Глава 23. Каким должен быть правитель

Максимушка, дорогой мой, - добродушно улыбнулся старец. - Я хочу рассказать тебе одну притчу, а ты уж сам решишь, каким должен быть правитель.
В одном царстве жил король и был у него сын. И когда, принцу, исполнилось восемнадцать лет, решил показать ему свои владения. Взял с собой и двух слуг. Ехали долго. Наступил вечер. Разбили лагерь, развели костер. Король достал из сумы хлеб и разделил его на четыре части. Одну долю отдал сыну, две других, слугам, а свой кусок положил обратно.
- «Почему ты не ешь, отец»? - Сын спросил короля.
А тот усмехнулся и сказал: - «Э-э-э-э, сынок, король должен подумать и о завтрашнем дне».
- Дедок, такую сказку по телевизору показывали. Правда она длиннее твоей притчи раз в сто.
- Максимушка, дорогой! Да разве в этом дело. Главное - суть, чтобы смысл был понятен. Сможешь быть таким правителем значит это твое место. Ну, а если нет, станешь ставить свои интересы на первый план и мало думать о людях, то много горя своему народу принесешь. Придет время и ответишь по заслугам. Бог все простит, да лукавый не отпустит. Рано или поздно, придется отвечать за каждого из нас персонально, ибо за каждого человека лично, Иисус Христос отдал свою жизнь на кресте, победив смерть и омыв кровью своей невинною грехи наши тяжкие. Это относится ко всем, кто бездумно рвется к власти. А что касается притчей… Я знаю, их и в стихотворном виде, и фильмы снимают. Может быть это и правильно.
- Ладно, дедок, не буду с тобой спорить, - раскуривая папиросу пробубнил юноша и выпустил несколько дымных колец в потолок. - А как же быть со славой? Певцы, артисты, актеры кино и так далее? Им без этого нельзя. И народ за ними толпами идет.
- Да, Максимушка, ты верно говоришь. Но не они сами, а люди их сделали своими кумирами. Трудно будет им объяснить, что поклоняться надо только Богу, так как мало верующих в данный момент. Да и тот солист, что работает во славу себе, а не во славу Божью, много грешен, ибо его ведет лукавый. Придет время и душа его попадет в лабиринт вечности вместе с теми, кто видел в нем бога, где и будут блуждать века вечные. И никто никогда их оттуда не выведет, так как утрачена была благодать Божью. А ведь, Всевышний сказал: «Не делай из себя кумира, не уводи от меня детей моих». Я знал одного человека он любил петь, но не искал славу. Вступил в самодеятельность. Работал на заводе со всеми наравне, ездил по колхозам и по предприятиям. Выступал с коллективом. Он не выглядел звездой, хотя ему бурно аплодировали. Просто продолжал оставаться обыкновенным рабочим человеком и не стал чьим-то кумиром. Обыкновенный парень, с публикой общался по-свойски. Не возносился над людьми. Того же, Максимушка, желаю и тебе. Запишись в самодеятельность и выступай со всеми наравне, вне рабочего времени. Радуй людей своим творчеством. Посещай семинары, учись, пока есть у кого. Издашь книгу, не зазнавайся, даже если будут в восторге от твоих стихов. Душу спасешь. Вот в этом и заключается весь смысл нашего временного пребывания на земле. Помни, отбор идет жесткий, чтобы ни один Иуда в царство Божие не вошел. И запомни еще одну истину. Поэт, это есть инструмент в руках Божьих. Так будь им. И помни что он оттачивается здесь, на земле. Ищи таких мастеров и тебе воздастся.
- Ох, дедок и наговорил ты тут, что надо еще пол литра ставить, - сказал Максим и протянул Коту пятирублевую купюру. - Держи должок, Василий. Или забыл?
- Я ничего никогда не забываю, - важно ответил тот. - Но я хочу знать, за кого ты меня принимаешь? Ел у тебя, пил, да ты еще и деньги протягиваешь. Может я и похож на хама, но не настолько. Так, что лучше убери по-хорошему, пока по зубам не получил. Или подари Игнатию, ему нужней.
- И правда! Чего это я-сразу-то не догадался, - восторженно воскликнул Лыков младший и протянул деньги страннику.
- Нет, Максимушка, извини, но принять их не могу. Прости Христа ради, но даже не уговаривай.
- Вот так дела! - усмехнулся Кот. - Ну ты, Игнатий, даешь! У меня не взял, но тут еще как-то понять можно. А у Максима-то чего не взять? Поди честным трудом заработаны. В поте лица своего.
