Глава 21. Дед и прадед

- А что, пап, дед Игнатий-то верно рассуждает. Не жадничай. Попользовался, шкура, халявой, дай и другому почувствовать себя человеком. Вон взять к примеру, мою бабушку… Добрейшей души была человек. Мамина мама. Мария Георгиевна Жужжалова. Ее отец, то есть, мой прадед, жил и семью свою содержал, за счет непомерной силы. Мне, бабуля рассказывала, каким он был. Ростом под два метра, ширина плеч такая, что никто обхватить не мог. В избу входил полу боком, да наклонялся вдобавок, чтобы чего ненароком не зацепить.  У него было восемь дочерей и только один сын, самый младший, дед Никанор. Только он такой силой не обладал.
- Правда, ма?! - окликнул Максим Зинаиду Николаевну.
- Чего, чего? - откликнулась та, выходя из кухни.
- Да, нет, все нормально, - махнул рукой юноша. - Проехали.
 Зинаида Николаевна мягко улыбнулась и вернулась к своим делам.
- Ну так вот, - продолжал Максим, - пять лет назад дед Никанор умер. Родной брат моей бабушки. Мы с мамой ездили в деревню, проводить его в последний путь. Тетки мои были, то есть его три дочери, тетя Зина, тетя Вера И тетя Надя, такие толстенькие, но шустрые, как шары по дому катались. То туда пробегут, то оттуда вернутся и все примерно одного роста, под метр шестьдесят с копейками. Мужей их, по какой-то причине, не было с ними. Был брат мой троюродный, сын тети Веры. Ах, да еще была тетя Валя. Она отличалась от всех не только своим спокойствием, но и рассудительностью. Добрейшей души человек. С симпатичным лицом и большими светло зелеными глазами. О ней можно рассказывать долго, но я пока воздержусь. Пап и ты, как на зло лежал в больнице. В общем народу было мало. Но, как же Володька, похож на деда Никанора! Темный волос, такие же большие серые глаза, та же улыбка и подбородок с небольшой ямкой. Когда подъезжали к деревне, я ее не узнал. Домов пять осталось. А ведь помню те времена, когда от конца в конец обежать было трудно.
Сами и могилку деду вырыли, сами и гроб несли. Пришли помянуть и друзья деда, их двое осталось. В стареньких пиджачках, да в потрепанных брючках. Такими горемычными мне показались... На шерстяные носки, были натянуты калоши. Весна все-таки. Как я понял, сапог у них не было. Сидели понуро. В тусклом свете единственной лампочки, что была кое-как подвешена к потолку, лица трудно было разглядеть. Один высокого роста, дедом Егором звали. Выше своего товарища на целую голову и, что-то с его губой, то ли порвана, то ли распухла от простуды. Глаза слезились, и он постоянно их вытирал. Второй — дед Фёдор, что пониже своего товарища, сидел и горько плакал. Когда стали поминать, выпили, закусили тут он немного во спрял духом. И я увидел его лицо. Небольшой курносый, но мясистый нос с широкими ноздрями. Дед Федор сидел боком и жевал черный мякиш беззубым ртом. Захмелев, они стали вспоминать старые времена и так постепенно дошли и до моего прадеда, Георгия Жужжалова. Какую же он сверхчеловеческую силищу имел! Возможно не такой, как Илья Муромец, но от Добрыни Никитича далеко не ушел. За много верст приезжали люди, поглядеть на его богатырскую силу. Он на спор, через свой дом перебрасывал тридцати двухкилограммовую гирю. Получал деньги и отдавал жене, то есть, моей прабабки, о ней, я не знаю ничего, даже как она выглядела. Но говорили, что ростом была не велика. Если бы не его такая сверх мощь, семейство не выжило бы. И я бы не родился. Кроме того, тогда мужики часто устраивали мордобои. Деревня на деревню. То одни его наймут, то другие, то третьи и так далее. Равных ему не было. Однажды, поехал в лес, навалил столько дров на телегу, что лошадь в гору не смогла вытянуть. Он ее распряг, сам запрягся и вытащил. Но любил и пошалить. Когда хотел выпить, вытягивал из земли бетонный столб, что стоял на краю деревне и перегораживал им дорогу. Никто проехать не мог, ни у кого не хватало сил даже сдвинуть такую махину с места. Шли к моему прадеду с поклоном. Знали, что Георгий захотел выпить. Ставили ему четверть, и он тот столб возвращал на место до следующего раза. За такую непомерную силу мужики его боялись и ненавидели. И однажды решили убить моего прадеда. Напоили вусмерть, это было зимой. Подождали, когда он мост переходить станет, набросились на него все разом сзади и скинули в реку. Но несмотря ни на что, он сумел на берег выбраться. Оторвал от моста какую-то дубину и так о ходил их, что те сами чудом живые остались.
Все-таки убили его. Был какой-то праздник. Напоили моего предка, и кто-то ткнул шилом в висок. И не стало на Руси последнего богатыря, Георгия Жужжалова. А я даже не знаю, где он похоронен. Моя бабушка, ей было в ту пору не больше двадцати, уехала в город. Вслед за ней и сестры разъехались по свету. Устроились кто куда, кто на завод, кто на стройку. Так следы и затерялись. А дед Никанор остался в деревне. Там и женился, там, и детей растил. Край свой родной не покинул. А сколько у него было наград! Я впервые их увидел, когда он в гробу лежал, одетый в свой единственный пиджачок, что надевал по великим праздникам, а на груди светились ордена и медали, память о войне. Он мне, про них, никогда не говорил, считая, что ничего великого он не сделал. Просто защищал свою Родину. Жар чужими руками не загребал, а со всеми наравне ходил в атаку и бил врага. Так с орденами да медалями, и предали деда Никанора земле. Он ее так любил! Бабка Маня, его супруга, значит, осталась одна доживать свой век. Когда умерла не помню. В отъезде был.
- Максимушка, а как называется та деревня, о которой рассказываешь? - понуро спросил старец.
- Малышева! - ответил юноша, разливая остатки спиртного по стаканчикам.
- М-да-а-а-а, - протянул странник, разглаживая бороду. - Слышать слышал, а вот бывать в тех краях, не доводилось. Одно могу только сказать, что и тогда без лукавого не обошлось. Он постоянно склонял твоего прадеда сделать недостойные поступки. Не надо было ему, искушать судьбу. А он власть над людьми почувствовал, на силу свою понадеялся. И тебе, Максимушка, говорю на будущее. Бойся трех вещей, чтобы не угодить в лапы князя тьмы. Это, конечно же, деньги. Благодаря им, он царство свое построил на земле. Во-вторых — власть. Если чувствуешь, что не сможешь людей сделать счастливыми, бойся ее. Наконец, третье. Это слава. Ох, парень, скольких людей она погубила. Помни, что Господь скромных любит, и когда-нибудь за их труд и терпенье воздаст, по справедливости. А те, что показывают себя, да гордятся собой, они уже от Господа все получили, и дать Ему им больше нечего.