Эстетическая графомания Служителя

     Сказ о том, как Григорий Михайлович заигрался с современностью в образе кота, запутавшись в собственных черновиках.

     «Дни Савелия» – дебютный роман столичного актера Григория Служителя (фамилия, говорят, настоящая).  В аннотации на биографии автора сделан особый акцент, так же, как и на его покровителе. С неприкрытой гордостью говорится о том, что именно Евгений Водолазкин дал жизнь этой рукописи и даже предисловие написал от большого восхищения. Данная протекция лично на меня произвела обратный эффект, долго не решалась прочитать настолько широко и мощно разрекламированную книгу. Не люблю коммерческий фарс, но любопытство одержало победу. Не скажу, что знакомство с лауреатом «Большой книги» далось легко, ибо было невыносимо скучно.
     Изначально роман должен был видимо в угоду мировым трендам стать образцом магического реализма, где повествование, основанное на фактах, смешивается с авторской фантазией, чтобы показать сущность человека и всего общества, но не срослось. Попытка слепить харизматичного героя, подобно Мурру Гофмана или Бегемоту Булгакова с треском провалилась, как я в пять лет в полынью.
     На обложке красуется фраза: «О котах и людях. И те, и другие играют чью-то жизнь». Сразу могу сказать – ни котов, ни людей в книге нет. Есть только сырые наброски и тех и других, не имеющие ничего общего с героями, которые могли бы впечатлить при должном добросовестном трудолюбии автора.
     Мы вполне можем закрыть глаза на факт, что кошачья тема в литературе безнадежно заезжена, как в отечественной, так и в зарубежной, но вот отсутствие сюжета как такового простить нельзя. Тональность повествования монотонна и ленива, текст перегружен описаниями и философией, снобизмом и щедрым снисхождением. Есть такое понятие как «литая проза», к Григорию Михайловичу оно не имеет никакого отношения, сплошной словесный разброд, предложения рассыпаются, словно крошки сломанного печенья. Бережного отношения к стилистике у новоиспеченного прозаика не наблюдается, он будто бы даже не задумается о том, как оформляет мысли, позволяя им течь неконтролируемым потоком. На сотой странице я по-прежнему спрашивала себя «А для чего вообще нужна эта книга?». К окончанию романа ответ так и не нашелся.
     Герои в данном произведении подобраны довольно странно, ни одного сильного персонажа, все какие-то аморфные, слабые, жалкие, картонные. Претензий нет только к Москве, она описана необычайно поэтично, но при этом натурально, со строгим изяществом: «Здание девятнадцатого века к началу нового тысячелетия совсем обветшало и обрюзгло. На фасаде болталась рваная строительная сетка, окна чернели копью отбушевавших пожаров. Чердак облюбовала пара грачей. Круглое окошко на фронтоне бережно поддерживали по бокам два пухлейших купидона, и грачи, высунув наружу свои клювы, выглядели совсем как фамильный медальон. По уцелевшему кое-где рельефу неслась вприпрыжку стая нимф. За нимфами гнались и никак не могли их нагнать два разнузданных сатира. Голова и свирель у одного из сатиров давно отвалились, а одна нимфа потеряла на бегу ступню и колено. Веселый сюжет рельефа несколько контрастировал с назначением постройки: при Морозовых – богадельня для всех сословий, при советской власти – родильный дом имени Клары Цеткин», – прекрасный образец заметок внимательного наблюдателя. Григорию бы очерки писать или «кружевные» новеллы, но никак не романы.
     Кот – всего лишь театральная маска автора, и это настолько явно заметно, что хочется закатить глаза со вздохом. Служитель видимо думал, что спрятавшись за данным образом, получит гарантированную популярность. Все сделано для того, чтобы понравиться публике, в том числе и подборка остросоциальных тем, тут вам и болотная площадь, и гастарбайтеры, и жестокое обращение с животными – беспроигрышные комбинации для выбивания жалости. Однако это все не про жизнь. Что коренной московский интеллигент может знать про суровую реальность мигрантов? Доширак и наркотики – довольно банальный набор иностранных джентльменов, подчеркивающий поверхностный взгляд автора. Краем авторучки зацеплена и коррупция в УФМС, куда же без критики государства, трендам нужно следовать, правда, выглядит эта прерывистая линия как ряд зацепок на свитере – убого: «Дело в том, что все шесть бригад в парке Горького были расквартированы по адресам, числящимся за УФМС. Их всех курировали полковник Чернодон и дорогой начальник Юрочка. Гостиничное дело шло в гору. За прошедшее лето полковник успел заработать и на дачу, и на свадьбу дочери». Вопрос – какое отношение эти вставки имеют к истории кота? Никакого. Четких линий действия в произведении в принципе не замечено, динамика, развитие тоже отсутствует, очевиден лишь принцип «что вижу – то пишу», бессистемность, нелогичность, недокрученность.
