Теорема крысы, часть 3-я

Рисунки Глеба Никольского
 
(Продолжение, начало см. «Теорема крысы», части 1-2)


                Явление девятое

               Входит Л е н е ч к а. Это человек лет сорока с лишним, одетый в хороший темно-серый костюм, в нагрудном карманчике которого помещается не платок и не авторучка, и даже не куриная кость, а просто флейта. Взгляд умный. В его манерах, на первый взгляд вполне пристойных, порой проступает некоторая суетливость, всеядность и стремление как бы всех обнюхать.  Похож на крысу.
     Маша  устремляется к Ленечке, однако, не дойдя до него несколько шагов , очень естественно сворачивает к столу. Не притрагиваясь к свинине, она наливает себе коньяку и с презрительным видом садиться с ногами в одно из старых кресел в углу комнаты. Ее маневр почти в точности повторяет Прокофьевна, только она, развернувшись и что-то бормоча под нос, скрывается в кухне.

     Л е н е ч к а (ни на секунду не смутившись приемом, торжественно). Глубокоуважаемый Владимир Алексеевич! Сердечно поздравляю Вас с присуждением Большого Гранта Всемирного Научного Фонда!
     И з у м р у д о в (торжественно, с выражением глубокой признательности). Глубокоуважаемый сэр Джон! От имени бедствующей, но все еще могучей российской науки, от себя лично, а также от лица моих коллег приношу Вам свою искреннюю признательность…
     Г е о р г и  й (толкая Изумрудова  локтем). Это не сэр Джон!
     Ф у ф а е в. Это банкир и п...р Ленечка!
     И з у м р у д о в. Простите? Петр, Иван…
     М а ш а. …дурак, Олег, Роман! Понял?
     И з у м р у д о в (упавшим голосом). Кажется, понял – п...р. Ну что же, я очень рад, что именно вы, Ленечка, посетили меня в такой день. Чем обязан?

               Не дождавшись ответа.

Прошу к столу. Мы как раз доедаем поросенка!
     Л е н е ч к а. Будильника, что ли? Это надо было сделать еще несколько лет назад. Не откажусь!

               Занимает место за столом и отрезает кусок свинины.

Владимир Алексеевич, вы должны меня помнить. Я – ваш бывший ученик!
     И з у м р у д о в (очень вежливо). Простите – среди моих учеников были доценты, профессоры и даже два академика. Но я не припомню ни одного п....а!
     М а ш а. Папа, каждый учитель должен помнить своих учеников…
     Л е н е ч к а. Ну как же,  я учился у вас в аспирантуре в то время, когда защищался Семен. Только я бросил все и ушел в банк. Вы еще уговаривали меня остаться!
     И з у м р у д о в. Вот теперь вспомнил! У вас была замечательная диссертация. Вы были жутко, нечеловечески талантливы, с вами не мог соперничать даже Семен. А он у нас несомненный математический гений… Я, кстати, так и не понял, зачем вы ушли в банк.
     М а ш а. Жрать было нечего! Понятно?
     И з у м р у д о в. Но там же нет никакой математики!
     М а ш а. А что с тобой делать – дрыкать? Да и насчет банков ты неправ...
     И з у м р у д о в. Простите, я и сейчас не понял. Итак, Вы, к моему глубокому прискорбию, ушли из науки, и теперь вы…
     Ф у ф а е в. Банкир и п...р!
     Л е н е ч к а. Тебе самому твои шутки не надоели? Сам-то ты кто? Как был шутом, так и остался. Хоть бы репертуар сменил.

           Пауза.

Я теперь и не в банке даже. Грохнулся банк! Несколько часов назад. Вот, смотри!

           Вынимает из кармана газету и передает Фуфаеву.

 Внизу.... маленькая такая заметочка!

            Фуфаев, прочитав заметку, меняется в лице. Ленечка ничего не замечает.

