Остров в океане

... Она шла по песку, отмытому добела волнами и выжженному солнцем, смотрела себе под ноги, и в её мозгу, словно кадры из фильма ужасов, пробегали сцены её кошмарного приключения. Сначала палуба корабля, надежная и устойчивая как городская площадь, вдруг задрожала как кисель и стала наклоняться назад, будто пытаясь стряхнуть с себя топтавших её жалких человечков. В одно мгновение эти человечки оказались в воде, какое-то время они побултыхались на поверхности, и вскоре их вопли о помощи начали стихать. Волны проглотили махину корабля и только мусор и пузыри напоминали о том месте где произошла катастрофа. И еще стая акул рассекала поверхность воды своими треугольными плавниками, подбирая тех, кто еще десять минут назад думал о красоте моря, любви, детях, деньгах и болезнях. Не успев испугаться и закричать, она вдруг обнаружила себя глубоко под водой, открыла глаза и увидела тусклый свет и какие-то тени, одни снизу, а другие сверху. Но где верх и где низ было непонятно, и она стала задыхаться от страха, что воздух в её груди вот-вот кончится и горько-солёная вода заполнит её лёгкие, как уже заполнила её рот, и придет удушливый конец. И вдруг она заметила пузыри воздуха выходящие из её, а может быть и не из её рта, и заставила себя плыть вслед за этими пузырями, напрягаясь из последних сил и используя последние капельки кислорода, оставшиеся в её легких. И в тот момент, когда она поняла что ей уже никогда не удасться вырваться из этого горько-солёного удушья, её голова оказалась на поверхности воды, и она со стоном сделала самый сладкий, глубокий и желанный вздох в своей жизни. “Буду жить, буду жить, буду жить....“ стучало в её висках, а когда очередная волна высоко подняла её, она увидел зелень островка и уверенно поплыла к спасению ... “буду жить, буду жить, буду жить....“. Она выбралась на песок и какое-то время ползла на четвереньках, стараясь уйти подальше от горько-солёной смерти. Обессиленная, она доползла до какого-то куста, и провалилась не то в сон, не то в обморок.

... Она шла по песку, отмытому добела волнами и выжженому солнцем, и постепенно осознавала что без воды и пищи ей лучше всего будет вернуться назад в горько-солёную воду и утонуть, чем умирать медленной смертью и видеть как тебя, ещё живую, начнут растаскивать по кусочкам крабы и птицы. Песок кончился и она вошла в рощицу, где пальмы, кусты и лианы давали убежище от палящего островного солнца. Сначала ей показалось что на фоне шума волн она слышит голоса птиц, точнее, одной птицы, и скорее всего попугая. А когда она прислушалась, то поняла что слышит голос человека, мужчины. А потом, она поняла что слышит отборный русский мат, так ругался её бывший муж, когда однажды, спьяну застегивая молнию на ширинке, прихватил головку члена. Она встала на четвереньки, и прячась за кустами, поползла туда откуда шла эта негромкая ругань. Её взору предстала такая картина, что только усталость, переживания и большое усилие воли не дали ей расхохотаться. Она увидела мужчину, одeтoгo в грязную дырявую майку, который без штанов, голым волосатым задом сидел на стволе поваленной пальмы и яростно обламывал ноги огромному крабу намертво вцепившемуся клешнёй в его мужское достоинство. Оставаясь женщиной, даже после такого трагического происшествия, она подумала о том, что сама она выглядит не лучше – волосы сбились в густую, обильно пересыпанную песком массу, одежда полностью утеряна, и только бюстгалтер чудом уцелел на месте. Она уже хотела уползти назад и спрятаться, но заметила что голозадый умудрился оторвать хулигана краба, разломал его тело пополам, и с удовольствием поедает содержимое его панциря. Она смотрела не на волосатые прелести мужика, покрытые песком, не на его озверелое лицо, не на его рваную майку - только на половинку краба, из которой так аппетитно торчали то ли кишки, то ли мышцы. Она вышла из кустов и протянула руку к половинке краба. И тут она узнала мужика. Он был одним из пассажиров этого злополучного корабля. Большой и шумный, он громко говорил в баре о своей работе профессора, безмозглых своих студентах, университетской бюрократии, собаках, доме в лесу, а после пятой рюмки - о своём неудачном браке, одиночестве, и читал какие-то самодельные стихи о любви и природе. Тогда, в этом баре, она, уставшая от своего собственного одиночества и разомлевшая от вина, стала представлять его в постели, воображать его большие руки на своих грудях, ягодицах, стала думать как хорошо бы её ноги разместились на его широких плечах... Их взгляды встретились, они обменялись полуулыбками, но она, словно чего-то испугавшись, заторопилась к себе в каюту, заперла дверь на ключ и легла в постель. Представила его большие, очень ласковые руки, которые заскользили по её телу, задерживаясь на выпуклостях, бугорках и ямочках. Представила свои ноги доверчиво лежащие на его плечах. Но может быть всё совсем не так, может быть он, большой и грубый матершинник, схватит её за волосы, рывком поставит на колени, и прижмет лицом туда где темно, жарко и бессовестно... Но нет, у него добрая улыбка, а его рука уже скользит по телу, ниже и ниже... Снова и снова эти мысли будоражили её голову и не давали покоя её пальцам, и только к утру, совершенно разбитая она уснула. А утром произошла катастрофа.

