Старинные часы. Глава 19

Глава 19

Объясняя Торопцову его задачу, хромой сосредоточил внимание того на скорейшем посещении дома Эммы. Узнав, что он не подвёз её вчера, хромой был сильно разочарован.
– Вам следует помнить о времени, – проскрипел он осипшим голосом и несколько раз погрозил указательным пальцем, ткнув им чуть ли ни в лицо своего напарника.

Этот жест рассмешил Торопцова. Откинувшись на спинку стула, он с удовольствием сделал глоток ароматного кофе, подумав о том, что хромой плохо выглядит. Его сильно трясло, хоть он и старался держаться из последних сил. Рассказывая о вчерашнем знакомстве с Эммой и её женихом, Торопцов не раз поймал себя на мысли, что напарник, возможно, плохо понимает его.
– Вы узнали кто он? – тем не менее, спросил хромой, несколько удивив Торопцова своей способностью не терять нить разговора. При этом он сильно поморщился и прижал левую руку к груди.
– Нет. Мне это ни к чему, – пожал плечами Торопцов, закинув ногу на ногу. – А вот он меня, кажется, узнал. Хотя, в общем, это не важно.
– Не важно?! – хромой сорвался на крик и воткнулся рукояткой своей трости ему в грудь. – Как вы можете рассуждать о важности и неважности дела, когда сами вчера выполнили лишь одну часть нашего плана?! Вы даже не сумели увлечь девушку, чтобы она предпочла сесть в вашу машину! И не говорите, что это из-за жениха. В конце концов, вы даже не додумались проследить за ними, чтобы выяснить адрес! А затем вы и вовсе не явились на встречу в баре в назначенный час! Ответьте, где вас носило всю ночь?!

Хромой всё ближе наклонялся к Торопцову, пытаясь заставить его нервничать. Он поднёс руку со скрюченными пальцами прямо к его носу и плотно сжав губы, сверлил того страшным взглядом несколько секунд.
– Я плачу вам огромную сумму не для того, чтобы мириться с вашими выкрутасами, – наконец, сквозь зубы процедил хромой.
Торопцов аккуратно поставил чашку на столик и спокойно разгладил складку на рукаве своего пиджака.
– Не тратьте слова и время напрасно, – он сильно сжал запястье, убирая руку хромого подальше от своего лица. – Сегодня я буду в её доме. Говорите, что я должен сделать там?
– Запись. Вы принесёте мне запись вашей беседы.
– Нужна любовная игра? – уточнил Торопцов.
– Это всё равно. Единственное условие – запись должна длиться не менее часа. При этом постарайтесь, чтобы ваши голоса не заглушали возможные звуки в доме. Хорошо бы ещё снять видео комнат, если вы найдёте мизерную камеру, но на этом я не настаиваю. Важно одно – настройте диктофон так, чтобы он улавливал даже звуки из соседних комнат. Вы меня поняли? Помните об этом условии.

Торопцов промолчал. Хромой вызывал в нём презрение. Втягиваясь в игру, он не то переоценил свои способности, не то недооценил способности Торопцова. Задания, которые он давал последнему граничили с откровенным сумасшествием.
– И всё-таки, что я должен записать конкретно? – напирал тот. – Как я понял вам важно не то, что мы будем делать и говорить, а то, что может происходить, так сказать, на заднем плане. Я прав?
Хромой нехотя кивнул.
– Послушайте, – сказал Торопцов, – давайте уж начистоту: я вижу, что вы пытаетесь играть со мной, не раскрывая карт. Ладно, пусть будет так. В конце концов, мне плевать на то, что вы затеяли в действительности. Это, собственно, не моё дело. Завтра утром здесь же вы получите запись.
Он встал. Небрежно бросив на столик несколько монет за недопитый кофе, добавил:
– И готовьте деньги.