Ах, как красиво вышло! Грохнулся сундук оземь –  и покатились монетки во все стороны! Все-таки дураки – самый ценный ресурс!
     Ф у ф а е в (мрачно). Мог бы и предупредить...
     Л е н е ч к а (смеется).  Не волнуйся! Всех, кого нужно, я предупредил...
     Ф у ф а е в (взрывается). Сволочь ты! Как был Мерзавцем, так и остался!

            Пауза.

Теперь Ирина меня убьет. Хоть на глаза не показывайся...

            Ленечка только теперь замечает, что что-то не так.

     Л е н е ч к а.  Ты что – тоже погорел?  Ух, ты! Все-таки хреновый ты математик! Мог бы сообразить, что такие проценты не к добру...

            Пауза.

(С интересом). И сколько  пропало? Сто, двести...   

     Ф у ф а е в. Триста долларов...

              Фуфаеву до смерти хочется дать Ленечке по морде. Ленечке, несмотря на все его бесстыдство, все-таки неловко, и он пытается разрядить обстановку.

     Л е н е ч к а. Ладно, так и быть!  Возвращаю тебе твой вклад.  Частным образом. По старому знакомству. С процентами!  А то ты еще за свои триста баксов киллера наймешь! (*)

           Вынимает из бумажника несколько зеленых купюр и протягивает их Фуфаеву.

     Ф у ф а е в. Да подавись ты ими! Хотя... нет! С какой стати мне дарить всяким жуликам свои деньги?

           Берет деньги и бережно кладет их себе в карман. Обстановка несколько смягчается.

(*) Многие состояния в те годы были нажиты именно таким способом.  Однако трюк был небезопасен. Бандиты, лишившиеся денег, собственноручно убивали зарвавшихся банкиров, а крупные вкладчики нередко прибегали к услугам киллеров. К слову сказать, триста долларов тогда для многих, включая Фуфаева, были громадной суммой (примечание автора).

      И з у м р у д о в. Вот видишь, Маша!  Зря ты меня отговорила положить деньги именно в этот банк! Сейчас бы нам Ленечка все с процентами вернул!

               Пауза.

Ну, хорошо! Банк лопнул, и чем Вы будете делать теперь?
     Л е н е ч к а.  Я хорошо заработал на крахе банка и теперь хочу заняться политикой.
     Ф у ф а е в. Зачем?
     Л е н е ч к а. Видишь ли, Семен, политика – очень прибыльное дело. Конечно, для тех, у кого есть мозги. С нынешнего дня я глава новой политической партии!
     Г е о р г и й (с интересом). И как она называется?
     Л е н е ч к а.   (торжественно). Это  –  Либеральная Партия Полигендеров России!
     Ф у ф а е в (мрачно). ЛППР,  значит.  Сказал бы попросту – п...ров!
     Л е н е ч к а.   Спасибо. Вот и делай после этого людям добро.
     М а ш а. Ох! Какая прелесть!

               Хохочет.

      И з у м р у д о в (снисходительно). Ну да, конечно, демократия, либерализм, права личности… Вы дополнили этот список свободой сексуальной ориентации…

               Увлекается. В его речи начинает проступать попугайский акцент.

Если мы желаем последовательно защищать права человека, то мы, хотим этого или нет, должны дать полную свободу всяческим полигендерам! Таковы аксиомы демократии!
     Л е н е ч к а.  Вы опять не поняли, Владимир Алексеевич. Речь идет отнюдь не о демократии, а об установлении в стране полигендерного режима!

                Немая сцена.

