Зачем мы остались?

Россия, Санкт-Петербург, 15 июня 2050 года, 6 часов 35 минут
Олег проснулся от характерного звука, он уже давно научился спать поверхностно, не теряя контроля. Подсознание было настроено на выявление опасности. Да и ночевки каждый раз в новом месте не располагали к безмятежному сну.
По коридору кто-то шел, медленно, осторожно. Кажется, его опять засекли. Группы по отлову непомеченных работали во всех районах огромного города, но Олегу пока удавалось уходить от них. Он давно жил, как загнанный зверь. Порой ему хотелось опустить руки, плюнуть на все. Но душа сопротивлялась. Стать
 меченным, значит лишиться себя, оказаться марионеткой.
Те, кто сейчас охотился на него, разве это разумные существа?! Их просто запрограммировали, хоть с виду они и остались людьми. Чип, контролирующий поведение человека, очень выгоден любой власти, поэтому она сначала рекламировала его удобство и полезность, а потом создала условия, когда без него стал
о невозможным само существование. Их, тех, кто еще сопротивлялся тотальному контролю, осталось совсем мало. На них охотились, как на зверей, у них почти не осталось шансов на выживание, и все-таки они были.
Все эти мысли мгновенно пронеслись в голове Олега, пока тренированное тело совершало необходимые для спасения действия. Он никогда не ложился спать, не подготовив пути отхода. Сейчас он мгновенно переместился в соседнее помещение, откуда через окно был протянут прочный страховочный фал к соседнему д
ому. Присоединив к нему специальное устройство, оставшееся от отца, он мгновенно переместился на крышу соседнего дома, отсоединил фал и нырнул на чердак. Все было проделано почти беззвучно. «Кажется, опять ушел», - Олег уже не испытывал радости. Это была тяжелая, ставшая привычной, жизнь.
Дом надо было покинуть как можно быстрее. Благо, замков уже давно нигде не было. После Третьей мировой народу осталось совсем немного. Большие города были брошены, а основная масса выживших потянулась в деревни. Там, по крайней мере, не было такого голода. И сохранились условия для автономного выжив
ания – огороды, дома с печным отоплением, бани и так далее.
Теперь на просторах России можно было встретить и негров, и китайцев, и индусов – кого угодно. Это уже давно никого не удивляло. Война перемешала всех. А после нее выжившие люди уже не желали оставаться в границах прежних государств. Особенно пострадали от войны Америка, Ближний Восток, Европа и Кит
ай, но и остальных задело, конечно. России тоже досталось, но менее, чем другим. Спасли огромные, необжитые до конца, просторы. И вот теперь на них ринулись все, кто мог, со всех континентов.
Государства перестали существовать, было избрано единое правительство во главе с президентом Земли. Все получили право свободного перемещения по планете. Только вот свобода эта оказалась призрачной.
Чипы появились давно. Задолго до рождения Олега. Ими маркировали товар, чтоб отслеживать пути его распространения. Потом кому-то пришла в голову блестящая идея – маркировать людей. Компании-производители давили на родственные чувства: «Вам всегда будет известно местонахождение вашего ребенка!», «Узн
айте о местонахождении ваших близких!», «Вам не грозит похищение! Ваше местонахождение сразу будет выявлено! Мы обеспечим вашу безопасность!» Наивные люди, совершенно добровольно, да еще – за собственные деньги, соглашались на внедрение чипов себе и своим близким. Почти никто не понимал тогда зловещ
его значения этих устройств.
Историю эту, конечно, не изучали в школе, да Олег там никогда и не был. Он узнал ее, когда однажды жизнь свела его еще с одним немеченым.

Россия, Санкт-Петербург, 14 июня 2050 года, 12 часов 15 минут
Шла облава. Олег залег в одном подвале. Вход в него казался разрушенным, но была там одна тропка, которую Олег разведал и замаскировал, как раз на такой случай. Подвал был большой, из нескольких огромных помещений. Скорее всего, бывшая подземная автостоянка под каким-то супермаркетом. Олег решил осм
отреть все помещения, пока есть время. Вдруг попадется что-нибудь полезное. Так иногда удавалось найти пищу. Многие дома разрушались, их бросили быстро, когда нависла угроза прямой бомбардировки с орбиты. Уходили многие, в чем были. Собственно, благодаря этому Олегу и удавалось выжить в городе. Коне
чно, многое было уже разграблено, но попадались и нетронутые места, особенно там, куда трудно было попасть.