Едва Торопцов вышел из бара, хромой почувствовал, что сил держаться у него почти не осталось. Дрожащей рукой он вытер пот со лба и, откинувшись на спинку стула, совсем обмяк. Прошлая ночь и этот разговор настолько измучили его, что он даже стал плохо соображать.
«Чёрт, времени так мало, – промямлил он себе под нос, пытаясь анализировать, – как бы я хотел подпугнуть Эмму ещё. Поиграть с ней. Но нельзя. Торопцов – никудышный напарник. Шахматист, чёртов, пытается разыгрывать свою партию. Чтобы его приструнить, надо повозиться! К сожалению, не до этого. Ведь главное найти часы, организовать кражу, а потом продать их Добролюбову. И на всё это у меня неделя без одного дня. Не стоит усложнять игру, учитывая, что ещё предстоит унести ноги. Но завтра его партия будет сыграна. Конечно, перед отъездом в Германию придётся затаиться. Но с этим не должно быть проблем: Торопцов почти ничего не знает обо мне, мобильник выкину и дело с концом. Главное, чтобы он принёс запись и адрес Эммы. Главное, чтобы принёс».

Облокотившись на столик, хромой положил голову на руки. Нестерпимо болело в груди и солнечный свет, пробивающийся в окно, резал глаза. Просидев так пару минут, он тяжело поднялся и постукивая тростью, поковылял к выходу.
«Я снова совершил ошибку? – размышлял он по дороге домой. – Может быть, правду говорят, что всё нужно делать самому? Но ведь у меня не было другого выхода. Явись я к Эмме, также как в Минске, кто знает, как бы она поступила? Всегда нужно действовать, исходя из маловероятного события. А, как ни крути, оно состоит в том, что они могли сбежать из квартиры деда именно от меня. Сегодня вечером Торопцов сам того не зная, определит для меня, есть ли в квартире часы и никакого риска, что завтра их там уже не будет. Нет, всё правильно. Надо прекратить обдумывать это по десятому кругу. Надо чуть-чуть поспать, ведь уже совсем скоро мне предстоит разработать самую трудную часть моего плана – кражу часов».

Придя домой, хромой рухнул на кровать, моля об одном: только бы не мерещился Чёрный Человек. Увидев его однажды в зеркале, хромой никак не мог отделаться от преследовавшего его кошмара. Вначале он был лишь сном, но со временем начал являться хромому и наяву так же, как явился впервые в квартире старика. Он возникал в проёмах дверей, в углах комнаты и в оконных стёклах. Бывало, садился на табуретку за кухонным столом или на кровать Мери. А ещё мог появиться из струи текущей из крана воды или из пара, исходящего от чашки с горячим чаем. Иногда он смотрел хмуро, а иногда смеялся. Но этот смех наводил ужас на хромого, поэтому он всякий раз старался зажмуриться и заткнуть уши, в надежде, что, когда откроет глаза, видение исчезнет. Но чаще всего Чёрный Человек целился из пистолета прямо в сердце хромого и именно этот кошмар изводил последнего больше других.

Однажды вечером видение возникло из исписанного мелким почерком листа бумаги. Разместившись на подоконнике перед столом, оно впервые заговорило.
– Часы тикают, и время ушло.
Выронив карандаш, хромой весь затрясся.
– Проваливай к чертям! – заорал он и запустил в окно точилкой.
Чёрный Человек покачал головой и, растворяясь в воздухе, сказал:
– Я – это ты. Ты – это я. Мне не уйти от тебя, тебе не уйти от меня.
В истерике хромой накрыл голову руками и, уткнувшись лицом в стол, начал бормотать, как заклинание:
– Я не схожу с ума, я не сошёл с ума, я не безумен.
С этими словами он провалился в тяжёлое забытьё, очнувшись от которого посередине ночи уже не увидел своего мучителя. Но с тех пор он являлся хромому не безмолвной чёрной тенью. Видение теперь неизменно что-нибудь говорило. Порой его голос становился похож на голос покойного Шишкина, и хромому даже казалось, что в жутком образе проступают его черты.

