Сновидение Кальпурнии. П. 6. Головы триумвиров

 И снова мне снился Сизиф-Скарабей. Наяву эти насекомые были не больше мелкой медной монеты и такие же блестящие на солнце, а во сне вырастали до громадных размеров. Наяву бывало так, что если священное, почитаемое египтянами среди сонма птице- и собакоголовых богов насекомое, попадалось на пути египетского войска, полководец мог изменить план сражения, а мы давили подошвами наших сандалий этих неутомимых трудяг, растаскивающих на шарики лепёхи слонового навоза, и они похрустывали, словно грецкие орехи в окрестностях славящейся рощами грецких орехов Капуи. Во снах или театральных постановках комедии Аристофана "Мир"(а театральную сцену вполне можно считать полусном-полуявью) я мог лететь на навозном жуке в гости к Зевсу, чтобы в обличии виноградаря Тригея пытаться остановить кровопролитие, наяву же я сам проливал кровь, рассекая своим гладисом ,любого, кто посягал на моего серебряного орла.Моя должность аквалифера к тому обязывала.Богиня мира Эйрена была наглухо замурована в пещере и засыпая виноград в жернова точила для вина Тигрей видел, что то не виноградные гроздья, а человеческие головы-и вместо вина из точила струится кровь. И демон войны Полемос продолжал толочь в своей ненасытной ступе города и царства. Вслед за Испанией Галлию, за Галлией - Египет.На очереди были -Парфия, Армения, Египет. И вдруг римское войско поделилось надвое -и римляне стали воевать с римлянами. В моём навязчивом сне Жук -Сизиф катил  два громадных навозных шара. Один шар- голова Гнея Помпея. Другой-голова Марка Красса. Соревнование жуков.  Катясь и переворачиваясь, навозные головы успевали переругиваться и никак не могли договориться о том, как они будут править римом и миром. В глазницах и ртах голов  червями копошились, льстивые титулы, которыми их награждали при жизни "magnus"(великий),"labor in negotis"(вынослив в труде),"fortitudo in periculo"(силён в опасностях),"industria in agendo"  (энергичен),"cousilium in providendo"  (разумен в предвидении будущего).
 
 Жуки хрустели под нашими ногами, -и  слоновый навоз приходилось соскабливать с подошв сандалий вынутым из ножен гладисом. Но всё равно  запах слонового кала преследовал меня, и во время египетского похода мы разносили его повсюду, входя ли под своды дворца Клеопатры, топча ли ступени Александрийской библиотеки, изымая ли в счёт долга храмовые ценности. Что может быть тошнотворнее смеси вони навоза с курениями, которыми пытались застлать наши глаза , опьянить  жрецы, чтобы мы , блуждая в тумане этих благовонных дымов, слепли и не видели скульптур богов с птичьими и собачьими головами, массивных золотых блямб на цепях на  жирных шеях. Все это по приказу Гая Юлия стаскивалось в кучи и переплавлялось в чанах для варева похлебки строителей усыпальницы новой царицы Египта. Мы плавили египетских богов - и Сфинкс смотрел мимо нас,устремив безразлиный взгляд окаменевших глаз, куда-то вдаль, туда, где, отвоевав своё -и "сильный в опасностях"  Помпей, и "разумный в предвидении будущего"  Красс лишились своих голов. Отсеченную голову одного вместе с перстнем с отрубленного пальца преподнесли в корзинке Цезарю - и он пролил неподдельные слёзы над этим подарком. Голова другого послужила бутафорией в постановке "Вакханок " Еврипида на потеху армянскому и парфянскому царям.Созерцая льва с мечом в лапе на печатке с пальца Помпея,о чем думал Цезарь? Не о том ли что тем мечом снесены уже две головы соцветия триумвиров. "Трёхглавое чудовище", как звали этот политический союз в народе, уже лишилось двух голов.И не на очереди ли была третья?

