Vive la France!

ОН.

     В девятнадцать лет он записался добровольцем на войну в Алжир.

Сначала его записали, а потом пожалели о том, что записали.На подготовительных занятиях ему так и сказали: «Ты настолько нелеп, парень, что мы будем боятся, как бы ты ненароком своих не подстрелил. Так что вали».

Тогда он, молодой, полный сил и энергии, отвергнутый на военном поприще,  отправился искать работу.

В то время во французских колониях была страшная нехватка учителей. Вот ему и дали выбор: или Карибские острова, или Африка, или Северная Америка. И он решил – Северная Америка. Для него это была экзотика – там холодно и много снега, как в Сибири.

Зовут его Жюль и было ему на тот момент двадцать лет.

Приземлился он в Монреальском аэропорту морозным январским вечером.

 Приехал он без тёплых вещей (точнее с ними, но они были теплые по французским меркам) поэтому встречавший его человек сразу вручил ему сапоги, теплые варежки и здоровущую куртку, в которой он, маленький и щупленький, утонул. Зато было тепло. 

И вот они с сопровождающим поехали в город. Наличие цивилизации в качестве дорог и высоток Жюля обрадовало: он то готовился жить в вигваме посреди лесов и снежной пустыни. Но вот уже центр города закончился, красивые гостиницы перестали мелькать, освещение стало более редким. Проехали они и спальные районы с двухэтажными домиками, в окнах которых горел свет, и шла ходом своя маленькая жизнь. А вот цивилизация вовсе уступила место беспросветной тьме, в которую светили фары от машины. А они всё ехали и ехали.

- А мы куда? – всё же решился спросить Жюль.

- Дальше. Нам ехать  ночь.

- Понятно...

Чем дальше ехали, тем менее обнадеживающе всё выглядело: леса, леса и никаких признаков человеческого существования.

- Тебе, кстати, говорили? – спросил после затянувшегося молчания сопровождающий. Его звали Жан-Ги. Был он лет сорока, невысокий, полноватый, с простым добродушным лицом. Изюминкой же его лица были небесно-голубые глаза. От них невозможно было оторвать взгляд.  Как и все квебекуа он был громкий и жизнерадостный.

- Говорили что?

- Что ты к монашками едешь, - и тут Жан-Ги разразился хохотом.

- Нет... – у молодого человека выпучились глаза. – Мне вообще ничего не говорили.

- Странно. Ну, в общем, знай, отныне ты преподаватель античной и средневековой литературы у монашек, - опять хохот.

- Ну как так?! Я ничего не знаю об этих исторических периодах! Я же специалист по двадцатому веку. У греков помню лишь «Одиссея» и то очень смутно. Средневековье мне вообще неведомо. Тут должно быть какая-то ошибка, - нервно пролепетал он.

- Расслабься. Что ты такой нервный и нудный? Не знаешь литературу?  Какая разница! На ходу разберешься. Главное, что в монастыре наконец-то появится учитель, а то устали искать: никто в глухомань ехать не хочет. Всем Монреаль подавай. А кто на периферии преподавать будет спрашивается?  Все избалованные какие-то стали. Противно, понимаешь?

- Понятно…

Но молодой Жюль всё понял неверно. Он был уверен, что его впереди ожидают
долгие серые будни в стенах монастыря, окружён он будет такими же серыми и скучными монашками; ему придется читать нелюбимые, неинтересные книги  и, вообще, он готовился умереть от тоски.  Но жизнь порой преподносит неожиданные сюрпризы, и он провел в стенах монастыря, находившегося в маленьком, но очень милом, чем-то напоминающим Швейцарию городочке, десять изумительно ярких, веселых и насыщенных лет.

Монашки в большинстве своём оказались поневоле запертым на всю жизнь в стены монастыря девушками (семьи большие, еды и денег мало, а с вопросом о женском трудоустройстве всё непросто), с горящими сердцами, мечтами о большой и светлой любви и богатейшей фантазией на разные шалости. Они вместе с молодым Жюлем открыли для себя богатство греческой и римской мифологии, но более всего им пришлось по душе разнообразие средневековой любви: от эротики, которую они втихаря читали в каморке у Жюля по вечерам, когда самые смелые молодые монашки прибегали к нему поболтать, почитать, похихикать, чтобы потом передать всё своим трусоватым подругам,  до возвышенной рыцарской любви.

Но вскоре Жюлю стало мало его "самоучных" знаний. Тогда он собрал вещи, простился со своими ученицами (ох, как они плакали) и отправился в Монреаль. Он хотел стать медиевистом.

Вскоре он закончил Монреальский университет и стал преподавателем средневековой литературы в колледже.

Личная жизнь у него складывалась не самым благополучным образом, и к сорока годам он так и не женился. Зато он был уважаемым специалистом и за ним до сих пор бегали молодые студентки.

ОНА.

      Она родилась в маленьком квебекском посёлке. Родители её были фермерами. Образование, как и все её двенадцать братьев и сестер, она получила в сельской школе, в которой преподавали монашки.
Её звали Франция.

В двадцать лет она как-то по радио услышала, что, оказывается, есть такая страна Франция и эта страна подавляет восстание против её самой в другой стране Алжире.
Она так огорчилась, что прибежала домой в истерике  и устроила родителям скандал:  за что, зачем, почему, ну почему её назвали именем страны. Отец её курил за столом трубку, параллельно что-то чиня, а мать мыла посуду. Оба переглянулись и мать виновато так ответила: «Мы же не знали, что это страна. Нам просто понравилось имя и всё. Ну красивое же имя у тебя, Франция. Скажи, Луи, красивое же имя». «Хм» , - промычал отец.

Франция всплеснула руками, убежала в свою комнату и решила раз и навсегда, что не хочет быть такой же тёмной, как её родители.

В 1964, после того, как женщинам в Квебеке разрешили получать средние и высшее образование наравне с мужчинами, она собрала свои вещи и уехала в Монреаль. Она хотела стать математиком.

После долгого и нелегкого пути она стала преподавателем математики в колледже.
Личная жизнь складывалась не самым благополучным образом, но носительница имени страны, славящейся любовью, давно перестала расстраиваться по этому поводу. Ей было сорок лет, она была не замужем,  ее уважали коллеги и искренне любили студенты. С некоторыми студентками она даже дружила - они, несмотря на разницу в возрасте, были закадычными подругами. 

ОН И ОНА.

      Так совпало, что одна группа из четырех студенток-подружек одновременно водила дружбу и с Францией, и с Жюлем.

И решили как-то подружки свести двух своих любимых одиноких профессоров. Они рассказали Жюлю о Франции, а Франции о Жюле, а затем поделились с каждым  своим замыслом. Всё было поэтапно, аккуратненько, дабы не спугнуть “стариков”, как они про себя шутили.

 Обе стороны сначала противились - каждый был на тот момент разочарован в любви по-своему и не желал новых расстройств. Судьбоносным в сложившийся ситуации оказалось столь ненавистное ей в юности её же имя  Франция: Жюль, как услышал, что предлагаемую ему даму зовут именем его родины, сразу решил - она моя судьба.   
Так и вышло. Однажды вечером после занятий, просто встретились два одиночества, как поётся в песне, и раздули друг у друга костёр любви.

Сейчас они вот уже сорок лет женаты. Детей у них нет. Зато у них много племянниц и племянников, разбросанных по всему миру.

Подружки-сводницы сделали, однако же,  доброе дело.