Однажды, явившись из зеркала в ванной, когда вместо собственного отражения хромой увидел смазанный образ без лица, видение сказало:
– Впереди только черная бездна.
Не выдержав напряжения, он со всей силой ударил кулаком по стеклу. Зеркало треснуло и в раковину упало несколько осколков, из которой мощной струёй воды смыло чёрное рваное пятно мерещившегося образа.
– Часы тикают, а время ушло, – донеслось напоследок откуда-то издалека.
– У меня нет выбора, – пробормотал хромой, медленно сползая по стенке на пол. – Не ты ли, чёрный дьявол, не оставил мне его? Скажи! Чего молчишь? Куда исчез?
Он пригрозил кулаком в пустоту.
– Ведь я со всем смирился. И с тем, что болен. С тем, что брошен. Кажется, ты отнял всё! Но это я готов терпеть до конца своей жизни. Но ведь тебе мало этих жертв! Ты решил отобрать у меня Мери. Она единственное светлое, что у меня было и есть! Зачем тебе ещё и она?! Что ты оставляешь мне? Что я спрашиваю тебя!!! Молчишь.
– У тебя впереди только чёрная бездна, – вновь послышалось хромому.
– Впереди? А сейчас что же? Я уже много лет живу в этой чёрной бездне…
– Часы тикают, и время ушло.
– Убирайся из моей головы! – закричал хромой. – Оставь меня в покое.
Тяжело поднявшись на ноги, он опёрся на раковину и умыл раскрасневшееся лицо холодной водой.
– Хорошо, что Мери не видит меня сейчас, – подумал он, собрав несколько осколков разбитого зеркала.

Но в тот день Чёрный Человек больше не мерещился хромому. Стараясь отделаться от его навязчивого образа, он сел за стол и начал писать. Писал быстро, не думая о том, что подсознательно ждёт и боится его появления. Вначале хромой был очень напряжён, но несколькими минутами позже ушёл с головой в работу. Возможно, его мучитель, как и раньше, водил за него карандашом, но в этот раз он не обращал на это внимания. Не отрываясь хромой писал несколько часов, пока опустошённый и измученный не уснул, положив голову на стол.

Ему снилась собственное детство. Мальчишкой лет семи-восьми он прижимался спиной к полуразрушенной стене и пытался закрыть руками лицо от летящих в него со всех сторон камней.
– Мамочка, – мысленно умолял он. – Почему ты бросила меня? Защити, спаси меня. Где ты мамочка?

Но ответом ему был сильный удар в плечо, от которого хромой испуганно дёрнулся и проснулся. Потягиваясь, он распрямил спину и вытянул ноги. Некоторое время он продолжал сидеть на стуле, покачиваясь взад-вперёд, а потом взглянул в окно.
Уже начало темнеть. Шёл сильный дождь. Ветер хлопал открытой форточкой и завывал в щели входной двери, образовавшимся в подъезде сквозняком. Этот звук напоминал хромому плач и снова возвращал в детские годы, когда, спасаясь от издевательств, таких же брошенных и озлобленных, как и он сам, мальчишек, прятался в развалинах старого дома. Там, сидя на обломках стены, он тоже слышал, как завывает ветер в узеньких проходах, бывших в своё время лестничными пролётами. Этот звук хромой ненавидел, потому что тот заглушал топот бегающих по развалинам преследователей. Из-за него он не всегда мог определить приближающуюся опасность. В те годы он ещё не умел хитрить, выкручиваться и заговаривать зубы. Он был слишком мал, чтобы с успехом применять такие сложные способы защиты. Этому мастерству он обучится позже, а тогда он просто стремился спрятаться понадёжнее. Нередко это ему удавалось. В такие удачные дни он мог оставаться здесь до того, пока не начинало темнеть. Хромой усаживался на свою сложенную кофту, съедал припрятанный с обеда бутерброд и принимался читать. Книги заменяли ему друзей, собеседников, учителей. В человеческом общении он не нуждался, так как оно не доставляло ему радости. Более того, по возможности он вообще старался избегать его.