     Слишком высокие диалоги с претензией на житейскую мудрость создают ощущение, что писателю просто нужно было «набить» как можно больше страниц. Об этом говорят и пустые пунктиры: «Ах, эти многоточия. Благословенны времена, когда многоточиями сочинители прошлого усеивали страницы своих повестей, так что читатель недоумевал, ошибка ли это набора, цензура, или автор просто забыл, что хотел сказать», – и дальше шесть строчек многоточий. Похоже, этот автор и правда страдает забывчивостью.
     Отдельно хотелось бы отметить до абсурдности подробные воспоминания в утробе: «Признаюсь, с самого начала я был отмечен редкой для своих соплеменников особенностью: я узрел божий мир даже раньше, чем в него попал. Точнее, не мир, а те временные апартаменты, которые называются материнской утробой. С чем их сравнить? Это было… это было так, будто находишься внутри теплого пульсирующего апельсина. Сквозь мутные слюдяные стенки я мог разглядеть силуэты своих сестер и брата». Вы когда-нибудь видели пульсирующий апельсин? Котята разве не рождаются слепыми? Прозрение в утробе попахивает клише. Кроме того, кот еще с рождения оказывается знатоком Вивальди, небрежно бросает, как бы, между прочим, фразы на французском и латыни, а так же урчит «шестью восьмыми, двумя пятыми и семью одиннадцатыми». С самого начала хочется воскликнуть как Станиславский «не верю!».
     Главный герой Савелий в итоге получился какой-то несуразный, как постмодернистская скульптура, сплошной неудавшийся эксперимент. В нем соединилось все, что только можно было придумать  – от уникальной, даже для человека,  образованности до поразительного эгоизма, брутальность бывалого бойца лихо меняет на своем посту откровенно женский романтизм, перескочив через пару страниц.
     Этической программы автора не прослеживается, он как бы заигрывает с читателем – попробуй, угадай, кто я на самом деле такой. Претензия на мораль выглядит довольно комически: «Каждое свое перемещение люди подтверждали снимком на телефон и тут же выкладывали его в интернет, чтобы собрать скудный оброк внимания к себе и хоть на время прикрыть свою ужасающую внутреннюю наготу», – пишет Григорий одной рукой, а другой постит в своем Инстаграме шестьсот пятнадцатую фотографию.
     Книга напоминает солянку сборную мясную, где намешано все и сразу. Автор пыжился из всех сил, чтобы показаться очень умной и высокодуховной личностью, но однозначно перестарался, что впрочем, неудивительно, учитывая его сценический опыт.
     Пятая глава представляет собой вырванный кусок из какой-то другой книги и начинается с ремарки «Кажется, в нашей истории наметился провал. Но мы не можем отложить повествование». Многообещающе, не правда ли? Далее двадцать страниц записок каких-то абсолютно посторонних, путанных и бестолковых персонажей, которые больше не появятся.
     К слову, про персонажей. Служитель не отказал себе в удовольствии дважды открыто вписать собственную персону в этот хаос повествования. Первый эпизод – описание музыкальной группы O'Casey в кафе Imagine (Григорий в данном коллективе солист), а второй – встреча кота с рыжим актером в Студии театрального искусства.
     Восторженные отзывы в сети поступают в основном от очень нежных особ, проливающих чистые слезы нежной грусти над каждым эпизодом. Обилие уменьшительно-ласкательных слов в них зашкаливает так же, как и в самом произведении. Суровые читатели-правдорубы называют этот роман графоманией, вполне заслуженно, на мой взгляд. Уважаемая в литературном мире Галина Юзефович в программе «Диалоги» призналась, что книга ее глубоко разочаровала. Я с ней солидарна.
     В целом «Дни Служителя», простите, Савелия (умышленная оговорка), это псевдоинтеллектуальный образец современной литературы с многочисленными недоработками. Порой напоминает детское сочинение, в котором предложения специально усложняются и перегружаются до невозможности, чтобы произвести впечатление на учителя. Даже имя коту выбрано не простое, чтобы покрасочнее, кому захочется читать про Барсика?
     Чему научила нас эта история? Только одному – если до середины книги вам «не зашло», то дальше лучше не читать, закрыть, убрать с глаз подальше, чтобы не тратить свое время впустую. Единственное чувство, которое сохранилось у меня после знакомства с данным произведением – это чувство досады. Почти четыреста страниц напыщенного самолюбования обаятельного, но фальшивого эстета. Грустно, что такие романы получают крупные национальные премии. Мне не жаль чужих призовых миллионов, мне тягостна мысль, что подобная литература – наше будущее, не хочется верить, что Служители окончательно вытеснят с книжных полок Достоевского, Паустовского и Шолохова.