Олег заканчивал осмотр, когда где-то справа раздался стон. Тихо приблизившись, Олег резко включил фонарь. На пыльном полу у стены лежал человек, истощенный и, кажется, раненый. На нем был какой-то длинный балахон, когда-то бывший черным, а теперь ставший грязно-серым. Человек был в забытьи.
Олег не мог ни на что решиться. Нянчиться с больным, делить с ним продукты, которых и так мало, казалось нерациональным. Так легко было и самому погибнуть. Но бросить его здесь… Еще чуть, чуть и он умрет от голода. «Ладно, перевяжу, покормлю, а там – пусть сам выбирается», - пришел Олег к компромисс
у с самим собой.
Опустившись на колени, он осторожно стянул с плеча незнакомца одежду. Рана выглядела плохо, она гноилась, вокруг разлилось воспаление. У человека был сильный жар. Он бредил, произносил какие-то непонятные слова, вроде бы по-русски, но как-то непривычно. На груди у него оказалась коробочка. Олег поду
мал, что там что-то ценное, но там оказалось только немного маленьких сухариков. В этот момент человек пришел в себя. Он начал лихорадочно ощупывать себе грудь. Олег сунул под пальцы ему коробочку, и тот сразу успокоился.
- Давно ты здесь? – спросил Олег. – Рана у тебя совсем плохая.
- С субботы. Не дошел немного. А сейчас уже что?
- Да понедельник уже.
- Плохо. Люди ждут.
- Я и помочь-то тебе не знаю как. Лекарств у меня нет, и сам – не медик. Не знаю, как и к ране твоей подступиться.
- Мне бы попить, если есть.
Олег поднес к его губам фляжку.
- Вы группой, что ли живете? Так ведь сложнее пищу добывать. Одному-то легче. Да и от облавы уходить проще.
- Проще, но община помогает выжить слабейшим, а не только сильным и самостоятельным. А ты чего в бегах – от чипа отказался?
- Отказался. Не хочу быть киборгом. Тошно на них смотреть. Вроде, все им доступно, делают, что хотят, а на самом деле, каждый шаг их контролируется. Этакая запрограммированная свобода.
- Да. Свободу души надо ценить. Только жизнь у тебя тяжелая. Как одинокий волк от охотников бегаешь.
- Все так.
- Все, да не все.
- В общине вашей, небось, еще хуже.
- В общине нелегко. Только у нас люди знают, с чего все это началось и чем закончится. А надежда, она, знаешь, сильно помогает.
- Ну, может, и мне расскажешь? Все равно делать нечего.
И он рассказал.., какой была земля до войны, до чипизации. Тогда все эти чипы мало кого пугали. Наоборот, казались высшим достижением прогресса. Сначала их внедряли в электронные карты, заменившие постепенно бумажные паспорта. Но карты терялись, их взламывали, устраивали разного рода диверсии. Тогда
 был предложен выход – внедрить чипы под кожу. И как это казалось удобно! Чип заменил все – любые документы, электронный кошелек. Никто не мог его украсть, воспользоваться, без ведома владельца. Только никто почти не понимал тогда, что это не только удобство, но и глобальный контроль. Человек перест
авал быть человеком, он становился «узлом сети». Сначала был освоен контроль, а потом и управление. Теперь можно было посылать команды прямо в мозг. У чипированного не возникало даже сопротивления, команды казались личными желаниями.
Первыми заговорили о вреде этих устройств, как ни странно, монахи Афонской горы. Там нашлись специалисты в области компьютерных технологий, которые определили опасность чипов. И выявили интересный для верующих момент – код безопасности, используемый для считывания и операций с информацией, содержаще
йся в чипе, представлял собою всегда число 666. То самое число сатаны, упоминаемое в Библии. Некоторые специалисты предложили альтернативную систему для создания кода безопасности с другими цифровыми данными, но она была отклонена без надлежащей мотивировки. Тогда многие из среды верующих поняли, чт
о использование трех шестерок принципиально. Недаром об этом предсказано еще 2000 лет назад. Воздействуя на тело, такие чипы влияют и на душу.
