Безымянный

(отрывок из исторической повести «Джунгарские львы»)

Но не все веселились и предавались праздности у лагерных костров. Иным досталось другая Судьба…
  Кому – тяжелые терзания душевные, а кому и мученическая, и страшная…. В своей небольшой походной юрте сидел, обхватив голову, Цэрен-Дондоб «Старший»(1). На войлочном ковре стояла пиала с уже остывшим чаем, но полководец так и не отпил из нее ни глотка. Больше всего ему хотелось напиться сейчас хмельной хорзы и забыться. Освободиться от тяжких дум. Но это способ слабого человека… Джунгарский полководец слабым не был. Он привык посылать в бой, а значит, и на возможную смерть, сотни и тысячи людей. Но отправлять как сегодня, заранее зная, что человека ждут жестокие пытки и смерть, которая будет в радость, так как избавит наконец от мук, так он не привык…
– Мы за ценой победы не постоим… – шептал Цэрен-Дондоб искусанными в кровь губами, вспоминая слова воина. – Не постоим…
До встречи с превосходящими силами противника счет шел даже не на дни, счет шел на часы. Тогда-то Цэрен-Дондоб и велел сыскать верного человека из своих воинов. Когда этот зрелый, средних лет, крепкий мужчина, поклонившись, вошел в юрту, Цэрен-Дондоб «Старший» посадил его рядом с собой. В юрте они были одни. Окружавшие кибитку на почтительном расстояние кэкэритены(2) не подпускали никого близко. Так никто и не узнал, о чем шептались они в юрте…
Только в самом конце Цэрен-Дондоб еще раз сказал: – К воинскому обману противника мы прибегали не раз. И враг наш тоже постоянно хочет нас обмануть… Но то дело привычное. Война и есть путь обмана… Теперь же мало сказать врагу то, что надлежало ему сказать. Враг не был так глуп и наивен, чтобы верить каждому слову пленного или перебежчика. Удостовериться в истинности речей, сам знаешь, только один способ – пытка… Неволить не могу… Ты сам вызвался. Добровольно. И знал, на что идешь… Но еще можно отказаться… Никто не скажет, что ты струсил… Ведь идти на такое выше сил человеческих!
Воин прямо посмотрел в глаза полководца: – Если не сделаю того, тысячи в бою погибнут… Надо то для Джунгарии? Нас и так мало… А после кровавого боя и еще меньше будет… И кто поляжет… Мужчины молодые, цвет нации… Им бы детей зачинать и воспитывать, а не кормом для воронов служить. Пойду… Пойду и сделаю…И за ценой не постою…
Цэрен-Дондоб крепко обнял воина. – Ты настоящий Лев! Джунгарский Лев! Даже Хонгор «Алый Лев»(3) не смог бы совершить такой под виг, на который ты идёшь… В ответ воин, улыбнувшись произнес: – Пока есть хоть один человек, готовый умереть за народ, – мы существуем! Цэрен-Дондоб велел переодеть его в богатые одежды, а коню воина подобрать сбрую, украшенную серебряными бляшками. Теперь своим видом воин напоминал скорее богатого зайсанга, чем простого бойца. Цэрен-Дондоб знал, что словам знатного человека большая вера, чем словам рядового ратника, поэтому и приказал его так облачить. Только двое провожатых сопровождали воина до ме ста, откуда виднелись уже красноватые костры, горевшие всю ночь в лагере имперского воинства. Провожатые остались позади во тьме, всадник же пустил коня своим ходом в сторону огней. Недобрый их свет с каждым мигом становился все ближе. Можно было еще повернуть обратно, можно было свернуть в сторону, ускакать в спасительную темноту, и тогда мученическая чаша минула бы его. Но воин продолжал ехать вперед, на красноватое зарево, пока откуда-то из темноты, из кустов не бросились к нему быстрые тени. Патруль. Всадник разжал пальцы, и поводья упали. Теперь уже все. Теперь не было пути ни в сторону, ни назад. Но он принял свой жребий. Ради соплеменников, страны и победы…
Его сорвали с коня, выкрутили зверски руки назад, так что в глазах поплыли круги. В лицо пахнул острый, чужой запах – сырой кожи и еще чего-то. Разглядев, что это не простой человек, имперцы ослабили путы, даже посадили на коня и подвезли к шатру главнокомандующего Фурданя. В шатер его не втолкнули, не швырнули на землю, как простого пленника, а ввели. Ниц же перед имперским военачальником он опустился сам, степенно. Несмотря на поздний час, Фурдань не спал. Не спали и старшие командиры, несколько человек. Они как раз держали совет. По лагерю, как везли пленника, успел заметить он немалую суету и движение. Ко времени попал, успел он. В самое время. Только бы поверил Фурдань, только бы сбылось, что задумано! Как и велел ему Цэрен-Дондоб, он принялся плаксиво излагать цинскому полководцу свои обиды на хунтай¬джи и на зайсангов, а пуще всего на самого Цэрен-Дондоба «Старшего», что якобы изводил его различными придирками. Но едва переводчик зачастил, перекладывая слова на маньчжурскую речь, как Фурдань перебил его. Недосуг и неинтересно было цинскому военачальнику слушать его обиды. Выспрашивал он, где стоят джунгарские войска и насколько сильны. Как и было условлено в беседе с Цэрен-Дондобом, джунгарский воин, поведал, что главное войско еще далеко, но в трех переходах отсюда стоит передовой отряд с большим количеством коней и верблюдов. Он-де специально прибыл для того, чтобы лошади и верблюды заранее отдохнули, а когда подойдет основное джунгарское войско, то Цэрен-Дондоб пересадит воинов с уставших после марша коней на свежих и атакует цинские войска. После того как переводчик пересказал имперскому военачальнику слова перебежчика, тот вскочил и, широко шагая по шатру, стал что-то быстро говорить командирам, что были с ним. Те заспорили о чем-то между собою. Потом Фурдань что-то громко крикнул, и ворвавшиеся в шатер воины поволокли перебежчика, на ходу срывая с него одежду. Он пытался идти сам, но его все равно тащили, потому что те, которые вели его, знали, что сам, своими ногами не может идти человек на то, что его ждало…
Пленного поволокли к ближнему из костров, у которого, ухмыляясь, сидели несколько человек, раскаливая в огне наконечники копий…
 Утром Фурдань приказал играть выступление, и, несмотря на уговоры других командиров, отправил вперед четырехтысячный отряд. А всему остальному войску приказал идти не мешкая следом. Разбить передовой отряд джунгар, захватить сопровождаемых ими лошадей и верблюдов. Потом обрушиться на основное войско джунгар, измотанное маршем и на уставших конях. Разгромить его.
Фурдань поверил перебежчику. Да и как было не поверить, ведь тот не отрекся от своих слов под самыми страшными пытками… и даже в полуобморочном состоянии, страшно разевая рот в истошном предсмертном крике повторял: – Отряд передовой… Не ждут нападения… Думают, имперцы далеко…