Единственным другом, который был у хромого за всю его жизнь, стала покалеченная кошкой старая ворона. Разодранное крыло не позволяло той летать, поэтому хромой всегда носил её на плече. С ней он разговаривал, делился бутербродом, зачитывал ей интересные страницы из книг, учил ходить.
– Если уж не можешь летать, надо стремиться к тому, чтобы лучше других двигать лапками. Иначе не выжить.
Однако несмотря на все усилия спасти ворону ему не удалось. Однажды утром он нашёл её мёртвой на снегу. Кошка всё-таки разорвала её. В тот день он плача долбил мёрзлую землю у развалин, стараясь выкопать ямку. В ней он и закопал то, что осталось от старой вороны. На могилке хромой водрузил деревянную табличку с надписью: «Ты так и не сумела выжить. Но я смогу. Обещаю».

Эта детская панихида по вороне, в самом деле, провела его через многие испытания. Она помогла ему не опустить руки, не сдаться. Позже, когда хромой повзрослел, осознал, что не только смог выжить, но и стать сильнее духом. Теперь он почти ничего не боялся, ведь благодаря своему острому языку и недюжинному уму мог выйти из любой даже самой сложной ситуации. Во всяком случае, так он считал до того момента, как не ввязался в историю с часами и не увидел впервые своего Чёрного Человека. Его появление означало безумие, что для хромого было невыносимым, ведь могло рухнуть то, что он выстраивал долгие годы, свято веря в силу ума, способную преодолеть всё. Об этом он думал с ужасом, начав напряжённо вслушиваться в звуки и всматриваться в окружающий его мир. Со своим подсознательным страхом хромой отныне сталкивался всё чаще, поэтому становился более измотанным. Находясь в напряжённом ожидании собственных галлюцинаций, он стал вздрагивать от резких звуков и бояться своей тени. Он так мечтал отдохнуть. Хорошенько выспаться, чтобы почувствовать лёгкость в теле и ясность мышления.
Сегодня ему это было особенно необходимо. Свернувшись калачиком, он повернулся к стене. Хромой старался ни о чём не думать и пролежал так минут пять, после чего неожиданно вскочил и стал бегать по комнате из угла в угол. Своего Чёрного Человека он ещё не видел, но уже начал ощущать его присутствие. Размахивая тростью, стал отбиваться от невидимой тени до тех пор, пока не упал. Некоторое время он в оцепенении лежал на полу, ожидая вот-вот услышать фразу, с которой его мучитель всегда являлся и с которой исчезал – Часы тикают, и время ушло. Но на этот раз ожидание оказалось напрасным, и вскоре хромой почувствовал, что его тело расслабляется. Казалось, между ним и страшным образом вдруг появилась надёжная стена. Она преградила путь Чёрного Человека к сознанию хромого, когда он в свете солнца, заглядывающего в окно комнаты, увидел Мери. Она сидела на полу с ним рядом, прикасаясь прохладной ладонью к его горячему лбу и нежно улыбаясь, убаюкивала его, как ребёнка. Обхватив её колени, хромой долго плакал, пока опустошённый не провалился в крепкий и спокойный сон.

А в это время прямо из бара Торопцов отправился в свой шахматный клуб. Задерживаться там надолго сегодня он не стал, поэтому уже к полудню был дома. Бессонная ночь за рулём автомобиля, наконец, заставила его почувствовать усталость. Приняв душ, он с удовольствием растянулся на кровати и, положив руки под голову, уставился в потолок. Сейчас он хотел поразмыслить о деле, но всё время ловил себя на мысли, что образ Эммы стоит у него перед глазами. Он вспоминал, как приятно было прикоснуться к её руке и долго стоять очень близко. Настолько близко, что стоило ему совершить одно маленькое движение она бы оказалась в его объятиях. Говоря ей о том, что был на её выступлениях, Торопцов солгал. Эта ложь являлась частью игры, затеянной хромым, но сейчас он отыскал в интернете некоторые записи разных лет и почитал интервью, которые Эмма давала тем или иным изданиям. Долго, одну за другой, он просматривал её фотографии, а потом читал историю творческого пути вплоть до травмы, полученной прямо на сцене Минского Большого театра. Об этом падении много писалось в прессе и оно, как узнал Торопцов, стало причиной завершения карьеры балерины. Удалось ему обнаружить в сети и видео, где Эмма в небольшом интервью делится своими планами. После чего пошла серия публикаций о начале и об окончании набора в балетную школу, а также заметка о том, что ученицей Эммы стала девочка пяти лет, некая Юля Круглова.