В разных странах возникало в те времена движение сопротивления против введения электронных карт и чипов. Но успеха оно не имело. Сначала, казалось, людям пошл
и на встречу, предоставили возможность не принимать карты и чипы. Но вскоре стало ясно – это уловка. Ты не принимаешь карту или чип, и уже не можешь устроиться на работу, получить зарплату, проехать на транспорте, купить продукты и вещи. Человек оказывался вне общества, которое просто сминало его, д
аже не замечая этого, и не интересуясь его судьбой. Правда, гонений за отказ от карт и чипов тогда еще не было.
Некоторые верующие собирались в общины, селились в брошенных деревнях, жили натуральным хозяйством. (Это сейчас из городов в деревни бегут, а тогда наоборот было). И среди неверующих были сопротивляющиеся, те, кто понял опасность глобального контроля. Им было особенно трудно. Что противопоставишь го
сударственной машине?! Но выживали как-то.
А потом грянула война за ресурсы – Третья Мировая. Кажется, некоторые решили так бороться с перенаселением планеты, и весьма успешно – народу стало в несколько раз меньше. Да и контролировать оставшихся стало гораздо легче.
Первым указом новоизбранного президента Объединенной Земли стал указ о всеобщей обязательной чипизации в целях глобальной безопасности. Гражданин, не принявший чипа, автоматически считался потенциальным террористом и подлежал уничтожению. А лозунг о том, что честному человеку нечего скрывать от обще
ства, тогда уже широко прижился в умах.
Так начался новый этап – общины нечипированных стали уничтожать. Люди учились прятаться. Легче всего это было сделать в брошенных и частично разрушенных городах. Там появилась скрытая сеть общин, и одиночки, выживающие сами по себе.
- А ты куда вообще ходил то? Продукты что ли искал? – спросил Олег.
- Нет. Я – священник. Верующие люди теперь не имеют храмов, где они приступали к Таинствам Церкви. Я хожу между общинами, приношу людям Святые Дары, исповедую, причащаю, крещу, отпеваю. Мало нас осталось. Вот и мне, видно, уже не дойти – здесь помру.
- Так ты что, к этой церкви принадлежишь? Как ее – ЕЦО, кажется?
- Нет, ЕЦО (Единая церковь Ойкумены) появилась не так давно. В ней соединились все религиозные организации мира. Вообще, так называемое, экуменическое движение зародилось давно, еще в начале двадцатого века. Тогда многие считали всеобщее объединение великим благом. Был создан сначала Всемирный Совет
 Церквей, потом, ближе к концу века, Организация Объединенных Религий. Идея была такая – каждая религиозная организация откажется от тех моментов, которые не могут принять другие, и тогда все безболезненно объединятся. Только не учитывалось то, что каждая религия лишится своей сути, и, как следствие
, смысла своего существования. Официальные руководители всех религий пошли этим путем к всеобщему слиянию, взаимному растворению, ошибочно именуя это любовью. Однако нашлись люди, особенно среди православных, которые не смогли отказаться от сути своего исповедания, от истины. Их объявили раскольника
ми. А когда они отказались еще и от карт и чипов, то оказались и вовсе – вне закона. После Третьей Мировой все религии, кроме ЕЦО, были запрещены. Само существование конкретной религиозной организации стало рассматриваться, как разжигание розни и вражды. Общины стали преследоваться и уничтожаться. Х
рамы во всем мире были переданы в собственность ЕЦО, для совершения богослужения высшему духу.
А я, вот, да еще несколько священников, окормляю оставшиеся общинки верующих во Христа.
- Вот как все… Не знал.
- Конечно. Откуда ж знать-то? Теперь доступа к информации нет. Ты-то как оказался без чипа?
- Я родился здесь, в городе. Родители мои чипы не приняли, не захотели свободу терять. Тогда еще гонений не было. Они крутились как-то, нанимались на работу неофициально. Бедно жили, конечно. Потом война началась. Тогда даже полегче стало. Кто на фронте сгинул, кто в деревню подался. Города опустели
 почти, а мы здесь остались. И продукты всегда найти можно было. Я с детства умел по разрушенным домам лазить, отец учил. Потом, когда война закончилась, опять плохо стало – чипы стали обязательными, и на нас охоту открыли. Говорят, те, кто больше немеченых убьет, даже вознаграждение получают. Пришл
ось все время места ночевок менять. Часто – холодно, сыро, мать и простудилась. Лекарства были сначала, а потом закончились. Как раз облава была. А матери все хуже. Отец не выдержал, решил аккуратно пройти, может, где лекарства найдет. И не вернулся. А мама к вечеру умерла. Я потом, когда облава про
шла, искать отца пошел. Подстрелили его, два квартала до нас не дошел. Вот с тех пор один и живу.