- Вот потому и не возьму, - ответил старец, переведя взгляд с Максима на Григория Александровича, как бы ожидая с их стороны вопроса. Но ничего подобного не произошло. Только юноша фыркнул носом и убрал пятирублевую купюру в карман.
- Не обижайся, пожалуйста, на меня, что не взял твоих денег, - продолжал странник. - Плохо мне будет жить, зная о том, что они мне не принадлежат. Я не смогу их потратить.
- Ладно, дедок, успокойся. Человек ты с большими странностями. Я уже потихоньку начал к ним привыкать. Так что никакой обиды на тебя не таю, - махнул рукой Максим и тут же крикнул: - Мам! Неси еще одну, нашу заветную. Коль пошла такая пьянка, режь последний огурец.
Зинаида Николаевна вышла из кухни, с обаятельной улыбкой, неся бутылку Зубровки и аккуратно поставив ее на середину стола, вежливо произнесла: - Пейте, пейте, мужички, на здоровье, - и уходя, негромко добавила: - Кормильцы мои.
Максим ловко распечатал пол литра и озадачено посмотрел на странника. - И все-таки, дедок, я хочу кое в чем разобраться.  Если я к примеру, выиграю в лотерею. Что же? Деньги брать не надо? Я же их не заработал! Так что ли по-твоему получается?
- Да, Максимушка, ты верно подметил. Если выиграл или даже нашел клад, это не твое. Лукавый дал, чтобы посмотреть на твою короткую радость. Так он заманивает в свои сети мало думающих людей. Дает много, - ему не жалко, а потом забирает все. Самое страшное, что и душа будет принадлежать ему. Я уже говорил, что все деньги, какие есть на земле, это царство его окаянное, и с этим ничего не поделаешь, нам остается только смириться и жить, как завещал Господь. Если бы люди отвергли благополучие лукавого, то он был бы давно в геенне огненной. И к нам не посмел бы явиться. И Иисуса Христа не казнили бы, - и старец трижды перекрестился. - Немногие, Максимушка, могут сопротивляться таким соблазнам. Надо иметь большую внутреннюю силу. Жаль, что не могу доказать, так, как только сердцем чувствую это. И вряд ли кто поверит моим словам. Оттого и горько мне. Я хожу в церковь и молюсь, чтобы Всевышний наставил падших на путь истинный. Мы здесь живем временно. Все что у нас есть, получили в долг и ничего с собой в тот мир не унесем. Помни это. Божьих денег нет и никогда не будет, но есть благодать Божья. Выбор не богатый или отвергнуть лукавого и богатство его и жить так как велит Господь или… Сам понимаешь. Третьего не дано. Отбор идет жесткий. Вечная жизнь или вечные муки.
- Ладно, дед, не буду с тобой спорить, - насупился юноша. -  Еще есть вопрос. Ты сказал, что кроме Бога никому поклоняться нельзя… а как же быть с иконами? На них изображены люди…
- Святые! - не дав досказать, Игнатий, перебил Максима. - Не забывай этого, парень. Ты же учился в школе. Наверняка помнишь портреты героев, что напечатаны в учебниках. Они совершили подвиги во второй мировой войне. Отдали свои жизни во имя человечества. И мы свято храним в сердцах их имена. А на иконах изображены лики тех, кто жил по Божьему завету и даже многие из них, приняли лютую смерть, во имя Господа нашего, но не предали Его. Не отступились! И тем самым, достойны в первую очередь всяческой почести.
- Да-а-а-а, дедок, умеешь ты убеждать, - кривой улыбкой усмехнулся Максим и начал разливать Зубровку по стаканчикам.
- Сынок, мне не наливай, - сурово предупредил Григорий Александрович. - Я уже хорош. Так просто посижу, да послушаю вашу демагогию, или, как еще говорится, размышление о жизни нашей непутевой, о коей никто ни хрена не знает. А то, когда еще вместе соберемся-то?!
Но не замечая пьяные высказывания своего родителя, юноша продолжал дальше, чокаясь с Василием, - Ты, дедок, ответь мне на одно мутное сомнение: Откуда у людей столько ненависти, злобы, зависти, хамства?
- Трудно будет ответить на твой непростой вопрос. Я не знаю именно о чем идет речь. Если тебя кто-то обидел, тогда нужны подробности.