Мужик с удивлением поднял на неё глаза, а потом она заметила что он трясётся своим большим телом, пытаясь подавить смех накатывающийся на него волна за волной. Ей стало не по себе, и она быстро прикрыла бюстгалтером свой треугольник волос, одновременно обнажив высокую грудь с набрякшими сосками. И тут мужик протянул ей половинку краба и захохотал так громко и заразительно, что она ответила ему смехом и запустила руки и зубы в краба давясь его солоноватым содержимым. А бюстгалтер упал на землю.

Они доели уже восьмого краба, когда она увидела кокосовую пальму и пошла в её направлении, надеясь найти еще что-нибудь съедобное, только не краба. И правда, под пальмой лежало несколько орехов, целых и расколотых, свежих и уже проросших. Первые два ореха он расколол с трудом и расплескал почти всю драгоценную влагу. Но третий орех он расколол профессионально и гордо подал ей половинку наполненную полусладким кокосовым молоком. Через час, рыгая от непривычной тяжести в желудках, они забылись неспокойным сном, наполненным недавно пережитыми кошмарами. Были сумерки, когда она проснулась и пошатываясь побрела в кусты чтобы справить нужду. Неожиданно её нога ступила во что-то холодное и мокрое – ручей, и она инстинктивно опустила туда руку, попробовала воду и завопила от гордости и восторга – пресная!!! Через секунду, став наколени и припав лицами к воде, как звери, они оба наслаждались холодной водой и чувствовали как возвращается к жизни каждая клеточка их тел, измученных страхом, удушьем, усталостью, голодом и жаждой. Он снял майку, и они совешенно не стесняясь друг друга, стали смывать с себя горько-солёную морскую соль, песок, пот и засохшие слёзы. Была уже глубокая ночь, когда при свете луны они выстлали свою постель каким-то необычайно мягким мхом и травой и устроились на ночь, прижавшись друг к другу. Она уже почти уснула, и вдруг он начал её целовать....

... Заглянувшие в лицо смерти, они как дикие звери вцепившись друг в друга и издавая звериные крики совокуплялись в песке, разметав мягкую подстилку. Трудно было поверить что ещё час назад, ублаготворённая, она стала погружаться в тёплый туман сна, и вдруг в полусне ощутила тепло его дыхания на спине, прикосновение его мягких губ на затылке и невнятный шепот. Она обернулась и зарылась лицом в его волосатую грудь, дав его рукам полную свободу скользить по её грудям и животу, пощипывать её соски, почти не касаясь пробегать по спине, бёдрам и ягодицам. Казалось что он был везде, а ей его уже не хватало, она сопела в полузабытьи и мысленно просила, только не останавливайся, только не останавливайся... А потом она ощутила как какой-то толстый нерв проходящий через всё её тело, через сердце, лёгкие, спину, ягодицы и низ живота, вдруг запылал каким-то жгучим огнём, пропитался каким-то неистовым зудом и натянулся до предела заставляя всё её тело трепетать и нагнетать в её голову душный горячий пар. Он уже вошел в неё и ей казалось что вот-вот наступит сладостный момент когда он глубоко внутри зацепит этот воспалённый нерв и вытащит его наружу дав ей долгожданное облегчение. И чем больше он усердствовал и уподоблялся отбойному молоту, и чем больше она рвалась навстречу его порывам, тем больше она понимала что это долгожданное мгновение не приближается, а как-то маячит, недостижимое, на горизонте. Её соки хлюпали как галоши по луже, её ногти погрузились в мяготь его спины, а зубы вошли в шею, а освобожедие от этой сладостной муки, ещё более сладостное, не приходило. И вдруг мужик разразился такой площадной руганью о существовании которой она только подозревала, поминая злосчастный корабль, морскую воду, акул, своих и её родителей, а потом и её саму, части её и своего тела, мокрые, разбухшие и хлюпающие. И тогда она стала проваливаться в какую-то тёмную пропасть, а натянувшийся нерв разорвался на отдельные куски которые взрывались внутри заставляя её неистово сотрясаться и вопить от счастья. Мужик громко стонал, трепетал и задыхался, словно от смертельной раны, а потом вдруг всхлипнув застыл и обмяк. И наступила тишина словно весь остров замер, прислушиваясь к их крикам.