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА: Это не выдумка автора. Монгольская летопись «Эрдэнийн Эрихэ». Материалы для истории Халхи с 1636 по 1736 г., об этой битве повествует так: «Выступив с Хуа-ирциса (Черного Иртыша) соединенные силы чжунгарских полководцев дошли до урочища Сольби-улакчин и отсюда подослали одного из своих солдат, как бы шпиона, с нарочитою целью, чтобы он был схвачен маньчжурами. На допросе шпион этот обманул маньчжуров, рассказывая им о том, что главный отряд элютов еще не прибыл, но что передовой отряд их войск, в котором имеется не более 1000 солдат и до 20000 лошадей и верблюдов… находится от места расположения маньчжурских войск всего в трех переходах. Храбрый, но мало сметливый Фурдань доверился этим показаниям и поспешил двинуть в нападение слишком 10000 человек маньчжурского и монгольского войска. Тщетно убеждали его фу-ду-туны Дин-шоу, Юн-го, Хай-шоу и др. быть осторожнее, но он не послушался их и был жестоко наказан».
Понятно, что пленного расспрашивали не с чаем с пряниками, а с самими изуверскими пытками. Какое-же надо иметь мужество, чтобы пойти на ТАКОЕ САМОПОЖЕРТВОВАНИЕ? Я не знаю…


ПРМЕЧАНИЯ:
1. Цэрен-Дондоб «Старший» - известный джунгарский полководец.
2. Кэкэритены – гвардейцы.
3 Хонгор по прозвищу Алый Лев – один из героев калмыцкого народного героического эпоса «Джангар». Считается образцом храбрости и отваги.