- Ну что же, слушай: Когда-то мы с моим батей, работали в тридцать первом цеху на капитальном ремонте слесарями в одной бригаде. Сергей Осипович Кузин, механик третьего цеха СИиТО, что в переводе означает, завод специального инструмента и технологической оснастки, предложил моему отцу, чтобы тот перешел к ним. Профильный участок был в большом упадке, хоть волком вой. Обещал хороший заработок. Отец согласился и взял меня с собой, тем более, что переводом непрерывный стаж не теряется. Нас механик подвел к шлифовальным станкам и сказал: Григорий, делай что хочешь, хоть раскладушку приноси и живи здесь, но, чтобы все крутилось и вертелось. Чтобы на совещании, у начальника цеха, стружку с меня не снимали. В общем отсюда ни шагу. Ото всего тебя освобождаю. Мы засучили рукава, и работа закипела. Как только какой-нибудь шлифовщик уходил в отпуск, моментально разбирали его станок и делали капитальный ремонт. Возвращался профельщик, свой станок не узнавал. И покрашен и кожуха новые, и сетка, и параллельность, и угол, все есть. Крепко нас благодарил за это, долгое время у него никаких серьезных поломок не было, если только так, по мелочи, болт подтянуть или подшипники на шпинделе. Так мы потратили два года и профильный участок ожил. Станки работают, а мы на лавочке сидим да дремлем. Ждем, когда кто-то в отпуск уйдет, - его станок поправить года на два. Завели журнал, когда какой станок шабрили. Профильщики были в восторге. Никаких жалоб, никаких претензий. Сидим себе на лавочке, в потолок поплевываем. Но стали возмущаться слесаря, наши коллеги. И однажды всей бригадой пришли к механику в кабинет и сказали: «Почему мы вкалываем до седьмого пота, не покладая рук, ходим в керосине да в масле, а Лыковы сидят и ничего не делают? А зарплату получают наравне с нами. Где же справедливость»?
Услышав такие слова, Сергей Осипович чуть из костюма не выскочил от гнева. Что же он кричал на них. Лицо побагровело, папироска по рту гуляла, шея вытянулась, как у гуся. «Кому вы позавидовали, хамы, - вопил он до хрипоты. - Они два года не присели, пахали до помутнения в глазах… В общем так, ребята, я вас разгоню всех, а вот Григория с сыном оставлю. Мне не надо, чтобы вы вкалывали, мне надо, чтобы работали станки. Учитесь у Лыковых, кретины». На этом разговор был закончен.
Мне страшно подумать, что будет, когда он уйдет на пенсию. Кто заменит его? Нас с отцом сожрут и костей не оставят. Заступиться некому будет. И начнут нас рвать, то на фрезерные станки пошлют, то на токарные. Профильный участок опять придет в большой упадок. Слесаря его делать не будут, ссылаясь на то, что профильная шлифовка числится за нами. И придется нам пахать по всему цеху. Есть, конечно, небольшая надежда, что новый механик не будет остолопом не пойдет на поводу у бригады и разберется что и как. Но, если пришлют кретина, тогда нам придется все-таки уходить. Другого выхода не будет. Пока станем шабрить профильные станки, начнут ломаться фрезерные, перейдем на фрезерные, а там и токарные на подходе. Отцу до пенсии десять лет осталось, как-нибудь до скрипит, а вот мне, как до Китая пешком.
- Максимушка, а почему другие слесаря, что так обижены на вас, не делают станки капитальным ремонтом, не шабрят направляющие и прочее?
- Хе, - усмехнулся Максим. - Ну ты, дедок, даешь! Что же они дураки что ли? Шабровка, это самая тяжелая и кропотливая работа. Тяжелее ее я не встречал. Мало кто согласится вкалывать по-черному. Да и не умеют, если сказать, по правде. А учиться не хотят. Да и на фига им это надо, авось Лыковы сделают. Однажды мой отец им предложил: «Ребята, давайте сделаем так, мы с Максимом возьмем любой парк, хоть фрезерных станков, хоть токарных, а вы берите шлифовку». Никто не согласился. Потому-то тебя я и спрашиваю: Откуда у них столько зависти, злобы и прочего.
- Я много раз уже рассказывал, - нахмурив брови, молвил старец. - В каждом из нас живет зерно Божье и зерно лукавого, - то есть сорная трава, которая старается загубить колосок Божий. Ее надо постоянно уничтожать, делая дела добрые. Главное, ты не будь таким, как твои сотоварищи. Стань недосягаемым для князя тьмы. Многое со временем поймешь. И помни, Максим, будешь бояться правды — в кривде утонешь. Живи так, как подсказывает сердце. Будь добр к людям.