Торопцов заметил, что в сети не было личных фотографий: везде Эмма была снята одна либо с партнерами по спектаклям. В какой-то момент ему даже стало казаться, что никаких сведений о её личной жизни ему найти не удастся. Но потом он случайно наткнулся на чьё-то любительское видео, скорее всего, сделанное камерой мобильного телефона. На нём Эмма, держа под руку мужчину, в котором Торопцов узнал того, кого видел вчера, шла по дорожке какого-то парка. Неизвестный пользователь, загрузивший видео в сеть, оставил под ним свой комментарий: «Легендарная балерина Э. Петрова восстанавливается после операции в Минской больнице, гуляя вместе с Сергеем Воробьёвым». Торопцов на минутку призадумался, а затем в строке поиска забил это имя. Информации нашлось немного, но она оказалась достаточной для того, чтобы увидеть, что тот пишет книги, ходит в экспедиции и читает лекции для студентов. Есть в его багаже и открытые лекции.

Как раз сегодня в 15-00 в конференц-зале международного образовательного центра состоится такая открытая лекция на тему: «Большой ключ Соломона. Чернокнижники Европы позднего Средневековья». К этому времени число слушателей, подписавшихся на неё, перевалило за сто пятьдесят. Торопцов присвистнул и на личном сайте Воробьёва прочитал краткую информацию по сути предстоящей лекции.

В частности, последний писал: «Позднее Средневековье стало временем, когда Европу охватила страсть к магическим откровениям и мистическим ритуалам. Временем, когда маги и алхимики стремились постичь секреты природы, пытаясь превращать свинец в золото, стремясь вникнуть в тайну вечной жизни и найти способы управлять демонами и ангелами. Своё вдохновение они черпали из книг. Назывались такие трактаты гримуарами и писали их главным образом чернокнижники. Однако они редко подписывались своими настоящими именами, опасаясь попасть в серьёзные неприятности. Именно поэтому авторами гримуаров делали библейских царей и пророков. Авторство самого известного и авторитетного из них («Ключа Соломона») приписывают автору знаменитых притч царю Соломону. Но кто и когда в действительности написал этот трактат? И какие тайны сокрыты в его тексте? И есть ли в нём нечто большее, чем фантазии о подчинении демонов и ангелов? Попробуем разобраться вместе».