     Г е о р г и й. Неужели нынешний режим недостаточно поли... недостаточно педерастический? И под какими лозунгами вы пойдете на выборы?
     Л е н е ч к а.  Свобода, толерантность, истинное христианство, полигендерность… Поддержка ликеро-водочной и колбасной промышленности…
     М а ш а. Колбасники, что ли, денег дали? Или ликеро-водочники?
     Ф у ф а е в. Наверное, и те, и другие. И впрямь – прибыльное дело...
     И з у м р у д о в. А как сочетается истинное христианство и полигендерность?
     Л е н е ч к а.  Смотря какое. Католичество, например, отлично сочетается. Да и в нашем народе, я надеюсь, идеи свободы скоро получат поддержку и тогда…
     М а ш а. И тогда вы через ж... либерально придете к власти!
     Л е н е ч к а. Все гораздо глубже. Дело в том, что все революционеры и реформаторы  поголовно были полигендерами. И народ к этому привык, и знает, что если правитель говорит о реформах, то он, скорее всего, полигендер. Ну, а если правитель полигендер – то жди реформ…
     Г е о р г и й (ехидно). А как же Ленин и Надежда Константиновна?
     Л е н е ч к а.  Надежда Константиновна была мужчиной (*).  Да, господа, мужчиной! Именно поэтому ее не хотели объявить вдовой Ленина! Тогда Надежд Константинович пошел к товарищу Сталину, стоял на коленях и упросил его. И товарищ Сталин решил:

               Весьма похоже изображает Сталина.

 «Нам такой вдова вполне подойдет». Зиновьев поначалу был против, но товарищ Сталин сказал: «Надежд  Константинович очень хочет быть вдовой. Вы не желаете, чтобы он был вдовой товарища Ленина? Давайте тогда назначим его вашей вдовой. Вы ему нравитесь!». И Зиновьев сразу перестал спорить!

(*) В учебниках истории, написанных либералами, есть байки и похлеще. Да и в популярных изданиях тоже. Для примера достаточно одного незабвенного Суворова-Резуна (авт.)

     И з у м р у д о в. Ну… Ваше толкование истории весьма своеобразно!
     Ф у ф а е в. Вы так, Владимир Алексеевич, пишете свои рецензии, когда хотите намекнуть, что автор несет полную чушь. С  п.....ми столь деликатным быть нельзя
     Л е н е ч к а. История, которую я только что придумал и рассказал вам, вполне может быть правдой. (Самодовольно).  Ибо всякая истина парадоксальна.
     Ф у ф а е в (взрывается). Тебе ли, аферисту и п...ру, рассуждать об истине? Что ты можешь понимать в истине? Что есть истина?
     Л е н е ч к а  (совершенно спокойно). Истина, прежде всего, в том, что я ушел от нашего уважаемого  шефа, а ты остался. Даже побоялся уйти в бизнес и грохнуть банк. Вот и сидишь в нищете... что же ты молчишь?

               Пауза.

 Вот то-то. Истина, господа, очень часто груба и неприятна на вид. От нее воняет! Она стоит на дороге, как старая, грязная, больная уличная девка, и мокнет под дождем. И вы в отвращении проезжаете мимо, и только потом, много лет и много километров спустя, начинаете понимать, что проехали мимо истины… Впрочем, тебе, Семен, моей метафоры не понять. Ведь у тебя нет машины, и ты не знаешь, сколько б....й стоит на дорогах.

               Пауза.

Господа, пока мы здесь спорим, в Москве происходят события. Семен! Хватит нести всякую чушь и включи-ка телевизор!

               Фуфаев  настолько ошеломлен наглостью Ленечки, что молча подходит к телевизору и дает ему пинка.

     Т е л е в и з о р. …призвал москвичей… на улицы… завоевания демократии…
 
               Выключается.

     Г е о р г и й. Надо идти.

               Поспешно встает и направляется к выходу.

     Ф у ф а е в. Я с вами.

               Направляется вслед за Георгием.

     Л е н е ч к а (глумливо). Господа! Вы за кого идете воевать? За большевиков али за коммунистов? Тут ваши целую дружину собрали для защиты парламента. Во главе с Борис Борисычем!
     Ф у ф а е в. Борис Борисыч  –  известный идиот!
     Л е н е ч к а. Ты-то чем лучше?

               Пауза.