Откуда-то слева послышался отдаленный шум. Кажется, в этот раз не повезло – охотники решили проверить подвал и сейчас разбирали вход.
- Уходить надо! Они скоро здесь будут! Давай тебе встать помогу. Ты знаешь - с той стороны выход есть, нет?
- Выход там есть. Я расчистил. Там только для виду завалено. А я встать уже не смогу. Умираю я, Олег. Ты иди, не задерживайся. Только я попросить тебя хотел, коробочку эту, дароносица она называется, отнеси в общину. Там Причастие – Святые Дары, людям причаститься надо, по краю ходят, кто знает, в к
акой момент смерть нагрянет. Тут недалеко. Знаешь, где разрушенный монастырь?
- Знаю.
- Там, под колокольней, дверь есть. Постучи и скажи: «Молитвами святых отец наших, Господи, Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас». Тебе ответят: «Аминь», и впустят. Запомнил? Повтори.
Олег дважды повторил.
- Это что, типа пароля что ли?
- Ну, да. В общине скажи, отец Павел умер, пусть помолятся. Там тебя накормят, отдохнешь, а захочешь, так и останешься. Скажешь, отец Павел благословил.
- Да как я останусь, я ж в вере ничего не понимаю.
- Я тоже когда-то не понимал. Со временем все приходит. Иди, иди теперь с Богом!
Священник как-то по-особенному сложил пальцы, перекрестил его и закрыл глаза. Олег надел на шею дароносицу и поднялся с колен. Он не мог заставить тебя уйти, стоял и ждал неизвестно чего. В этот момент отец Павел как-то странно задышал, дернулся и.., кажется, ничего не изменилось, но Олег понял, что
 душа священника уже покинула тело.
Он развернулся и осторожно двинулся в сторону второго выхода. Там было тихо. Олег быстро разобрал завал и выскользнул на улицу. Идти в общину не хотелось, но нарушить обещание умершему он почему-то не мог.

Россия, Санкт-Петербург, 14 июня 2050 года, 16 часов 20 минут
Вход в разрушенный монастырь он нашел быстро, постучал, произнес странную фразу, которой научил его священник. Из-за двери ответили: «Аминь». Она тихо распахнулась. На пороге стоял высокий бородатый мужик.
- Ты кто? Откуда? – спросил он, не предлагая Олегу войти.
- От отца Павла. Он вам передать просил, - Олег протянул коробочку мужику.
Он, изменившись в лице, осторожно взял дароносицу, перекрестился и повесил ее себе на шею.
- С отцом Павлом что? Где он?
- Умер. Недалеко тут, на старой подземной автостоянке.
- Знаю, где это. Давно?
- Час назад.
- Сейчас людей за телом пошлю.
- Осторожнее, там облава была. Я едва ушел.
- Проходи. Как звать-то тебя?
- Олег. Я лучше пойду, наверно. Я ведь не из ваших. С отцом Павлом я случайно познакомился, сегодня только. Проговорили пару часов, а потом облава пришла, он умирал уже, вот попросил вам дароносицу передать.
- Раз попросил, значит доверял. Проходи.
Олег вошел и оказался в длинном коридоре. Он уводил куда-то вглубь подземелья. Мужчина провел его запутанным ходом до большого слабо освещенного зала. Здесь было человек двадцать - примерно половина мужчин, остальные женщины и пара детей лет восьми. Все с удивлением смотрели на Олега.
- Семен, иди пока, посиди на вахте у входа.
Один из мужчин встал и нырнул в темный проход.
- Это Олег, его отец Павел послал, передал Святые Дары. Здесь теперь надолго хватит. Слава Богу! А батюшка скончался. Надо сегодня о упокоении помолиться. Андрей, Саня, батюшка умер на автостоянке под торговым центром, найдите тело и принесите сюда. Осторожно только, там сегодня облава была. Матушки
, парня накормите.