 Мы плавили египетских богов и разливали их на слитки совсем так же, как парфяне заливали расплавленное золото в рот не знавшего меры в алчности Красса.  Затем из тех слитков должны были начеканить монет с профилем Цезаря. И уже само по себе  его присутствие на этих сверкающих кругляках указывало на его божественную сущность,разве не так, Лициний?Ведь монеты эти разбредались по всему свету, оказываясь в  кошельках и ларях и римлян, и галлов, и иудеев, и армян, и парфян. Не доходили они только до рабов. Но и невольники пытались нарушить этот порядок, поднимая бунты , сея смуту среди граждан и страх в сенате. "Разумен" ли был Красс "в предвидении будущего", когда рассчитывал расправиться с парфянским войском с такой же лёгкостью, как и с охлосом, восставшим под предводительством гладиатора Спартака? Как ты думаешь? Я думаю , он был   так же недальновиден и жаден до богатства и почестей, как и в пору, когда наживался на перепродаже имущества попавших под проскрипции Суллы. С каким ликованием, вычитав в вывешанных на форуме свитках фамилии приговоренных, чернь врывалась в дома и на виллы , чтобы вынести оттуда всё. И пока вчера ещё заседавшие в сенате патриции умывались в крови, ухватистая рука Марка Лициния Красса загребала их богатства. Она являлась мне во снах вместе с мёртвыми головами триумвиров. Отрубленная кривым мечом парфянского катафракта, проворно перебирая пальцами, она передвигалась по осыпающемуся песчаному склону со скоростью скорпиона.И я разил её черенком моего штандарта.

 Головы триумвиров явились мне впервые ещё тогда, когда отправившись принести по просьбе  матушки жертву Плутону, чтобы умилостивить его дабы он не забирал к себе отца, я наткнулся на легионеров, выносящих  из эрария казнохранилища сундуки с сокровищами.  Мне даже  показалось, что в одном из солдат я узнал отца,но он уже семь лет воевавший в Галии, не признал меня, повзрослевшего. Да и легионеры были так заняты грабежом, что им было не до какого-то паренька, направлявшегося в храм с жертвенной  курицей под мышкой-для Плутона и кувшином вина в сумке -для Юпитера на горе.
  Умоляя не совершать кощунства, старый жрец схватил легионера за край плаща с криками:
-Трёхглавый Цербер растерзает вас, негодники! Вы прежде времени окажетесь в царстве Плутона и Прозерпины.Будьте вы прокляты!

  Но удар кулака поверг его на мраморные ступени. Когда я вошёл под своды, оглашаемые рыданиями жрецов, увидел я и мраморного Плутона( как и позже, когда сам я участвовал в изъятии египетских долгов довелось мне видеть богов с собачьими и птичьими головами). У ног царя Подземного Царства сидел помянутый жрецом, который после удара кулаком ещё хватал легионера за ноги, в ответ на что получал пинки воинов, грузивших сундуки на телегу. Три головы Цербера скалились и, казалось, пёс  вот- вот готов был броситься - и растерзать не приготовленную для заклания курицу, а меня, ведь среди грабивших Плутона наверняка был и мой отец.
 Позже головы являвшегося мне в снах Цербера  превращались в головы триумвиров -Помпея, Красса и Цезаря и бывали ужасны. Случалось, что в моих кошмарах -и капустный кочан в корзинке Октавии , который сожрал хозяйский мул, превращался в одну из голов триумвиров. Отрубленная парфянином рука Красса  одолевшего мятежного гладиатора и его, опьянённого волей, бандитское войско, душила меня во сне, когда , надышавшись парами расплавленного золота, я засыпал в походной палатке, чьи колья  так плохо держались в обильно сдобренной песком пустыни зыбкой египетской почве. Как раз в то время я догадался окунуть свой штандарт в котёл с жёлтым расплавом -и мой орёл превратился из серебряного  в золотого. Следом за мной к всеобщему ликованию стали золотить своих орлов и другие аквалиферы.

