовала и, как ему казалось, не замечала его. Однако расширяющиеся время от времени зрачки и настороженные округлые ушки говорили о другом. ОНА знала и чувствовала, что ОН рядом, и просто позволяла любоваться собой. ОНА изогнулась, перевернувшись на спину, и ласково заурчала. Это был призыв, и ОН понял, что пришла пора.
ОН спускался к расщелине медленно, чтобы ни одним неловким движением не нарушить ее расположение. Лапы его мелко дрожали от нетерпения, но ОН ни на секунду не позволил ему овладеть собой. Под подушками его тяжелых лап не хрустнула ни одна ветка, и ни один камень не сдвинулся с места. Ночь была молчаливой, и даже луна на некоторое время стыдливо закуталась в облака.
ОНА дремала, свернувшись колечком, когда ОН достиг ее логова. Какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что без предварительных ухаживаний ОНА не подпустит его ни на шаг. И ОН начал свой долгий медленный любовный танец – ходил кругами, незаметно приближаясь, и вновь отходил на приличное расстояние, если ОНА оскаливалась и рычала. Эти повторяющиеся па в конце концов утомили ее, и ОНА, потеряв бдительность, не успела зафиксировать его резкий прыжок. ОН прижал ее к земле всей тяжестью тела изголодавшегося самца, захватив клыками шелковистую холку, а камни, ограничивающие расщелину с двух сторон, не позволяли ей увернуться. ОНА попыталась несколько раз огрызнуться и грозно ощерилась, но острые клыки молодого хищника предупредительно сжали ее шею.
ОН несколько секунд собирался с духом, но ноги его неожиданно напряглись, мышцы спины сделались каменными, а глаза с превратившимися в тонкие щелочки зрачками загорелись огнем. ОН овладел ею быстро и грубо, как любой новичок, и долго не отпускал из мощных объятий. ОНА не оказывала сопротивления, подчинившись его силе, и любовь повторилась еще несколько раз. Но как только ОН ослабил хватку, обессилив от долгого напряжения, мощный удар когтистой лапы отбросил его в сторону, и ОН вынужден был склонить голову перед ней.
Царственной походкой, ничем не выдающей недавнего ее греха, ОНА вышла из логова, огибая камни, и спустилась к водопою, гонимая жаждой. ОН проследовал за ней, семеня на некотором расстоянии.
Хрустальная корочка наледи звонко треснула, сердце Сандогоу, бьющееся в каменистом кармашке, застучало, и Кедровая падь пробудилась ото сна. Два леопарда, низко склонив головы, жадно лакали ледяную воду, и набирались силы от реки, как набирается силы хищник, вспоровший вену у жертвы и припавший к теплой  вязкой струе.
Грозный вид кошки указывал, что молодому леопарду пора удалиться. Незамедлительно исполнив ее приказ, ОН шел с поникшей головой, изредка оглядываясь с некоторой опаской, понимая, что границы территории царицы-кошки непозволительно нарушать никому.
Первые тонкие, почти невидимые, лучи солнца пробились сквозь густую хвою – новый день приветствовал обитателей Кедровой пади.
...ОНА жадно поглощала куски парного молодого мяса косули, набираясь силы после удачной охоты, ощущая внутренним материнским инстинктом биение трех новых сердец в своем теле.
...ОН шел, пробираясь сквозь густые заросли уссурийской тайги, отмечая для себя новые границы, с единственной надеждой на то, что семя, рожденное его сегодняшней страстью, прорастет, и род пятнистых леопардов продолжится в их общих детях, которых ОНА, несомненно, вырастит и воспитает, как истинная царица «Земли леопарда».