Мужчина, приведший Олега, явно был главой общины. Олега накормили, предложили прилечь. Это было давно забытое чувство безопасности, когда можно спать, не ожидая каждую секунду нападения. Проснувшись, он долго лежал, наблюдая за людьми в зале.
Они были другими, не такими, каких он привык видеть. В них не чувствовалось обычной настороженности, нап
ряжения. Казалось, они просто жили, не ожидая облавы, смерти. У каждого было свое дело, направленное на выживание всех.
Одна девушка особенно привлекла его внимание, может быть, потому, что была его ровесницей и выросла в том же мире, что и он. Она готовила ужин: быстро, ловко что-то нарезала, открывала консервы, накрывала на стол. И смотрела на мир удивительно светло и ласково.
После смерти родителей Олег видел только случайно встречавшихся одиночек, таких же, как он. Они не стремились к общению, наоборот, старались быстрее пойти каждый своим путем. Вели себя резко, напряженно, смотрели часто зло и настороженно.
Здесь был другой мир. Эти люди знали, зачем живут, и вместе им было хорошо. Так хорошо, что хотелось с ними остаться. Но Олег понимал, он тут - чужой. Казалось, они все знают что-то, неизвестное ему.
Поднявшись, он подошел к столу.
- Сейчас кушать будем, - приветливо улыбнулась ему девушка.
И он неожиданно для себя спросил:
- Почему вы - такие? Вокруг убивают, вы, вот, в подземелье вынуждены жить, прятаться, а страха у вас в глазах нет, и напряжения нет. Почему?
- Так на все ведь воля Божия. К смерти надо всегда быть готовым и жить спокойно. А там, уж, как Бог даст. Бояться, собственно, и нечего. Смерть - это как переход, ну, как роды в другую жизнь. Душа из тела выходит, а осознание себя, чувства - все при ней остается. Вот к той вечной жизни и надо готови
ться здесь. Там по здешним делам место каждому и определят. Вот так мы и рассуждаем, потому и не боимся.
- Трудно все это понять.
- Понять, может, и трудно. А верить легко. Тогда весь мир другим кажется.
- Может быть. Не знаю.
Олег поел со всеми и засобирался. Его пытались удержать, но он чувствовал свою чуждость здесь. Хотелось залечь где-нибудь одному и все обдумать. Слишком много узнал он за последние сутки. И он ушел. Неподалеку отсюда была одна незасвеченная квартира. Добрался он туда за полчаса, еще пара часов ушла
на то, чтоб прикинуть пути отхода, закрепить фал. К ночи он устал и уснул мгновенно. А потом очередная облава. И в какой уже раз удалось уйти.

Россия, Санкт-Петербург, 15 июня 2050 года, 07 часов 30 минут
Олег шел по улице и вспоминал все, произошедшее с ним за сутки. Он, то пытался мысленно возражать отцу Павлу, то соглашался с ним. Но, в любом случае, он понимал, что прикоснулся к совсем иной жизни, осмысленной, в отличие от его существования. Можно было оспаривать этот смысл или соглашаться с ним,
 но он был. А для чего жить ему, для чего сопротивляться, отстаивать свободу? Олег не находил ответов. И от этого было тошно. Нет, он чувствовал, что сопротивляться необходимо, но это был какой-то инстинкт, или, может быть, следствие воспитания. Родители научили его бороться, но не объяснили - зачем
.
Он уже привык быть всегда один, но сегодня было тоскливо. Почему-то очень хотелось увидеть снова тех людей, может он не такой, уж, чужой им. По крайней мере, они не отделяли его, наоборот, он чувствовал, что все они рады ему. Это было странно и непривычно. Полдня он промаялся, и к вечеру решился - о
н вернется к ним, попробует жить с ними, попытается понять их. А если не получится - уйти он всегда может. На душе стало как-то радостно, он быстро добрался до монастыря и постучал: "Молитвами святых отец наших..."
Дверь открылась. Семен улыбнулся:
- Ну что, вернулся? Правильно, вместе легче спасаться. Проходи, давай.
В трапезной давешняя девушка снова занималась готовкой. Она подняла на него ясный взгляд:
- Я знала, что ты вернешься, тебе ведь хорошо с нами, лучше, чем одному.
Олег улыбнулся и присел за стол. Его больше никуда не тянуло. Здесь была Жизнь.