Дурень ты, дурень! Тебя эта власть обворовала – а ты ее идешь защищать?
     Ф у ф а е в. Вот как. Власть, значит, обворовала...
     Л е н е ч к а. В основном власть. Я взял последнее – да и то вернул, если не забыл еще.

               Пауза.

Что тебе те… и эти? Ну ладно, Георгий Петрович – он идет по делу. Традицию соблюдает. Вы себе и представить не можете, какие в роду Лариных оригинальные традиции!
     Г е о р г и й (поспешно). Не связывайтесь. Лучше одевайтесь скорее.

             Поворачивается к остальным.

Передайте наши извинения сэру Джону. Если может, то пусть подождет. Мы вернемся.

             Георгий и Фуфаев одеваются и выходят. Маша  провожает Георгия  до двери. Несколько раз она порывается что-то сказать ему, но каждый раз удерживает себя. Хлопает дверь. Сцена темнеет, и в луче прожектора остается одна Маша.

     М а ш а (прерывающимся голосом, с горечью). Все-таки пошел… Ну что же… Каждый сам выбирает свою судьбу. Будь счастлив, мой милый! (Окрепшим голосом). Будь счастлив!

             Сцена обретает прежний вид.

     И з у м р у д о в. Ну вот, Машенька, теперь у нас будут деньги…
     М а ш а (не стесняясь Ленечки). Папа, почему ты так разделил деньги? (Истерически). Почему ты так разделил деньги, старый дурак?
     И з у м р у д о в (недоумевая). А тебе мало? Я могу дать еще…
     М а ш а. Ох!

              Указывает на блюдо.

Ты что, не видишь? Одного уже съели! Знаешь, кто на очереди?
     И з у м р у д о в. Не пугай. Скоро появится сэр Джон. Он их живо приведет в чувство. Он им покажет, кто хозяин!
     М а ш а (с горечью). Папа, папа. Кто так пошутил над тобой? Кто лишил тебя под старость разума? Ведь ты был таким умным!

             Пауза.

Ах, мне бы еще года три-четыре! Я бы стала незаменимой, а потом… потом взяла бы все в свои руки! А теперь… Теперь мне только и остается, что позаботиться о себе! Уж ты, папочка, прости меня!

            Садится в кресло и закрывает лицо ладонями.

     Л е н е ч к а. Да, Владимир Алексеевич, вы поступили в высшей степени неосторожно. Таких шуток с деньгами не прощают.

            Телефонный звонок.

     Л е н е ч к а.  (в трубку). Да, я. Немедленно отозвать пикеты с Садового, я говорю – немедленно! И с Тверской тоже. Мы не должны вмешиваться в события. Наше время еще не пришло!
 
             Звонок в дверь. Прокофьевна  бросается открывать.


                Явление десятое


               Входит Будильник. Он сильно избит, весь в синяках.

     И з у м р у д о в. Простите, Ксаверий Борисович, разве мы вас не съели?
     П р о к о ф ь е в н а. Я же говорила, что это был поросенок!
     Б у д и л ь н и к. Как, меня уже съели?

               В ужасе смотрит на стол, на котором посреди объедков валяются его очки.

 А для чего я тогда ходил за хреном? Я ведь принес.

               Вынимает из-за пазухи огромный корень хрена.

 С какими трудами я его достал! Как я его донес! Я ведь забыл дома очки и документы! Сначала меня остановил патруль демократов, потом – сторонники парламента, а напоследок – вообще непонятно кто! Я им всем вместо паспорта показывал хрен и уверял, что с этим хреном меня сегодня съедят… После этого меня сразу начинали бить! Били и смеялись, что, мол, отбивное мясо вкуснее…

               С мукой в голосе.

Зачем вы надо мной так пошутили? Что я вам сделал? Разве я виноват в том, что родился бездарным? 

               Плачет.

Господи! Боже мой! Как грустно! Как страшно! Как тяжело жить на белом свете маленькому человеку!


ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