 А в храме Плутона под Капитолийской горой, подойдя к жертвеннику, я хотел было всё-таки прирезать курицу. Но уже после того , как я отсёк хохлатке голову,птица вырвалась, неуклюже хлопая крыльями и обливая хлещущей кровью тоги жрецов, пролетела , бухнувшись под ноги мраморному Плутону.
- Дурная примета! - каркнул жрец в тот момент, когда зажмуренная куриная голова стукнула клювом о чашу жертвенника, а у лап Цербера начала растекаться алая лужа.
- Республику кастрировали,- скорбно произнёс  другой жрец.- Теперь она осталась без казны. И на что будут закупать хлеб, если начнётся голод?!
 Надеясь, что жертва Юпитеру будет более удачной, я выбежал из храма и устремился по ступеням ввысь, где и в самом деле меня ждало счастье:знакомство с моей Менадой-Клавдией.

И хотя я не был  Дионисом и в руках моих ни тогда , ни потом  не было увитого плющом тирса* из "Вакханок"** Еврипида, мне все же и довелось сыграть в пьесе древнегреческого трагика слепого прорицателя Тиресия. Но зато, когда я был произведён в аквалиферы, ты , Лициний, Октавия и Клавдия могли гордиться тем, что я хранитель имперского орла! И когда я позолотил орла, легионеры воздавали мне почести подобно хору вакханок, и Цезарь , уподобясь новому фиванскому царю Пенфею, внимал песням и танцам египтянок среди которых главной танцовщицей была голопузая Клеопатра. Но тогда, когда мы разыграли пьесу на подмостках театра Помпея, только что пришла весть о разгроме Красса и о том, что в далёком варварском царстве голову полководца использовали в качестве бутафории*. И мы, дерзкие, повторили это, правда , насадив на тирс не столь многими достоинствами обладающую "мыслильню"  консула и полководца из олигархов, а обычный капустный кочан.

_______
*трис- увитый плющом посох с сосновой шишкой на конце.
** "Вакханки" , трагедия Еврипида. Действующие лица:
Дионис
Хор вакханок, лидийских женщин
Тиресий — слепой старик, прорицатель
Кадм — бывший царь фиванский
Пенфей — юноша, внук Кадма, новый царь фиванский
Слуга
Вестник-пастух
Вестник-слуга

Вакх решил установить свой культ в Фивах и навел на всех жительниц города (в том числе своих теть) безумие и отправил их на Киферон, поклоняться ему. Они носили небриды (шкуры оленя), пеплос, листья дуба и винограда, длинные кудри и посох, укрытый плющом — тирс. Они были неистовы, жаждали оргий и крови, с легкостью убивали рогатых мощных быков, сдирали с них шкуры и вообще обладали неимоверной силой. Таким образом, вакханки — обычные девушки, женщины, девочки, которые сойдя с ума, покидали свои семьи, детей, занятия, чтобы «искать Киприду».
***"Царь Ород как раз праздновал свадьбу своего сына Пакора с сестрой своего нового союзника, армянского царя Артавазда, когда прибыла от его визиря весть о победе и одновременно, по восточному обычаю, отрубленная голова Красса. Трапеза уже была окончена, труппа странствующих малоазийских актеров, очень многочисленных в то время и распространявших эллинскую поэзию и сценическое искусство далеко на Восток, как раз исполняла перед собравшимся с.285 двором «Вакханок» Еврипида. Актер, игравший роль Агавы, которая, в припадке безумного, чисто дионисовского восторга, разрывает на части своего собственного сына и возвращается с берегов Киферона, неся на жезле его голову, заменил ее окровавленной головой Красса и запел, к великой радости публики, состоявшей из полуэллинизированных варваров, известный напев:


Мы несем домой
Из далеких гор
Славную добычу,
Кровавую дичь."

(Т. Моммзен,
ИСТОРИЯ РИМА.)