Читая эту аннотацию к выступлению, Торопцов зевнул. Почувствовав, что начинает клевать носом, он захлопнул ноутбук и повернулся на бок. Уже через минуту он крепко спал, видя себя во сне императором Священной Римской империи. Он шёл по огромному залу, освещённому светом зажжённых факелов. Вот он садится на свой трон и смотрит, как из глубины зала к нему направляется Эмма. Она движется медленно, величаво, неся в руках позолоченную чашу. На ней пурпурное бархатное платье средневековой дамы и диадема с изумрудами в роскошных рыжих волосах. Делая грациозный реверанс, она протягивает ему чашу с дымящимся розовым напитком и говорит певучим голосом:
– Придворному алхимику удалось получить эликсир бессмертия. Живите вечно император Рудольф II!
Торопцов взял чашу, надолго продлевая время прикосновения к её рукам. Но пить не стал. Отставив чашу в сторону, он привлёк Эмму к себе и заключил в объятия. Целуя её, он уже видел их не в тронном зале, а в императорских покоях, где на широком ложе он снимал с неё бархатное платье придворной дамы и прикасался губами к роскошной груди. Когда желание стало почти непреодолимым, Эмма вдруг оттолкнула его и сказала таким же певучим голосом:
– Примите вначале эликсир бессмертия.
Протянув всю ту же позолоченную чашу с розовым напитком, Эмма соблазнительно изгибается. В нетерпении Торопцов делает несколько глотков и отбрасывает чашу. Предвкушая удовольствия, он тянется к Эмме снова, но вдруг начинает задыхаться. Обхватив горло правой ладонью, Торопцов пытается что-то сказать, но видит, что Эмма уже обнимает Воробьёва. Тот злорадно улыбается, глядя на корчащегося в предсмертных муках императора и говорит железным тоном:
– Вы самозванец, скандалист, не чемпион мира по шахматам. И дама эта не ваша. Я десятилетия трудился, чтобы создать свой эликсир бессмертия, но знайте, что стоит его принять лжецу и проходимцу, он тут же превращается в яд. Так умри же лжеимператор!
Торопцов сжал горло и, судорожно хватая воздух, проснулся. Некоторое время он сидел на кровати и вертел головой, словно желая стряхнуть кошмар. Сильно зажурившись, он похлопал себя по щекам и резко вскочил.

На часах было полтретьего. Торопцов прикинул, что ещё успеет застать Эмму в балетной школе. В этот раз он решил не показываться ей на глаза, а тайком проследить за ней. Уже через пятнадцать минут он был на месте. Припарковав машину так, чтобы хорошо видеть крыльцо, Торопцов, тем не менее, решил сначала убедиться, что Эмма в школе. Его ждало разочарование: вахтёр сказал, что она ушла час назад. Вернувшись в машину, Торопцов несколько минут вспоминал всё, что ему удалось выудить из интернета. Bдруг его осенило: в 15-00 открытая лекция Воробьёва! Просмотрев историю своих посещений, он снова отыскал сайт с адресом международного образовательного центра. Забив его в навигаторе, Торопцов лихо сорвался с места.

Уже через полчаса он вошёл в конференц-зал, затесавшись в небольшую группу слушателей. Выбрав наиболее укромный уголок, Торопцов уткнулся носом в позаимствованные у кого-то материалы лекции. Почти четыре часа Воробьёв рассказывал о Европе позднего Средневековья, прямо на ходу отвечая на вопросы и замечания, раздающиеся из зала. От нечего делать Торопцов принялся рассматривать учёных преклонных лет и молоденьких студентов: одни уютно начинают дремать, а другие сосредоточенно делают вид, что слушают. Хотя, возможно, ему только так кажется: полемика-то нешуточная развернулась. Так рассматривая аудиторию, Торопцов вдруг увидел Эмму.

Ощутив небольшой толчок в сердце, он не смог отвести от неё глаз. Воображая, как целует её шею и плечи, Торопцов забыл о конспирации. Выпрямив спину, он бессознательно отложил в сторону папку, которой до того прикрывал лицо. Медленно погружаясь в мечты, он предался эротическим фантазиям, поймав себя на мысли, что Эмма становится его навязчивой идеей. Вот она поворачивает голову, а вот касается пальчиком кончика носа. Смеётся над шуткой своего жениха, а через секунду уже задумчиво смотрит на экран в центре зала. Каждое её движение заставляло Торопцова волноваться и переживать эмоции, рождённые вдруг. Внезапно, как по щелчку. Ведь он и сам пока не мог понять, что произошло. Интересоваться Эммой он хотел только, как одним из представившихся ему способов заработать хорошие деньги, с которыми можно навсегда уехать заграницу. И он никак не ожидал, что так легко попадётся в её сети, оказавшиеся ловушкой для его чувств.
Торопцов сказал себе, что отныне ему нужна Эмма, а вот на ночь ли, на всю ли оставшуюся жизнь он разберётся позже.

Продолжение здесь: http://proza.ru/2023/03/15/1170