... Они потеряли счёт времени. Сначала он выкладывал на песке какую-то схему из камней и ракушек в надежде вести учет дням, неделям и месяцам, но однажды заблудившаяся шальная волна смела напрочь его творение вместе с желанием начать всё с начала. Иногда они тратили несколько часов чтобы извлечь огонь, но потом согласились что это ненужная роскошь, а свежая сырая рыба казалась даже вкуснее.  Их день был занят купаньем, сбором еды, починкой циновок и сном. Её чувственность казалось не знала границ и они часто любили друг друга, и он редко оставлял её разочарованной. Говорили они мало, стараясь не вызывать друг в друге тоски по дому и родным. Каждый вечер они подолгу любовались закатом. Она клала его руку на свой тругольник волос и издавала почти неслышное в шуме волн мурлыканье. Они сидели, прижавшись друг к другу на мягком песке, наблюдая до последнего лучика как солнце погружается в воду. А когда песок становился прохладным, они взявшись за руки брели к цыновкам нашептывая друг другу непристойные слова.

Её кожа потемнела, покрылась каким-то пушком и очень напоминала кожицу персика, ранние морщинки почеркивали что это очень зрелый персик, а распущенные волосы часто прятали её высокую грудь. Она была счастлива. Он, доставшийся ей такой дорогой ценой, был её раем, богом и змеем-искусителем. Он был старше и островная жизнь начала изнашивать его. Он часто хромал, наступив на острый камень, он похудел и ссутулился, одно плечо было выше другого. А болезненное выражение на его лице было незаметно только благодаря густым, каштановым с проседью волосам. Он часто думал о своём просторном и комфортабельном доме, любимом кресле, друзьях, собаках, сигаре и рюмке портвейна...А иногда ему казалось что ветер доносит до его ноздрей запах жареного мяса и на его глазах выступали невидимые в темноте слёзы. Он ведь действительно жил в раю, где ему не хватало только её – этой женщины его мечты. И тогда он осторожно прикасался к ней чтобы убедиться что она с ним, хотя рая уже нет. Теперь его одолевала только одна мечта – вернуться в рай вместе с ней.

Изо дня в день он обшаривал остров, собирая и складывая вместе всё что может пригодиться в пострoйке плота. Тут были и лианы, размягшие в солёной воде, из которых получились бы верёвки, несколько высохших, но ещё крепких стволов пальм, прочных бамбуковые стебли, грозди пальмовых листьев, и ещё много такого что он раньше и не замечал. Она не помогала ему, а молча безо всякой заинтересованности смотрела на его усилия. Прошло много дней, и его плот был готов, и даже парус из его рубашки и сплетённых пальмовых листьев был поднят на высой бамбуковой мачте. Они разожгли большой костёр, надеясь на чудесное появление на горизонте какого-нибудь корабля, кораблика, шлюпки, или даже плота, который заметил бы огонь и подплыл к их острову. Впервые не прикоснувшись к друг другу они провалились в тяжёлый сон.

Было поздно и он проснулся от как ему показалось запаха жареного мяса. Её рядом не было. Оглядевшись, он увидел что плот, который он так долго строил и с которым связывал свои мечты о возвращении в рай уже наполовину сгорел, а она стоит рядом и улыбается ему какой-то вызывающий улыбкой. Он ударил её и она упала размазывая кровь и песок по своему лицу. А потом они вцепившись друг в друга неистово отдавались охватившему их желанию. Ублаготворённая, она заснула. А он, зарывшись лицом в песок плакал и беззвучно шевеля губами повторял – Господи, помоги тому кто останется на этом песке в одиночестве.