Государственник

     Юрий Иванович Ёжиков – отставной майор, а теперь работник недавно созданного небольшого частного хозяйственного предприятия – пробирался сквозь митингующую толпу людей, возбуждённых, судя по лозунгам и речёвкам, недовольством центральной и городской властью. Время после недавнего сноса прежнего политического режима в стране ещё оставалось неспокойным, так что народ продолжал несанкционированно митинговать, сносить памятники, постреливать друг в друга.
 
     Юрий Иванович сегодня замешкался с домашними делами и вопреки обычной для него пунктуальности опаздывал к началу своей смены, начинавшейся со второй половины дня. Ничего хорошего это ему не сулило. Работу-то получил по протекции друга, который, в свою очередь, был хорошим знакомым хозяина предприятия, откровенно ненавидевшего по какой-то причине, как он говорил, «офицерскую пиз.обратию». Потому к Ёжикову был особо придирчив. – Глядишь, не ровен час, и без работы останешься, - нервничал отставной майор. По нынешним-то временам, когда не знаешь, найдёшь ли назавтра в холодильнике хотя бы ножку Буша, это стало бы для него настоящим бедствием. – Пойди тогда найди какой-нибудь заработок. - А пенсия мизерная, а жена-инвалид, а двое ещё несовершеннолетних детей – в общем, как говорится, зубы на полку.
 
     - Достали эти свободолюбцы, костерящие государство, - зло бурчал про себя Ёжиков, лавируя между протестующими, поскольку это был кратчайший путь к месту его работы. – Собираются, что ли, жить как первобытные!? - Должна же быть в конце концов какая-то организующая структура, чтобы обеспечивать их существование!  - Если не будет государства, то кто тогда станет защищать этих людей от нападения соседних племён, снабжать едой, которую они сами добывать не умеют и, видимо, думают, что она растёт на деревьях. Да мало ли ещё какие полезные атрибуты жизнеобеспечения есть, которыми эти свободолюбцы пользуются, не задумываясь о том, что предлагать их может только государство. - Сидят, рассуждают, бузят – в основном, сытые, одетые, обутые. - Так и хочется окунуть их мордой в дерьмо, которое они оставляют после себя и которое вынуждено убирать за ними государство.
 
     - Речь о государственности вообще, - уточнял он для себя. Свободолюбцы ведь по большому счёту против всякого государства, имеющего принудительную функцию. А оно не может её не иметь по определению. У них всякое долженствование, даже если оно связано с тем, чтобы заставлять их оставаться прямоходящими, вызывает внутреннее напряжение, неприятие, недовольство, сопротивление. - Чувство свободы и независимости сугубо индивидуально. У одних его определяет физиологическая удовлетворённость. У вторых - несогласие с каким-нибудь чиновником, заволокитившим их интересы или прищемившим им хвост. У третьих, чисто интеллигенции, - а это главные бузотеры, - имеет место быть интеллектуальная, профессиональная неудовлетворённость или несостоятельность.
 
      Ежиков с подозрением относился к доброхотам, борющимся в их понимании за улучшение окружающего мира. Ему нравились розовощёкие, уравновешенные люди, не рассуждающие о высоких материях, живущие простыми, естественными потребностями. – Жизнь, ведь, можно видеть по-разному, - говорил он себе. - Главное не брать на себя ответственность за то, что тебя не касается, не возлагать на себя обязательства за внешние, независящие от тебя обстоятельства. Смириться с фактом личной подневольности. Наконец, всегда помнить о том, что после сумерек и ночи обязательно наступает рассвет. Это и будет началом обретения личной свободы и независимости. Митинговать тогда не захочется. Эти соображения о неспокойном времени, в котором он жил, не раз посещавшие Ёжикова, мгновенно пронеслись в его голове и сейчас.

     Он, конечно, понимал противоречивость его панегириков в адрес государственности хотя бы в силу своего незавидного материального положения, в котором он находился именно по её вине. Но, трезво размышляя, приходил к выводу, что альтернативой ей были бы анархия, разруха, хаос. Он был её вынужденным союзником.

     Выход с площади, к которому Ёжиков, наконец, пробился сквозь толпу протестующих, оказался перекрытым двумя рядами милиционеров с укороченными автоматами за спиной и резиновыми дубинками в руках. Он попытался пройти сквозь них, поясняя, что опаздывает на работу, но не тут-то было. Его не хотели пропускать. Задача милицейских заключалась, видимо, в том, чтобы заблокировать площадь, не дав протестующим выйти на городские улицы, выявить и изолировать зачинщиков, для чего в готовности стояла колонна автозаков. Что за люди окажутся в результате арестованными, с этим им ещё предстояло разбираться.
 
     Ёжиков запаниковал и после очередной попытки протиснуться сквозь милицейский кордон один из милиционеров, возбуждённый противостоянием с митингующими, со всего маху огрел его дубинкой по спине. Ёжиков взвизгнул, и, видимо, вспомнив своё казарменное прошлое, взялся по чём свет зря зло и грубо поносить ударившего его блюстителя порядка. Прошёлся и по его матушке и по батюшке, получив в ответ ещё один болезненный удар, пришедшийся теперь по правой почке, которая у майора уже второй год напоминала о себе серьёзными болями. Он просто взвыл от страшной боли, а чуть отойдя от неё, разразился проклятьями уже не только в адрес блюстителя порядка, но и государства, охраняющего себя с помощью подобных «варваров».
 
     Через несколько минут государственник Ёжиков был в автозаке. Оказавшись там, он уже не вспоминал о сумерках, ночах и рассветах. Теперь он был против государства, вмиг изменив своё мнение о нём. И уже не отыскивал причин, чтобы оправдать его неразбочивость, немилосердие, даже жестокость к нему лично – своему союзнику.

     Спустя неделю Ёжиков скончался. При вскрытии выяснилось, что имеет место внутреннее повреждение органов, в том числе разрыв почки, образовавшийся в результате удара тупым твёрдым предметом.

14 марта 2023 года